Выпуск 3

Разведка и японоведы:становление осведомителънной службы...329

по корейскому вопросу, изданному на японском языке». В качестве основной задачи исследователю должно было «быть разъяснено, что его исследование положения японцев в Корее должно содействовать выяснению того, насколько прочно укрепилось господство Японии в Корее, и где нужно искать экономические и духовные данные, могущие в случае надобности послужить к ослаблению японского господства в Корее». По возвращении в Петербург Конрад должен был представить собранный материал и «характеристики тех корейцев, с которыми ему пришлось ближе познакомиться», а также «дать и данные относительно корейских газет»30.

Корея традиционно являлась одним из приоритетных мест для японской внешней политики, а в период Мэйдзи корейское государство стало главной мишенью для экспансии молодой империи. Япо- но-китайская война 1894—1895 гг. велась, в первую очередь, за господство над Корейским полуостровом, и во многом именно разногласия вокруг корейскойпроблемы привелив конечномитоге к вооружённому столкновению между Россией и Японией в 1904—1905 гг. После войны российский МИД попытался продолжить линию на поддержание идеи независимости корейского государства и противодействие влиянию Японии, однако оказался в международной изоляции и вынужден был отступить под нажимом японскойстороны, занявшей бескомпромиссную позицию по самой чувствительной для себя внешнеполитической проблеме. Как отмечал в беседе с российским посланником в Токио Ю. П. Бахметьевым глава японского МИДа Хаяси Тадасу, «корейский вопрос — больное место Японии»31, в котором империя не могла уступить. После назначения весной 1906 г. министром иностранных дел России сторонника соглашения с Японией А. П. Извольского российская дипломатия практически полностью признала исключительные права Японии на Корейском полуострове и фактически закрыла для себя корейский вопрос32. Однако для российских военных кругов Корея являлась, в первую очередь, одним из самых эффективных рычагов давления на недавнего противника, уровень недоверия к которому оставался по-прежнему невысоким. Именнопоэтому, несмотря на официально определённую позицию правительства России по отношению к Корее, полностью признавшего последнюю частью Японской империи, военные по-прежнему интересовались корейской проблематикой, «настроением корейского населения по отношению к завоевателям» и прочими деталями, могущими оказаться полезными в случае возникновения осложнений с Японией.

Таким образом, задачи, подготовленные МГШ для Е. Д. Поливанова и Н. И. Конрада, носили чрезвычайно важный характер для рос-

сийской дипломатии и оборонной стратегии и требовали незаурядныхусилий для их выполнения. Впрочем, авторы приведённых выше документов весьма оптимистично смотрели на перспективы сотрудничества с молодыми японоведами. Отмечая талант обоих исследователей, специалисты морского ведомства высказывали уверенность, что «они судовольствием возьмутся за разработку тем, подобных указанным выше». При этом, поручая начинающим учёным задачи фундаментального характера, в МГШ планировали ограничиться минимальными финансовыми затратами. Вопросы, касавшиеся вознаграждения, формулировались следующим образом:«Поощрением к такой работе могло бы послужить ассигнование некоторой суммы для покупки книг, не для них лично, но которые бы поступили в собственность хотя бы того же Императорского Географического общества. Конечно, можно было отпустить незначительную сумму и для их личного пользования, но в этом совершенно нет никакой необходимости (выделено в оригинале. — Я. Ш.). Важность же приобретения восточных книг, которые поступили бы в собственность одной из С.Петербургских библиотек, была бы чрезвычайной. Дело в том, что в С. Петербурге совершенно отсутствуют научные пособия для работы. Библиотеки не обладают средствами для выписки восточных книг, а частные лица и подавно. В результате, приходится довольствоваться крохами. Ассигнование нескольких сот рублей на покупку книг (части чисто научной, части желательно политического характера) внесл[о] бы большое оживление в дело изучения Востока». Как следует далее из документа, как минимум на начальном этапе военные круги не ставили серьёзной задачи воспитать собственных специалистов, способных профессионально заниматься странами Востока, рассчитывая делать упор на привлечение к работе востоковедов из гражданской среды: «Использование подобных научных командировок может быть распространено на БлижнийВосток. Здесь, например, может быть изучена деятельность немцев в МалойАзии, в заливах Мерсины иАлександретты, деятельность Англии в Египте и Индии в желательном для Генерального Штаба направлении. Такое постепенное использование научных сил русских для целей Морского Генерального Штаба постепенно может привести и к установлению прочных связей с туземными кругами. Восток перестанет быть неизвестной величиной, и осведомительная работа, благодаря знанию туземной среды и широких слоев туземного общества, будет значительно облегчена»33. Вместе с тем крайне важная проблема организации фундаментальных исследований в области востоковедения по вопро-

