из электронной библиотеки / 403191201388836.pdf
.pdfНа Крещенье, которое замыкало святочный рождественский цикл, принято было очищаться от скверны, окунаясь в прорубь – «Иордань». Такое купание предпринимали те, кто на святках «рядился», то есть надевал на себя маску – «личину». К ледяной «Иордани» обязательно совершался крестный ход, затем – торжественная служба у воды.
Вообще праздников на Руси было много, на них приходилась почти половина года. В России XIX века праздников было 140 – 150 дней в году: это праздники, установленные православной церковью и собственно народные праздники.
У каждого праздника была своя «обязательная» часть. На христианские и престольные праздники обязательно ходили в церковь. На народных праздниках большую роль играли обряды и ритуалы, связанные с хозяйственным благополучием, защитой от стихийных бедствий и неурожая, а также семейная часть, связанная с коллективной трапезой.
Особое значение и особый разгул имел древнейший праздник – Масленица, практически не изменившийся вплоть до XIX века. Помимо семейной символики, на Масленицу существовало много игр, связанных с идеей борьбы. Это и обязательные мужские рукопашные бои, в которых в определенной последовательности принимало участие все мужское население деревни, за исключением немощных, убогих и стариков, и многолюдные состязания, когда одна деревня сражалась с другой. Во многих регионах были приняты баталии по взятию и разрушению «снежных городков», к которых принимали участие и стар и млад.
Кулачные бои были неотъемлемым элементом традиционных праздников и, несомненно, являлись не только азартным и жестким состязанием в ловкости и силе, но и красочным зрелищем, привлекавшем толпы болельщиков. Противоборствующие «стенки» часто двигались по улице в тесном коридоре, образованном стоящими по обеим сторонам зрителями, дружно подбадривавшими «своих». «Подначивание» и натравливание соперников друг на друга является неотъемлемым элементом любого зрелищного соревнования, будь то бой гладиаторов или современный хоккей или футбол.
Агон в масленичных гуляниях проявлялся также и в обычае в праздничные дни, а праздник продолжался две недели, кататься с высоких ледяных гор. Это было своего рода гаданье – чем дальше прокатишься – тем длиннее жизненный путь.
Непременным игровым элементом этого праздника был обычай наряжать разноцветными лоскутами и колокольчиками праздничное дерево, которое потом возили на санях (явный отголосок культа духа дерева). Устанавливали большой столб, на вершине которого располагалось колесо (символ мироздания). Обязательным элементом этого праздника являлось также катание на конях (конь – символ солнца), ряженье в лошадей, быков (символ плодородия). В дни праздника пели Коледу (Коло – бог зимнего солнца), обязательно сооружали соломенное чучело Масленицы, которое наряжали в женское тряпье. Его с величальными песнями встречали в начале праздника, а в последний день – «провожали», сжигая на костре.
Даже в XIX веке в русских городах, когда уже не сооружалось чучело, не пелось ритуальных песен, этот праздник сохранял множество архаичных черт. Обязательно повсюду пеклись блины, сооружались катальные масленичные горы – высокие, ледяные, с елками и разноцветными шарами по бортам. Мчались конные упряжки, причем коней наряжали особенно, лентами и розанами. Устраивались кулачные бои. Разыгрывались откровенные эротические сцены «Масленка парится в баньке»: мужик, изображавший Масленку, раздевался донага, брал веник, входил в лодку и там «парился» на потеху публике. Причем «парились» не молодые озорники, а почтенные, пользующиеся уважением люди старшего возраста. Значит, когда-то это было не развлечением, а важной частью масленичного ритуала.
На Масленицу парни и девки общались очень свободно. Например, в Поволжье молодые люди «собирали целовки»: парень, усадивший себе на колени девушку и
скативший еѐ на санях с горы, имел право прилюдно еѐ поцеловать, причем долго и взасос, отчего к концу Масленицы губы девушек чернели. Но это не только ни к чему не обязывало, но и не бросало тень ни на девушку, ни на парня.
Благовещенье, которое наложилось на древний языческий праздник, связанный с днем весеннего равноденствия, было знаменательно тем, что в этот день вплоть до начала XX века сохранялся древний обычай – выпускать на волю птиц. В дохристианские времена считалось, что в этот день Солнце вступает в брак с Землей, и она пробуждается ото сна. В день весеннего равноденствия исполнялись ритуальные песни, главным мотивом которых было «отмыкание земли». Это означало, что на волю выпускались тепло, зелень, благодатные росы. «Ключами» для отмыкания земли наделялись птицы, поэтому и принято было выпускать их на волю. Народ весело раскупал и озорно выпускал
внебо тысячи снегирей, овсянок и других птиц, которых привозили в город крестьяне из окрестных деревень.
