Выпуск 3

Разведка и японоведы:становление осведомителънной службы.. 319

Одним из первых профессиональныхучёных, оказавшихся привлечённым к сотрудничеству с российской осведомительной службой, был Д. М. Позднеев, проживавший в 1906—1910 гг. в Японии. Во этот период военный агент в Токио В. К. Самойлов получил от Генштаба задание привлечь к агентурной работе бывшего директора Восточного института, который выразил своё согласие, предупредив, впрочем, что не может сообщать секретные сведения. Однако, несмотря на это, а также на весьма высокийуровень вознаграждения, затребованного Позднеевым (оно было не только выше годового жалования помощника военного агента, но и почти в полтора раза превышало бюджет посольства на все «секретные надобности»), деятельность востоковеда была высоко оценена не только военными, но и дипломатическими представителями. Так, посол России в ЯпонииН.А. Малевский-Малевич в одном из своих донесений в российскую столицу просил о сохрании для Позднеева должности корреспондента Петербургского телеграфного агентства вТокио, т. к. «только при такой постановке дела осведомительная служба... агенства может принести действительную пользу русским интересам в Японии». Ходатайство было удовлетворено, и учёному было выделено 2500 руб. в год «на разведочную деятельность вЯпонии»12. Таким образом, для российского военного ведомства Позднеев представлял ценность именно в качестве аналитика и знатока Японии, что выводило работу по изучению недавнего противника на принципиально новый уровень.

Необходимо отметить особенность ведения разведцеятельности в отношении Японии после 1905 г. Хотя во время русско-японской войны на Дальнем Востоке была создана и успешнофункционировала осведомительная сеть, созданная бывшим российским посланником в Корее А. И. Павловым, однако по ряду причин, главным образом из-за попадания её руководителя в опалу, опыт и связи «шанхайской резидентуры» оказались невостребованными, а «Проект организации агентско-разведочной деятельности на Дальнем Востоке», подготовленный ближайшим помощникомПавлова и его преемником Л. В. фонГойером в конце 1905 — начале 1906 г., так и не был реализован13.

После войны первочередной задачей для Петербурга стала нормализация отношений с Токио, поэтому российские представители в японской столице заняли крайне настороженную позицию в отношении ведения разведцеятельности против Японии,в особенности если таковая осуществлялась не под их непосредственным контролем. Фактически это стало одной из главных причин, почему наработки

320 Я. А. Шулотов

шанхайской агентуры на японском направлении перестали использоваться. 4 августа (22 июля) 1907 г. в российский МИД поступила секретная депеша от посланника в Токио Ю. П. Бахметьева, в которой тот докладывал о беседе с фон Гойером, бывшим в то время начальником тайной агентуры в Шанхае.

Как сообщал российский посланник, он «весьма откровенно» высказал фон Гойеру своё мнение, согласно которому «собирание ка- ким-то мне неизвестным путем сведений о японской армии и флоте, сведений, далеко не сходящихся с теми, которые имеются у наших ответственных и опытных агентов14, не только бесполезно, но даже и вредно», т. к. если данные сведения дойдут до Генерального штаба или Морского генерального штаба (МГШ), то они могут «только вызвать совершенно излишние недоразумения и запросы». После чего Бахметьев предложил начальнику шанхайской агентуры использовать «столь значительные суммы», отпущенные на «секретное получение самых разнообразных сведений», в том числе и о Японии, «на наблюдение за промышленной,торговой и геополитической деятельностью Японии в самом Китае», попутно заметив, что «за японцами же в самой Японии гораздо удобнее нам самим следить в Токио, нежели ему из Шанхая».

Примечательно, что, по словам Бахметьева, фон Гойер «весьма охотно и рассудительно принял к сведению» рассуждения посланника, а также «обещал с ними впредь соображаться, уже более не занимаясь военным делом, ему совершенно незнакомым», целиком поручив изучение данных вопросов военным атташе, «проживавшим вЯпонии и изучавшим их на месте, а не по отдаленным слухам». Фон Гойер также сообщил, что еще до этого разговора он «успел убедиться в недобросовестности своего японскогоразведчика и уволил его»,а после разговора с Бахметьевым и полковникомСамойловым «решил, что содержание здесь таковых должностей было бы только непроизводительным для казны расходом...»15.

