97

Бертольд Шпулер

МОНГОЛЬСКИЙ ПЕРИОД

история мусульманского мира

Перевод с немецкого Вила Мирзаянова

Монгольская империя

Запад и северо-запад Китая лежaт на огромной полосе земли, которая содержит источники великих сибирских рек, но, в основном, состоят из степей и, частично, из пустыней. Климат на таком большом расстоянии от морей является сугубо континентальным с экстремальными перепадами температуры. Север рассекает расселина озера Байкал, а запад покрыт высокими горами, составляющими алтайский комплекс. После того, как великое продвижение индо-европейских народов затихло, этот регион около 200 д.н.э. стал местом сбора противостоящих сил, которые должны были преобразовать картину населения Центральной Азии и определять его фундаментальный характер до нынешних дней. Регион был заселен двумя народами, живущими бок о бок и с многими общими чертами, но существенно далекими по языку: Тюрки и Монголы. С начала христианской эры группы, принадлежащие к этим двум народам, начали встречаться с возрастающей частотой в китайских исторических записях. Их повторяющиеся рейды для грабежа привлекали все больше и больше внимания в китайских летописях до тех пор, пока не была сооружена Великая Стена и они не были остановлены.

Великое продвижение гуннов на запад началось с этого региона и с 6-7 в.в. н.э. и дальше его тюркские обитатели, которые начали подпадать под культурные влияния Ирана и Китая, быстро приобрели политическую силу. Они были в состоянии ворваться в юго-западном направлении в земли, известные ныне, после них, как Туркестан и создать важные политические образования как государства Kök Türk и уйгуров, которые занимали не только важное место в делах Центральной Азии, но также посредством их религиозной политики и торговой активности играли довольно значительную роль в истории цивилизации. В тот же период первые тюрки двинулись на Волгу и даже в Месопотамию. В это время монголы оставались в пределах своей страны и не участвовали в мировых событиях. Они затем были названы как татары, по имени одной из наиболее сильной группы, татарского племени, которые обитали на дальнем востоке: однако, ныне название имеет различные значения (см. ниже стр. 41 )¹

Монгольский народ был разделен на несколько племен. На дальнем западе между реками верхняя Иртышь и Орхон к северу от алатайских гор обитали найманы.² Из-за близости тюркских уйгуров на юге найманы на первой стадии своего развития переняли много элементов центрально-азиатской культуры, как например, уйгурский алфавит и христианство несторианского типа. По части цивилизованности, они были наиболее развитым монгольским племенем. Недалеко от них обитало племя keräit, которое примыкало к ним на востоке вдоль реки Орхон по направлению к югу. В середине 1 н.э. большинство племени keräit также приняли несторианство. К северу от племени keräit на средней и южной Селенге жили меркиты. К востоку от меркитов и к северу от найманов обитали оираты. Китайцы классифицировали монгольские племена в соответствии с их цивилизованностью как «белые татары» южной зоны, примыкающей к китайской границе, и «черные татары» - далее к северу и «дикие татары» или лесные обитатели, которые, в противоположность к другим кочевым племенам, жили засчет охоты и придерживались шаманистской религии. Шаманы, родом отсюда, считались более осведомленными и имеющими большую силу по сравнению с другими.

Почти одновременно с принятием христианства монголы начали идти вперед и в области политики и экономики. В начале 10 века они вытеснили тюркских киргизов из Монголии к Енисею и погнали народ khitai в северный Китай. Здесь Хитай (khitai) основал важную империю Лиао и в результате, монголы впервые в своей истории пришли в непосрественный и регулярный контакты с китайской цивилизацией. В тоже самое время найманы пошли на запад, опустошая Центральную Азию своими повторными войнами. Империя Лиао пала в 1125 году и ее часть побежала по направлению на запад от Китая в таримский и ферганский бассейны. Здесь они основали новое государство, царство Кара-Китай, которое продержалось в течение ста лет.

С падением империи Лиао жизнь монголов возвратилась в свое старое русло. Среди различных племен власть по-прежнему оставалась в руках нескольких известных клановых групп, которые боролись друг с другом или обьединялись, постоянно меняя свои коалиции. Основным вопросом дня был контроль над племенными подразделениями, владение стадами или по-просту, грабеж. На данном этапе их развития не просматривалась никакая более высокая концепция.

