32.Дж. Милтон «Потерянный рай»: своеобразие жанра и проблематика.

Более трёх столетий продолжается толкование в разных аспектах одного из наиболее загадочных явлений мировой художественной культуры — "Потерянного рая" Джона Мильтона, причём каждая эпоха смотрит на произведение по-своему, находя черты, отвечающие культурным запросам своего времени. На наш взгляд, сузить круг нерешённых вопросов, касающихся мильтоновского творения, может определение его жанровой специфики. Именно жанр, будучи своеобразной проекцией бытия, моментом "эстетического взаимодействия действительности с её знаковым оформлением"1, "эстетической концепцией действительности, оформленой в целостный образ мира"2, способен выявить мировоззрение художника, приблизить к постижению смысла его творения, поэтому "Без анализа жанра ... нельзя многое понять в ... произведениях"3. Тем не менее, жанровый принцип исследования стал одним из наиболее продуктивных методов анализа художественного произведения лишь в литературоведении XX века в связи с работами видных отечественных и зарубежных учёных, с различных позиций подходящих к феномену литературного жанра: М.М.Бахтина, О.М.Фрейденберг, Г.Н.Поспелова, Н.Л.Лейдермана, Ц.Тодорова, Х.Даброу, А.Розмарин, Р.Шлайфера, Н.Фрая, Е.Хирш, Х.Яусса и многих других.

Объектом данного исследования является жанр произведения Дж.Мильтона "Потерянный рай".

В XVIII веке "Потерянный рай" рассматривался в русле литературных понятий эпохи Реставрации - "прекрасный эпос" (соблюдающий "правила" антично-ренессансных поэтик) и "возвышенный эпос" (подобие эпической поэмы, отмеченное жанровой нестабильностью, сказавшейся в нарушении установленных законов и правил, "неумеренности" и "избыточности" в выборе художественно-изобразительных средств). Дж.Аддисон, укладывая произведение в рамки аристотелевско-ренессансных правил в интерпретации французской классической школы ("Traite du poe me e pique" (1675) французского критика R.Le Bossu), обнаружил "дефекты" жанровой чистоты поэмы - присутствие абстрактных персонажей, "несчастливое" событие, более свойственное трагедии и т.д. Начав с утверждения, что "Потерянный рай" "героическая поэма", критик испытывал в дальнейшем колебания в определении жанра произведения, называя его то " трагическим эпосом с некоторыми дефектами" ("Spectator", N 303), то "правильным" (N 315)6. В отличие от него, Дж.Деннис, говоря о "Потерянном рае" как "наиболее величественной, но наиболее неправильной поэме из всех, созданных разумом человека" и определяя её как "подобие эпической поэмы ... входящей в традиционный ряд гомеровско-вергилиева эпоса", восхищался его "уникальным и необычным предметом"7. Работа Дж.Ричардсона "Paradisical Notions", непосредственно опиравшаяся на рассуждения самого Мильтона об эпической поэзии, отметила новую, не противоречащую классической древности, по мнению критика, разновидность эпического действия в "Потерянном рае" — не поведение героя в сражениях, а творение и восхождение падшей натуры человека к Совершенству.

В XIX веке вклад в решение проблемы внесла немецкая эстетика. Г.В.Ф.Гегель, разрабатывая вслед за Аристотелем теорию эпического произведения как объективного событийного повествования, не ставил "Потерянный рай" в один ряд с эпическими поэмами, считая его конфликт драматическим. Лирические и драматические элементы, по его мнению, являясь лучшими из всего мильтоновского наследия, определяют тон и настроение произведения, а его жанр мыслитель определяет так:"религиозная эпопея, переживающая период своего позднего расцвета" , которая стоит ниже "Божественной комедии" по глубине содержания, энергии стиля, оригинальности воображения и, особенно, по его эпической объективности. В русской литературной критике этого периода "Потерянному раю" было также отказано в праве именоваться подлинной эпической поэмой. Так, В.Г.Белинский, считая, что "Эпопея может явиться только во времена младенчества народа, ... когда его история есть ещё только предание, когда его понятия о мире суть ещё религиозные представления" , в своих статьях неоднократно указывал на подражательный характер произведения: "древнеэллинский эпос, перенесённый на Запад, точно мелел и искажался; но в чём? - в так называемых эпических поэмах - в "Энеиде", "Освобождённом Иерусалиме", "Потерянном рае", "Мессиаде" и проч. Все эти поэмы ... не самобытные создания, которым бы современное содержание дало и современную форму, а подражания, явившиеся вследствие школьно-эстетического предания об "Илиаде"