Разведка и японоведы:становление осведомительнной службы...331

сам военно-стратегического характера так и осталась фактически нераскрытой. В ближайшие годы разведка рассчитывала только на помощь со стороны профессиональных учёных-востоковедов.

Примечательно, что в сложившейся ситуации в морском ведомстве выступали против того, чтобы командируемые узнали об источнике тематических заданий для них— об этом прямо указывалось в документах МГШ касательно указанных исследователей34. Тем не менее в конечном итоге об этом стало известно. В материалах следственного дела арестованного в 1937 г. Е. Д. Поливановаучёный упоминает о том, что после возвращения из Японии в 1916 г. он «представил докладную записку с изложением в ней деятельности некоторых японских обществ, ставящих своей целью проникновение японского влияния на русский Дальний Восток», после чего председатель Общества востоковедения генерал Шведов направил его «в царскую разведку к генералу Рябикову», который также высоко оценил качество представленного материала и предложил сотрудничество35. Сучётом того, что тема указанного доклада была изначально составлена вМГШ, данные показания невыглядят выбитыминасильно в ходеследствия, и несложно предположить, что талантливый учёный и аналитик ещё неоднократно привлекался руководством российской разведки к сотрудничеству во время своих командировок в Японию.

Вместе с тем в Российском государственном архиве ВМФ сохранилась записка в МГШ,датированная 4 февраля (22 января) 1916 г. и адресованная некому Михаилу Иосифовичу, очевидно, сотруднику штаба. Отправитель, подписавшийсяинициалами «Н.П.»,направлял своему адресату повестку заседания Японского отдела36, на котором ожидалось прочтение доклада Поливанова «Деятельность общества Тоадобункай в 1914 г.», и упоминал о желательности присутствия кого-нибудь из МГШ37.Учитывая совпадение по годам и теме доклада с указанными в материалах следственного дела Поливанова,можно предположить, что именно после этого доклада учёному действительно официальнопредложили сотрудничество с разведывательными органами Российскойимперии.

Автору пока не удалось обнаружить текстов предполагаемых отчётов, составленных стажёрами-востоковедами по результатам командировки 1914—1915 гг. В то же время упомянутые задания для Е. Д. Поливанова и Н. И. Конрада были, по сути, первым проектом МГШ подобного рода. В этой связи уместно вспомнить о том, что приблизительно в то же время в Японии в разном качестве находились О. О. Розенберг, Н. А. Невский и ряд других выдающихся япо-

нистов. Вполне вероятно, что в отечественных архивах ещё хранятся материалы, способные пролить свет на доселе неизвестные страницы истории отечественного востоковедения.

Примечания

1 Подробнее о указанных лицах см.: Михайлова Ю.Д. К столетию со дня рождения О. О. Розенберга (1888—1919) // Япония: Ежегодник. 1987. М., 1989. С. 255—264; АлпатовВ. М. Николай Иосифович Конрад: К 100-ле- тию со дня рождения // Восток. 1991. № 2. С. 69—83; Алпатов В. М.Три япониста // Знание-сила. 1992. № 1. С. 105—113; Алпатов В. М.Конрад и Невский // Российские востоковеды. Страницы памяти / Сост. Н. Ф.Лещенко. М., 1998. С. 30—60; Тамазишвили А. О. Николай Конрад: обращение к будущему? // Российские востоковеды. Страницы памяти / Сост. Н. Ф. Лещенко. М., 1998. С. 63—105; Джарылгасинова Р. Ш., Сорокина М. Ю. Академик Н. И. Конрад. Неизвестные страницы биографии и творческой деятельности // Репрессированные этнографы. Вып. 1. М., 1999. С. 199—234;Ис- тория отечественного востоковедения с середины XIX века до 1917 года. М., 1997 и т. д.