Как и сейчас, существовали праздники «женские» и праздники «мужские». Сугубо мужским праздником в России считался Никола вешний, или «никольщина» (22 мая по новому стилю). В этот день совершался первый выгон коней «в ночное». Парни и женатые мужики отправлялись в поле или в лес, взяв с собой яйца, сало и хлеб, разводили костер, жарили яичницу, выпивали и веселились всю ночь. Женщины и девушки на этот праздник не допускались.
Троицко-семицкие праздники – это цикл праздников, приуроченных православной церковью к Пасхе, заключающие пасхальные торжества. Восходит праздник к древним языческим традициям поклонения духу священного дерева, именно этим объясняется присутствие на празднике до сего дня березы, еѐ веток, которые развешивают над воротами домов, а также духам предков. Обряды «зеленых святок», как называли этот праздник, знаменовали прощание с весной и встречу лета, прославляли зеленеющую и плодоносящую землю. По старинному обычаю, утром необходимо было посетить кладбище, а веселье начиналось после обеда. Гулянья, игры и хороводы происходили или
влесу, вокруг березки, или в деревне, куда с песнями вносили срубленное и украшенное дерево. Для праздников этого цикла, как замечает А. Афанасьев, характерен разгул и бесстыдство, пьянство и прелюбодеяние. Это объясняется тем, что для человека с мифологическим мышлением, каким и был русский крестьянин, троицко-семицкий праздник был торжеством жизни над смертью. Поэтому буйные игрища должны были знаменовать победу жизни.
Особенно ярко это проявлялось на Ивана Купалу, самый важный и самый разгульный праздник в году. Этот праздник приходился на день летнего солнцестояния, требовал от каждого участника активного действия, особого поведения, соблюдения правил. Повсеместно в этот день жгли костры, которые имели очищающую силу, причем огонь для них должен быть «живой», полученный путем трения. Омывались в реках и источниках, прыгали через костры. Народное поверье гласило, что у того, кто выше всех прыгнет через костер, у того колос хлеба уродится выше.
До XIX века в некоторых местностях сохранился обычай делать из соломы идола – Купалу, причем одетого в женскую сорочку с венком на голове. Иногда Купала – это просто пучок соломы, который кладут на землю перед колом, вбитым в землю. В любом случае этот символ вечером либо сжигают, либо топят.
На Ивана Купалу принято было много гадать, причем гаданья эти разнообразны, связаны как с судьбой человека, так и судьбой урожая. Так как праздник этот – пограничный, переходный (солнце меняет свой бег по небосклону), то множество купальских поверий связано с оберегом от нечистой силы, которая особенно опасна и сильна в этот период. Собирают травы-обереги, прыгают через крапиву, не выпускают лошадей в поле. Самая распространенная игра этого праздника – горелки, связанная с темой огня.
Ильин день – 2 августа нового стиля, заменил Перунов день. Илья, как когда-то Перун, держит в своих руках небесные стихии, поражает небесным огнем врагов истины. Праздновался этот день торжественно, сопровождаясь специфическими обрядами, связанными с тем, что Илья покровительствует земледелию и скотоводству. Поэтому в этот день церковь молится о ниспослании дождя на землю, если засуха. В этот день собирали рогатый скот и освящали его. Илью принято было умилостивить дарами, для чего приносили в церковь баранью ногу, либо забивали рядом с церковью быка, которого все прихожане раскупали за деньги (деньги шли на нужды храма).
Осенние земледельческие праздники – Спасовки и Оспожинки. Эти праздники приходятся на время напряженных сельскохозяйственных забот, и поэтому все обряды этих праздников направлены на освящение колодцев, первых даров нового урожая. В полях после уборки принято было оставлять несжатыми несколько стеблей ржи, из которых связывали «Спасову бороду», обращенную корнями вниз. После этого плели венок, надевали его на голову одной из девушек селенья, гурьбой шли в деревню, где поздравляли хозяев поля с окончанием жатвы, желали благополучия и наследующий год. Хозяева обязательно угощали помощников.
Жнивные обряды исполняли женщины, которые собирали последний сноп – «именинник». Его наряжали в сарафан, несли с песнями на «складчины» или «братчины», обязательно устраиваемые крестьянами по поводу уборки урожая.
