Шпенглер Освальд (1880-1936) - немецкий философ, историк, культуролог. «Закат Европы»

Чем больше приближается культура к полудню своего существования, тем более мужествен­ным, резким, властным, насыщенным становится ее окончатель­но утвердившийся язык форм, тем увереннее становится она в ощущении своей силы, тем яснее становятся ее черты. В раннем периоде все это еще темно, смутно, в искании, полно тоскливым стремлением и одновременно боязнью... Наконец при наступле­нии старости, начинающейся цивилизации, огонь души угасает. Угасающие силы еще раз делают попытку, с половинным успе­хом... проявить себя в творчестве большого размаха; душа еще раз с грустью вспоминает... о своем детстве. Наконец, усталая, вялая и остывшая, она теряет радость бытия и стремится... из тысячелетне­го света обратно в потемки перводушевной мистики, назад в мате­ринское лоно, в могилу...

Как листья, цветы, ветви и плоды выражают во внешнем виде, форме и способе произрастания существование растения, так и этические, математические, политические и хозяйственные обра­зования играют ту же роль в существовании культуры...

Каждой культуре свойствен строго индивидуальный способ ви­деть и познавать природу, или, что то же, у каждого есть ее соб­ственная своеобразная природа, каковой в том же самом виде не может обладать никакой другой вид людей. Точно так же у каждой культуры, а в пределах отдельной культуры, с меньшими отличи­ями, у каждого отдельного человека есть свой совершенно особый вид истории, в картине и стиле которого он созерцает, чувствует и переживает общее и личное, внутреннее и внешнее, общеисто­рическое и биографическое становление... Невозможно усвоить себе силами собственной души исторический аспект мира чуждых куль­тур, возникшую из совершенно по-другому устроенной души кар­тину становления. Здесь всегда останется какой-то недоступный остаток...

...Египетское искусство начинается с погребальных храмов фа­раонов, античное — с орнаментики погребальных ваз, раннеарабское — с катакомб и саркофагов, западное — с соборов, в которых ежедневно совершается жертвоприношение мессы, повторение смер­ти Христа...

...Смысл всякой настоящей — бессознательной и внутренне не­обходимой — символики коренится в феномене смерти, в котором вскрывается сущность пространства. Всякая символика проистека­ет из страха. Она знаменует защиту. Она есть выражение глубокою страха в старом двойном значении слова; ее язык форм говорит одновременно о враждебности и благоговении.

Все ставшее преходяще... Погибла не масса человеческих поколений; перестала существовать форма народа, соединявшая неко­торое число народов в одном общем жесте...

Протяженность должна отныне именоваться прасимволом куль­туры. Из нее следует выводить весь язык форм существования куль­туры, ее физиогномию, в отличие от всякой другой культуры, в особенности от лишенного всяких физиогномических признаков окружающего мира примитивного человека...

...Язык и формы познания сами суть производные символы... Каждая из великих культур обладает тайным языком мирочувствования, вполне понятным только тому, чья душа принадлежит к этой культуре...

...Есть множественность прасимволов. Переживание глубины, через посредство которого возникает мир, через посредство кото­рого ощущение расширяется в мире, многозначительное для души, собственностью которой оно является, и только для нее одной, иное в бодрствовании, сне, приятии мира и наблюдении мира, раз­личное у ребенка и старика, горожанина и крестьянина, мужчины и женщины, это переживание осуществляет, притом с полной необ­ходимостью, для каждой высокой культуры возможность формы, на которой зиждется все существование этой культуры. Все понятия формальных единств, как-то: масса, субстанция, материя, вещь, тело, протяжение и тысяча сохраняемых в языках иных культур сло­весных обозначений соответствующего вида — суть бессознатель­ные, определенные судьбой оттенки, из всей полноты мировых воз­можностей предпочтительно подчеркивающие во имя отдельной культуры то, что для нее показательно. Ни одно из них не может быть с точностью перенесено в сознание другой культуры. Ни одно из этих изначальных слов не возрождается второй раз. Что для нас является противоположностью, как, например, смысл слов «про­странство» и «материя», может для другого духа казаться идентич­ным. Все определяется выбором символа в тот момент, когда душа культуры пробуждается в своей стране к самосознанию; этот выбор являет собой нечто потрясающее для каждого, умеющего таким образом наблюдать мировую историю. Здесь скудная проблема про­странства критической философии возвышается до идеи макро­косма, в котором для людей известного рода в отличие от других все ставшее объединяется в некое единство формы и значения.

Человеческая культура как итог ставшего и чувственного выра­жения души, как тело ее, смертное, преходящее, подвластное за­кону, числу и причинности; культура как исторический феномен, как образ в мировой картине истории, как подобие и совокуп­ность символов: таков язык, единственный, при помощи которо­го душа может выразить, чем и как она страдает.

