7. «Нагорная проповедь» и раннехристианская гомилия. Судьбы церковного красноречия

Знаменитая «Нагорная проповедь», излагающая суть христиан­ской этики, представляет собой и параллель, и дополнение, и анти­тезу ветхозаветному «Декалогу» — Десяти главным заповедям иуда­изма. Новая этика «Нагорной проповеди» и продолжает «Ветхий Завет», и полемизирует с ним. «Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков; не нарушить пришел Я, но исполнить», — говорит Иисус (Мф 5, 17).

Однако ряд пассажей — это именно отрицание заповедей Вет­хого Завета: «Вы слышали, что сказано древним: «не убивай; кто же убьет, подлежит суду». А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду. <...> Вы слышали, что ска­зано: «око за око, и зуб за зуб». А Я говорю вам: не противься злому.

96

Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобой и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду <...>» и т. д. (Мф 5, 21—40).

Если Десять заповедей «Ветхого Завета» по своей жанровоком-муникативной природе — это «цитата», «фрагмент» из Откровения, дарованного Богом, то Новозаветная «Нагорная проповедь» Иису­са Христа — это и Откровение Бога и Проповедь Учителя (подоб­но тому, как Иисус Христос — это и Бог и Человек). По смысловой важности «Нагорная проповедь» — это Откровение, главные запо­веди Бога, однако по жанру, по характеру коммуникации (которую воссоздает этот текст), по активности говорящего в стремлении убедить слушателей — это проповедь.

«Нагорная проповедь» позволяет представить черты ранне­христианского проповедничества: вселенский и эсхатологический масштаб проповеди, ее озабоченность «последними вопросами» бытия; ее простота, естественность, искренность; ее подчеркнуто не книжный, «уличный» и сугубо устный, неученый характер («пра­ведность книжников и фарисеев» — это то, что последователи Иисуса должны превзойти, учит проповедь); естественная выразитель­ность взволнованной, спорящей и убеждающей речи; ее коммуника­тивно-риторическая сила и искусность, скорее всего не расчетли­вые, а стихийные и потому тем более действенные (с обращением к выразительным образам, специальным средствам активизации внимания слушателей и побуждения их к определенным решениям и действиям).

Исторические источники свидетельствуют, что в первые века христианства проповедь была обычным сопровождением собствен­но службы Богу (литургии) и коллективных молебнов. Наставле­ние и увещание предстоятеля подражать тем прекрасным вещам — есть раннехристианская проповедь. Ее называли гомилия (греч. omilia — собрание, сообщество; беседа, учение). Позже возник тер­мин гомилетика — «правила составления проповедей; наука о цер­ковном красноречии». Сохранились сведения, что практические руководства по гомилетике, составлял, между прочим, и Ориген (185—254), знаменитый богослов и библеист.

Воскресная проповедь в средневековом западном христиан­стве, в особенности в крупных храмах, была достаточно обычным делом. При этом нормативные руководства для проповеди долгое время отсутствовали. Считалось, что пастырское слово о Боге не нуждается в риторических украшениях и что искренняя вера под-

97

скажет нужное слово. Отчасти такие взгляды поддерживались види­мой простотой, композиционной «невыстроенностью» «Нагорной проповеди» или посланий апостола Павла.

В университетах на факультетах теологии обучали так называе­мой «тематической» проповеди, отличая ее от гомилии как прове­ди «свободной», безыскусной. В «тематической» проповеди требо­валось по определенным логическим и риторическим правилам развивать «тему», заявленную в заглавии проповеди. «Темой» могла быть строка из Писания, похвала празднику или святому (в день памяти которого идет служба), толкование имени святого или вооб­ще любого имени, рассуждение о событии, годовщина которого при­ходится на день службы, и т. д. Такие проповеди читались в храмах, т. е. были видом устной публичной торжественной речи, однако они готовились заранее, т. е. существовали и в письменной форме, и нередко впоследствии печатались — в качестве сочинений, пред­ставляющих самостоятельную богословско-публицистическую и эстетическую ценность.

«Тематическая» проповедь (ее еще называли «университетской») несколько веков ощущалась как вершина церковно-риторической учености.

Проповедь в известном смысле противостоит собственно бого­служению (литургии). Если чинопоследование служб строго зада­но Служебником и Типиконом, то проповедь — жанр свободный, «ее ответственный, менее обязательный, и поэтому предоставляю­щий проповеднику возможность определенного выбора содержа­ния и способа пастырского учительного общения с верующими (выбора, разумеется, в известных границах). Новые тенденции в конфессиональной области обычно проявляются раньше всего именно в проповеди. Достаточно сказать, что вхождение народных языков в храм начиналось с проповеди, затем разрешалось чтение отрывков из Писания на народном языке, позже — новые молитвы песнопения и только в последнюю очередь народный язык допу­скался в литургию.