дней после смерти Исма'ил-бея. С его смертью настал и конец [эпидемии] чумы. Изречение поэта гласит:

Если жизнь завершается смертью, то все равно, длинна ли она или коротка.

Умер столь же именитый человек, выдающийся по своей образованности, – Мухаммад-эфенди ибн Сулайман-эфенди ибн 'Абд ар-Рахман-эфенди ибн Мустафа-эфенди Какли-вийан, или, как его именовали по народному, – Джумлийан. Он рос здоровым, благополучным, благочестивым, стремился к знанию, занимался математикой; [в частности], Мухаммад-эфенди посещал моего покойного отца, много занимался с ним вычислениями, астрономией, составлением календаря. Во всем этом он преуспевал и стал первоклассным ученым.

Мухаммад-эфенди покупал ученые книги, делал много выписок, у него был прекрасный почерк. Он приобретал затейливые инструменты, занимался вычислениями. Он составил календарь на предстоявшее тогда десятилетие, к которому была приложена история жителей [страны], свершившихся событий, а также даны многочисленные чертежи /225/ удивительных инструментов. Его работа и вычисления отличались исключительной тщательностью, точностью и достоверностью.

По натуре он был добр, воспитан, имел хороших друзей. Умер он также от чумы. Это было в ша'бане (5.IV. – 3.V.1791). И остались втуне его книги, математические и астрономические инструменты.

Умер любящий друг, ему ровня, одаренный эмир Ридван ат-Тавил, в прошлом мамлюк 'Али Катходы ат-Тавила. С юных лет он страстно увлекался наукой. Он учился у выдающегося, очень способного шейха 'Османа ал-Вардани и других, преуспевал в занятиях по математике и астрономии. Днем и ночью его мозг работал в этом направлении. Он выполнил точные и совершенные квадранты – большой и малый. Ридван ат-Тавил сделал солнечные часы, мунхарафат 751 и многое другое из оригинальных инструментов и точных чертежей. Он прославился своим умением в этой области, стал широко известным, так что пожинал плоды блестящей славы. Ее погасила смерть.

Умер высокочтимый господин, один из главных [352] старшин – эмир Исма'ил-эфенди ал-Халвати – ихтийар чаушей. Он был из числа знатных старшин (ихтийарийа). Его очень почитали за благопристойность, солидность, умение управлять и руководить. Умер он от чумы в ша'бане 1205 (1790-1) года.

Умер также уважаемый господин – Мухаммад Баш Калфа, происходивший из мамлюков Йусуфа-эфенди Баш Калфы. Он был хушдашем Мухаммада-эфенди Сани Калфы и 'Абд ар-Рахмана-эфенди. Он был красив и обладал наилучшими качествами. Его назначили главой писцов при том, что сейид Мухаммад Баш Калфа возглавлял писцов ар-рузнама. Вел себя Мухаммад Баш Калфа наилучшим образом, был [полон] похвальных стремлений. Таким он оставался до самой смерти.

Умер также образованный и добродетельный человек Ахмад-эфенди – весовщик монетного двора. Он был прекрасным человеком, красивой внешности, тонкой души, скромным, смиренным, всеми любимым.

Год тысяча двести шестой

(31.VIII.1791 – 18.VIII.1792).

Месяц мухаррам начался в среду. В этот день Салиха Агу – катходу чаушей назначили сопровождать дары Порте. Это тот самый, кого посылали прежде с поручением добиться соглашения через Ну'мана-эфенди и Махмуд-бея. Он было добился этого, но все расстроилось из-за Хасан-паши, по этой-то причине сославшего Ну'мана-эфенди. А произошло это за четыре дня до смерти Хасан-паши.

По возвращении в Каир Салиха Агу на этот раз также назначили сопровождающим за опыт в прошлом и знание установлений. Салих Ага по возвращении жил в доме ал-Баруди –

он женился на его вдове.

5 мухаррама (4.IX.1791) эмиры собрались, чтобы проводить Салиха Агу – они спустились в Старый Каир.

Вэто же время внезапно снизился уровень вод Нила. Случилось это во время праздника Салиб. Прекратился приток вод в ал-Халидж и остальные каналы. За очень небольшим исключением, земли остались неорошенными. Прекратилось поступление зерна на побережье и хлебные пристани. Люди встревожились, убедившись, что не миновать засухи. В отчаянии они молили о божьем милосердии.

Стоимость зерна поднялась с двух реалов [за ардабб] до шести. Бедняки подняли шум и обратились к [353] правителям. Ага объезжал хлебные пристани и побережье, избивая хлеботорговцев, прибивал из гвоздями за уши [к дверям].

Затем Ибрахим-бей отправился в Булак, чтобы на побережье установить цену в четыре реала за ардабб зерна. Превышать эту цену воспрещалось. Но это оказалось безрезультатным. Во время объездов торговцы проявляли повиновение, а вслед за тем продавали [зерно] по желательным им ценам. /226/ Так было, несмотря на наличие значительного количества зерна. Барки с зерном прибывали большей частью для эмиров. Оно переправлялось на склады и в дома.

