из электронной библиотеки / 403191201388836.pdf

средством такого воспитания служат празднества. Человек – величайшее явление природы, и самое великое из всех зрелищ – зрелище большого народного празднества.

Празднества Великой французской революции прошли сложный путь: начинались как общенациональные чествования великих событий революции, продолжались как выражение политики дехристианизации и были прерваны термидорианским переворотом, когда стали служить новой религии, культу Верховного Существа.

Первым среди праздников периода революции, заслуживающим внимания, как с точки зрения его замысла, так и последствий, следует назвать Праздник Федерации, учреждѐнный 14 июля 1790 года, то есть в первую годовщину взятия Бастилии. Он замышлялся как праздник братства, объединения французского народа, ликвидации старых общественных, государственных и провинциальных барьеров. Для участия в нѐм в Париж должны были приехать делегации со всей страны. Уже с весны федеральное движение – в то время часть процесса формирования единого народа – проводило в провинциях съезды, на которых делегаты прежних автономных уездов и городов принимали декларацию, в которой говорилось, что с этих пор они будут считать себя единственно французами, а не жителями той или иной провинции. Праздник Федерации был провозглашѐн по инициативе якобинцев; в период, предшествующий годовщине Национального собрания, был принят декрет, отменяющий дворянство, титулы, ордена, гербы и все сословные различия.

Праздник должен был состояться на Марсовом поле, на берегу Сены. Над рекой построили триумфальную арку и понтонный мост, насыпали из земли амфитеатр для 250 тысяч зрителей, выровняли площадь – своего рода арену для 50-ти тысячной армии. Посередине был сооружѐн алтарь Отечества в форме пирамиды, рядом с ним возвышалась позолоченная трибуна для короля и его семьи. В подготовительных работах добровольно участвовали массы парижан вместе с представителями аристократии, в том числе женщины1. Работали по ночам, при свете факелов, военные оркестры круглосуточно исполняли гимны и марши.

Торжественную процессию этого праздника открывала Национальная гвардия, выборные лица, служащие муниципалитета; затем – батальон вооружѐнных детей, члены Национального собрания, группа людей в костюмах представителей народов мира, многочисленные делегаты (из провинции – из всех 87 департаментов Франции – на праздник приехало около 60 тысяч человек); замыкали шествие колонна ветеранов и армия. Сформировавшись на площади Бастилии, шествие в течение многих часов движется по разукрашенному флагами и цветами Парижу в направлении Марсова поля, где уже собрались тысячи людей. Марсово поле, превращѐнное в огромную арену, представляло грандиозную картину. Насыпь с амфитеатром ступеней, отведѐнных для народа, окружала его широким эллипсом; в глубине возвышалась задрапированная светлыми голубыми и белыми тканями трибуна для членов Законодательного собрания. В центре помещался королевский трон. Напротив, на берегу Сены, воздвигли триумфальную арку. Украшением пространства Марсова поля должна была служить живая масса делегатов и армии. Но в центре, куда естественно устремлялись взоры, возвышалось третье сооружение… выше триумфальной арки, выше королевского трона: алтарь Отечества. Огромный квадратный постамент служил ему основанием. С четырѐх сторон широкие лестницы в два марша вели на открытую площадку, углы представляли четыре больших квадратных массива, поддерживавших треножника античной формы… в центре круглые постепенно сужавшиеся ступени шли к алтарю, венчающему здание. Оно было просто, с немногими, строгими украшениями. На нижних сторонах – античные барельефы; кругом надписи, пестревшие словами: «Народ, Законы, Отечество, Конституция».

С прибытием на Марсово поле шествия наступает торжественный момент. В окружении священников в белых рясах и трѐхцветных (т. е. с цветами нового национального республиканского флага) шарфах епископ Талейран освящает Национальное знамя и знамѐна 83 департаментов, а затем совершает богослужение с площадки Алтаря. По окончании мессы – пушечный салют. На Алтарь поднимается генерал Лафайет и от имени Национальной гвардии и французской армии произносит присягу на верность нации, закону и королю. Вторя ему, войска потрясают ружьями; вверх взвиваются знамѐна, трещат барабаны и снова гремят орудийные залпы.