Как видно, руководство российской миссией в Токио сделало всё, чтобы воспрепятствовать попыткам наладить сбор сведений о Японии извне, очевидно опасаясь возникновения возможных осложнений на дипломатическом фронте16. Однако при этом возможности российских представителей в японскойстолице в плане организации негласной работы были весьма ограничены, т. к. любой иностранец, тем более сотрудник зарубежной дипмиссии, достаточно плотно опекался японскими компетентными органами. В результате постановка планомерной работы по организации централизованного сбора агентурных данных со всего Дальневосточного региона была отло-

Разведка и японоведы:становление осведомшпелъниой службы...321

жена на долгое время. В плане сбора информации разведывательного характера Япония де-факто была выделена в отдельное производство, в котором всё было отдано на откуп сотрудникам на местах— военному и морскому агентам вТокио.

Следует также отметить следующий принципиальный момент. При анализе вероятности нового вооружённого столкновения с Японией российское военное руководство отводило ключевое место морскому театру военных действий (ТВД), и взгляды Главного управления Генерального штаба (ГУГШ) и морского ведомства относительно невозможности поддержания вооружённого паритета сЯпонией вусловиях отсутствия сильных ВМС на Тихом океане практически полностью совпадали. Приоритетность морского ТВД обусловила ведущую роль образованного в апреле 1906 г. МГШв разработке военной стратегии на японском направлении. Как показывает анализ архивных документов, специалисты Морского генштаба в целом были более точны в оценках боевого потенциала Японской империи, чем их коллеги из ГУГШ17. В этой связи представляется вполне логичным, что первые разработки по организации централизированной осведомительной службы на Дальнем Востоке, представляемые ниже, появились именно вМГШ.

Послерусско-японскойвойныв отношениях РоссиииЯпонии произошли значительные перемены. Две империи смогли разграничить сферы влияния в регионе, координируя друг с другом свои позиции относительно экспансионистскихпланов иактуальных вопросов международной политики, при этом постепенно наращивая сотрудничество не только в политической, но и в культурной, экономической и прочих областях. К началу Первой мировой войны российско-япон- ские отношения де-факто достигли уровня союзнических. Тем не менее в правящих элитах обеих стран, особенно среди военных, сохранялась крайне высокая степень подозрительности по отношению к недавнему противнику. Дипломаты и военные как в России, так и в Японии внимательно отслеживали высказывания политиков противоположной стороны касательно дальнейших перспектив развития двусторонних контактов, обращая пристальное внимание на любые указания относительно возможности возникновения новой русскояпонской войны. Российско-японское сотрудничество, начавшее складываться в первое десятилетие после войны 1904—1905 гг., ещё не успело приобрести прочный фундамент, и различного рода алармистские и воинственные высказывания ложились на благодатную почву недоверия кпартнёру, способствуя укоренению негативных настроений.

В 1913—1914 гг. специалистами МГШ было подготовленно несколько служебных записок относительно организации агентурной работы на Дальнем Востоке18. В предисловии к одной из них («Овспомогательных способах развития осведомительной службы на Дальнем Востоке») приводилась следующая цитата из японских газет: «2 марта 1914 года японский военный министр Кусуносэ на,запрос депутата из Нижней палаты заявил, что при разработке программы военных вооружений Японии военное министерство считает объектом этих вооружений Россию,как наиболее вероятного врага Японии в ближайшем будущем». Комментируя это высказывание, в МГШотмечали: «Несмотря на значительное сближение России и Японии за последние годы, в Япониии сегодня найдется немало элементов,считающих будущее столкновение между Россией и Японией неизбежным», и, анализируя обстановку в регионе, приходили к выводу, что «слабость разваливающегося Китая может... привести к осложнениям между Англией и Японией в долине Янцзэ, или к новому русскояпонскому спору на полях Маньчжурии»19. Вусловиях, когда военные считали возникновение нового вооружённого конфликта с Японией весьма вероятным, задача изучения потенциального противника (сотрудничество скоторымпродолжало, тем неменее,развиваться) вставала особенно остро.