Вначале сафара (30.IX. – 28.Х.1791) приехал посланец с указом о помиловании эмиров. Сообщалось, что отношение к ним благожелательное. Устроили у паши диван, на котором указы были прочитаны. Они были вызваны вот чем. Когда в прошлом сейид 'Омар-эфенди приехал с письмами [эмиров Верхнего Египта], адресованными паше, в которых они просили его посредничать в целях мирного урегулирования, то паша, со своей стороны, написал об этом в Стамбул. В своем письме он указал, что находящиеся в Каире эмиры не могут противостоять [эмирам Верхнего Египта] и что те при любых обстоятельствах могут прибыть и вступить в город. Присланные указы – ответ на это письмо паши, из них следует, что его посредничество принято и что эмирам разрешается возвратиться в Каир при условии, что они раскаиваются и будут жить в согласии со своими братьями. По прочтении указов устроили фейерверк и пушечный салют.

Во вторник 12 сафара (11.Х.1791) в Каир приехал шейх ал-Амир, возвратившийся из Турции. Он привез указы, адресованные паше и эмирам. В сопровождении шейхов он из Булака отправился к себе домой. Никто из эмиров не явился, чтобы приветствовать его.

Порта наградила шейха ал-Амира тысячей пиастров и предписала выплачивать ему ежедневно по одному пиастру за счет монетного двора. Шейх ал-Амир [в Стамбуле] в Асар аш-Шарифа молился о ниспослании [турецким войскам] победы, он читал ал-Бухари.

Вмесяце раби' I (29.X. – 27.XI.1791) в ал-Азбакийе праздновали день рождения пророка. Сюда прибыл Мурад-бей, и состоялось примирение между ним и шейхом Мухаммадом-эфенди ал-Бакри. Они было стали враждовать по поводу того, что [имущество], оставленное Мурад-беем на хранение у шейха ал-Бакри, последний отдал Хасан-паше. Когда Мурад-бей возвратился в Каир, то он наложил руку на [354] селение, купленное ал-Бакри у Хасана Челеби ибн 'Али ал-Газзави. Мурад-бей потребовал у последнего сумму, выплаченную ему за селение шейхом ал-Бакри. По этой-то причине и затянулся раздор между ними. Они примирились на сумме, полученной Мурад-беем от обоих. [В день празднования] рождения пророка Мурад-бей приехал к шейху ал-Бакри, и тот устроил ему прием. Мурад-бей провел у него часть ночи и облачил шейха ал-Бакри в шубу почета.

Тогда же у паши собрался диван и составили прошение об отмене [на этот год взыскания] мири по причине засухи в стране.

Тогда же Мухаммад-бей ал-Алфи уехал в Шаркийу-Бильбейс.

Ибрахим-бей приехал в мечеть своего устаза для осмотра ее и книгохранилища при ней. Он провел здесь три дня. Забрав ключ от книгохранилища у Мухаммада-эфенди Хафи-за, Ибрахим-бей вручил его своему доверенному Мухаммаду ал-Джарахи. Этому книгохранилищу им назначен вакф для приведения его в исправное состояние, а [здание]

уже было превратилось в руины – уцелели лишь двери.

Вмесяце раби' II (28.XI – 26.XII.1791) с торговых людей ал-Гурийи, Тулуна и Хан ал-Халили потребовали денег. Ночью схватили нескольких людей и при факелах препроводили в тюрьму Булака, а затем освободили. Некоторые богатые купцы внесли причитавшееся с несостоятельных торговцев, разверстав эти суммы между собой. Это вызвало озлобление одних против других. Многие торговцы бежали, заколотив гвоздями свои дома и лавки. Многие другие честные люди, [в том числе и] причастные к оджакам, поступили точно так же. Люди роптали. В начале месяца джумада I (27.XII.1791 – 25.I.1792) был издан фирман о сборе податей и с неорошенных земель. Этот указ был обнародован по всем провинциям. Закончился коптский месяц кихак 752, но ни одного дождя не выпало. Земледельцы вспахивали [сухие] земли, примешивая часть той земли, которой коснулась влага. Но развелись черви, и появилось неимоверное количество крыс. Их было так много, что они объедали плоды самых высоких деревьев. Уцелевшие от червей злаки были истреблены крысами. Весной этого года нечем было кормить скот. Приходилось довольствоваться терновником и соломой, но и их очень трудно было достать. Ослиный вьюк пожелтевшей соломы, смахивавшей на мусор, прежде стоивший в такое время пять пара, теперь продавался за сотню пара.

Затем феллахи перестали появляться с чем бы то ни [355] было в городе, так как у них все отнимали правители и их солдаты. Фураж стал продаваться из-под полы по два пара за пригоршню.