Присяга повторялась ещѐ дважды – председателем Законодательного собрания и королем. И дважды все участники праздника откликались одобрительными возгласами. Однако же следует отметить, что первым произнѐс присягу не король, а генерал Лафайет – командующий армией. Торжественная часть завершилась исполнением гимна «Te Deum», а затем снова возобновились игры, танцы и песни. Несмотря на плохую погоду, парижане

иих гости ликовали до глубокой ночи. На другой день праздник разгорелся с новой силой

ипродолжался до 18 июля на площадях Парижа. Самый весѐлый и многолюдный бал был дан на площади Бастилии, где ещѐ год назад устрашающе возвышалась печально знаменитая тюрьма, а теперь красовался плакат с гордой надписью: «Здесь танцуют».

Праздник Федерации еще носил черты монархического праздника, однако вскоре политическая ситуация изменилась, а вместе с ней изменился и характер очередных торжеств. Уже в 1791 г. праздник приобрел свой новый официальный стиль, главным образом благодаря усилиям его сценариста, известного художника Ж. Л. Давида. Важную роль в праздновании отводили большой демонстрации на улицах Парижа. Первое такое торжество было организовано 11 июля 1791 г. по случаю перенесения останков Вольтера, считавшегося духовным отцом революции, в Пантеон. Здание, построенное как церковь святой Женевьевы, покровительницы Парижа, благодаря обету, данному Людовиком XV в период его болезни, было переименовано в «Святыню славы» – некрополь праха великих людей эпохи французской свободы. Это произошло после смерти деятеля революции Мирабо, которого первым там и похоронили. Позднее, когда выяснилось, что он изменил революции, гроб из некрополя был вынесен. По случаю торжественного захоронения останков Вольтера здание, по античному образцу, получает название Пантеона, а само захоронение по требованию якобинцев было организовано как праздник с демонстрацией типа древнего апофеоза. Она шла группами от Бастилии к Пантеону, являя собой живую лекцию по истории революции. Вот как описывает это шествие очевидец: «Катафалк, везомый двенадцатью белыми лошадьми, стоял на четырѐх бронзовых колѐсах и увенчивался символической фигурой, изображавшей бессмертие, возлагавшее звѐздный венец на чело Вольтера; четыре гения, в горестных позах, с опрокинутыми факелами украшали боковые стенки, а четыре сценические маски красовались по четырѐм углам гробницы; все эти украшения из бронзы были перевиты гирляндами лавров». Впереди колесницы, которую Давид спроектировал, следуя указаниям французского теоретика классицизма Картмера де Кенси, шѐл большой хор музыкантов и певцов, причѐм, некоторые из музыкантов играли на инструментах античной формы, скопированных с колонны Траяна. Сам же катафалк окружали профессиональные танцовщицы в греческих туниках.

Перед зрителями – толпами жителей Парижа – проходили:

–учащиеся художественных школ в античных тогах с бюстом Вольтера работы известного скульптора Ж. А. Гудона и с 70-томным изданием произведений Вольтера в золотых футлярах;

–Национальная гвардия, гражданская милиция;

–якобинцы;

–рабочие сент-антуанского предместья;

–французские выборщики 1789 и 1790 гг.;

–депутаты Национального собрания, представители школ, театров, округов, коммун, департаментов;

–рабочие, участвовавшие в штурме Бастилии;

–мужчины в римских тогах и с трофеями.

Участники демонстрации несли флаги с лозунгами революции, макет Бастилии,

портреты Руссо, Франклина, Мирабо, акты, протоколы и книги революции. Перед собравшимися на улицах толпами двигалась триумфальная повозка Вольтера с увенчивающей философа Славой, с горящими факелами и плачущими гениями.

Мотив триумфальной колесницы был повторѐн Давидом на празднике свободы. Но здесь колесница везла солдат полка Шатовье, одетых каторжниками и в цепях, «разбитых волей народа». Еѐ сопровождали девушки и подростки, нѐсшие таблицы «Законов» и бюсты великих людей.

В совершенно специфических условиях революции стало возможным редчайшее в истории проведения больших празднеств коллективное импровизационное творчество. Подготовка французского революционного праздника дореспубликанской поры (1789 – 1792 гг.) строится не по плану, заранее продуманному во всех деталях, а непосредственно, на основе общего вдохновения и импровизации. Примеров такого спонтанного праздничного творчества в начальный период Французской революции много, но, может быть, самый величественный из них тот, что связан с объявлением 23 июля 1792 г.

«Отечество в опасности».

Этот день начался с барабанного боя на всех улицах, затем прогремела сигнальная пушка, которая затем стреляла каждый час до самого вечера, нагнетая обстановку.