Вместе с тем в указанных документах подчёркивался крайненеудовлетворительный уровень знаний о современном политическом положении стран Востока, в том числе Японии и Китая. При этом представители военных кругов высказывали резкое недовольство фактом недостаточного, на их взгляд, внимания отечественного востоковедения кнуждам военных, причём данные настроения выражались в крайне нелицеприятной форме. Так, «существенным препятствием для ознакомлениясо странами Востока» были названы «слишком большие размеры тех немногих научных трудов, которые появляются в этой области», поэтому «благодаря слишком крупным размерам, этитруды становятся недоступными для ознакомления более широкимкругам русского общества». Развивая эту мысль, вМГШ подчёркивали следующее: «С другой стороны, те немногие научные силы, которыми располагает Россияв настоящее время, направляются волей научных учреждений к изучению археологической пыли и остатков, которые не имеют ничего общего с современными политическими потребностями России.Так, среди нескольких лиц,команди- руемыхрусско-японскимобществом в Япониюв нынешнем 1914 году, один стипендиат будет изучать диалекты японские;другое лицо,командированноеАнтропологическим обществом вКорею,будетмерить

Разведка и японоведъи становление осведомшпелъиной службы...323

черепа туземцев и рыться в корейских развалинах. Этому последнему для покупки битой посуды и других археологических драгоценностей отпускается Антропологическим обществом 1500 рублей. Но для того, чтобы изучать современную политическую жизнь стран Востока, в С. Петербурге средств не находится»20.

В другом документе МГШ («Об использовании морским и военным ведомствами лиц, командируемых на Восток») отмечалось, что «несмотря на существование в России высших учреждений, специально изучающих Восток, а также Обществ, имеющих целью о б ъ е д и н и т ь (здесь и далее выделено в оригинале— Я. Ш.) русских востоковедов, деятельность последних не только оказывается лишенной планомерности и единства, но почти совершенно не отвечает государственным потребностям России настоящего времени». Среди причин сложившейся ситуации специалисты морского ведомства выделяли следующие обстоятельства: «1) Скудность средств (денежных, а также и научных сил), коимирасполагает русское востоковедение; 2) Отсутствие творческих способностей у лиц, ныне стоящих в первом ряду русских

режение с о в р е м е н н ы м Востоком; 4) Отсутствие тесной связи между государственными учреждениями и востоковедами». Какрезюмировалось в итоге, «благодаря такой отчужденности востоковедов, последним неизвестны современные запросы тех или иных ведомств (напр., Морского и Военного), и силы востоковедов остаются государством неиспользованными»21. В качестве мер воздействия на сложившуюся ситуацию в МГШпредлагали развёрнутый план, включавший в себя следующие положения.

«Востоковеды, т. е. лица, изучающие Ближний, Средний и Дальний Восток, должны рассматриваться с государственной точки зрения, как уши и глаза государства, предупреждающие это последнее о надвигающейся извне опасности и облегчающие изыскание путей к избежанию таковой. Но для того, чтобы эта в ы с о к а я задача была осуществляема востоковедами в жизни, необходимо, чтобы изыскания и деятельность востоковедов были объединены единой целью охранения государственных интересов и планомерной организованной работой, отвечающей потребностям государства в данное время.Такое положение вещей может быть легко изменено,и притом при сравнительно минимальных затратах. Так, Морское и Военное ведомства могли бы использовать для своих целей знания русских востоковедов, с одной стороны, первоначально для производства ПОЛИТИЧЕСКОЙ РАЗВЕДКИ, и одновременно для подготовки почвы

324 Я. А. Шумилов

к будущему расширению СПЕЦИАЛЬНОЙ ОСВЕДОМИТЕЛЬНОЙ СЛУЖБЫ на Ближнем, Среднем и Дальнем Востоке».