2 В 1904—1905 гг. Д. М. Позднеев был директором Восточного института, образованного в 1899 г. во Владивостоке, сменив на этом посту своего брата, выдающегося востоковеда А. М. Позднеева. О жизненном пути и деятельности Д. М. Позднеева см.: Лещенко Н. Ф. Опальный профессор (Д. М. Позднеев). 1865—1937 // Российские востоковеды. Страницы памяти / Сост. Н. Ф. Лещенко. М., 1998. С. 7—27; История отечественного востоковедения с середины XIX века до 1917 года. М., 1997. С. 56—58, 294—295, 342—346 и т. д. Об А. М. Позднееве см.: Хохлов A. H. A. M.Позднеев — основатель Восточного института во Владивостоке // Известия Восточного института ДВГУ. Владивосток. 1994. № 1. С. 37—47.

3 Подробнее о Е. Д. Поливанове см.: Леонтьев А. А. Евгений Дмитриевич Поливанов и его вклад в общее языкознание. М., 1983; Ларцев В. Г. Евгений Дмитриевич Поливанов. Страницы его жизни и деятельности. М., 1988; Из следственного дела Е. Д. Поливанова / Предисл., публ. и коммент. Ф. Д. Ашнина и В. М.Алпатова // Восток. 1997. №5. С. 124—142 и т. д.

4Подробнее о С. Г. Елисееве см.: АлпатовВ. М.Сергей Григорьевич Елисеев // С. Г. Елисеев и мировое японоведение. Материалы международной научной конференции. М., 2000. С. 12—24; КуратаЯсуо.Ожизненном пути Сергея Елисеева // С. Г. Елисеев и мировое японоведение. Материалы международной научной конференции. С. 25—35 и т. д.

5АлпатовВ. М. Конрад и Невский. С. 31.

6Воскресенский Аполлинарий Николаевич (1879—1930). ОкончилМорской корпус (1899), принимал участие в подавлении боксёрского восстания

вКитае. Состоял в военно-морском ученом отделе Главного морского штаба (ГМШ),в 1904 г. был флаг-офицером Штаба командующего флотом Ти-

Разведка и японоведъи становление осведомителънной службы.. 333

хого океана, в феврале 1905 г. вновь направлен в ГМШ. В декабре 1905 г. назначен морским агентом в Японии (с 1906 г. и в Китае), отчислен с должности осенью 1917 г. Преподавал в Токийском университете. В эмиграции во Франции окончил университет в Марселе. Старший лейтенант (1908), капитан 2-го ранга (1912), капитан 2-го ранга (1916). Умер в 1930 г. в Марселе в звании контр-адмирала (По материалам доклада М. Е. Малевинской «Аполлинарий Николаевич Воскресенский и его деятельность в Японии» на международной научной конференции в Токийском университете 1 июля 2009 г.).

7 Самойлов Владимир Константинович (1866—1916). Окончил Николаевское инженерноеучилище (1887), Николаевскую академию Генштаба (1893). Состоял при Приамурском военном округе (1894—1900). Участник военных действий в Китае (1900—1901). Военный агент в Япониив 1902—1905 гг. Состоял в распоряжении начальника Главного штаба в 1905—1906 гг., после вновь назначен военным агентом в Японии, прослужил до 1916 гг. Капитан (1895), подполковник (1899), полковник (1903), генерал-майор (1909). Умер на борту парохода в пути из Кобев Шанхайв 1916 г. Подробнее оВ. К.Самойлове и его деятельности в Японии см.: ПодалкоП. Э.Военный агент в Япониигенерал В. К. Самойлов (1903—1916) // Japanese Slavic and East European Studies. 2001. Vol. 22. P. 73—109; Подалко П. Э. Япония в судьбах россиян: Очерки истории царской дипломатии и российской диаспоры в Японии в конце XIX— начале XX века. М., 2004. С. 78—117.