На этой стадии непрекращающихся раздоров появился на сцене некий Yesugai (Юсигай). Он был отпрыском древней знатной семьи из племени Mangkhol, однако источники различаются по мнению о его значительности и власти. Многие описывают его как простого декуриона или командира отделения из десяти человек, тогда как другие представляют его как независимого принца. Никакие особые дела, совершенные им, не отличали его жизнь, которая была затрачена на непрекращающиеся стычки с целью защиты своего имущества. Когда он умер в 1165 году, то он оставил несколько сыновей, старшему из которых Темужину было десять лет и в соответствии с монгольским обычаем он проживал с приемными родителями. Несчастье, которое выпало на долю мальчика, вынудило его положиться на себя с юных лет и находить средства для сохранение родового имущества. Для отстаивания своих требований он был обязан искать влиятельных друзей.

На деле он был в состоянии заслужить защиту со стороны принца керейтов Toghril (To’oril) в борьбе с племенем меркитов, которые ворвались в его лагерь и увели его жену Borte. Его победа и освобождение Борте создали ему такой авторитет, что он около 1196 года преуспел в объявлении себя вождем племени Mangkhol. В тоже самое время он получил титул (лингвистически все еще не объясненный) Jingiz Khãn. Компетентные лица монгольских племен, включая его влиятельного друга Jamukha, оспаривали такое продвижение.

До сих пор усилия последовали обычным путем. Ценой личных усилий он собрал вокруг себя рать преданных сторонников, которым он мог доверять без каких-либо колебаний. Его успех позволил ему дарить своим друзьям большие подарки и высокие места в своей команде и перетянуть на свою сторону большую часть колеблющихся людей из степей. Ни одно из этих мероприятий не превзошло уровень обычных улаживаний дел среди степной аристократии или имело какое-либо значение для мировой истории.

Тем не менее динамичная энергия Темужина достигла более отдаленные цели. Некоторые дела по разбою, хотя и несущественные сами по себе, вынудили его предпринимать действия против его прежнего друга Ямуки. Означали ли эти усилия возникновение двух движений, одно, основанное на широких массах, поддерживающее Ямуку и другое, аристократическое под Чингиз ханом, как об этом заявляет недавнее исследование, выполненное в России, ответ на них остается под сомнением в свете имеющихся источников. Вполне возможно, что перевороты в Монголии и взаимоперекрывающиеся культурные влияния вследствие миграций в предшествующие столетия привели к социальным напряжениям, которые нашли себе выход в борьбе между различными властителями в степи. Решительная битва, в которой участвовали большое количество войск и которая имела существенное значение, повернулась неудачей для Темужина, который был вынужден отступить на верховья Онона. Только после победы над татарским племенем, что было в пользу династии Кин, его престиж был восстановлен. Его союзник Тогрил получил китайский титул Ван хан. Другие монгольские племена в степи теперь ясно видели, что Темужин нацелился на что-то возвышенное, чем его нынешнее положение и они могли бы остановить его лишь созданием союза во главе с Ямукой. В такой опасной ситуации Чингиз хан продемонстрировал все свое мужество и уменье степного вождя. Он должен был нанести поражения своим врагам по отдельности, включая меркитов и найманов, и силой достичь наивысшего положения в Монголии. Тем не менее его враги в союзе с Ван ханом предприняли еще одну попытку его устранения. Однако, Темужин во время получил известие о заговоре и успешно атаковал их и победил Ван хана и вместе с ним племя керейтов. Скоро найманы, Ямука и меркиты сошлись в жестокой борьбе друг против друга (1204). Спасшиеся из этих племен частично были уничтожены, частично были присоединены к подразделениям Темужина. Ямука, как представляется, был захвачен и казнен без промедления. Küchlüg, вождь найманов, который был или являлся несторианским христианином, бежал на запад в королевство Кара-Китай, где он смог захватить власть.

