Выпуск 3

отбрасывает мысли о своей ничтожности перед лицом этой женщины. Вначале в ответ на издевательства Наоми в Дзёдзи рождается ярость, но потом, в отличие от героя Мопассана, она перерастает в смирение. Он знает обо всех ее любовниках, но ничего не предпринимает.

Танидзаки воплотил в героине «Любви глупца» не только демонизм, сверкающий всеми красками спектра под воздействием красоты Наоми,но и пагубность поверхностных проявлений западнойцивилизации. Образ Наоминеразрывнослит в сознаниигероя стемпрекрасным, таинственным и экзотичным, чем представляется ему Запад. Преклонениеперед Наоми, а следовательно, перед демонической красотой и западными поветриями, разрушают жизнь Дзёдзи. Для него существует только одно, что составляет смысл его жизни, — Наоми.

Роман «Любовь глупца» положил начало периоду «возврата кЯпонии» (Нихонкойки),или «классическому» периоду в творчестве Танидзаки. Пережив увлечение демонической красотой и западнойцивилизацией, писатель обратился к традиционно японскому идеалу красоты и классическим формам искусства своей родины. В 1928 г. Танидзаки пишет повесть, ознаменовавшую новый творческий виток, — «О вкусах не спорят».

Танидзаки прекрасно осознавал важность красоты и продолжал ее поиск на протяжении всего творческого пути. Демоническая красота его ранних героинь — это искушение дисгармонией, яркостью, блестящей внешней стороной красоты, закрывающей душевную гниль, котораяувлекает человека в бездну ощущений и страстей. Эти женщины воплощают злую силу, которую несет в себе демоническая красота. Они не выдерживают испытания красотой и поклонением со стороны мужчин и разрушают то, что призваны созидать. Красота выделяет их из общего ряда, к ним относятся как к высшим существам, но из-за безумного обожания людей, готовых исполнить любую их прихоть, красота оборачивается страстью к тирании. Осознавая свою власть, героини произведений Танидзаки поддаются искушению и начинают испытывать удовольствие от возможности причинять боль. Носами онистановятся жертвами, поддавшись дьявольскому наваждению. Они и жертвы, и палачи. Там, где за яркой внешностью скрывается душевная гниль, нет места истиннойкрасоте и гармонии.

Рассматривая характерные особенности образов роковых женщин в произведениях Танидзаки, нельзя забывать о том, что он был не единственным представителем японского неоромантизма, в твор-

360 КГ. Санина

честве которого возникают подобные образы. В произведениях лидера японскогонеоромантизма Натай Кафутакже встречается несколько запоминающихся образов femme fatale, но в отличие от роковых соблазнительниц в творчестве Танидзаки героинями произведений Кафу являются женщины, чья родословная не связана сродинойписателя.

В начале творческого пути Кафу отдает дань увлечению творчеством Э. Золя (1840—1902) и Г. де Мопассана. Его первые повести «Честолюбие», «Женщина мечты» и «Цветы ада», созданные в 1902— 1903 гг., пронизаны реминисценциями из таких произведений французских писателей, как «Руггон-Маккары» и «Жизнь». В сентябре 1903 г. случилось событие, которое оказало огромное влияние как на творческую, так и на личную жизнь Кафу, — он отправился в США, где пробыл вплоть до 1907 г.

Уже в ноябре 1903 г. Кафу начинает писать рассказы, позднее вошедшие в сборник «Повесть об Америке». Он продолжал писать рассказы для данного сборника вплоть до июля 1907 г., когда покинул США. Всего в сборник вошло четырнадцать рассказов и десять эссе.

В рассказах из сборника «Повесть об Америке» постепенно проявляются черты влияниятех европейских писателей, творчество которых интересовало Кафу в данный период его жизни. Некоторые образы в этих рассказах можно соотнести с образами, возникающими на страницах произведений единомышленника Кафу, ТанидзакиДзюнъитиро, который в период приверженности идеям неоромантизма отдал дань преклонения западноевропейской литературе — он был увлечен творчеством О. Уайльда.

Демоническая героиня, столь характерная для всего творчества Танидзаки, появляется в рассказе Кафу «Пьяная красавица» («Суйбидзин»). По мнению К. Ито, «американские женщины в произведениях Кафу — родные сестры западных и японских, "вестернезированных" соблазнительниц в творчестве Танидзаки Дзюнъитиро»53.

В свою очередь, образ героини рассказа «Пьянаякрасавица» явно перекликается с женскими образами французской литературы XIX в. В частности, С. Снайдер указывает на «схожесть темнокожей, похожей на вампира, демонической красавицы, буквально сведшей с ума влюбленного в нее художника, с героинями рассказов Мопассана "Сестры Рондоли", где смуглая итальянка из Генуи очаровывает главного героя-француза, и "Аллума", в котором француз до безумия влюбляется в алжирской пустыне в арабскую девушку»54.