8Русин Александр Иванович (1861—1956). Окончил Морской корпус (1881), Николаевскую морскую академию (1888). В 1899—1904 гг. морской агент в Японии. Принимал участие в подавлении боксёрского восстания, русско-японской войне. В 1905 г. участвовал в составе российской делегации в мирной конференции в Портсмуте. В 1909—1913 гг. директор Морского корпуса, в 1913 г. назначен начальником ГМШ,после с 1914 по 1917 г. возглавлял Морской генеральный штаб (МГШ,Генмор). Контрадмирал (1909), вице-адмирал (1912). В эмиграции во Францииумер в Касабланке в 1956 г.

9ХохловА. Н. Петербургское японоведение с середины 50-х гг. XIX в. до октября 1917 г. // С. Г. Елисеев и мировое японоведение. Материалы международной научной конференции.С. 223, прим. 1.

10Согласно утверждённым Крыжановским планам, в 1911г. изучающие японский язык должны были быть отправлены по следующим маршрутам:

1)Капитан Отоцкий: Новокиевское,Хунчун, Кегенфу, Ченчжин, Хайенг, Кегенфу, Новокиевское; 2—3) Поручики Драуль и Мусатов: Посьет, Кегенфу, Ченжин, Кенгшен;4) Штабс-капитан Попов: Андун-Анджю; 5) Капитан Моллер: Анджю-Циманьпо (написание географических названий дано по оригиналу документа. — Я. Ш.) // РГВИА. Ф. 1558. Оп. 3. Д. 20. Л. 62.

11Об этом подробно писал в своих донесениях в Петербург военный агент В. К. Самойлов, см.: Подалко П.Э. Япония в судьбах россиян: Очерки истории царской дипломатии и российской диаспоры в Японии в конце XIX— начале XX века. С. 102—108.

12Подалко П. Э.Япония в судьбах россиян. С. 98—99.

13Подробнее о деятельности А. И. Павлова и руководимой им шанхайской агентурной сети см.: Павлов Д. Б. Русско-японская война 1904—1905 гг. Секретные операции на суше и на море. М., 2004.

14Имелись в виду военный и морской атташе при российской миссии в Токио. — Я. Ш.

15РГАВМФ. 418. Оп. 1. Д. 970. Л. 23.

16Аналогичную позицию занимал и военный агент Самойлов, что особенно характерно проявилось в деле о назначении его помощника по корейскому направлению. Подробнее см.: Шулатов Я. А. Вопрос о назначениипомощника военного агента в Японии как отражение российской политики в корейском вопросе после русско-японской войны // Социальные и гуманитарные науки на Дальнем Востоке. 2004. № 3. С. 116—123.

17О военно-стратегическом аспекте отношений России и Японии после русско-японской войны см.: Шулатов Я. А. На пути к сотрудничеству: рос- сийско-японские отношения в 1905—1914 гг. М.; Хабаровск, 2008.

С.106—160, 189—190, 215—243.

18Особое место занимают материалы, подготовленные капитаном 2-го ранга А. А. Нищенковым,совершившим в середине 1913 г. рабочую поездку на Дальний Восток, а также наработки морского агента в Японии капитана 2-го ранга А. А. Воскресенского.

19РГАВМФ. Ф. 418. Оп. 2. Д. 32. Л. 17.

20Там же. Л. 21.

21Там же. Л. 10—11.

22Там же. Л. 11—12. ^амже . Л . 23.

24В документах МГШ фигурировал перевод «Общество объединённой

письменности Дальнего Востока». 25РГАВМФ. Ф. 418. Оп. 2. Д. 32. Л. 13.

26Об истории «Тоадобун-Кай» см. сайт организации - преемницы «КадзанКай» (JiiJj^). Режим доступа: http://www. kazankai. org/info/dobun. html.

27См.: ХараКакутэн. Гэндай адзиа кэнкю: сэйрипусирон—мантэцу тё:- сабу, то:акэнкю:дзё, IPRHOКЭНКЮ: (Теорияистории становления современных азиатских исследований: Исследовательский отдел ЮМЖД, НИИВосточной Азии, исследования Института тихоокеанских отношений (IPR).Токио, 1984.

28Подробнее о военной стратегии Японии после русско-японскойвойны

см.: ЦунодаДзюн. Мансю:мондай то кокубо:хо:син. (Маньчжурская проблема и оборонная политика Японии).Токио, 1967; Китаока Синъити. Нихон рикугун то тайрику сэйсаку 1906—1918. (Армия и континентальная политика Японии в 1906—1918 гг.).Токио, 1978; КобаясаМитихико. Нихон но тайрику сэйсаку 1895—1914: кацура таро: то го:то: симпэй. (Континентальная политика Японии в 1895—1914гг.: Кацура Таро и Гото Симпэй). Токио, 1996 и т. д.