На Гревской площади выстроен был гарнизон с распущенными знаменами. Перед ними вышли и сели на коней муниципальные чиновники, облечѐнные должностными знаками и предшествуемые стражниками, несущими плакаты с эмблемами или гражданскими надписями. Разделившись на две колонны, эскортируемые армией, собрание двинулось в путь. Во главе шли трубачи. Потом, за отрядами кавалерии, следовала национальная гвардия, предшествуемая своими барабанщиками. За ними конные муниципальные чиновники, предшествуемые артиллерийской батареей с оркестром музыки, с трубачами; позади ехал всадник с трѐхцветным знаменем, на котором читалась надпись: «Граждане! Отечество в опасности!». За ним следовала вторая батарея, и кортеж замыкался отрядом национальной гвардии и кавалерии.

Эти процессии с двух сторон объехали кварталы вокруг Сены. По ходу движения всадники периодически возглашали: «Отечество в опасности!» Кортеж останавливался на площадях, посередине улиц, на мостах, и муниципальные чиновники читали народу прокламацию Национального собрания, после чего на площадях, где были устроены амфитеатры для записи добровольцев, мужчины вписывали себя в списки защитников революции. Положенная на два барабана доска заменяла стол; у подножия эстрады стояли две пушки. Военная музыка возбуждала отвагу.

В обстановке революционно-патриотического подъѐма, когда как бы сами собой рождались редкие по красоте и лишѐнные всякой искусственности праздничные действа, стало возможным появление в июле 1792 г. музыкального шедевра – «Марсельезы». Это произведение, написанное Руже де Лилем, стало революционным гимном и неизменным атрибутом театральных апофеозов, народных празднеств и особенно военных парадных торжеств.

После установления в сентябре 1792 года республиканского строя во Франции окончательно складывается программа массового праздника, приобретая характер затвердевающей системы. Фабр д’Эглантин заменил христианское летоисчисление, «осквернѐнное предрассудками и ложью, исходившими от трона и церви», новым республиканским календарѐм, начинавшимся 22 сентября 1792 года – даты провозглашения республики. Эра христианская была заменена в нем эрой Великой французской

революции. Начало года приходилось на осеннее равноденствие. Был установлен цикл, складывающийся из 3 лет обычных, по 365 дней, и одного года високосного – 366 дней. Год делился на 12 месяцев по 30 дней, к которым в конце года добавлялись недостающие дни. Дополнительные дни предназначались для устройства праздников (добродетели, гения, труда, общественного мнения и наград), получивших название санкюлитид – дней народных торжеств. Старые, латинского происхождения названия месяцев были заменены новыми – по явлениям природы, в основном теми, которые имели связь с сельским хозяйством. Вместо недель были введены декады: три декады составляли месяц. Робеспьер провѐл через Конвент проект развѐрнутой системы национальных гражданских празднеств, связанных с новым календарѐм. По этой реформе вместо воскресенья, до революции заполняемого мессой, свободным от работы праздничным днем считался последний день декады – декади. Очередные дни декады также получили новые названия, образованные от числительных, – примиди, диоди, триди и т. д. до декады. Таким образом, была создана и утверждена не только новая система праздников, но и даже новая система летоисчисления. Кроме того, Конвент создал специальное учреждение, ведающее подготовкой и проведением празднеств, поставив во главе его знаменитого живописца Луи Давида.

Позже Конвент принял и ввѐл в практику предварительное проектирование праздника и планомерную подготовку его, как если бы речь шла о театральном спектакле. Сценарный метод Давида облегчал Конвенту постоянный контроль над массовыми празднествами и давал возможность совершенствовать их в желательном для буржуазной революции направлении. Что касается античных реминисценций, сюжетов и форм, вводимых Давидом, то они, несомненно, импонировали деятелям Конвента возможностью великих исторических аналогий: былые гражданские доблести республиканского Рима или Греции легко укладывались для них в образы-параллели, служившие целям героизации сегодняшних событий, дел и подвигов революционной Франции.

Летом 1793 г. якобинский Конвент ассигнует миллион двести тысяч ливров, чтобы должным образом отметить годовщину падения монархии и одновременно провозгласить новую конституцию, и поручает Давиду составить план торжества. Художник пишет сценарий и зачитывает его – сначала в якобинском клубе, а затем в Конвенте.