Кафу сам признается в своем преклонении перед Мопассаном в эссе «Осматривая монумент Мопассану» («Мопассан но сэкидзо о хаисуру», 1911): «Мопассан-сэнсей, Вы подтолкнули меня к изучению французского языка, потому что я хотел прочувствовать Ваш творческий стиль на языке оригинала, а не полагаться на английские переводы. Так же я хотел произносить собственными губами каждое слово, каждую фразу, рожденную Вашим пером,Учитель... Больше всего на свете я хотел приехать во Францию, чтобы увидеть своими глазами весь тот мир, который Вы описывали в своих произведениях»55. Поклонение Мопассану дошло до того, что когда Кафу осознал всю бессмысленность потраченного на работу в банке времени и хотел принять яд, он мечтал, чтобы его голова при этом покоилась на книгах французского писателя. Он писал об этом в сборнике рассказов «Повесть о Франции»: «Моя любовница Эдит, с которой я прожил около трех лет, дала мне морфий.Учитель, Вы писали в Вашем романе "Жизнь": "Ничто не вызывает такой жалости, как жизнь женщины, и ничто не бывает столь отвратительно эгоистично, как жизнь мужчины". Эта женщина хранила ампулу морфия в нижнем ящике столика, за которым она каждый вечер накладывала макияж. Она хотела быть уверенной, что сможет положить конец своей беспутной жизни, когда захочет... Я взял эту ампулу, сказав ей, что... приму яд, как только пойму, что мы больше никогда не встретимся, но то были лживые слова»56.

Что касается других совпадений с художественными образами из творчества Танидзаки, то необходимо упомянуть рассказ «Длинные волосы» («Тёхацу»). Он повествует о молодом японце, который добровольно сносит все садистские издевательства своей белокожей любовницы. Подобная тема в дальнейшем найдет отражение в сексуальных сценах в произведениях Танидзаки, где он будет исследовать влияние расовых различий между партнерами на интенсивность садомазохистских отношений57.

И наконец, последние рассказы, в особенности «Ночная прогулка» («Ёру аруки») и «Записки из Чайна-тауна» («Тяйна таун-но ки»), демонстрирзпют бодлеровскую очарованность чувственностью зла и упадка.

Протагонист «Ночной прогулки» почти прямо ссылается на Бодлера, говоря о своей приверженности ночной жизни и ее соблазнам: «Почему менятак манит зло? Почему запретныйплодтак сладок?Запрет придает невыразимую сладость, разрушение добавляет свой терпкий аромат. От горного потока невозможно отвести глаза. Если бы не было скал, вода не была бы такой бурной. Если бы не существова-

ло совести и здравого смысла, люди не окунались бы с головой в пучину греховных авантюр и аморальных развлечений»58. Сравним с «Вступлением» к «Цветам зла» Бодлера:

«Безумье, скаредность и алчность и разврат И душу нам гнетут, и тело разъедают; Нас угрызения, как пытка, услаждают, Как насекомые, и жалят, и язвят.

Упорен в нас порок, раскаянье — притворно; За все сторицею себе воздать спеша, Опять путем греха, смеясь, скользит душа,

Слезами трусости омыв свой путь позорный.

ИДемон Трисмегист, баюкая мечту, На мягком ложе Зла наш разум усыпляет; Он волю, золото души, испепеляет, И, как столбы паров, бросает в пустоту;

Сам Дьявол нас влечет сетями преступленья, И, смело шествуя среди зловонной тьмы, Мы к Аду близимся, но даже в бездне мы Без дрожи ужаса хватаем наслажденья...»59

Здесь присутствует явное сходство настроений японского писателя и французского поэта, очарованных Пороком и Красотой, которая доступна не каждому взору.

Существует мнение,что образ роковой женщины в рассказах «Повести об Америке» связан с влиянием на Кафу творчества Э. А. По. Однако, скорее всего, роковая женщина, пьющая жизненные соки своего любовника, наполовину негритянка, источающая пыл плотских страстей, отражает не столько влияние По, создававшего образы белокожих соблазнительниц, сколько увлечение французских писателей образами тропических/emme/atale.

В последних рассказах сборника «Повесть об Америке», где влияние Бодлера ощущается наиболее сильно, образы американских проституток словно сошли со страниц художественных произведений французской литературы конца XIX в. Проститутка— героиня рассказа «Ночная прогулка» — больше похожа на воплощение художественной концепциинеоромантиков, чем на живую женщину из плоти и крови: «Пока я рассматривал комнату, женщина сняла шляпку, скинула верхнюю одежду и осталась в нижнем белье. Она села на стул

и закурила сигарету. Сложив руки на груди, я смотрел на нее, какархеолог в египетской пустыне смотрит наСфинкса.