Земледельческий праздничный календарь заканчивал праздник Покров. С этого праздника, который приходится ныне на 14 октября, заканчивались полевые и начинались зимние работы, проводимые дома. Начиналось прядение, тканье, шитье, подготовка сельскохозяйственной утвари, продажа излишков сельхозпродуктов на ярмарках. Считается, что с Покрова на Руси начинались молодежные посиделки, на которых молодежь приглядывалась друг к другу, проводила время в беседах и игрищах.
Самым значительным в России к XIX веку стал праздник Пасхи, в отличие от всех других праздников, не имел языческой подоплеки. Это был день всеобщего торжества православного люда. Разнообразными были пасхальные забавы. Начиная с воскресенья, на протяжении трех дней всем прихожанам разрешалось звонить в церковный колокол. Больше всех этим правом пользовались дети. Пасхальному колоколу приписывалась определенная ритуальная роль. Считалось, что он отпугивает «нечистую» силу и способствует тому, «чтоб гречка родила». Кроме колоколов, ритуальный шум создавали при помощи разнообразных самодельных приспособлений. Мальчики-подростки стреляли на Пасху из самострелов – «моздырей». Самой важной частью пасхального гулянья под открытым небом считались игры, песни и танцы. Молодежь соседних сел соревновалась между собой в том, кто лучше организует гулянья. Популярной детской игрой на Пасху было «цоканье» – разбитие яиц (эта забава восходит к древним игрищам языческой Красной горки). Сначала «цокались» «носками», потом «гузками». Тот, кому удавалось разбить яйцо соперника, забирал его яйцо себе, как выигрыш. Игры парней имели спортивный, молодецкий характер состязаний. В девичьих играх испытывались художественные способности участниц – умение танцевать, петь, перевоплощаться в определенный образ. Не зря пасхальные игры считались в народе настоящей ярмаркой нареченных.
Пасха отличалась от всех праздников тем, что на ней доминировал красный цвет. Пасхальные лампадки, венки на образах, ковры на полу, крашеные яйца – все красного цвета. Это праздник всеобщего ликования и радости, качелей, каруселей и – позднее – народных гуляний.
К концу XIX века праздничная культура России сложилась полностью. Она включала в себя как народные праздники, насыщенные земледельческой символикой, восходящей к языческим временам, так и праздники городские, вбиравшие народные традиции, и в то же время формировавшие собственный язык. Праздников было много, и
народ отмечал их с упоением, участвуя в их ритуалах, наслаждаясь атмосферой совместного радостного праздничного действия. Тем самым способствуя единению и установлению гармонии в своей душе.
ТЕМА 5.2. ПРАЗДНИКИ И ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ДОПЕТРОВСКОЙ ЭПОХИ
В России XVII века наряду с народными гуляниями, семейно-бытовыми праздниками важную часть культуры стали составлять торжества горожан. Как замечает А. Котлярчук, «создавался особый мир городского праздника, отличный от обрядовых праздников сельских поселений. То есть, наряду с традиционной культурой народных праздников, в большинстве своем восходящих к языческим, начинала складываться культура праздника городского. Городской праздник включал в себя три основных компонента: торжественно-официальный, массово-развлекательный (народные гуляния); семейно-бытовой. Народные гуляния сосредоточивались, как правило, на рыночной площади, в них доминировала «карнавальная атмосфера», где все были равны, выполняя правила общей праздничной игры, то есть все были участниками праздника. Официальные торжества, наоборот, характеризовались подчеркнутой демонстрацией иерархии, жестким разделением на исполнителей и зрителей. Власть начинала активно внедрять новые формы государственных праздников, внедряла собственный канон церковно-гражданских торжеств. Специфика праздничной обрядности горожан состоит в том, что аграрно-магическая сторона праздника постепенно утрачивается, главную роль начинают играть общегородские (светские и церковные) праздничные церемонии. Именно поэтому начинается активная, жестокая борьба со скоморошеством, как хранителем языческой обрядности, с тем, чтобы «огосударствить праздничную жизнь» (М. Бахтин), вложить в неѐ новые ценности, которыми выступали преданность династии, стране, городу (в государственных торжествах), или – приобщение к духовной вечности в церковных праздниках (Рождество Христово, Крещение Господне, Св. Пасха).
Сценарий торжественно-официальных городских праздников великорусских городов XVII века развивался в рамках православного календаря, отражая державную идеологию и традиции праздничной обрядности русской православной церкви. Официальный характер праздничных церемоний подчеркивался обязательным участием светской и духовной власти, приглашением иностранных посольств. В них непосредственное участие принимали войска, дворяне, чиновники, духовенство, ремесленники. Женщины, дети, крестьяне окрестных сел, жители других городов были зрителями.