Эти почти непрерываемые серии побед и почти полное сокрушение враждебных племен возвысили Чингиз хана в течение десятилетия до положения абсолютного властителя Монголии и возложили на него такую власть над его народом, которую даже близко не имел ни один из предыдущих монгольских вождей племен. Отныне он объединил все монгольские племена под своим скипетром и мог рассматривать себя в качестве символа общей воли народа. Первым его желанием было дать законную основу власти, которую его успех воплотил в его лице. Он использовал свое влияние для созыва в 1206 году великого народного собрания или Курултай, который назначил его верховным властелином монголов и утвердил его титул Чингиз хан. Этот акт наложил печать на решение монголов – как ныне племена коллективно называли себя по имени Mangkhol – проводить отныне в жизнь свою политику как единый союз. Он наделил нового правителя сверхестественной аурой, в силу которой его команды являлись не только словами власти, но и служили в качестве средств озвучивания божественных указаний. Дальнейшие дела, естественно, полностью зависели от воли, энергии и военных успехов Чингиз хана. Только он имел власть толковать реальное значение своего нового достоинства и тем самым реализовать стремления монгольского народа.

Монголы, несомненно, имели такие стремления, если даже не все общество с равным рвением старалось их исполнять. Ведущие группы, однако, точно знали, чего они хотят и как всегда в полу-кочевых феодальных обществах, только они имели значение. С типичным инстинктом степных кочевых для приобретения земель, они жаждали покорять пограничные регионы с высокой цивилизацией не столько потому, что хотели у них учиться к чему-то из цивилизации, а имея в виду неограниченный грабеж и более роскошную жизнь. Они более не хотели ограничиться лишь грабительскими походами, как годами это делали их предки. Они поставили цель заложить основы сильного огромного государства, всемирной империи, которая могла бы охватить по их планам весь (известный) мир. Такие идеи, хотя и своеобразны, но они не были во всех отношениях новыми. Китай рассматривался их жителями как “Серединное Королевство”, центром земли, хотя они никогда на самом деле не стремились к завоеванию мира и политический принцип центризма китайской империи, возможно, внес свой вклад в неразработанную концепцию зарождающейся монгольской империи. Несомненно, некоторый вклад был сделан христианскими теориями о вселенской церкви под единым центральным руководством, поскольку некоторые монгольские племена вот уже в течение двух столетий являлись твердыми сторонниками несторианского христианства и таким образом имели доступ к христианским воззрениям. Поскольку необходимо делать выводы для случая, когда прямое свидетельство о политических идеях того времени отсутствуют, то представяется, что своеобразные метаморфозы христианских доктринальных теорий в политические понятия имели существенное значение в разработке монгольской концепции мировой империи.

Народы, наполненные миссионерскими идеями, независимо оттого, являлись ли они чисто духовными или частично, мирскими, приобретали грозную силу экспансии, как это было в случае с ростом ислама. Запустив однажды свои корни среди правящих класссов монгольской нации, эта идея затем приобрела движущую силу для своего исполнения. Возвышение Чингиз хана означало, что вождь был назначен для исполнения народной воли. Нет никакого сомнения в том, что Чингиз хан твердо верил в то, что он исполняет божественное поручение. Все его отношение с соседними государствами, как это вытекает из многих источников, является достаточным доказательством этого также, как и его наполненные гордостью слова, которые повторялись многократно монголами: “Одно солнце на небе, один Властелин на земле”. Когда Чингиз хан реорганизовал национальную силу монголов и поставил ее под неизвестную доселе дисциплину, он видел себя в качестве орудия Бога и монгольское общественное мнение в основной его части было преисполнено решимости последовать за ним. По-существу, нет никакого другого объяснения тому факту, что с этого времени он не встретил никакого сопротивления, стоящего внимания, со стороны своего народа. Монгольский народ таким образом приобрел мощь, с помощью которой основал империю, которая не имеет никакой параллели, известной на протяжении всей истории человечества.