Тогда же возвратился из Турции Салих Ага. /227/ В месяце шаввал (23.V. – 20.VI.1792) он снова уехал туда с дарами и посланиями Порте и ее сановникам. В месяце [зу-]л-ка'да (21.VI. – 20.VII.1792) стало известно об отставке великого везира Йусуфа-паши и о назначении вместо него Мухаммада-паши. К этому времени Салих Ага уже был в Александрии. В письма пришлось внести изменения и послать их ему. Тогда же прибыл ага с указами о продлении полномочий вали Египта на новый год. Торжественной процессией ага вступил в крепость, и в его честь устроили фейерверк.

Вконце месяца [зу-]л-хиджжа (21.VIL – 18.VIII.1792) Ибрахим-бей объявил о предстоящей свадьбе своей дочери 'Ади-лы-ханум, выдаваемой замуж за Ибрахим-бея ал-Вали, бывшего в прошлом амир ал-хаджжем. Специально для 'Адилы-ханум построили дом по соседству с домом шейха ас-Садат. Подготовили ей самое дорогое приданое: украшения, драгоценности, вазы, серебряную и золотую посуду. В Биркат ал-Фил стали готовить все для свадьбы. Перед домами знати натянули тенты, подготовили все для иллюминации, устроили места для игр и увеселений. В стране ввели обложение [специально для этого случая]. От эмиров, людей высокопоставленных, купцов стали поступать дары и подношения.

Ибрахим-бей пригласил на свадьбу пашу. Тот спустился из крепости с подарками для невесты, состоявшими из мехов и драгоценностей. Ибрахим-бей, [со своей стороны], подарил паше девятнадцать лошадей, из них десять со сбруей, жемчужные четки, индийские ткани, курительные трубки, украшенные драгоценными камнями.

4 мухаррама (3.IX.1792) в четверг состоялась свадебная церемония. Из дома своего отца невеста отправилась в великолепном экипаже европейского образца и производства. Кортеж выглядел весьма достойно – ему не предшествовали ни скоморохи, ни паяцы. Впереди экипажа невесты шли пешком все эмиры, кашифы, знатные и купцы.

Тогда же приехал 'Осман-бей аш-Шаркави в сопровождении заложников Хасан-бея ал-Джиддави – Шахин-бея и других. Они поселились в небольшом доме.

Тогда же стало известно, что 'Али-бей и те, что состояли при нем, отделились от Хасан-бея и отправились через ал-Кусайр в Джидду. [356]

Упоминание о тех, кто умер в этом году.

Что же касается умерших в этом году, то умер знаменитый имам, один из выдающихся ученых, прославившийся своими сочинениями, черпавший из собственных прозрачных источников, [обладавший] столь блестящими свойствами, что невозможно их преувеличить

иобстоятельно постигнуть: полет его мыслей был недосягаем. Едва ли был на научном поприще ученый, которому в такой мере принадлежало первое место. Этот выдающийся, одаренный и известный ученый, отец знаний – наш шейх Мухаммад ибн 'Али ас-Саббан, шафиит. Он родился в Каире. Усвоив Коран, он изучил тексты и старался постичь науку. Он слушал выдающихся шейхов своего времени, которые были его наставниками, упоминаемыми в программе его шейхства. Он посещал занятия шейха ал-Маллави, кои тот вел по своему малому комментарию к ас-Суллам; занятия по комментарию шейха 'Абд ас-Салама к Джаухарат ат-таухид, по комментарию ал-Мак-вади к ал-Алфийе; по комментарию шейха Халида к основам грамматики. Он изучал у шейха Хасана ал-Мадабиги ас-Сахих ал-Бухари, который читал помногу; у шейха Мухам-мада ал-Ушмави – аш-Шифа' кади 'Ийада, Джами' ат-Тир-мизи 753, ас-Сунан Абу Дауда; у шейха Ахмада ал-Джауха-ри – комментарий к У мм ал-барахин; у сейида ал-Балиди – ас-Сахих Муслима, комментарий к ал-'Ака'ид ан-на-сафийа Са'да ат-Тафтазани, Тафсир ал-Байдави, комментарий к Рисалат ал-вад' ас-Самарканди.

[Шейх Мухаммад ибн 'Али посещал занятия] шейха 'Аб-даллаха аш-Шубрави по Тафсиру ал-Байдави и Тафсиру ал-Джалалайн, по комментарию шейха 'Абд ас-Салама к Джа-ухаре. У шейха Мухаммада ал-Хифнави он изучал ас-Сахих ал-Бухари, ал-Джами' ас-сагир, Шарх ал-минхадж, комментарий аш-Шиншури к ap-Pax6uue 754, Ми'радж ан-наджм ал-гайти 755, комментарий Шейх ал-ислама к ал-Хазраджийе, у шейха Хасана ал-Джабарти – ат-Тасрих 'алат-т-аудих 756, ал-Мутаввал, текст ал-Джагмини по астрономии

иШарх аш-ша-риф ал-хусайни и Хидайат ал-хикма 757.