Городской праздник XVII века наследовал народную культуру, включая в праздник еѐ способы украшения праздничного пространства, систему норм и ценностей, песни и обряды, – то есть эстетический комплекс материальной и духовной культуры городского праздника во многом повторял народный праздник. Но при этом более жесткий, чем в деревнях, контроль церкви не позволял сохранять языческие обряды, а диктат светских властей приводил к тому, что большую роль играли идеологические установки.
Игровые элементы праздничной культуры в русском городе были резко сужены. Это объясняется борьбой с языческими элементами праздника. Под угрозой штрафных санкций была запрещена организация игрищ на Святки, как ересь было осуждаемо ряженье, как вещь языческая в большинстве случаев воспринималась музыка. Поэтому в праздниках русских городов было ограничение музыкальных, драматических, геральдических эффектов. Торжественность официальных церемоний подчеркивалась тишиной, а также колокольным звоном.
Однако, при этом известны случаи, когда власти (как светские, так и церковные) использовали элементы народной праздничной культуры, в частности, ряженье, когда необходимо было социальное снижение какого-либо явления. Так, Иван Грозный практиковал в своей политике такой прием: на воинов, сбежавших с поля боя, надевали женские охабни и водили по улицам. Еретиков, осужденных на Московском соборе 1490
года, также обряженных в маски и одетых в рогожу, с табличками «се есть сатанино воинство», возили по Москве, и всем горожанам повелено было плевать в них.
В XVII веке власти прибегали и к услугам скоморохов. Например, они принимали участие в мистериальном театрализованном обряде «пещного действа», им было разрешено показывать этот обряд в течение двух недель Святок. Также они разыгрывали сюжеты из «Страшного суда». Скоморохи могли по разрешению патриарха бегать по улицам с особым фейерверком, причем они зажигали бороды прохожим и особенно приставали к мужикам, которые могли откупиться от них копейко. Но праздники с языческим содержанием были под строжайшим запретом. И постепенно в народе, а прежде всего – в городской среде, сформировалось настороженное отношение к игровым
исмеховым элементам культуры, о чем могут свидетельствовать пословицы мещанской среды: «Бог сотворил попа, а черт – скомороха», «Смехи да хи-хи вводят в грехи», «Заиграл в суръну, да попал в тюрьму».
Официально-парадные торжества и церемонии ставили своей целью пропаганду государственной идеологии, демонстрировали социальную стабильность и единство всех социальных групп горожан. Участие в торжествах рассматривалось как форма общественного долга. Власти обязывали участвовать в праздниках не только горожан, но
ижителей сельских округов. Например, в Пскове собирали всех дворян и детей боярских в радиусе 20 верст от города.
Сценарий официально-парадных торжеств и церемоний развивался в традициях русской православной церкви. Многие праздники русской православной церкви имели статус государственных. Они трансформировались в сложные гражданско-церковные церемонии, проходившие с применением уникальных драматических приемов. Драматизированным действием было и «венчание на царство» русских правителей дома Романовых. В 1645 году Указом Михаила Федоровича устанавливается новый государственно-церковный праздник 22 октября в честь очищения Московского государства от поляков – праздник иконы Казанской Богоматери.
Новые, официальные праздники, входили в обиход не сразу. Властям приходилось прикладывать немало усилий, чтобы праздники не игнорировался широкими слоями населения. Подтверждением этого служат распоряжения властей о запрете работы в день праздников, указы об участии различных социальных групп в праздничных торжествах.
Однако в XVII веке в русских городах происходят существенные изменения в демографической структуре русских городов. В них появляются поселения «литовских людей», греческие, армянские, грузинские кварталы. Многие в Москве начинали брить бороды по европейскому образцу и носить польские кунтуши. Выходцы из Европы вносили свой вклад в развитие городской праздничной культуры России, в становление новых праздничных форм:
–панегирической поэзии,
–элементов театра,
–эмблематики и геральдики,
–музыки,
–партесного пения
Сыграла свою роль и реформа русской православной церкви, проводимая с 1653 года. Начавшийся раскол и переход в «староверие» активизировали позицию власти в области официальной праздничной культуры. Все это способствовало тому, что в VII веке, еще до реформ Петра I, начала развиваться иная, отличная от сельской, модель городского праздника.