Смотрите. Нанейчулки, доходящие до середины бедер, у нееширокая грудь. Она закинула ногу на ногу, откинулась на спинку стула, одну руку положила под голову, лицо подняла вверх. Дым от сигареты поднимается к потолку. Это было не мраморное изваяние, символизирующее неповиновениеи бесчестье, а отважное существо, презревшее мирские добродетели, не боящееся ни бога, ни людей. Ее лицо было покрыто слоем пудры, на губах—помада, в волосах— шиньон и поддельные драгоценности. Все эти средства она употребляет для борьбы с разрушительным ходом времени, и они придают ее облику трагическую красоту заходящего солнца. Я не смогу описать вам цвет ее глаз, скрытых полуприкрытыми веками. Клубы дыма, которые она выдыхала, походили на туман, стелящийся над болотом.

Не о таких ли глазах отец декаданса, Бодлер, писал:

Ни опиум, нихмель соперничать стобой Несмеют, демон мой;ты — крайобетованный, Где горестных моих желанийкараваны

Кколодцам глаз твоих идут на водопой?

Иеще:

Блеск редкостных огней в разрезе этих глаз...

Ив странном,неживом и баснословноммире, Где сфинкси серафим сливаются вэфире,

Где излучают свет сталь, золото, алмаз, Горит сквозь тьму времен ненужною звездою Бесплодной женщинывеличье ледяное»60.

Подобные образы американских женщин демонстрируют особую сексуальность Запада в глазах Кафу. Не важно, будет ли это американская женщина с сомнительной репутацией, или молоденькая девушка, подобная Стелле из «Двухдней в Чикаго» («Сикаго но фуцука»), или проститутка, «королева зла»из «Ночнойпрогулки»,—всех их объединяет сексуальность, чувственность гораздо более мощнаяиоткрытая, чем у их японских современниц. Они живут в обществе, где не существует таких жестких запретов и ограничений, как в Японии, поэтому им в большей степени свойственно проявление сексуальной активности, они более доступны по сравнению сяпонками.

Если обратить внимание на такое большое количество женских образов в «Повести об Америке», то становится заметно фактическое отсутствие ярких, запоминающихся мужских образов. Подобнаятенденция является характерной идля произведенийТанидзакиДзюнъитиро, в которых главными героинями являются демонические красавицы— они словно затмевают мужские образы. Что касается рассказов «Повести об Америке», то это явление объясняется тем, что Кафу в основном исследует сферу взаимоотношений японского мужчины и американскойженщины.Американские мужчины впринципе вытеснены из повествовательной ткани рассказов «Повести об Америке». Кроме того, возможно, это происходит еще и потому, что Кафу рисует портрет Запада, вдохновляясь французской литературой XIX в., следовательно, его идеалом является не американец, а, скорее, европеец. Кафу отдает предпочтение французам по национальности ихудожникам попризванию61.В некоторых рассказах, где писатель повествует отом, как мужчина рискует всем ради чувственных наслаждений, он либо делает героя французом, — жертва демонической мулатки в «Пьяной красавице» — либо награждает героев глубоким интересом к европейской культуре— профессор в «Старой досаде»(«Кюкон»),считающий оперу Вагнера «Тангейзер» символическим описанием событий его жизни.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что появление образов роковых женщин в некоторых рассказах сборника «Повесть об Америке»было обусловлено влияниемтворчества некоторых представителей французской литературы XIX в., в частности — Г. де Мопассана и Ш. Бодлера. Особенно яркое впечатление на молодого японского писателя произвели женские образы из произведений Бодлера, что отражается непосредственно в текстах рассказов Кафу, где он использует прямыецитаты из стихотворений французскогопоэта. В дальнейшем образ роковойженщиныне найдет особого развития в произведениях Кафу, поскольку писатель почти сразу после возвращения на родину обратится за вдохновением к национальной литературной традиции, для которой образ роковойженщины в целом не был характерен. Лишь несколько женских образов, в какой-то мере соответствующих этому определению, можно найти в сборнике рассказов Кафу «Повесть о Франции». Однако его более молодой последователь Танидзаки Дзюнъитиро создаст целую галерею образов роковых красавиц, поскольку он будет испытывать интерес к теме демонической красоты на протяжении всей своей творческой жизни.

Произведения Танидзаки Дзюнъитиро, расцвеченные феерическим каскадом ярких образов, и ранние произведения Нагаи Кафу,

21KeeneD. Dawn tothe West. Japanese Literature ofthe ModernEra. Fiction. P. 730.

22ТанидзакиДзюнъилшро. Избранные произведения. Т. 1. С. 49.