[Шейх ас-Саббан] говорил, что воспринял [у Хасана ал-Джабарти] ал-микат 758 и все с Ним связанное, читая многочисленные послания, и посещал его занятия по книгам ха-нифитского толка, таким, как ад-Дурр ал-мухтар 'ала танвир ал-абсар, комментарий Муллы Мискина к Канз. У шейха 'Атийи ал-Уджхури /228/ Мухаммад ибн Али изучал Минхадж, прочитав его не больше двух раз, комментарий ал-Махалли к Джам' ал-джавами', комментарий ас-Са'да [357] к ат-Талхис ас-сагир, комментарий ал-Ушмуни к ал-Алфийе, комментарий ал-Маллави к ас-Суллам, комментарий Шейх ал-ислама к ал-Джазарийе, комментарий ал-'Исама к ас-Самаркандийе, комментарий ал-Хафси к Умм ал-барахин, комментарий Райхана Аги к ал-Аджуррумийе.

Ушейха ал-'Адави [он изучал] Мухтасар ас-Са'да на ат-Талхис, комментарий ал-Кутба

каш-Шамсийе 759, комментарий Шейх ал-ислама к ал-Алфийе (...), комментарий [того же] Шейх ал-ислама к ал-Басмале Ибн 'Абд ал-Хакка 760, текст ал-Хикам Ибн 'Ата'аллаха – да будет к ним милостив всевышний Аллах! Шейх ас-Саббан рассказывал: “Я воспринял религиозное учение и зикр по тарикату аш-Шазили от наставника 'Абд ал-Ваххаба ал-'Афифи ал-Марзуки. Я посещал его занятия и долго пользовался его внутренней и внешней поддержкой”. Он говорил: “Я воспринял обрядность та-риката от наших покровителей – рода Вафа, насыщающих из своего чистого кубка выдержанным питьем от плодов их предков и распространяющих свое благородство на больших и малых. Их потомком, привлекающим к себе взоры и умы, является Абу-л-Анвар Мухаммад ас-Садат ибн Вафа – да хранит Аллах его и нас во имя его деда Мустафы! Это он посвятил меня в религиозное учение своих предков, именующееся в честь Абу-л-'Ирфана. Он написал мне свой санад от [посвятившего в тарикат] его дяди по матери – Шамс ад-Дина Абу-л-Ашрака, от его дяди по отцу сейида Абу-л-Хайра 'Абд ал-Халика, от брата того – сейида Абу-л-Иршада Йусуфа, посвященного отцом шейха Абу-т-Тахсисом 'Абд ал-Ваххабом и отцом дяди – сейидом Иахйей Абу-л-Лут-фом, и так до конца. Это воспроизведено с написанного рукой покойного – да будет милостив к нему всевышний Аллах!”.

Шейх ас-Саббан не переставал служить науке, приобретать знания, пока не стал весьма искусным в науках умозрительных и традиционных. Он читал книги, почитаемые “го шейхами, воспитывал учеников.

Он прославился тщательным изучением теории, [искусством ведения] спора. Разнеслась молва о его славе, его выдающемся положении среди улемов Египта и Сирии.

Шейх ас-Саббан был другом покойного отца. Он стал встречаться с ним с 1170 (1756-7) года. Вместе с другими он посещал отца днями и ночами. Он [многое] воспринял от его нравственных качеств, его [душевной] тонкости. Он любил отца, а после его смерти [перенес] свою привязанность на меня, ничтожного. [358]

Сблизившись с нашим устазом – сейидом Абу-л-Анваром ибн ал-Вафа, шейх ас-Саббан все время посещал его, и свет того воссиял в нем, достоинства того стали его достоинствами, тайны его – тайнами шейха ас-Саббана.

Шейх ас-Саббан составил комментарий к ал-Ушмуни – произведение выдающееся; толкование к комментарию 'Исама на ас-Самаркандийу – достойные ученые засвидетельствовали тонкость этого труда; толкование к комментарию ал-Маллави на ас-Суллам; Рисала фи 'илм ал-байан; Рисала 'азима фи Ал ал-Байт, Манзума фи *илм ал-'аруд и комментарий к ней; Нузум ал-асма' ли-ахл Бадр; комментарий к Адаб ал-бахс, Манзума фи мусталах ал-хадис – в шестистах бейтах; Мусалсалат фи-л-луга; Рисала фи-л-хай'ат, комментарий к ас-Са'ду Фи-л-ма'ани ва-л-байан; два послания по поводу Басмала сугра ва кубра; Рисала фи муф'ал; Манзума фи дабтруват ал-Бухари ва Муслим. Ему принадлежат многие прозаические и поэтические произведения (...).