Чувство непосрественно богом данного мандата, разумеется, не было достаточным, чтобы преобразовать волю неба в непосредственный результат. Для этой цели сначала было необходимо построить материальную базу, выхолащивая ресурсы соседних государств: для этого надо было организовать агрессивную армию. Солдатская доблесть монгольских племен часто испытывалась в предшествующие столетия и ее надо было лишь интегрировать в национальную силу. Чингиз хан без промедления приступил к выполнению этой задачи. Он разделил всю армию на подразделения по “десятичной” системе так, что каждые десять человек образовали отделение под своим командиром. Десять таких отделений образовали роту и десять этих рот составляли батальон или “чилиад”. Подразделение из десяти тысяч человек (дивизия) возглавлялось генералом и представляло собой независимое тактическое формирование и индивидуальный солдат постоянно прикреплялся к нему. Дивизии входили в более высокие группировки под названием «правое крыло», «левое крыло» и «центр», которые составляли постоянные черты армии и, возможно, не были созданы лишь из соображений поддержания порядка в войне. Вновь созданная армия была наполнена духом строжайшей дисциплины. Любое нарушение долга или акт трусости беспощадно каралось смертной казнью. Неизменная уверенность в своих друзьях юности, которые ныне находились на высоких постах в качестве генералов, позволила получить в его распоряжение большое количество преданных людей, которым можно было бы доверить исполнение его приказов и директив с абсолютной точностью. В то время как в формировании армии было видно влияние иностранной, китайской модели¹, тем не менее роль самого Чингиз хана здесь была уникальна и со своим личным крупным вкладом она не вызывала сомнений в его гениальности.

Экстраординарные качества его характера не только демонстрируются на его поразительных военных победах. Не менее существенно они видны на его достижениях в качестве законодателя и организатора монгольской нации. Он собрал, привел в порядок и распространил законы своих соотечественников и создал Яса (к) или фундаментальный закон своего государства, по которому жил его народ еще долго после его смерти.² Кроме военных уложений Яса содержала постановления для ведения гражданской жизни. Она подчеркивала принцип частной собственности и соответственно наказывала за воровство и грабеж с особой жестокостью, провозглашая смертную казнь даже за довольно незначительные нарушения. Семейная жизнь также подпадала под регулирование и женщины пользовались достаточной независимостью и высоким уважением, в полную противоположность с (если говорить в общем) законами ислама. Женщины также отличались, служа в дополнительных подразделениях во время военных кампаний. Они не только вели домашнее хозяйство и воспитывали детей, но часто сопровождали армию в ее кампаниях и заботились о нуждах сражающихся мужчин. Во время сражений женщины прятались в кибитках, в лагерях, однако, при возникновении чрезвычайных обстоятельств они часто присоединялись в сражениях к мужчинам. Такой высокий статус женщины является объяснением причины появления женских портретов на образцах восточного искусства монгольского периода. Для ведения адмистрации было принято уложение по системе налогов с земельной рентой для сельскохозяйственников в зависимости от качества почвы и урожая и налог с оборота для торговцев. Чингиз хан также создал официальную почтовую службу, которая доставляла разведывательные данные и инструкции из одного государства в другое со значительной скоростью. Возможно, она также была взаимствована с древних образцов.

Авторитет Чингиз хана был таков, что его предписания быстро стали господствующими по всем просторам Монголии и монгольский народ с его сознанием о своей высокой миссии, был переплавлен в мощный, агрессивный организм, который скоро должен был доказать свое превосходство элементарной силой своим соседям. Лишь несколько лет потребовалось Темужину для завершения внутренней организации своего государства и приобретения вооружений и другого инвентаря через открытые торговые отношения. Затем он приступил к кампании, которая должна была стать началом основания мировой монгольской империи. Сначала он направился на восток, против страны, которая по причине долговременных культурных и торговых отношений неизбежно привлекло наибольшее внимание монголов, а именно, против Китая. Две энергично проведенные кампании привели его в 1215 году к столице государства кинской династии, которая в конечном счете сдалась ему. Северокитайская империя пала и монголы начали оккупировать северную часть огромного китайского владения. Южнокитайская империя на время осталась нетронутой.