Согласно сценарию, кортеж формируется на площади Бастилии и направляется к Марсовому полю. Это почти 12 км, и Давид намечает несколько промежуточных остановок, чтобы дать людям отдых и одновременно провести отдельные обрядовосимволические церемонии. Первая из них имеет место на площади Бастилии. Сценической площадкой для неѐ служит «Фонтан Возрождения», проектируемый Давидом на руинах крепости-тюрьмы. Это – гигантская статуя в египетском стиле, из еѐ плодоносных грудей, которые она сжимает руками, забьѐт в изобилии чистая и здоровая вода, которую будут пить по очереди восемьдесят шесть комиссаров. Одна и та же чаша будет служить всем. Их будут вызывать в алфавитном порядке при звуках труб и барабанов… Артиллерийский залп возвестит о совершении акта Братства. После того как комиссары «обменяются братским поцелуем», процессия тронется в путь.

В еѐ построении Давид преследует цель подчеркнуть всеобщее равенство участников, оттенив в то же время их индивидуальные или профессиональные черты. Идея равенства выражается здесь символически, например, при помощи трѐхцветной ленты, опоясывающих представителей первичных организаций, и реально, пронизывая всю структуру процессии, которая расчленяется на ряд отдельных групп, а эти группы в свою очередь делятся на меньшие ячейки. Так, в третьей группе, представляющей массу «народа-суверена», Давид выделяет семейную ячейку: старик и старушка сидят на колеснице в виде простого плуга, влекомого их собственными детьми. Здесь же ученики заведения для слепых на катящейся коляске – трогательное зрелище несчастья, которое чествуют, а также детишки-подкидышы, «несомые в белых колыбелях» – декретом Конвента они приравнены в правах к законнорождѐнным детям. Не забыты Давидом и

представители различных видов труда, но они не объединены в отдельные группы, так как это напоминало бы старорежимное разграничение по цехам и корпорациям. Характеризуя всю эту третью группу, Давид говорит: «Здесь нет более корпораций: здесь все индивиды, полезные обществу… без разбора смешаны, хотя и характеризованы их отличительными признаками. Таким образом, можно… видеть президента предварительного исполнительного совета на одной линии с кузнецом; мэра с его шарфом рядом с дровосеком или каменщиком; судью в его костюме и шляпе с пером рядом с ткачом или сапожником».

Процессию Давид замыкает двумя группами военных. Одна сопровождает колесницу с урной, вмещающей прах погибших героев, другая конвоирует грубые повозки, покрытые ковром с белыми королевскими лилиями и наполненные обломками подлых атрибутов королевской власти и надменными погремушками невежественной знати.

Первую остановку Давид намечает на бульваре Пуассоньер, где будет сооружена триумфальная арка и состоится церемония награждения парижанок, отбивших 5 и 6 октября 1789 года пушки у королевских гвардейцев. Другая церемония – на площади Революции, где 21 января1793 года был казнѐн Людовик XVI. Здесь, у подножия запроектированной Давидом статуи Свободы, произойдѐт сожжение атрибутов королевской власти – акт предания памяти о тиране публичному проклятию. Возле костра будут выпущены на волю тысячи голубей с лѐгкими трѐхцветными ленточками, чтобы оповестить мир о свободе на земле Франции.

Шествие остановится ещѐ раз на площади Инвалидов, в центре которой на специальной насыпи будет сооружена статуя «Французский народ» – в виде колоса, воссоединяющего могучими руками ликторскую связку департаментов (провинций).

Наконец, Марсово поле. Кортеж вступает на него, проходя под трѐхцветной гирляндой – своеобразным нивелиром равенства. Официальные лица поднимутся на алтарь Отечества и поставят там урны с останками героев, а представители всех профессий тем временем сложат к подножию алтаря, как дар, орудия и продукты своего труда. По окончании этой заключительной церемонии народу будут представлены сцены из героической осады Лилля, и праздник закончится общим скромным пиршеством «побратски на траве.

В 1793 г. в «Плане национального воспитания», представленном в Конвент, была предложена система постоянных для революционного календаря праздников, составленная из сорока дат. Тридцать шесть праздников должны были отмечаться в административных единицах, кантонах, округах, департаментах и по всей стране, а четыре главных, центральных

– в помещении Национального собрания.

Первые тридцать шесть праздников делились на три категории:

1) природные праздники (среди них такие, как праздники начала и окончания

Решение о дне четвертого праздника должно было принять Национальное собрание; предполагаемые даты давались по старому календарю.