/232/ ...Достоинства его известны. А в раннюю пору своей жизни он пребывал в безвестности и нужде. В отношении средств существования он полагался на своего творца, выпрашивая их своей добродетельностью, [но получал он их] совершенно недостаточно. В какой-то период он занимался определением времени дня в мечети ас-Салахийе, что у усыпальницы имама аш-Шафи'и, – да будет доволен им Аллах! Было это в то время, когда 'Абд ар-Рахман Катхода обновил эту мечеть. Шейх ас-Саббан некоторое время жил при ней, а затем ее оставил.

Когда Мухаммад Абу-з-Захаб воздвиг свою мечеть напротив ал-Азхара, то описываемый шейх и здесь выполнял те же обязанности. На площади этой мечети ему построили жилье, в котором он поселился с семьей. С прекращением же вакфа, [приписанного к этой мечети], шейх ас-Саббан оставил ее. Мухаммад Абу-з-Захаб купил /233/ ему небольшой дом в квартале аш-Шанавани, и шейх ас-Саббан поселился здесь.

Когда в Каир приехал 'Абдаллах-эфенди ал-Кади, известный по прозвищу Татар-заде, хорошо осведомленный об учености и образованности шейха ас-Саббана, [а также] и шейха Мухаммада ал-Джанаджи, то он познакомился с ними. Оба они его поразили, и он их облагодетельствовал. Сулайман-эфенди ар-Ра'ис поступил точно так же. Тогда-то к шейху ас-Саббану усилился интерес. Положение его изменилось. Зажив в достатке, он стал носить красивые одежды, ездить на мулах. [359]

Шейх ас-Саббан свел также знакомство с Исма'илом – катходой Хасан-паши, к которому часто наведывался еще до того, как тот стал правителем Египта. Когда же состоялось это назначение, то Исма'ил-паша стал еще больше жаловать его. Он назначил ему достаточную ежедневную пенсию за счет монетного двора, джизйи и хараджа. Из кладовых Исма'ил-паши шейх получал мясо, масло, рис, хлеб и все прочее. Паша одаривал его и одеждой. Жизнь улыбнулась шейху ас-Саббану, слава его росла, он стал знатным и зажил в свое удовольствие. Он женил своего сына Сиди 'Али. По этому поводу люди шли к нему с многочисленными дарами и благопожеланиями. В день свадьбы паша подарил ему крупную сумму денег, а сына его облачил в шубу. Паша послал также своих барабанщиков, чаушей и гонцов, чтобы торжественно отвести невесту к жениху.

Была [эта свадьба] в самом начале появления чумы – в прошлом году. После этого шейх ас-Саббан занемог, стал кашлять, у него началось воспаление легких, так что больной стал призывать смерть. Кончина наступила в один из вторников джумада I этого года (27.XII.1791 – 25.I.1792). Моление над ним совершили в ал-Азхаре при большом стечении народа. Похоронили его в ал-Бустане – да будет Аллах милосерден и благосклонен к нему! У него остался сын, благочестивый ученый шейх 'Али – да благословит его бог!

Умер сейид, образованнейший имам, единственный для своего времени, явившийся опорой, одинаково близкий Сирии и Египту, свежий источник знания богословия; он

разъяснял учение своего предка самым достоверным образом, а это выдающийся ученый Абу-л-Муадда Мухаммад Халил ибн ас-сейид ал-'Ариф ал-Мархум 'Али ибн ас-сейид Мухаммад ибн ал-Кутб ал-'Ариф биллах Та'ала ас-сейид Мухаммад Мурад ибн 'Али ал-Хусайни ал-Ханафи ад-Димашки – да будет над ними, как и над нами, божие благословение!

Он происходил из семьи ученых, лиц знатных, сейидов, бывших верховными руководителями.

Я не видел Мухаммада ал-Муради, но был наслышан о его знаниях, переписывался с ним, читал кое-какие исписанные им листы; мне передавали описание его красоты, благородства, его величественной сущности. Он был основным богатством Сирии, и все лучшее днями и ночами он посвящал Сирии. Как ствол дерева он покрывался листьями Сирии и плодоносил. Ал-Муради вырос в Дамаске, опекаемый своим отцом, [под сенью] благодетельной яркой эпохи. [360]

Коран он усвоил под руководством шейха Сулаймана ад-Дибарки ал-Мисри. Он изучал науки, литературу, турецкий язык, стиль и рифму. Преуспев в этом, он достиг совершенства. В нем воплотились лучшие моральные совершенства в сочетании с приятным характером. Люди добрые, стремившиеся взглянуть на него, останавливались, полные изумления, перед тонкой прелестью его красоты. Не довелось мне увидеть его своими глазами – слышал лишь отдельные рассказы о нем.

Когда умер его отец, то на посты муфтия ханифитов и на-киб ал-ашрафа Сирии, которые тот занимал одновременно, назначили Мухаммада ал-Муради, по единодушному мнению знатных и простонародья. Выполнял он эти обязанности наилучшим образом, украсив это оказанным на него влиянием традиционных наук.