Быстрота достижения этой победы на востоке имела большое для монголов значение. Она позволила экономить их ресурсы для дальнейших завоеваний и прежде всего она дала им уверенность в своих силах. Такая империя как Северный Китай, должна была, несмотря на ее слабость, казаться как огромная мощь в глазах степных кочевников. И если они преуспели в победе над ней с такой большой скоростью, то их успех должен был быть признаком божественных намерений доверить монголам управление всем миром. Отношение китайцев к иноземным захватчикам, в основном, было такое же, как и всегда на протяжении всей долгой истории их страны. Они подчинились власти иноземцев и доставили им возможность разделить с ними потрясяющую силу китайской цивилизации, которой монголы, в конечном счете, уступили, однако, никогда не позабыли, что захватчики были чужаками, чье правление является несовместимым с принципом китайской верховной власти в Серединном Королевстве. Китайцы, тем не менее, присоединились к монгольской службе, в частности, в столице Каракорум, который возник в этот период на Верхнем Орхоне. Потомок падшей династии Хитая Ye-lü-chu-ts’ai стал министром Чингиз хана и выполнил наиболее важную функцию в образовании монгольской империи. Определенно можно сказать, что он не был одинок, вокруг него работало много настоящих или ассимилированных китайцев, которые служили в качестве его коллег и подчиненных, носителей китайской цивилизации и торговли. Приток китайской культуры имел плодотворное влияние на монголов. Китайские идеи нашли свой путь также в Яса и таким образом, в монгольский обиход. Китайская концепция искусства войны и прежде всего китайских вооружений, включая порох, были введены в практику монголов в их последующих кампаниях.

Успех в Китае, таким образом, стал стартовым пунктом для дальнейших побед монголов. Лишь через два года после завершение китайской кампании Чингиз хан обратил свои взоры на запад. На этой стороне лежало владение хорезмских шахов, которое к тому времени под своим правителем Мухаммад II достигло своего пика расцвета¹. Из-за добровольного согласия уйгуров покориться Чингиз хану в 1207 году, хорезм-шахское государство стало его грозным оппонентом, как в свое время Северный Китай. Ход монголо-хорезмских отношений не может быть проследован ныне определенным образом. Некоторые поздние восточные источники сообщают, что энергичный халиф Багдада ал-Насир (1180-1225), имея трудности в отношениях с Мухаммадом II, обратился к монгольскому правителю, чтобы тот напал на Хорезм-шах с тыла. Эта запись выражает мнение, что именно сам халиф, номинальный верховный вождь ислама, невольно поставил ислам перед величайшей опасностью, которая только пала на его долю во всей его истории. Против этого сообщения выступают другие записи с тем, что Мухаммад II уже в течение продолжительного времени беспокоился по поводу своих северо-восточных соседов и усиленно занимался сбором информации об их военной силе и внутренних делах через своих шпионов. Наоборот, возможно, что торговцы, посланные Чингиз ханом, не только выполняли свои прямые функции по налаживанию торговых отношений, но и занимались разведкой. Во всяком случае Мухаммад II именно таким образом увидел их роль и хотя не всех, и нескольких из них подверг к смертной казни.

Такое обращение с представителями их правителя вызвало у монголов лишь одну реакцию: без промедления начать войну. По-видимому, Мухаммад II не подозревал об этом, поскольку такое поведение еще не было известно в то время в Западной Азии. В последующем в нескольких случаях исламский мир должен был убедиться в том, что такой прецедент будет результатом вероломства по отношению к монгольским послам и посланникам. После отражения Хорезм-шахом атаки через Оксус, Чингиз хан ударил по Хурасану, отгоняя армию Мухаммада перед ним таким образом, что это должно было произвести наиболее потрясающее впечатление. До сих пор хорезмские правители Ирана оценивались почти как непобедимые завоеватели. Теперь их мощь начала распадаться почти беспрерывно перед войсками Чингиз хана. Новый метод наступления внезапной атаки кавалерии не мог быть единственной причиной этому, поскольку тюрки в армии Мухаммада уже были знакомы с ним. Более вероятно, что хорезмцы были напуганы новыми устройствами осады, отчасти, китайского происхождения. Вероятно, что было бы неправильно объяснить неудачу Мухаммада II, в основном, ненадежностью многонациональных сил хорезмцев. Чем больше монголы продвигались на запад, тем больше было число тюрков, присоединившихся к их армии, добровольно или насильственно. Ко времени вторжения в Хурасан силы Чингиз хана состояли преимущественно из тюрков. Монгольский правитель всегда делал упор на переманивание тюрков из армии противника в степь, обращаясь к ним идти против безумия «братской ссоры». Мухаммад почти определенно имел проблему такого рода со своими людьми в начале войны, в то время как аналогичные волнения, несомненно, повлияли на войска в тылу. Однако, отсутствие опыта, по-видимому, было основной причиной того, что он пал духом.