В 1793 г. обострилась борьба с религией, Конвент провозгласил культ разума, а в ноябре 1793 г. было решено посвятить ему собор Нотр-Дам де Пари. Через три дня после

этого решения, 20 брюмера (10 ноября) впервые отмечался Праздник Разума. Женщина, одетая в белую тунику, во фригийском колпаке изображала Свободу, она стояла на месте статуи Святой Девы. В центре собора возвышалась гора (символ Якобинского клуба), от неѐ тянулись занавесы, закрывавшие хоры и всю глубину алтарной части собора. На вершине горы находился круглый храм философии, о чем сообщала надпись на фронтоне. У входов его были установлены бюсты четырех мыслителей: Вольтера, Руссо, Франклина и Монтескье. На горе пылал факел Истины. Под звуки музыки из глубины собора вышли и стали подниматься по склонам две колонны молодых девушек в белых одеждах, подпоясанных трехцветными лентами республиканского флага, в венках из цветов и с зажженными факелами в руках. Свобода слушала посвященные еѐ речи, гимны и песнопения.

Празднующие вместе с прибывшими членами Конвента распевали гимны в честь разума. Для всех присутствующих было приготовлено за счет государства угощение из колбасы и сельди.

Вождь якобинцев М. Робеспьер хотел придать революционным и республиканским праздникам деистический и моральный характер, поскольку они, по мнению Робеспьера, должны напоминать человеку о божественности и достоинстве его натуры. В своей знаменитой речи, произнесенной в Конвенте 7 мая 1794 г. (18 флореаля третьего года по революционному календарю), Робеспьер предложил Декрет о «Высшем Существе, бессмертии души и праздниках», который был с энтузиазмом принят всеми голосующими. Робеспьер призывал к тому, чтобы были общие и более торжественные праздники для всей республики; чтобы были отдельные праздники и для каждой местности. Эти праздники должны были черпать свой интерес и даже «свои названия в бессмертных событиях революции и в самых дорогих человеческому сердцу предметах». Он предлагал привлечь к праздникам природу и все добродетели, чтобы они праздновались под покровительством Высшего Существа.

Помимо ежегодных праздников, таких, как 14 июля (26 мессидора) – День взятия Бастилии, или 10 августа (10 термидора) – свержение монархии, декрет вводил определенные праздники на каждую декаду, которые должны отмечаться в десятый день декады и сочетаться с массовыми собраниями людей. Они были задуманы как очередные праздники в честь Верховного Существа и природы. Человеческого рода. Французов. Благодетелей человечества. Мучеников свободы. Свободы и равенства. Республики. Всемирной свободы. Любви к родине. Ненависти к тиранам и изменникам. Истине. Справедливости. Воздержанности. Смелости. Добросовестности. Героизма. Бескорыстности. Стоицизма. Отцовской любви. Материнской нежности. Сыновнего почитания. Детства. Юности. Возмужания. Старости. Земледелия. Индустрии. Наших предков. Потомков. Грядущих поколений. Страданий. Счастья.

Конвент призывал оказать помощь в устройстве зрелищ любыми средствами: сценариями, песнями, музыкой, стихами, сценографией и оформлением, строительством амфитеатров и декораций.

Декрет от 7 мая 1794 г. в части, касающейся праздников, является документом необычайного значения. Он говорит о культуре того времени и ее образцах. Этот декрет представлял собой не только первый обширный правовой акт, исходящий из идеи плановой и рациональной организации праздничной фазы общественной жизни, признанной необходимой, но также каталог тех ценностей, которые предложила революция Франции и человечеству в кульминационном пункте своего развития. Эти ценности касаются различных сфер: от деистической, философской концепции Высшего Существа и человечества до сфер политической, общественной, экономической и семейной жизни; в то же время они определяют идеалы личности, гражданских и семейных добродетелей, затрагивают все фазы индивидуальной и коллективной жизни.

На период праздников Великой французской революции в стране вводилась суровая дисциплина, за каждым участником закреплялась строго определенная роль. Во время праздника Высшего Существа, учрежденного Робеспьером на 8 июня 1794 г., в 5 часов утра в Париже под звуки военной музыки все граждане в соответствии с программой собирались в своих округах, а затем двигались колоннами. От каждого округа была выбрана делегация, которой предоставлялась честь смотреть праздник с привилегированного места перед дворцом Тюильри. В состав каждой такой делегации входили: десять ветеранов, десять матерей, десять девушек, десять юношей и десять детей –

вцелом от всего Парижа – 2400 человек.