Везде изначальным является живая душевная стихия, находя­щаяся в постоянном процессе осуществления. Но она остается не­понятной и недоступной. Всякая интуиция, какого бы то ни было рода, встречает исключительно отражения и символы, которые еще плотнее облекает последнее и глубочайшее, говоря о нем. Вечно ду­шевное навсегда останется для нас закрытым; здесь положена не-преступаемая граница. На пути толкования макрокосма мы достига­ем не гипотетической прадуши, а только образа отдельной души. Парфенон остается обособленным. Культура — это последняя из достижимых для нас действительностей. Пусть ее называют явлени­ем: для нас нет ничего более реального. «Мир» как absolutum, как вещь в себе есть предрассудок. Мы достигаем путем морфологии лишь впечатления отдельных миров как выражения отдельных душ; вера физика или философа, которую он разделяет с толпой, в то, что его мир есть действительный мир, напоминает нам уверенность дикаря, что все боги черны.

И макрокосм также есть собственность отдельной души, и мы никогда не узнаем, как обстоит дело с макрокосмом других. То, что говорит нам и через нас, людей Запада, и только нам одним — далеко превышая все возможности изъяснения в понятиях — сло­во «пространство», это творческое истолкование переживания глу­бины, это загадочный символ, который греки называют «ничто», а мы «все», окрашивает наш мир в такие краски, которых совер­шенно не было на палитре античной, индийской и египетской души. Одна душа развивает свои переживания в As-Dur, другая в F-Mol; одна ощущает их эвклидовски, другая — контрапунктно, третья — магически. От чистейшего аналитического пространства и нирваны до аттической воплощенной телесности ведет целое множество все усиливающихся по чувственности содержания сим­волов бытия, из которых каждый способен развить из себя закон­ченную форму мира. Сколь далек, странен, преходящ по своей структуре был для последующих пяти или шести культур мир ин­дийской или вавилонской, столь же непонятен в скором времени станет и западный мир для людей еще не родившихся культур.

...Стиль есть судьба. Он дается, но его нельзя приобрести. Со­знательный, намеренный, надуманный стиль есть ложный стиль, как это доказывается примером всех поздних эпох, а в особеннос­ти нашей современности. Великие художники и великие произве­дения искусства — это явления природы. Мир — природа — есть создание души; в равной мере и совершенное художественное про­изведение есть создание души: и то и другое непроизвольны, не зависят от выбора, необходимы, следовательно, и то и другое — «природа»...

ЯСПЕРС Карл (1883-1969) - немецкий философ.

ИСТОКИ ИСТОРИИ И ЕЁ ЦЕЛЬ

1. Длительный период доистории охватывает время становле­ния человека — от возникновения языка и рас до начала истори­ческих культур. Здесь мы соприкасаемся с тайной человеческой сущности, осознаем неповторимость существования человека на Земле, перед нами встает вопрос о нашей свободе...

2. История охватывает события приблизительно пятитысячелетней давности в Китае, Индии, на Ближнем Востоке и в Европе.

С Европой следует сопоставить Китай и Индию, но не Азию в целом как географическое понятие.

Здесь складываются сначала великие культуры древности: шу­мерская, египетская, эгейская, культура доарийской Индии, куль­тура долины Хуанхэ.

Затем в результате завоеваний возникали новые культуры. Они формировались во взаимодействии победителей и побежденных, в ходе восприятия победителями исконно существо­вавших культур.•

Всем этим географически сравнительно небольшим областям противостояли изолированные культуры Мексики и Перу, а так­же разбросанные по всему земному шару первобытные народы, сохранившие до соприкосновения с европейцами в эпоху великих географических открытий все многообразие своих примитивных

культур.

3. С возникающего в наши дни глобального единства мира и человечества фактически начинается универсальная история земного шара, мировая история. Ее подготовила эпоха великих географических открытий, начало ее относится к нашему времени.

Членение внутри этих фаз существенно отличается друг от друга.

Первая фаза... доступна нашему восприятию только как парал­лельное существование безмерно различных людей и многообраз­ных явлений природы. Здесь, вероятно, была общность владения и однотипность мышления, обусловленные свойствами человечес­кой природы, а не историческими условиями...

Членение второй фазы отправляется от прорыва, который яв­ляется по своему значению осевым временем истории. К нему и от него идут все пути.

Третья фаза еще в значительной степени относится к буду­щему...

Дальнейшее членение на три фазы состоит в следующем:

1. В первой фазе все происходящее близко тому, что бессозна­тельно происходит в природе. Доисторические или неисторичес­кие народы... живут в сфере фактической общности языка и куль­туры... Непосредственный и сознательный контакт между людьми ограничивается обычно самой узкой сферой при абсолютной раз­бросанности их существования. Фактический же контакт, проис­ходящий посредством распространения достижений цивилизации, охватывает обширные пространства, иногда даже весь земной шар, но без ведома людей.