Для начала предполагалось давать для разработки «всем востоковедам, командируемым на Восток в данном году различными научными и общественными организациями, а также высшими учебными заведениями... темы политического характера». При этом «командируемые на Восток лица» должны были «во время своего пребывания на Востоке вступать в возможно близкие сношения с возможно большим числом туземцев, дабы непосредственно иметь возможность ознакомиться с существующими среди туземцев данной страны с политическими и по возможности о п п о з и ц и о н н ы м и течениями». Впоследствии «полученные таким образом сведения о существующих на Востоке легальных и нелегальных общественных организациях, а также об отдельных выдающихся личностях» могли быть использованы морским и военным ведомствами «в целях развития на месте СПЕЦИАЛЬНОЙ ОСВЕДОМИТЕЛЬНОЙ СЛУЖБЫ, причем для вступления в непосредственные сношения с туземцами или проживающими на Востоке иностранцами уже не будет надобности обращаться к содействию наших востоковедов». Касательно тем, предполагавшихся для разработки исследователями, указывалось, что «таковые должны послужить к выяснению сильных и слабых сторон данного государственного организма на Востоке. Напр., Японии в Корее, Китая в Монголии,Англии в Индии и Тибете, Германии в Малой Азии и т. п.». В заключение приводился список организаций и учреждений, периодически отправлявших за рубеж стажёров, которых предполагалось использовать в указанных выше целях. Список делился на две части и включал в себя различного рода общества (1. Русских ориенталистов; 2. Востоковедения; 3) Императорское географическое; 4. Антропологическое; 5. Русско-японское и др.) и учебные заведения (1. Санкт-Петербургский университет; 2. Лазаревский институт в Москве; 3. Владивостокский Восточный институт и др.). При «такой организации использования сил востоковедов» предполагалось, что «Морское и Военное ведомства могут получить не только всестороннее освещение политической и духовной мощи данной страны, но также и обладать точными сведениями о том, где наиболее успешно и какими средствами можно производить СПЕЦИАЛЬНУЮ ВОЕННУЮ РАЗВЕДКУ»22.

Лица, указанные в предыдущей записке МГШ среди командированных Русско-японским обществом в Японию в 1914 г., впоследствии стали великими учёными, значение и роль которых в истории отечественного и мирового востоковедения сложно переоценить — это

Разведка и японоведы: становление осведомителънной службы...325

были ЕвгенийДмитриевич Поливанови НиколайИосифовичКонрад. Первый должен был «изучать диалекты японские», а второй, как указывалось авторами документа, «мерить черепа туземцев и рыться в корейских развалинах». Примечательно, что, несмотря на резко критичный настрой относительно положения дел в отечественной науке с точки зрения интересов военных кругов, в МГШосознавали потенциал этих двух молодых исследователей, которым в 1914 г. исполнилось только по23 года.В цитируемых документах прямо указывалось, что «обауказанных выше лица являются одними из наиболее способных лиц, посвятивших себя изучению Востока»23. Поэтому, когда в российским морском ведомстве решили вплотную заняться «исправлением» ситуации в востоковедении с целью привлечь перспективные кадры к сбору сведений для решения текущих политических задач государственного характера, вполне логичным выглядело стремление доверить выполнение одного из первых поручений подобного рода именно Поливанову и Конраду. Таким образом, двум молодым японоведам, направлявшимся на стажировку в Японию, со стороны МГШ были даны задания, представлявшие не сколько научный, сколько практический интерес и крайне важные для анализа дальнейшего направления развития внешнеполитического курса Японской империи.

Магистру сравнительного языкознания Е. Д. Поливанову, только закончившему Санкт-Петербургский университет и оставленному на кафедре при Восточном факультете, во время стажировки в Японию было предписано ознакомиться с деятельностью ведущих японских научно-политических обществ, выступавших за разные пути развития имперской внешней политики.