Всаду Тюильри, переименованном в Национальный парк, был сооружен

амфитеатр, в центре которого находилось символическое изображение «Атеизма» (снабженное поясняющим плакатом: «Единственная надежда иностранцев»), поддерживаемого двумя аллегорическими фигурами, изображающими «Раздор» и «Себялюбие». Робеспьер в голубом фраке собственноручно поджег изображение «Атеизма» и тогда из клубов дыма вознеслась ввысь статуя Мудрости. Затем под звуки барабанов все собравшиеся шли на Марсово поле (которое тогда называлось полем Единения); там они пели гимн в честь Мудрости, а также республиканские песни, бросали цветы, стреляли из пушек. Неполных два месяца спустя после проведенного праздника Высшего Существа правительство Робеспьера, который провел в Конвенте закон, признающий существование Высшего Существа и бессмертие души, было свергнуто, Робеспьер казнен. Так закончились попытки создания новой религии и соответствующих ей праздников.

В 1795 г. Конвент рассмотрел предложение о том, чтобы во время праздника декады публично восхвалять тех граждан, которые отличились своими достижениями, изобретениями, общественной активностью, и карать в административном порядке тех, кто избегает праздничных собраний. То есть фактически речь шла о том, чтобы придать правовую силу обязанности присутствовать на празднике. Пришедшая к власти Директория после роспуска в ноябре 1795 г. Конвента задержала реализацию декрета, и эра революционных праздников во Франции подошла к концу.

Праздники якобинцев объединяли третье сословье, которое составляло более 90 % населения (первыми двумя были духовенство и дворянство), и освящали политические и социальные завоевания именно этой части нации. Подобно самой революции, эти празднества несли в себе заряд огромной разрушительной силы в отношении старых общественных порядков. Они выражают, скорее, не всеобщность интересов, а их противостояние и враждебность. В этом их отличие от модели праздника Ж. Ж. Руссо. Последний, по сути, не поднимался до представления о празднике как орудии насильственной революции.

Робеспьер же прекрасно понимал и использовал колоссальную силу воздействия массовости праздника. Об этом можно судить на основании той решительности, с которой он настоял на включении в программу праздника в честь «Верховного Существа» того, что можно назвать уже не зрительским, а активно исполнительским участием масс в праздничном торжестве. Именно по его приказу финальный гимн Госсека пел на этом празднике весь народ – это почти триста тысяч человек: начинал исполнение гимна хор из двух тысяч четырѐхсот голосов, а припев «Отец вселенной – Высший разум» подхватывала вся огромная масса участников. Подобного этому в мире никогда не было – ни до Французской революции, ни после неѐ.

С помощью праздника достигалась идеализация революции. Окрашенный духом «народной религии», массовый праздник создавал необходимое для борьбы социальное единство населения, экономически противостоящего друг другу, и, таким образом, совершал почти невозможное: устранял противоречия материальных интересов внутри революционной части нации.

Французский революционный праздник был орудием буржуазной революции. Можно говорить о нѐм, как о выдающемся успехе праздничной культуры в условиях освободительной борьбы, руководимой буржуазией, и тем более в условиях собственно буржуазного общества. С помощью праздников были уничтожены нравственные устои французского общества, созданные монархией и утверждены новые, пропагандируемые революционной буржуазией.

Зрелищная культура как часть праздника в системе социального взаимодействия являлась ещѐ и инструментом стабилизации государства, а также выполняла, помимо гедонистической, и воспитательную функцию, что подтверждается мыслью Д. Генкина: «Важное значение массового праздника как педагогической системы состоит в том, что объединяя различные формы массово-политической и культурно-просветительной работы, он становится средством познания действительности, способствует выработке и проявлению социально оправданной идейно-нравственной позиции по отношению к наиболее существенным вопросам жизни общества, формирует общественное настроение, воздействует на сознание участников». Массовый театр Великой французской революции во многом определил развитие площадного театра Советской республики в XX веке, опробовав на себе принципы агитки и документальной публицистики, проведя эксперименты в режиссуре и испытав многофункциональные зрелищные формы.

ЛИТЕРАТУРА К РАЗДЕЛУ

1.Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. – 2-е изд. – М.: Худож. лит., 1990. – 543 с.

2.Генкин Д.М. . Массовые праздники. – М.: Просвещение, 1975. – 140 с.

3.Даркевич В.П. Народная культура средневековья. Светская праздничная жизнь в искусстве XI-XVI вв. – М., 1988 г.

4.Испанский театр 16-17 веков. От истоков до вершин. – М.: РИК «Культура», 1995.

5.Колязин В.Ф. От мистерии к карнавалу. – М.: Наука, 2002. – 204 с.

6.Мазаев А.И. Праздник как социально – художественное явление. – М.: Наука, 1978.