В доисторический период существуют культурные процессы, которые в некоторых случаях... как бы являют собой зародыши того, что впоследствии найдет свое место в исторических культурах. Раз­личие заключается в том, что эти процессы не достигают фазы истории и при соприкосновении с движением исторических наро­дов быстро приходят в упадок; сами по себе они достигают пора­зительных свершений, однако они как бы скованы природным существованием людей и постоянно близки к тому, чтобы опять погрузиться в него.

Культуры первобытных народов были распространены по все­му земному шару...

2. Во второй фазе развертывание немногих великих культур идет — несмотря на ряд случайных соприкосновений — парал­лельно. Это — отдельные истории.

Единство этих исторических процессов не более чем идея; ни в коей степени нельзя считать, что все становится повсюду известным и повсюду оказывает свое воздействие. Напротив: самое высокое и значительное остается ограниченным рамками узкого пространства и времени. Оно расцветает, погибает и... забывается. Здесь нет ника­кой уверенности в том, что оно будет сохранено и передано другим поколениям. Правда, в сфере каждой данной культуры как будто сохраняется последовательность традиций. Культура распространя­ется и живет, но вскоре достигает той границы, за которой следу­ют упадок и гибель.

И все-таки в определенных, относительно небольших областях земного шара возникает универсальная по своему духовному зна­чению сфера всеобщей истории...

Развитие расчленяется. Мы видим процессы, охватывающие не­сколько веков и составляющие одно целое в последовательности своих стадий — от расцвета до завершения в поздний период раз­вития. Мы видим типичную смену поколений, которые в своей совокупности охватывают почти столетие (распространение, за­вершение, упадок). Видим подчас, быть может, и шпенглеровский тысячелетний процесс.

Однако движение все продолжается. Нет ни непрерывных по­здних стадий, ни бесконечного «существования феллахов», ни пол­ного окостенения. Новое, изначальное постоянно пробивается на поверхность и в Китае, и в Индии.

Напрасно делались попытки охватить ход истории в целом... По­добные схемы значимы лишь под определенным углом зрения для небольших пространств, да и то с известными ограничениями.

Мир Передней Азии и Европы противостоит в качестве отно­сительной целостности двум другим мирам — Индии и Китая. За­пад являет собой взаимосвязанный мир — от Вавилона и Египта до наших дней. Однако со времен греков внутри этой культурной сферы Запада произошло внутреннее разделение на Восток и За­пад, на Восточный и Западный мир...

3. В третьей фазе выступает единство целого, за пределы кото­рого вследствие его окончательной пространственной замкнутос­ти выйти уже невозможно. Предпосылкой здесь служит реализо­ванная возможность всемирного общения. Эта фаза — ...предвос­хищение грядущих возможностей...

Замечательные духовные творения Европы 1500—1800 гг., пе­ред которыми блекнут достижения науки и техники, — творения Микеланджело, Рафаэля, Леонардо, Шекспира, Рембрандта, Гёте, Спинозы, Канта, Баха, Моцарта — заставляют нас сопоставить европейскую культуру с осевым временем две с половиной тыся­чи лет тому назад. Следует ли видеть в этом более близком нам времени вторую ось истории человечества?

Различие здесь значительно. Чистота и ясность, непосредствен­ность и свежесть первого осевого времени здесь не повторяются. Слишком сильно теперь все подчинено власти неумолимых тради­ций, и на каждом шагу общество попадает в тупик, откуда, как бы невзирая на это, одинокие в своем величии люди находят путь к поразительным свершениям. Однако эта вторая ось обладает такими возможностями, которых не знала первая. Поскольку она могла пе­ренимать опыт, усваивать идеи, она с самого начала и многозначнее и богаче. Именно в ее разорванности открылись глубины человечес­кой природы, до той поры никому не видимые. Преимущество этой второй оси объясняется тем, что она, находясь в континууме раз­вития и будучи вместе с тем изначальной, возвышаясь над тем, что уже было создано в период первой оси, обладала большим горизонтом и достигала большей широты и глубины. Однако ей следует присудить второе место, поскольку она не питалась только своими соками, подвергалась сильным искажениям и извращени­ям и терпела их. Она — наша непосредственная историческая ос­нова... И прежде всего она — чисто европейское явление и уже по одному тому не может считаться второй осью.

Для нас, европейцев, те века — самые значительные, они со­ставляют непреложный фундамент нашей культуры, самый бога­тый источник наших взглядов и представлений; однако они не могут иметь значение оси для всего мира, для всего человечества и маловероятно, чтобы могли стать таковой в будущем. Совсем иной осью станет деятельность европейцев, основанная на успехах на­уки и техники, которые достигаются тогда, когда духовная и ду­шевная жизнь Запада уже клонится к упадку и сталкивается с Ки­таем и Индией, достигшими низшей точки в своем духовном и душевном развитии...

ДАНИЛЕВСКИЙ Николай Яковлевич (1822 - 1885) - русский философ, культуролог, идеолог славянофиль­ства, публицист, социолог, этнограф, естествоиспытатель (кан­дидат, магистр ботаники).