Разумом Мухаммада ал-Муради, сверкавшего драгоценностями, Сирия прославилась перед всеми другими странами. Он был гордостью своего времени, он превознес его над другими эпохами. Голуби красноречия не переставая восхваляли его, а путешественники повторяли похвалы присущих ему достоинств, распространяя блеск его заслуг и [славу] о его гостеприимстве, которое он оказывал всем и каждому являвшемуся, как говорится: “Подобно солнцу на небе, освещающему как страны Востока, так и страны Запада”.

Шейх Мухаммед ал-Муради – да будет милостив к нему Аллах! – увлекался выяснением редких явлений, разузнаванием новостей, собиранием преданий, /234/ жизнеописаниями современников – при этом он пользовался [трудами] хронистов. Он переписывался с выдающимися учеными далеких стран, побуждая их к составлению жизнеописаний тамошних знатных лиц и описанию событий двенадцатого века хиджры 761 (1688-9 – 1784-5). Все это объясняется широтой его интересов и усердием.

Именно он – первопричина [появления] составленной по такому образцу [данной] хроники. Шейх Мухаммад ал-Муради переписывался с нашим шейхом сейидом Мухаммадом Муртада. Он просил его о чем-то подобном, тот ответил согласием. Тогда-то шейх ал-Муради стал присылать [Муртада] послания, подарки, следовавшие одно за другим. Наш шейх стал собирать просимое при помощи меня, презренного. Мне же он не сообщил причину этого. Я, ничтожный, собирал что мог. Однажды с такого рода материалами отправился я к шейху Муртада, а у него оказалось несколько сирийцев, я [361] показал шейху Муртада сделанное, он очень обрадовался этому, и мы поговорили в присутствии собравшихся.

Шейх Муртада прожил после этого недолго. После его смерти в течение нескольких месяцев это дело было предано забвению. До шейха ал-Муради дошла весть о смерти сейида и о том, как сложились обстоятельства. Бумаги же сейида были опечатаны. Тогда-то Мухаммад ал-Муради прислал мне письмо при посредстве купца сейида Мухаммада ал-Кавакиби. Он просил переслать ему собранные сейидом бумаги, относящиеся к нему, а также приобщить к ним и собранные мною, презренным. Он просил продолжать пересылать ему и впредь то, что я смогу вновь сделать в дальнейшем. В этом письме он писал: “По поводу того дела, что мы составляем, я не обращаюсь ни к кому из ученых или купцов, в

этом деле наша опора – Вы. Мы исходим из дружбы, унаследованной от сейида, так как нам известно, что Вы играли главную роль в этом деле. От покойного сейида мы косвенно знаем, что Вы именно тот, кто может обеспечить выполнение этого дела. Должен поставить Вас в известность, что поручаемое Вам дело имеет для нас огромное значение. Ожидаем с нетерпением получения просимых материалов. Перешлите их как можно скорее. Сделав это, Вы меня очень обяжете. Знайте, что я не приму никаких извинений за опоздание с присылкой этих материалов, это очень огорчит меня. Получение же их очень обрадует и доставит удовольствие. От этой деятельности не надо отказываться, не надо пренебрегать ею, и да облегчит Аллах ее выполнение! Отнеситесь к этому делу со всем вниманием, да не оставит Вас благополучие, радость, здоровье, бодрость духа, [необходимые] для доведения [этой задачи] до полного завершения!” Вот как он мне писал.

Когда я получил доступ к собранным шейхом Муртада бумагам, то обнаружил около десяти куррас, расположенных в алфавитном порядке соответственно именам. А это биографии его шейхов: тех, кто обучался у него или соперничал с ним; бывавших у него друзей и собеседников; биографии лиц благочестивых; лиц, известных своим острым умом, преисполненных божией благодатью; его приятелей; жизнеописания лиц, чем-то им облагодетельствованных, или лиц, восхваленных мною; биографии тех, кого я ему описывал; жизнеописания и тех, кто до самого конца оказывал ему благодеяния и почет.

Упомянутые куррасы не были закончены, в них оказалось очень много пропусков. В этих куррасах большая часть – [362] биографии путешественников-чужестранцев: турок, сирийцев, хиджазцев, даже суданцев. Как живые, так и мертвые, они ничем не примечательны, мало что значат. Наряду с этим [шейх Муртада] пренебрег теми, чьи биографии достойны быть представленными: выдающимися улемами, крупными эмирами и тому подобными лицами.

Увидев это, поняв причину и удостоверившись в доброй воле и стремлении добивающегося [осуществить это дело], я собрал и сделал все, что было в моей власти, и даже больше того. Я составлял только жизнеописания, не описывая события и происшествия.