Опрометчивое бегство их правителя оставило крупные городские центры Хурасана, Марв, Бухара и Самарканд, в положении, когда они уже не могли долго продержаться. С отступлением хорезмской армии, они не могли рассчитывать на какую-либо помощь. После отказа от предварительных призывов сдаться (что было характерной чертой монгольского метода ведения войны), они непрерывно осаждали и затем с помощью новых методов – таранов, катапультов, огнеметателей и задымления – и эти города были захвачены штурмом. Их судьба была ужасающей. Большая часть населения была безжалостно уничтожена и это бедствие разрушило экономическое и культурное благосостояние Центральной Азии. Эти города никогда более не были в состоянии восстановиться в полной мере до их прежнего состояния в качестве жизненных центров исламской цивилизации. Однако, было политикой монголов сохранить жизнь умелым людям, живописцам и ремесленникам, которые могли быть использованы на их службе, и также женщинам и детям, которые были превращены в рабов. Некоторым мужчинам призывного возраста также сохраняли жизнь лишь для того, чтобы их использовать в качестве пушечного мяса в последующих осадах и атаках. Их гнали впереди монгольских войск и принуждали воевать против своих соотечественников. Не было никакой возможности избегать мрачной дилеммы: или они карабкались по стенам городов, или их срезали на куски, если они отступали.

Эти ужасные методы и непрерывное отсупление Мухаммада II открыли путь через северную Персию для чингизханских генералов Sübödei и Jebe. В течение нескольких лет они продвинулись до плато Азербайджана, где им продолжали оказывать сопротивление в течение нескольких лет со стороны Джалал ал-Дин Мангубирди, сына Мухаммада II (который между тем умер) и галантного авантюриста. Он прошел из Кавказа через Иран к Инду, отошел назад в северную Индию перед монголськой угрозой окружения, вновь появился в Ираке и затем в Грузии, всегда находясь в стычках с монгольскими отрядами и, наконец, в 1231 году был убит курдским бандитом.

Тем временем в 1223 году монголы через восточные края Кавказских гор проникли в южную Россию. В битве на реке Калка он нанесли сокрушительное поражение армии, которая была в последний момент организована несколькими русскими князьями и после этого они ограбили некоторые торговые города Крыма. Затем по приказу Чингиз хана они повернулись на восток. Области, которые были затронуты завоевателями в западной Азии и восточной Европе, таким образом, были довольно ограничены и они, в дейсвительности, не были присоединены в монгольские владения. Однако Северная Персия, и в особенности, Хурасан, остались под сильным монгольским влиянием. На Кавказе и в России поход 1223 года представлял не более чем эпизод, на одном уровне с частыми вторжениями тюрских народов, которые русские князья испытывали в недавние времена, но без каких-либо долговременных последствий для политической структуры Восточной Европы.

Чингиз хан планировал новые бросок в западном направлении, когда он, возможно, 18 августа 1227 года, умер. Империя, которую он основал, пережила его потерю. Во время кризиса, последовавшего за его смертью, не было никакого врага, который бы попытался сбросить монгольское ярмо. Тем не менее, единство империи не сохранилось. Чингиз хан завещал, что она должна быть разделена между его четыремя сыновьями от его главной жены, принимавшими участие в государственных делах. Древний монгольский обычай давал право главного наследника и ответственного хранителя родового имения младшему сыну. В соответстии с этим принципом собственно монгольское владение пошло к младшему сыну по имени Толуи. Другие три сына получили свои доли в виде: Ягатаю – территории к северу и север-востоку от Оксуса, известные обитателям на западе как Трансоксония, Огодею – территории, лежащие дальше на востоке, Жучи –западные территории, т.е. Россия. Это пропорциональное распределение не могло иметь реальную силу в то время, поскольку империя еще не приобрела размах, предусмотренный Чингиз ханом, который авансом обдумывал наступление на западное море – хотя его наметки по поводу географии запада были, вероятно, в некоторой степени смутны. Более того, за шесть месяцев до смерти Чингиз хана умер также и Жучи и его дети, следовательно, стали прямыми наследниками своего деда.