29РГА ВМФ. Ф. 418. Оп. 2. Д. 32. Л. 13, 22—23.

30Там же. Л. 14—15,23.

Разведка и японоведы:становление осведомителънной службы.. 335

31АВПРИ. Ф. Японскийстол. Оп. 493. Д. 171. Л. 187.

32О месте и значении корейского вопроса в отношениях России и Японии после русско-японскойвойны см.: Шулотов Я. А. На пути к сотрудничеству: российско-японскиеотношения в 1905—1914 гг. С. 72—105.

33РГАВМФ. Ф. 418. Оп. 2. Д. 32. Л. 23—24.

34Тамже.Л.24.

35Во время следствия, находясь под сильнейшим давлением, Поливанов оговарил себя, утверждая, что согласился сотрудничать сроссийскими разведорганами по заданию японской разведки, которой был завербован ранее. Подробнее см.: Из следственного дела Е. Д. Поливанова / Предисл,, публ. и коммент. Ф. Д. Ашнина и В. М. Алпатова // Восток. 1997. № 5.

С.124—142.

36Предположительно Общества востоковедения.

37РГАВМФ. Ф. 418. Оп. 1. Д. 4522. Л. 1.

Формирование «новой» аристократии в Японии 1884—1945 гг.

Ш. Ш. Яппаров

(ИНИОН)

Одним из элементов реорганизации политической системы Японии после реставрации Мэйдзи в 1867г. стало введение системы аристократических титулов попрусскому образцу. Исследователи полагают, что необходимость формирования нового слоя наследственной знати была обусловлена необходимостью создания противовеса представительской нижней палате в молодом японском парламенте1.Для того чтобы дать более илименее полную характеристику «новой аристократии», представляется целесообразным рассмотреть еёпоследующим признакам: социальное, территориальное происхождение,динамика продвижения поиерархической лестнице внутри аристократии, возрастные показатели, и соотношение всех этихпризнаков.

Основным источником дляисследования явился сборник «Кадзоку какэй тайсэй», выпущенный в 1985 г. издательством КасумиКайкан2. Этот источник неиздавался за рубежом и в отечественном японоведении также малоизвестен. Данное издание представляет собой всеобъемлющий свод генеалогий родов, членам которых были дарованы аристократические титулы после учреждения соответствующей системы вЯпониив 1884г.Всего упоминается 591 род, среди которых как виднейшиедеятели периода Мэйдзи(КацураТаро, Сайондзи Киммоти, ИтоХиробуми, ИноуэКаору ит.д.),такималоизвестныеличности (напр.,Такэноути Харунори, Нисикокоодзи Ариаки).

Генеалогические древа семей аристократов составляют большую часть издания3. В 2-х дополнительных томах содержится информация по их доходам, происхождению, карьерному росту4. Происхождение подразделяется натерриториальное и социальное, чему соответствуют два раздела книги. В территориальном происхождении указаны названия префектур5, натерритории которых родился каждый «новый» аристократ. Социальная составляющая представлена информацией осемье. Карьерный рост можно проследить в разделе, где дана хронология получения титулов аристократами. Кроме того,

в источнике имеются достаточно обширные сведения о доходах членов аристократии.

Пожалование титулов осуществлялось в два этапа. Первый этап — 7—8 июля 1884 г. В эти два дня титулы получили 504 человека, то есть 51 % всех «новых аристократов», таким образом, основа «нового слоя» была заложена в эти два дня. Второй этап продолжался до окончания Второй мировой войны, когда титулы даровались в основном индивидуально.

Всего титулы за 61 год получили 1015 человек. По социальному происхождению соотношение следующее: 48,3 % (495) — самураи; 28% (285) — князья даймё;20% (196) — старая аристократия кугэ; 1,5 % (14) синтоистские священнослужители; 0,7 % (7) — буддийские священнослужители; 0,7% (6) — принадлежали к императорскому роду; 1,5% (12) — простолюдины.