Специалисты МГШ давали довольно точную оценку объектам предполагавшегося исследования. Российские военные пристально следили задействовавшими в Японии научно-политическими собраниями и кружками. Особыми объектами внимания были «Общество объединённой культуры Восточной Азии» (яп. То:а до:бункай ЖЖ^ЗСЗЕС)24» считавшееся враждебным как выступавшее за активизацию политики Токио в Китае и на континенте, а также «Общество Тихого океана» (яп. Тайхэйё: кё:кай j^scLpfc^^), стремившееся направить острие внешнеполитических усилий Японии в сторону южных морей. В задании для Е. Д. Поливанова отмечалось, что последнему «должно быть разъяснено, что общество Тоадобун-Кай преследует цели материковой политики Японии и прямо враждебно России, что же касается общества Тайхэйё-Кьёкай, то это последнее, основанное на средства Японского Морского Министерства, стремится

направить японскую внешнюю политику на Юг, т. е. к Океании и на Восток, т. е. к западному побережью Америки». Помимо указанных организаций, Поливанову предлагалось обратить «особенное внимание» на Японо-русское общество в Токио и «Тайхэйё-Кай» (указывалось в одной связке с Тайхэйё-Кёкай)25.

Деятельность приведённых выше научно-политических обществ заслуживает отдельного комплексного исследования. Иесли про «То- адобун-Кай» известно, что оно было основано в 1898 г. поинициативе известного политика, председателя Палаты пэров Коноэ Ацумаро, а среди своих задач в т. ч. ставило, по сути, пропаганду паназиатских идей (первоначально—японо-китайскоесотрудничество для «защиты территориальной целостности Китая» (яп. Сина ходзэн/

~3£ШШ1ЭЕ) О Т европейцев), сбор различных сведений для дальнейшего проникновения на материк, организацию обучения молодёжи и налаживание связей с национально-революционнымдвижением вКитае26, то под названием «Тайхэйё-Кёкай» в японской исторической науке обычно подразумевают организацию, основанную при поддержке морского министерства в мае 1938 г., одним из руководителей которой был Мацуока Есукэ, впоследствии возглавивший МИДстраны и подписавший в 1941 г. пакт о нейтралитете с СССР27. Вместе с тем очевидно, что деятельность «Тайхэйё-Кёкай» уходила корнями в более ранние времена и была напрямую связана с борьбой двух течений в японскойвоенной и политической элите относительно главного направлениявнешнейэкспансии империи—наматерик илив южные моря. За первый вариант активно выступала армия, флот же являлся сторонником продвижения по второму пути. Сразу после русско-японской войны данное расхождение нашло своё отражение в одном из фундаментальных документов военной стратегии Японии— «Оборонном курсе империи» (яп. Тэйкоку кокубо: хо:син

$?ШШШЬ'Ш)* когда сухопутные войска продолжали считать главным потенциальным противникомРоссию, а ВМФвыделял в качестве основного соперника США28. Ихотя данная полемика в определённой степени носила характер борьбы за бюджетные ассигнования (американские ВМС для японского флота являлись более подходящей мишенью, чем Россия, практически полностью лишившаяся морской составляющей вооружённых сил в результате войны 1904—1905гг.), однако разногласия между армией и флотом Японии относительно главного вектора внешнеполитических усилий империи носиликонцептуальный характер.

Примечательно, что в российском МГШ справедливо отметили тендецию тяготения японского флота к экспансии в юго-восточные

Разведка и японоведы: становление осведомителънной службы.. 327

моря, что скорее могло привести к конфронтации с США, нежели с Россией. В отличие от этого, цели и задачи, декларировавшиеся «То- адобун-Кай», несли прямую угрозу имперским интересам Петербурга в регионе. Как представляется, деятельность «Тоадобун-Кай» имела определённую поддержку в руководстве сухопутных сил Япониии являлась своего рода отражением конкуренциимежду армией ифлотом, носившей,помимовсего прочего, и клановыйхарактер (руководство японским ВМФ было практически полностью сосредоточено в руках выходцев из княжества Сацума, а деятели из княжества Тёсю, в свою очередь, контролировали армию).