Вто время когда я был занят этим делом, дошло до меня извещение о смерти шейха Мухаммада ал-Муради. Будучи обескуражен этим, я надолго предал все материалы полному забвению.

Так, заброшенными в беспорядке, они пролежали до тех пор, пока я не почувствовал собственного внутреннего побуждения к тому, чтобы собрать их. К биографиям, дополненным мною, я присоединил описание событий так, как это выглядит в данной книге. Помощи я просил у Аллаха вседарящего, всесильного!

Вбумагах нашего покойного шейха я обнаружил письмо, адресованное ему Мухаммадом ал-Муради. Он прислал его, вернувшись после своей поездки в Стамбул. Я счел нужным воспроизвести его здесь, так как по ознакомлении увидел, что это образец прекрасной прозы, и вот копия его.

“Я возношу хвалу Аллаху неизменно, при любых обстоятельствах, в каком бы я ни был положении. Я призываю божие благословение на Пророка, пречистых членов его семьи, на его сотоварищей, /235/ преисполненных достоинств и заслуг.

Шлю приветствия благоухающие и сверкающие, проистекающие из чистых глубин, и воздаю честь. Это искреннее выражение волнующего меня и безудержного пыла любви к Господу. От него веет легкий ветерок признания достоверности в том, что он – устье, куда изливаются дождевые тучи совершенства.

Шлю привет ароматным даром сада в ранний час, под дождевыми тучами. Приветствую того, в ком воплотилась наука, безукоризненные знания философии,

риторического красноречия и постижение глубоких идей, кто является пристанищем беглецов, отрадой приобщенных, кто есть Ка'ба странствующих, источник мыслей и дел, где сливаются струи любезности, великодушия, кротости, кто предстает цветущим садом [363] благородных качеств, заводью для стоянки флотилий знаний и добродетелей, источником чистой воды и густой тени.

Да сохранит и защитит [тебя] Аллах от несчастий, огорчений и бед, да сбережет от изнурительной лихорадки. Да не оставит счастье, благополучие и безопасность пребывающих в шатрах и жилищах [твоих] мест.

Если наш господин учитель будет благосклонным, то соблаговолит сообщить о своем состоянии избранному союзнику, главному другу, преисполненному памятью о нем, ночью и днем тоскующему и обезумевшему от любви, сохраняющему верность крепкой и прочной дружбе, придерживающемуся драгоценного согласия, восхваляющему его непрерывно утром

ивечером.

Осебе [сообщаю], что благодаря всевышнему я в добром здравии, живу в благоденствии. С нетерпением жду момента получения вестей о тебе, прибытия твоего письма и твоего труда. Прошло уже много времени, с тех пор как воды бесед и переписки не протекали между нами. От невыпадения связующих дождей долина стала бесплодной и лишилась жатвы.

Во всяком случае, вина тут обоюдная. Затем, побуждением для составления этого письма, содержащего извинения и излияния души, явилась забота о положении дел, о возобновлении переписки красноречием сиих высказываний. Занятость малосущественными делами отодвинула переписку вплоть до настоящего времени, а также изучение прибывших ответов, вселяющих силы. Бог тому свидетель, что большую часть времени я помнил о тебе. Сердце твое подтвердит мною сказанное. Доказательство непоколебимой привязанности – самое сильное и обычное из доказательств.

Мой учитель убеждал меня не оставлять намерения вести расспросы, необходимые для составления по двенадцатому веку хиджры жизнеописаний египтян и хиджазцев и тех из ученых, кто осел в Египте. Он взял с меня обещание – да хранит его Аллах! – выполнять это дело. Но из-за преходящих забот этих лет, омрачавших мысли, из-за событий и дел, приведших к упадку значения литературы, из-за испорченности нравов и равнодушия к добродетелям переписка прервалась, запросы были отложены. Но остановить стремящегося к предмету желаний невозможно.

Когда в предыдущем году я был в Стамбуле и оказался в доме одного из сановных и доблестных лиц, то там упоминался учитель. Его долго и красноречиво восхваляли. Зашел разговор об истории, [хозяин дома] заметил, что в [364] настоящее время у современников нет желания заниматься этим, несмотря “а огромное значение истории для законодательства в целом, о чем он проявил сожаление. Среди присутствовавших был один из достойных ученых, страстно интересующийся летописями и разыскивающий их. Он сказал, что устаз Абу-л-Файд Муртада – да осуществит Аллах его стремления! – увенчает успехом его чаяния

и[осенит] счастьем дни его жизни, так как сейид Муртада начал составлять большой исторический труд по 'совету вот этого [шейха], – и он указал на меня. Я сказал: "Действительно, я поручил сейиду Муртада собирать для этого [материал], но не знаю, как он это делает, засветились ли светильники над страницами, или же он испытывает затруднение из-за времени и обстоятельств".