23Keene D. Dawn to the West. Japanese Literature ofthe Modern Era. Fiction. P.730.

24ПарандовскийЯ. Король жизни. С. 50.

P. 58.

30Номура Сёго. Танидзаки Дзюнъитиро-но сакухин (Произведения Танидзаки Дзюнъитиро).—Токио, 1974. С. 21 .

31KeeneD. Dawn to the West. Japanese Literature ofthe Modern Era. Fiction. P. 735.

32Ibid.

33Тиба Сюндзи. Танидзаки Дзюнъитиро. Доку томазохизму (Одиночество и мазохизм). — Токио, 1994. С. 2 1 .

39Танидзаки Дзюнъитиро. Избранные произведения. Т. 1. С. 18.

40Ибыла любовь, и была ненависть. Сборник рассказов японских писателей XX века.—М., 1975. С. 117.

41Тамже. С. 124.

42Там же. С. 119.

43Танидзаки Дзюнъитиро. Избранные произведения. Т. 1. С. 17.

44Там же. Т. 2. С.521.

45Ueda Makoto. Modern Japanese Writers and the Nature of Literature.

P. 67.

46Танидзаки Дзюнъитиро. Избранные произведения. Т. 1. С.245.

47Там же. С.18.

48Golley G.L. TanizakiJunichiro: TheArt ofSubversion andtheSubversion

of Art // The Journal of Japanese Studies. — Seattle, 1995. Vol. 21, No.2. P. 401.

49Танидзаки Дзюнъитиро. Избранные произведения. Т. 1. С.255.

50Эйхенбаум Б. М. Олитературе. — М„ 1987. С.297.

51Танидзаки Дзюнъитиро. Избранные произведения. Т. 1. С.315.

52Мопассан Г. де. Собрание сочинений: В 8 т. — Ставрополь, 1993. Т. 2.

С.342.

53 Ito К. Visions of Desire. TanizakT s Fictional Worlds. — Stanford, 1990. P. 40.

54SnyderS. Fictions ofDesire. Narrative F o r m int h e Novels ofNagai Kafu. — Honolulu, 2000. P. 35.

55К а ф у дзэнсю (Полное собрание с о ч и н е н и й Н а т а й Кафу): В 2 9 т.—- То-

кио, 1964—1974. Т. 3. С. 686—687. 56 Там же. С. 582.

5 7 Long, Margherita. Skirmishes with "Sexual" Difference: Tanizaki's Experiments in Masochism. —Ann Arbor, 1996. P. 32—34.

58НагаиКафу. Америка моногатари (ПовестьобАмерике).—Токио, 2001.

С.288.

59Бодлер Ш. Цветы зла: Стихотворения. — М., 2003. С. 7.

60Нагаи Кафу. Америка моногатари. С. 289—290.

61Акасэ Масако. Нагаи Кафуто фурансу бунгаку (НагаиКафуифранцузская литература). — Токио, 1976. С. 43.

Японское искусство

на Всемирных выставках XIX в.

О. И. Макарова

(РГГУ)

После того как в середине XIX в. Япония прекратила политику изоляции, проводившуюся на протяжении более чем двух столетий, и открыла свои границы, перед страной встала необходимость в выборе дальнейшего пути развития. Политические лидеры эпохиМэйдзи (1868—1912) видели два варианта действий: либо смириться с судьбой большинства странАзии и стать европейскойколонией,либо попытаться провести в стране глобальные реформы и создать собственное сильное государство, способное противостоять натиску европейской цивилизации. Они выбрали второй вариант и,несомненно, добились цели: Япония действительно осталась независимой, — правда, впоследствии выяснилось,что ценаэтойнезависимости была дорогой. Ведь именно в эпоху Мэйдзи заложили основы для возникновения тоталитарного режима и экспансионистскойполитики,которые в полной мере реализовались в 1930-е гг. Тенденция к подобному развитию событий во многом крылась в том способе переустройства государства, который был избран в качестве основного. Япония стала национальным государством (а позже сформировала вокруг себя империю). Для этого потребовалось создать собственно «японскую нацию» и ее необходимые атрибуты1. Одним из главных базисов для конструирования японской нации стали вновь сформированные понятия— «национальная культура» и эстетика. Выбор эстетики как основы для формирования нации был обусловлен тем, что эта сфера оказалась единственной,в которойЯпониямогла представить нечто оригинальное, не требующее «реформирования»2; и, что немаловажно, японское искусство чрезвычайно заинтересовало европейцев — а мнение иностранцев в Японии начала эпохи Мэйдзи ценилось высоко3. Для того чтобы сделать Японию равноправным игроком на карте мира, требовалось не только провести в стране внутренние преобразования, но и познакомить с ней Запад. Узнавание японской культуры в Европе началось посредством