Праздник включал в себя крестный ход с иконами и хоругвями, под непрерывный колокольный звон. Если торжество было посвящено встрече посольских гостей, то обязательно вручали «хлеб-соль» (это делал казначей). Хлебом встречали и царя, если он въезжал в город после отсутствия. Зрелищная сторона церемоний многое теряла из-за
запрета на триумфальные шествия. Вместо него расставляли несколько тысяч стрельцов по маршруту следования делегации вдоль улиц. В 30-х годах XVII столетия внедряются новые зрелищные элементы: барабанный бой знамена с геральдическими изображениями. В грандиозной встрече (16 тысяч участников) турецкого посольства используется музыка, изображения двуглавого орла.
Новым словом в развитии праздничной культуры русского города становится триумфальный въезд царя Алексея Михайловича Романова в 1655 году после «литовского похода». Посадские люди, духовенство, дворяне. Чиновники, стрельцы встретили русское войско во главе с царем у Земляного вала. Праздничное шествие к Красной площади возглавлял крестный ход духовенства, причем для зрелищности они несли предметы православного культа (иконы, свечи и богослужебные книги) на длинных жердях. Впереди хода несли золотом оправленный фонарь, в котором горели сотни свечей, и был установлен большой крест и четыре звезды. Царские певчие в белых одеждах пели псалмы. За большим крестом Константина Великого шествовал Великий Государь, затем следовал двор, причем их окружали прекрасно убранные семь рот драгун на лошадях. Шествие сопровождала игра русских военных музыкантов: литавры, трубы и сурны. В знак уважения перед патриархом и царем, по народному обычаю, люди «дорогу мели, честь чистили». На Красной площади, на помосте Лобного места, патриарх Никон произнес панегирик (восхваление) в адрес царя, где сравнил его с пророком Моисеем и вручил царю крест Константина Великого. Царь подарил патриарху икону Божьей Матери. Затем царю вручили дары от гостей и посадских. В завершение царь, по обычаю, о здоровье спросил, а все ударили челом и царскому величеству многолетствовали.
Все более зрелищными становились встречи иностранных посольств. Доходило до откровенной театрализации. Так, в 1678 году польское посольство встречал «ангельский легион». Изображавший ангелов отряд был одет в красную длинную одежду, верхом на белых лошадях. К плечам каждого были прикреплены крылья, поднимавшиеся над головой и красиво раскрашенные. Крылья были сделаны из орлиных перьев, воткнутых в небольшие деревянные брусочки, и держались на всадниках с помощью кожаных ремней. В руках «ангелы» держали пики, на конце которых были закреплены фигурки крылатого дракона, вертевшиеся на ветру. В ходе встречи звучали пушечные салюты, которые все чаще включались в праздничные торжества.
Часто в ходе шествия войск организаторы по нескольку раз прогоняли одни и те отряды, чтобы их казалось больше. Это говорит о театрализованном характере посольских встреч.
Особо следует выделить такой специфический зрелищный элемент городских праздничных торжеств, как убранство конной упряжи. В праздничные дни горожане надевали на лошадей ценные попоны, в том числе из шкур диких животных, а также парадные уздечки и седла красного и белого цвета. Украшали лошадей серебряными цепями, издающими мелодичный звон.
До Петра I большей частью царские церемонии оставались в пределах дворца и собора, где только избранные могли посмотреть на «светлые очи» царя.
Однако по большим религиозным праздникам монарх демонстрировал величие своего двора в царских выходах из дворца и облекал атрибуты светского великолепия в духовную форму. Царские выходы, с участием духовенства, представляли иератический образ христианского императора, окруженного своими слугами и духовенством. Самым пышным из них было водосвятие, происходившее ежегодно 6 января во время праздника Крещения. Царь и патриарх шествовали к Москва-реке, где патриарх благословлял воды через прорубь, а царя окроплял водой. Эта церемония мало походила на свой византийский прототип, остававшийся в пределах дворца. В византийской церемонии главную роль играл император, а в русской версии 16-го столетия в процедуре доминировал митрополит, сидевший на троне, в то время как царь стоял. В начале 17 века
эти позиции сменили друг друга, а в последние десятилетия порядок церемоний зависел от равновесия сил царя и патриарха.
Невзирая на свое происхождение, Водосвятие к концу 17 века стало празднеством единения царской элиты, отделенной от подданных символами власти и пышными одеяниями. Царь появлялся в роскошной мантии, якобы напоминавшей византийскую и называвшейся «порфирой». Он надевал бармы и корону с рубинами. В руках у него был царский скипетр, тоже украшенный драгоценными камнями. «Животворящий крест» из регалий Мономаха висел на золотой цепи. Его медленный и утомленный шаг к концу долгого шествия подчеркивал отдаленный от простых смертных и статистический характер его власти. Придворные тоже шествовали в богатых одеждах; люди, одетые в обычные кафтаны, могли смотреть на церемонию, но не участвовать в ней.