Сюжет об Адаме и Еве, соблазненных Сатаной, был довольно распространен в литературе XVI-XVII веков. Р.М. Самарин упоминает о том, что кроме одной из мистерий Андреини, трагедия голландца Вондела о Люцифере вплотную подходила к этому сюжету ("Князь тьмы" представал в виде царственного и гордого мятежника), а драма другого голландского писателя XVII века, Гуго Гроция, известного законоведа и историка, посвящена истории грехопадения [1, c.205]. В поэме «Потерянный рай» (1667) Дж. Мильтон внес в трактовку этих образов новое содержание.

Поэма, состоящая из 12 книг, вмещает две сюжетные линии, тесно связанные между собой единой задачей. Одна сюжетная линия касается вселенского плана и повествует об извечной борьбе между Сатаной и Богом, подробно останавливаясь на истории мятежа Сатаны против Бога и на их войне, закончившейся поражением Сатаны и его превращением из ангела в гнусного беса. Вторая сюжетная линия – земная, повествует о начале безгрешной человеческой жизни в аду в лице Адама и Евы, их соблазнении Сатаной, падении и изгнании из рая. Центральный эпизодом поэма является успешная попытка Сатаны испортить и погубить лучшее и любимое творение божье – человека, покорив его своей властью. Сатане это удается. Но победа остается все-таки на стороне его противника – Бога, так как, даже изгнав из рая согрешившего человека и его подругу, Бог оставляет им возможность исправиться, в конечном итоге духовно восторжествовать над Сатаной.

Сама поэма заканчивается трагической картиной изгнания людей из Эдема.

Внешне, как видим, замысел поэмы соответствует библейской интерпретации. Однако подача событий, художественные средства, с помощью которых Мильтон описывает Сатану и Бога и их столкновение, его отношение к событиям выступают далеко за ортодоксально принятые.

Поэма написана белым стихом и изобилует живописанием ярких колоритных сцен. При этом Мильтон отступает от библейского изложения легенды.

В Библии описанию сцены грехопадения людей посвящена глава 3 «Бытии». Вместо Сатаны там фигурирует Змей, который «был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь» (Бытие, 3:1).

В Книге Бытия змей еще является животным, а на протяжении всего Ветхого Завета Вельзевул упоминается только в качестве божества идолопоклонников. Свое антибожественное значение и роль антибога Сатана обретает в библейском мифотворчестве после вавилонского пленения. И если в Библии и позднее новозаветных текстах облик сатаны был неопределен, то средневековая фантазия и христианская теология наделяла Сатану уродливой внешностью, обладающей то исполинским телом, то чудовищным смешением антропоморфных и животных черт, то многорукостью и т.п. Пасть Сатаны часто оказывается тождественной с входом в ад, так что попасть в ад - означает быть "сожранным Сатаной".

Католицизм обратил Сатану в своеобразную систему народного воспитания "от обратного", наделив его столь ужасающей наружностью и резким запахом.

"Я увидал, как некий дьявол черный

Вверх по крутой тропе бежит от нас.

О, что за облик он имел злотворный!

И до чего казался мне жесток,

Раскинув крылья и в ступнях проворный" (Данте. Божественная комедия. Ад).

Различные животные черты (свиные клыки, копыта, крылья летучей мыши, змеиное жало, козлиные ноги и т.д.) соединялось с волосистым, обгорелым телом и непременной хромотой – свидетельством падения с неба. Вообразить Сатану отвратительным требовали ненависть и страх к нему, которые внушала и которых требовала церковь. Отступления от этого правила в Средние века очень редки. (cм. подробнее [12, c.30-34]).

Как мы увидим, мильтоновский Сатана обладает совершенно иной наружностью.