[Человек этот] ответил: "Нет оснований для опасений, учитель усердствует наилучшим образом, с пользой и большим мастерством. Я видел превосходно переведенный им на арабский язык отрывок из поэтического произведения казненного великого везира Исма'ила-паши 762, упоминаемого в составленной им биографии паши". Вслед за тем он принялся восхвалять учителя на этом собрании, продолжая долго, вплоть до вечера, возносить ему хвалу.

/236/ Весть, исходившая от этого человека, ободрила меня, доставила большое удовольствие, укрепив мои надежды. Я сказал себе, что судьба становится ко мне благосклонной. По возвращении в Дамаск – да даст ему Аллах долговечность и беспредельную радость! – на меня обрушились дела, захватившие меня со всех сторон словно ловушка. Я забросил все без исключения науки, и, опасаясь разговоров и толков, я тратил свое время зря, добиваясь разрешения дел, стремясь посвятить себя благоденствию, счастью делать добро, быть приветливым, великодушным в своих усилиях, помогающим

улаживать дела людей. Сведущий обладает дальновидностью, поэтому будущность принадлежит ему. Эта занятость – основная причина моего запоздания с возобновлением переписки в целях того, чтобы осведомиться у учителя о завершении жизнеописаний и просить о их пересылке.

А теперь я сделал первый шаг – наспех набросал садж'ем это письмо и с робостью пронумеровал его.

Я надеюсь, что жизнеописания, переписанные с черновиков набело, будут пересланы и тем самым мы завершим [сбор] материала для истории. Выражаю Вам свое сердечное почтение за эти занятия, имеющие мировое значение.

Уже завершено три больших тома и сверх того имеется [365] черновых набросков примерно на такое же количество томов. Это не считая жизнеописаний современников – поэтов,, живущих и поныне, с которыми меня свела судьба, восхвалявших меня в стихах или прозе. Все написанное мной о них я собрал воедино, и это составит последний том. Во всяком случае, заслуга полностью принадлежит учителю. Если всевышний того пожелает, то с его помощью все завершится наилучшим образом.

Сильнейшее мое желание в том, чтобы узы привязанности охранялись бы Вашими благочестивыми молитвами, чтобы восхваления исходили от каждой частицы моего существа.

Надежда в том, что Вы прикроете глаза на погрешности,, допущенные в спешке, что Вы накинете покрывало на обнаруженную на страницах написанного ограниченность и вялость мысли.

Хвала и привет благоухающие, [исполненные] все возрастающего интереса. Привет от чистого сердца, брызжущий' сиянием восхода, пением птиц, воркованием голубей, оплакивающих кончину голубки. Привет, благоухающий ароматом лаванды как туча, изливающая дождь.

Написано в конце раби' II 1200 (1.II – 1.III.1786) года.

Я не знаю, как распорядилась судьба с упомянутой историей, так как шейх ал-Муради вынужден был переехать из Дамаска в Халеб Серый. Он упомянул мне об этом в своем письме в 1205 (1790-91) году. А в Халебе смерть унесла плодоносящий сад его жизни, и обломилась рука, поддерживавшая спелый плод, созрев, он увял по воле всемогущего властителя.

Его могила – сад, который не перестает быть [среди]; райских садов, и не прекращается по нему течение потоков милосердия и милости [Аллаха].

Шейх Мухаммад ал-Муради умер в конце сафара этого года (30.IX. – 28.Х.1791), умер в расцвете лет. Не осталось после него преемника, подобного ему по добродетели и благородству. Смерть поглотила увлеченного возвышенным.

Умер ал-Хусайн ибн ан-Нур 'Али ибн 'Абд аш-Шукур ал-Ханафи ат-Та'ифи ал-Харири по прозвищу ал-Мутаки, заслуженный имам, выдающийся ученый, блестящий оратор, подобный Лабиду 763, если только тупое красноречие последнего можно приравнять к тому, чьи корни высоких стремлений подобны дереву. Хусайн ибн ан-Нур – сын шейха 'Али ал-Мутаки – смотрителя малой мечети, который был одним из близких друзей шейха сейида 'Абдаллаха Миргани. [366]

Хусайн ибн ан-Нур родился в Та'ифе, вырос здесь и усовершенствовался в науках и в познании, превосходно развил присущие ему дарования.

Сейид 'Абдаллах полюбил его, он испытывал привязанность к нему, и общение с ним доставляло ему удовольствие, как питье чистой родниковой воды. Хусайн ибн ан-Нур многое усвоил от некоторых благородных улемов Мекки и Медины, причастных к наукам. Он изучал содержание [текстов] и смысл догм до тех пор, пока не овладел суфизмом в совершенстве, он постиг его во всей полноте и чувствовал себя [в нем] свободно. Между Хусайном ибн ан-Нуром и нашим шейхом ал-'Идарусом [сложились отношения] глубокой симпатии, близкой дружбы, прочной любви. Они вели друг с другом беседы и обсуждения, ласковые обхождения, приветливость и искренность [царили в их] взаимоотношениях. В