Распоряжением разделения огромных территорий Центральной Азии, как это относится к Китаю, он не оставил никаких определенных инструкций, однако, Чингиз хан не намеревался полностью разделить империю на отдельные независимые государства, а хотел, чтобы один из сыновей осуществлял контроль над своими братьями как верховный правитель или как «Великий Хан». А верховный правитель должен был быть избранным, поскольку бессмертный основатель империи на этот пост никого не назначил. Состоялось национальное собрание (Курултай) в 1229 году, где братья без особых трудностей согласились на кандидатуру Огодея. Однако, последний не унаследовал никаких талантов у своего отца по части войны. В дошедших до нас записях он описывается как скорее спокойным и не слишком волевым, однако, добросовестным и проницательным правителем. Он расширил и украсил новыми зданиями главный город Каракорум, приложил усилия по разведению фруктов и овощей в суровых условиях, организовал снабжение Монголии продуктами из Китая и открыл торговые отношения с Индией и Западной Азией. Он был отчасти заинтересован в подготовке расширения имперских владений в соответствии с проектом своего отца и тем самым разрешил своим братьям проследовать за предписанными территориями. Продолжение тренировки по военному искусству было предложено осуществить путем завоевания остальной части Северного Китая, различными операциями мелкого значения и а также охотами, которые были организованы в виде систематических полу-военных учений.

Около 1236 года пришли в движение массивные новые армии, преимущественно в западном направлении. Их целью было покорение по-меньшей мере всей Восточной Европы, однако, в общем плане было предусмотрено также дальнейшее продвижение на Запад. Этими мерами сыновья Жучи, среди которых Батый, второй по рождению, был наиболее выдающимся, должны были приобрести наследство, отмеренное им Чингиз ханом. Множество монгольских и тюркских войск прошли через территорию к северу от Аральского и Каспийского морей и напали сначала на царство волжских булгаров, захватили город Булгар на середине Волги, немного к югу от нынешней Казани. Этот город в течение нескольких столетий играл важную роль в торговле и политике как торговый центр для товаров из Центральной Азии и из восточной и северной Европы. Однако, он пал уже после первого штурма. Дорога в Россию была открытой. В следующем году были захвачены города Москва, Муром и Ярославль и другие княжества. Некоторые города пали после героической защиты, другие не оказывали никакого сопротивления завоевателям, чья кавалерия оказалась чрезвычайно эффективной в этих областях. Техническое преимущество пришельцев было настолько большим, что просто было невозможно русским удерживать свои позиции. Лишь силы природы были способны остановить продвижение монголов. Когда они наступали на город Великий Новгород на озере Ильмен, который был ключом к подступам Балтики, то неожиданно ударила ранняя оттепель. Захватчики задержались из-за сопротивления маленького городка Торжок и теперь они не могли продвигаться вперед через новгородские болота. Тина сделала все дороги непроходимыми даже для их конников. По этой причине они решили повернуть на юг. Срезав дорогу по диагонали через Россию к западу от Москвы, они достигли Козельска. Штурм этого города-крепости потребовало больше времени и подготовки, чем обычно. Однако, после его падения странники окружили Киев, резиденцию Великого Князя и митрополита старой России и сердце древнего государства «Русь». Осада была краткой по времени и 6 декабря 1240, после того, как Великий Князь Михаил Чернигов сбежал, город пал. В результате грабежей многие ценные художественные реликвии и архитектурные памятники превратились в труху. Ранний русский (или с точки зрения украинцев, ранний украинский период) истории завершился. Политический центр тяжести Восточной Европы переместился на более северный край.