Это было впечатляющей демонстрацией господства. Но, пожалуй, поразительной чертой Водосвятия было присутствие 200 стрельцов из каждого полка. Еще 150 сопровождали царя. Другой полк с барабанами и знаменами охранял дорогу. В конце 17 столетия подразделение ярко разодетых канониров в течение всей церемонии стояло на часах возле своих пушек. Церемония Водосвятия начала походить на европейский триумф.
Другие церемонии демонстрировали гармонию между светскими и церковными властями. Особенное впечатление производил на иностранцев ежегодный крестный ход в Вербное воскресенье от Успенского собора в Кремле до Покровского собора (Василия Блаженного) на Красной площади. Шествие воспроизводило въезд Христа в Иерусалим. Царь в пышном убранстве своих царских одежд, со скипетром в правой руке, вел патриарха, который, сидя боком на коне, играл роль Христа на осляти. Предлагалось несколько разных интересных толкований церемонии. Но в контексте других церемоний 17 века, таких, как Водосвятие и венчание на царство, она представляется еще одним способом показать единение элиты в ответ на беспорядки в обществе, угрожающие государственному строю. Царь демонстрирует почтение патриарху как преемнику Христа, хотя его правительство все больше подчиняло церковь государственному контролю. В Крестном ходе опять фигурируют стрельцы. Именно их, а не московских горожан, гравюра того времени рисует распростертыми перед процессией.
В конце VII века в церемонию венчания на царство были введены дополнительные аналогии между русским царем и византийским императором, с одной стороны, и европейскими монархами, с другой. При въезде на свою коронацию в 1676 году Федор Алексеевич появился в опашне, золотом кафтане, впервые надетом еще Алексеем Михайловичем в подражание византийскому императору. Коронование началось с того, что царь, по примеру византийской, французской и английской коронаций, прочел Символ веры.
Стоя на помосте перед троном, Федор заявлял, что все «Великая Россия, Великие Государи», от Рюрика до Михаила Федоровича, были коронованы. Он использовал слово «Россия», заменившее слово «Русь» при именовании пределов царской власти. Федор Алексеевич во время своего венчания на царство впервые причащался в алтаре вместе с духовенством. Такая практика появилась еще в царствование Алексея Михайловича. Патриарх и два митрополита подносили ему облатку и чашу, но царь не позволял себе входить в алтарь или причащаться из дискоса и потира, как священники и иерархи церкви. Подобно византийскому императору, он причащался как низшее духовенство, и это уравнивало его достоинство с французскими королями, причащавшимися на коронациях облаткой и вином наравне с духовенством. ВОследствии все русские государи будут причащаться во время коронации в алтаре.
Таким образом, к концу XVII века в России начала складываться особая культура городского праздника, основу которого составляли народные традиции и официальные
церемонии. Окончательное же становление городского праздника происходит во время правления царя-преобразователя – Петра I.
5.3. ПРАЗДНЕСТВА И ПРЕДСТАВЛЕНИЯ XVIII ВЕКА
XVIII век – особый в истории праздничной России, ибо он характеризует новый поворот в культуре праздника – путь европеизации, обозначенный реформами Петра I.
Для праздника Европы и культуры в целом этого столетия характерно то, что театральное искусство стало доминирующим, пронизав и войдя во все виды искусства, наделив их своими художественными приемами, театрализовав литературу, архитектуру, живопись. Именно в этом веке особенно актуальной была мысль Шекспира: «Весь мир – театр, и люди в нем – актеры». Театр стал эмблемой призрачности жизни, тщетности человеческих стремлений к вечному и незыблемому, но в то же время – метаморфоза театра звала человека к самоизменению, к преображению своего «Я» и
окружающего мира.
В эпоху Петра I любое событие государственного значения обставлялось зрелищно. Зрелищность достигалась за счет максимального использования театральных приемов. Особенно ярко в петровскую эпоху стали проводиться триумфы.
Так, уже в 1696 году в Москве была организована триумфальная встреча войск, прославившихся под Азовом.
30 сентября 1696 года Петр I отпраздновал свою победу над крымскими татарами в Азове римским триумфом. Его армии прошли через классическую арку, построенную по его распоряжению. С одной стороны свод и фронтон поддерживала массивная рельефная фигура Геркулеса с надписью над ней: «С Геркулесовой крепостию». С другой стороны высилась фигура Марса под словами: «С Марсовою крепостию». В том же году, когда умер единокровный брат Петра Иван и Петр начал править единолично, он заявил о новом языке символов и политической образности, заимствованных из репертуара западноевропейского абсолютизма. Геркулес и Марс означали неодолимую сверхчеловеческую силу, которую Петр приписывал современной армии.