7.Пушнова Н.К. Театр Французской революции. – М.: Знание, 1989. – 56 с.

8.Черняк Ю.М. Режиссура праздников и зрелищ. – Минск: ТетраСистемс, 2004.

9.Чечетин А.И. Основы драматургии театрализованных представлений. – М.: Просвещение, 1981. – 192 с.

10.Шароев И.Г. Режиссура эстрады и массовых представлений. – М.: «Просвещение», 1986 г. – 463 с.

ГЛАВА V. ПРАЗДНЕСТВА, ИГРИЩА И ПРЕДСТАВЛЕНИЯ В ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ

5.1. НАРОДНАЯ ОБРЯДНОСТЬ И НАРОДНЫЕ ПРАЗДНИКИ

Н. Карамзин в «Истории Государства Российского» подчеркивает, что в конце XVI века «толпы скоморохов (Русских Трубадуров) ходили из села в село, веселя жителей своим искусством». Это означает, что практически везде сохранялась древняя, языческая культура праздников, которой следовали как простолюдины, так и господа. В средневековье, как подчеркивает Д. Лихачев, была очень сильна стихия театральности. Не составляет исключения и Русь. Вся русская средневековая культура обрядна и зрелищна, а человек – участник зрелищ, испытывающий сильные ощущения и живо реагирующий на происходящее. Сильны были смеховые традиции, причем именно на Руси создавались смеховые действа, когда на Святки, Масленицу разыгрывались сцены абсурдного, потешного, часто непристойного характера. Это способствовало противопоставлению миру смерти мира жизни, который и символизировал смех. На русском празднике царили преображение, лицедейство, притворство, причем лицедействовали не только профессиональные забавники – скоморохи, глумцы, плясцы, гудошники, но и другие люди.

Цари русские также не гнушались потех и игрищ. Даже опричнина Ивана Грозного носила ярко выраженный театральный характер. Недаром опричники ездили «всегда с собачьими головами и метлами, привязанными к седлам, в ознаменование того, что грызут лиходеев царских и метут Россию»2. Сам же Иван IV любил медвежью травлю и забавы скомрохов.

Скоморохи были непременными участниками народных календарных праздников. Они вовлекали собравшихся в ритуальные пляски, играли на музыкальных инструментах, сопровождали обрядовое действие ритмизированным текстом, способствуя «сакрализации» праздника. Недаром скоморохов называли «святыми людьми»: они и были святыми язычества, игравшими большую роль в сохранении традиций русского народного праздника. После принятия христианства на Руси скоморохи взяли на себя «смеховую часть» программы праздничных игрищ, что делало их самыми заметными фигурами среди участников праздника.

Праздники же русского народа можно условно поделить на зимние и летние. Такое деление обусловлено традициями поздней славянской культуры, которая по своему характеру была земледельческой. Поэтому строй и уклад жизни русских был связан с природными ритмами и сельскохозяйственными заботами.

Как известно, ключевыми моментами в земледельческом календаре являются два солнцестояния – зимнее 24 декабря и летнее 24 июня, а также два равноденствия – март и сентябрь (25 марта – Благовещенье и 21 сентября – Осенины, Оспожинки, по христианской традиции – Рождество Богородицы).

В древности для человека, полностью зависевшего от природы, особенно важным было зимнее солнцестояние. Языческий «день непобежденного Солнца», который знаменовал священный акт торжества космического мирового порядка над разрушительной стихией тьмы, был позднее замещен Рождеством Христовым, символизировавшим духовное возрождение человека, торжество добра и любви.

Как и в дохристианские времена, в страшные дни зимнего солнцестояния нужно было приложить массу усилий, чтобы защитить себя и свой мир от холода и разрушения.

Этой цели служили Святки. которые праздновались с вечера накануне Рождества и до Крещения (сейчас это временной отрезок от 6 января до 21 января).

Во время Святок, или Страшных вечеров, как их часто называли, царил особенный разгул, касающийся практически всех сторон праздника. Это объяснялось тем, что именно это время – время самое опасное, когда силы тьмы и зла особенно сильны, время выхода на белый свет всяческой нечисти. Поэтому человек должен был противопоставить ей себя. Его поведение было особенно экзальтированным, и касалось как еды, так и одежды, игры, поведения в целом. Все запреты и ограничения отменялись, наступало время радостнобесшабашное, все веселились, шутили и смеялись, вечерами гадали, то есть совершали прямые контакты с потусторонним миром, улицы городов и селений наполнялись потусторонними персонажами – ряжеными, лица которых скрывали маски-личины, «хари».