Таким образом, постановка тематических задач МГШсвидетельствовала о довольно неплохом уровне осведомлённости российских военных относительно главных тенденций развития политической мысли в Японии. В задании для Поливанова указывалось, что «Тоа- добун-Кай» и «Тайхэйё-Кай» «преследуют две совершеннопротивоположные цели», и «вотэто то противоречие поставленных себе различными обществами японскими целей и желательно возможно полнее ответить». МГШ интересовало всё: «история возникновенияобществ, их уставы, личный состав, цели и деятельность. Отчеты обществ,издаваемые ими органы, научные и политические труды». В качестве основнойзадачи указывалось, что «г-нПоливанов должен иметь прежде всего в виду, что его исследование должно показать, какиеполитические цели поставило себе каждое данное общество и в каком (политическом) направлении эта работа совершается». С этой целью учёный должен был «вступить в личные сношения с представителями этих обществ, а также получить уставы, отчеты и издания означенных обществ». Кроме того, предлагалось «привезти или прислать по возможности весь печатный материал и литературу, касающуюся этой темы». В МГШполагали, что по завершении исследования «все книги и материалы на туземных (восточных) языках можно...направить в одну из библиотек С. Петербурга», из которых «самойудобной» признавалась библиотека Императорского географического общества.

Вместе с тем результаты самой работы Поливанова предлагалось засекретить. Вот каккакформулировалось этоположениев документе МГШ: «Впоследствии... полученный таким образом материал должен быть разобран и о результатах этого исследования должен быть сделан доклад, например в Императорском Географическом обществе. Часть результатов такого исследования может оказаться полезным не обнародовать. В таком случае лицо, руководящее данными политическими исследованиями, предоставит эти не подлежащие огла-

шению материалы в Морской Генеральный Штаб. При этом сам исследователь будет поставлен в известность только о том, что вот та- кие-то данные по политическим соображениям оглашать на докладе и в печати не следует (например, под предлогом сохранения дружбы с Японией — так цензируются доклады в Русско-японском обществе). Дальнейшая же судьба таких нескромных сведений и материалов останется исследователю неизвестной»29.

Не менее важное задание было подготовлено для Н. И. Конрада, который окончилВосточный факультет Санкт-Петербурского университета и оставлен при факультете по кафедре корейского языка, — молодой исследователь должен был проанализировать прочность японских позиций в Корее. Николай Иосифович отправлялся на стажировку сразу от двух организаций: сначала Русско-японское общество командировало Конрада в Японию на 4 месяца для изучения постановки среднего образования в стране, после чего учёный должен был отправиться в Корею на зиму 1914/15 гг. по линии Императорского Антропологического общества с задачей «изучения корейцев с антропологической точки зрения и для собрания небольшой археологической коллекции». Рассмотрев основные цели пребывали Конрада на Дальнем Востоке, в МГШ сформулировали для него следующую тему: «Японо-корейские отношения и положение Японии наКорейском полуострове».

В соответствующем документе морского ведомства отмечалось следующее: «Во время пребывания в Японии г-н Конрад должен, по возможности, ознакомиться с положением корейцев на Японскихостровах. Выяснить приблизительное число проживающих здеськорейцев и общие условия их жизни. В это же время желательно ознакомиться с библиографией по корейскому вопросу на японскомязыке. По приезде в Корею выяснить, в чем заключаются сильные и слабые стороны японского владычества в Корее, как продвигается японская колонизационнаядеятельность. Войти в непосредственное сношение с туземцами, чтобы выяснить отношение широких корейских масс к японскому владычеству, постараться выяснить, какие именно слои корейского народа более всего пострадали от японского господства и враждебно к нему относятся. В случае, если удастся познакомиться с представителями корейской интеллигенции и вообще более или менее выдающимися корейцами, описать их характеристики с точным указанием занимаемого ими положения, рода деятельности и мест жительства. Выяснить условия жизни японцев в городах (напр.,Гензане). Кроме того, г-ну Конраду предлагается привезти или прислать возможно более полный литературный и статистический материал