Петра сравнивали с Константином, но с Константином-воином, а не с благочестивым христианином.
Шествие по городу длилось с 9 утра до наступления ночи. Петр шел во главе моряков за санями Лефорта. Он был в черном немецком платье, шляпе с белыми перьями, с алебардой в руке. Вдоль всего пути были расставлены пленные турки. Семеновский полк вел полковник Чемберс, генерал Патрик Гордон шел во главе своих войск, а замыкали шествие полки стрельцов.
Петр принес в Россию ренессансный политический спектакль, инсценировав вступление войск на манер французских королей Карла V и Генриха IV. Он подражал европейским монархам, которые, в свою очередь, подражали классической модели.
Первые церемониальные зрелища петровского времени окружили власть царя сценическими эффектами ратного поля. Для Петра празднества были символическим эквивалентом государственного переворота, они сопровождались чудесами, прежде дозволенными только Богу.
Все триумфальные процессии и церемонии протекали по специально написанным сценариям. Иногда их ставили преподаватели духовных школ. Например, 9 ноября 1703 года «славяно-греко-латинских училищ нижайшие рабы и всегдашние богомольцы, учители и все учительное собрание воздвигали врата триумфальные со многими украшениями».
Для театрализации церемоний характерно многофункциональное использование одних и тех же художественных элементов. Сценическое пространство, в котором происходило действо, было открытым, это были площади, улицы. Могло оно сводиться к повозкам, на которых размещались актеры, символы, аксессуары и которые были не только средствами передвижения, но и декорациями, и оформлялись в виде храма или
возвышенности. Неподвижными декорациями в процессиях «служили сооружения окказиональной архитектуры, т. е. декоративные постройки, сооружаемые в связи с различными событиями в общественной и частной жизни. Эти сооружения изображали пирамиды, триумфальные арки, колонны, античные храмы, делались из дерева или гипса, которые потом раскрашивали под мрамор.
Окказиональные постройки обычно были фоном для театрализованных действий, церемоний, процессий и, следовательно, частью спектакля. Очень часто они служили декорациями для живых картин, когда на триумфальных вратах разыгрывались сцены, повторяющие картины, на них помещенные.
На триумфальных вратах помещались изображения библейских эпизодов, а также эмблемы, портреты, скульптуры.
В годовщину со дня подписания Ништадтского мира в 1722 году Петр появился в Москве во главе двух гвардейских и четырех армейских полков, пройдя, подобно римскому императору, торжественным маршем через специально по этому случаю возведенные триумфальные ворота, которых было четыре. Одни – Тверские – были возведены купцом Строгановым, другие – в Китай-городе у Казанского собора – Синодом, третьи – князем Меньшиковым у Чистых прудов и четвертые – городскими властями у Земляного вала.
По поводу торжества по случаю заключенного Ништадтского мира, Н. Хренов пишет, что «организаторы долго ломали голову над тем, чтобы триумф не сводился только к иллюминации. Поэтому они прибегли к возведению триумфальных ворот, которые произвели на участников маскарада и зрителей колоссальное впечатление. На воротах был прикреплен орел со щитом на груди, на котором было написано имя императора. Фигуры двух сфинксов изображали бдительность и благоразумие императора. Рога изобилия символизировали довольство, дарованное императором гражданам государства. Две эмблемы изображали создания Петра I – Кронштадскую гавань и Санкт-Петербург».
Обычно триумфальные ворота были в центре торжественных государственных праздников, организуемых в честь одержанных русской армией побед. Вот как описывается проезд Петра I через триумфальные ворота по случаю празднования победы, одержанной над Персией. «Часов в двенадцать его величество в следующем порядке приблизился к упомянутым воротам духовенства; сперва вели несколько верховых лошадей, покрытых превосходными чапраками, потом следовало несколько рот Преображенского полка на лошадях, в новых мундирах, в касках, обвитых цветами, с обнаженными шпагами и при громкой музыке. За ними ехали разные генералы и другие кавалеры, все в великолепных костюмах. Затем следовали придворные литаврщики и трубачи, за которыми шел офицер, несший на большом серебряном блюде и красной бархатной подушке серебряный ключ, который был вынесен на встречу его величеству императору из Дербента, изъявившего тем свою порочность. После того ехал сам государь, верхом, в обыкновенном зеленом, обшитом галунами, мундире полковника гвардии, в небольшом черном парике и в шляпе, обложенной галуном, с обнаженною шпагою в руке. Позади него ехало верхом еще довольно много офицеров и кавалеров. Наконец, несколько эскадронов драгун заключали процессию. В это время звонили все колокола, палили из пушек, и раздавались радостные восклицания многих тысяч народа и верноподданных. Когда император подъехал к воротам и сошел с лошади, архиепископ Новгородский от имени синода и всего духовенства приветствовал его речью».