Ряжение – отголосок древней обрядовой магии, связанной с культом умерших предков (ряжение покойником), заклинательной земледельческой магией (сеяние зерна в доме), магическим забоем скота (разбивание на голове ряженого, изображавшего животного, горшка). Ряженые часто изображали солнце в образе коня. Смысл его – обеспечить плодородие полей и защитить человека от всякого зла. Часто именно на Святки устраивали групповые «представления» ряженых. Молодые люди рядились в маски всевозможных зверей и проводили всевозможные игры с участием этих персонажей. В древности каждый персонаж изображал ипостась того или иного бога, а сами игры были своеобразными мистериями, отражающими те или иные мифологические

события. С приходом христианства игры приобрели характер народных гуляний, повторяющих народную традицию без ее осмысления.

В любом случае, такие игры и изображения зверей служили снятию напряженности, возникающей в закрытом обществе. Кроме развлекательной функции, они приучали молодежь к мысли о неразрывной связи с природой и природными явлениями, так как смысл ряжения соотносился с понятием удачи сообщества в его жизни во время нового года и также с понятием благословения предков. Ряженная в маски животных молодежь рассматривалась как представители божественных сил, и каждый крестьянский двор старался привлечь внимание шествия ряженных к себе. Само прилюдное исполнение различных ролей считается в современной психологии одним из средств социализации личности и корректировки личностного развития. Совместное участие молодых людей в общественно значимой деятельности, как показала современная психология, является мощным механизмом воспитания и обучения человека. Это особенно подтверждает факт участия ряженых в «старых» молодежных посиделках, где они, по сути, проводили обряды инициации будущих молодок, устраивая для них своеобразный урок эротического характера, приучая их к физической стороне отношений мужа и жены (забавы «в кузнеца», «в покойника»). Также на Святых вечерах, как их позже начали называть, устраивались колядки. Колядовали на Руси дети, подростки, а также неженатая молодежь. Суть обряда – в хождении по домам с песнями-колядками. Часто колядующая молодежь рядилась в козу, медведя, коня, журавля. Своими песнями колядовщики несли в дома удачу, благополучие, достаток:

Собравшись в назначенное время, группа колядовщиков выбирала мехоношу (того, кто будет носить мешок) и направлялась на край деревни. Начинали колядовать с первого дома, где спрашивали разрешения хозяев «коляду кликать». После этого пели песни, величая хозяев. Те благодарили снедью: пирогами и печеньем. Недопустимо было ничего не давать колядовщикам: удачи тогда не видать. Если же кто и отваживался отказать в угощении, то за это бывал наказан: молодежь могла нанести значительный урон в хозяйстве, сломав или перевернув что-либо во дворе.

Как замечает Т. Бернштам, с точки зрения народной педагогики молодежь – совместными действиями танцами и песнями – добывала себе праздничную еду для общей трапезы. Такое действие приучало их к коллективной деятельности и, более того, среди них выявлялись лидеры, которые в дальнейшей общинной жизни как бы сами собой принимали функции вожаков. Тот факт, что подношения молодежи на праздник давались всей деревней, социально уравнивало как саму молодежь между собой, так и взрослых членов общества, а, следовательно, констатировалось единство сельской крестьянской группы, столь необходимое для решения жизненно важных для крестьянской общины задач. Кроме того, пожелания благополучия хозяевам носили ритуальный характер, так как Колядки проводились перед Рождеством Христа, то есть в момент рождения и нарастания его божественной спасительной силы, носителем которой символически и рассматривалась молодежь. В Рождество повсеместно был распространен обряд Христославия, когда дети и подростки ходили по улицам и «славили Христа». Этот обычай еще мог называться «хождение со звездой», так как христославы, как правило, ходили с изображением Вифлеемской звезды, которая и поныне служит символом Рождества Христова – эта восьмиконечная звезда, сделанная из серебряной бумаги, держалась высоко и была видна издалека. По сути, это была своего рода инсценировка поклонения волхвов младенцу Иисусу. В начале XIX века, по свидетельствам современников, в русских городах принято было, чтобы дети мещан, отставных солдат и бедных разночинцев бегали в святки по домам людей зажиточных с вертепом, с райком и, за свои «напеванья и ломанья», получали пятаки и гривны, а кое-где и полтины. Как видим, и среди горожан в XIX веке традиционные формы народных развлечений занимали важное место в праздничном времяпрепровождении.