Наивысшийпроценттитулов получили самураи. Большинствосамураев, 80,6 % (397), получили самый низкийв иерархии титул барона; 12 %(59)былдарован титул виконта;6,5 %(32) —графа; 0,9 %(7)— маркиза; ни для одного самурая титул принца не стал первым.

На втором месте по количеству полученных титулов представители сёгунской военной знати даймё.Из 282 человек 5,6 % (18) получили титул барона; 78,4 % (221) — виконта; 10 % (28) — графа; 4,5 % (13) — маркиза; и 1,5 %, (5)— высший титул принца.

Все 14 синтоистских священнослужителей получили титул барона.

Из 7 буддийских священнослужителей 5 получили титул барона, а 2 — графа.

Все простолюдины получили титулы барона. Все они были представителями влиятельных купеческих домов и на момент пожалования титула возглавляли крупнейшие корпорации дзайбацу.

Из 504 человек, получивших титулы при первом пожаловании, 35% (174) были представителями старой придворной аристократии кугэ, 54 % (277) — князей даймё,8,5 % (41) были простыми самураями. 2,3% (11) человек происходили из семей синтоистских священников, иодиниз буддийских священников. Следуетотметить, что всего в состав «новой аристократии» было введено в два раза большесинтоистских, чем буддийских священнослужителей. Наверное, это можно объяснить становлением государственного синто и активным восстановлением древних добуддийских традиций.

Из 511 человек, кому были пожалованы титулы за последующее время до 1945 г., 4,5% (23) были представителями старой придворной аристократии кугэ; 1,7 % (9)— князей даймё; 88,8 % (454) —про-

338 Ш. Ш. Яппаров

стыми самураями; 0,6% (3) — синтоистские священнослужители; 1,2 % (6) буддийские священнослужители; 1% (5)— императорский род; 2,1 % (11) были по происхождению простолюдинами.

277 даймё получили аристократические титулы в первой волне пожалований, в последующий период лишь 1,4 % (9) даймё вошли в «новуюаристократию». Похожая ситуация наблюдается и с кугэ—по- лучивших титул после 1884 г. всего лишь 4,5 % (23).

В свою очередь, свыходцами из самураев наблюдается прямо противоположная ситуация. 84 %тех, кто получил титулы после первого пожалования, — самураи по происхождению, тогда как среди получивших титулы в первые два дня только 8,5 % самураев.

Чёткопрослеживаются две основныетенденции.Первая—вытес- нение старой аристократии представителями среднего и низкорангового самурайства. В первые два дня 1884 г., непосредственно после официального введения системы в действие, были титулованы представители старой киотоской придворной и сёгунской военной знати, что положило начало формированию «новой аристократии». Впоследствии, в 1884—1945 гг. доминирующей социальной группой стали низкоранговыеи среднеранговые самураи. Именно онисоставляют подавляющее большинство среди тех, кто получал титул более одного раза, то есть среди тех, кто поднимался по иерархической лестнице внутри «новой аристократии».

Вторая тенденция—расширениесоциального представительства

в«новой аристократии». Главным признаком этого явления можно считать появление группы простолюдинов. Несмотря на то что она очень мала, все же это показатель важнейшей тенденции. Сама возможность включения в состав знати человека, не принадлежавшего ни к старой аристократии, ни к привилегированному воинскому сословию, является большим изменением во властной структуре. Конечно же, речи отом, что японскоеобщество стало пропорционально отражаться в системе управления, нет. Но,тем не менее, присутствие

в«новой аристократии» представителей всех социальных групп свидетельствует об определённой тенденции.

Анализ признакатерриториального происхождения выявилнаиболее массово представленные группы: Киото и юго-западные княжества (Сацума и Тёсю), 19 % и 17 % соответственно. Выходцы из остальных префектур составляют в среднем от 1% до 4 %.Родившиеся вТокиосоставляют 3,5%. Минимальныепоказатели—отОД %до 1%. 12 префектур (Аомори, Иватэ, Кагава, Канагава, Мияги,Миядзаки, Окинава, Саитама, Сидзуока, Токусима, Тояма, Хоккайдо) представлены менее чем 1% «новой аристократии» (1—10). Столь высокоепо-