Эта традиция не исчезла и в XVIII веке. При въезде Петра II в Новгород в январе 1728 года началась пушечная стрельба и звон во все колокола, были построены триумфальные ворота. Четыре триумфальные арки в Москве и одна в Петербурге были воздвигнуты также по случаю коронации Елизаветы.
В1744 года учащиеся Киевской академии торжественно встречали Елизавету Петровну, приветствуя ее по-русски, по-польски, по-латыни, по-немецки, по-французски, по-эллино-гречески, по-еврейски.
В1783 году школьники Кадетского шляхетского корпуса устраивали празднество,
вкотором было и воздвижение триумфальной колонны, и аллегорические фигуры, и «живые» картины.
По своим эстетическим задачам к окказиональной архитектуре примыкал иллюминационный театр, или театр фейерверков, часто с ней сосуществовавший. Фейерверки сжигались на фоне триумфальных врат и портиков, колонн и пирамид. Декорациями служили также беседки, галереи, обелиски. Фейерверки устраивались по случаю торжественных событий в общественной жизни, коронаций, бракосочетаний королевских особ; праздновались фейерверками военные победы, политические договоры. Они были частью новогодних торжеств, могли прославлять науки и художества.
Фейерверк петровской эпохи был настоящим театром. Он и именовался «позорищным строением», а место, где его устраивали, – «феатром». Фейерверк мог сжигаться на суше и на воде, где использовались специальные плавающие фигуры, на ледяном поле. Театр фейерверков имел подиум, сцену, декорации. На «феатре» были представлены «увеселительные места», сады, галереи, ансамбли, храмы. Декорации могли изображать и Российскую империю, и перекопские линии. Среди декораций, написанных на щитах и изображенных на транспарантах и образованных «художественными огнями», выступали те же самые персонажи, что и в театре живого актера. Это были аллегорические фигуры, популярные античные герои. Они выступали в эпизодах из античной мифологии и истории: борьба гигантов, борьба Геркулеса с Цербером или Гидрой. Но персонажи эти были фигурами, образованными из «великого множества ракет, швермеров, шрейтфеиров, фонтанных огней, звездок и прочих до того подлежащих вещей». Все фигуры, участвующие в фейерверке, делились на «верховые», которые могли подниматься и описывать некоторую линию, прямую или зигзагообразную, и «низовые», которые как бы бегали по земле, оставляя огненный след, или вертелись. Все они обязательно снабжались специальными символическими атрибутами. Их динамика достигалась специальными техническими устройствами и освещением.
Петр I очень любил «огненные потехи» и принимал активное участие в их организации. Фейерверки, которые Петр часто устраивал сам, представляли покорение небес. Фейерверки в Воскресенском в 1693 году прославляли его товарища по оружию генералиссимуса Ромодановского, которого он объявил командующим своими «потешными» полками и адмиралом флота. О событии возвестили три салюта из пятидесяти шести пушек, а в небе сверкали инициалы генералиссимуса. Сам Петр исполнял роль скромного офицера, стоя в строю, но, офицера, который был сродни богам. Сверкающее изображение Геркулеса, разрывающего пасть льва, символизировало мощь Петра и его неодолимую сверхчеловеческую волю. В фейерверке по случаю взятия Азова также сверкали фигуры Геркулеса и Марса.
Во время представления 1 января 1710 года «шведский лев» двигался и опрокидывал один из двух столпов, изображавших Польшу и Россию. Он попытался опрокинуть и второй, но тот лишь покачнулся. Тут появлялся Орел, выпускающий на льва «огненные стрелы», лев погибал, а столп возвращался в прежнее положение.
Благодаря тому, что фейерверк сгорал последовательно и не сразу, он разделялся на явления или действия. В описаниях, которые сопровождали всякий фейерверк, его части так и назывались явлениями. Эти спектакли и погасали на глазах у зрителей. После представления оставались лишь описания и гравюры.
Фейерверки сочетались не только с элементами окказиональной архитектуры, но и с живописью. На театре фейерверков выставлялись портреты и вообще живописные изображения. По характеру они были близки к эмблемам. Зачастую, как и изображения в