Для монголов эта крупная победа казалась лишь ступенью в их военных действиях, которые не ограничивались лишь пределами России. Они соответственно пошли вперед через Подолье и Волынь в Галицию и к середине зимы переломили сопротивление государства Галиция. Здесь армия разделилась на две группы с целью нападения на пограничные государства Центральной Европы одновременно по нескольким направлениям. Это отличалось от намеченного плана кампании – корректировка была компенсацией прежнего скудного знания захватчиками географии – и они должны теперь были реализовать грандиозный план окружения своих врагов и разбить их на запланированном пункте. Более близкое исследование и неадекватность записей показывают, что это было чистое предположение, хотя точность и огромный масштаб продвижения азиатских легионов определенно предполагают генеральное планирование.

Одна часть монгольской армии наступала через Галицию, разбила поляков на Чмелнике, захватила Краков и затем проследовала по Одеру к недавно основанному германскому поселению Бреслау, которое было уничтожено. Возможно, это правда, хотя и не имеется никакого достоверного доказательства, что другие монгольские подразделения одновременно выполнили широко охватывающее продвижение через центральную Польшу и Моравию так, чтобы одновременно прибыть на поле боя, когда будет иметь место решительной битвы на долине Валстатт около Лигница 9 апреля 1241 года. Воможно, такая картина создалась из-за того, что герцог Генри II из Силезии и его германо-польские войска потерпели жестокое поражение, где был убит сам герцог. Тот факт, что не наступали дальше на запад, а отошли по юго-восточному направлению через силезские предгорья и моравские ворота, где они осадили город Олмуц, вряд ли имеет другое объяснение, чем то, что их главной целью было связать различные территории, которые они завоевали. В свете их действий нет никаких оснований для предположения, что энергичное сопротивление герцога Генри на Лигнице удержало монголов от вторжения в центральную Германию. Вероятно, монголы отныне начали использовать географическую информацию, доставленную военнопленными, в соответствии с их основной практикой вовлечения ученых и живописцев на свою службу.

Между тем монгольские армейские группировки на юге пробивали себе дорогу по двум направлениям – через центральные и южные Карапаты – по Трансильвании в Венгрию. Они здесь ошеломили короля Бела IV внезапной атакой и 11 апреля 1241 полностью победили его в долине Мохи. Северная группировка продолжала наступление через Моравию и присоединилась к южной в Венгрии. Вся фронтальная область Германии таким образом наблюдала за победным маршем захватчиков. Поведение монголов, однако, не было последовательным. В Силезии и Моравии, кроме уничтожения вражеских сил в битве на Лигнице и захвата города Олмуц, они лишь ограничились грабежами и затем удалились. В Венгрии, с другой стороны, они начали оседать. Они в этой стране лишь однажды отчеканили монеты, которые были найдены здесь за этот период. Их поведение предполагает, что они выбрали долину Дунай-Тисса, как и степь средней и нижней Волги, в качестве места обитания и пастбищ.

Однако, 11 декабря 1241 года умер великий хан. Благодаря хорошо организованной почтовой службе, новость скоро стала известной и весьма вероятно, что это событие является причиной отхода на восток решительного Батыя и его генералов с главными силами их армии. Один корпус двигался вдоль Дуная, другой уходил через Хорватию и Словению. Затем они прошли через дунайскую Булгарию назад в открытую местность к северу от Черного моря и затем вдоль Волги, откуда он планировал контролировать ход наследования Великого Ханства. Таким образом, он позволил себе лишиться завоеваний в Венгрии. Однако, в результате монгольского прохода через Булгарию, король этой страны принял протекторат ханов на Волге.

В то время культурная характеристика орды Батыя, «Золотая Орда», как она стала называться из-за золотой палатки ханов, свидетельствовала о кочевом образе жизни. По этой причине он выбрал более степные части средней и нижней Волги и места к северо-востоку от Черного моря в качестве центра монгольских поселений в Восточной Европе. Здесь должны были найтись пригодные пастбища для коней победоносной армии и обильные пространства для монгольских пастухов, которые занимались кочевничеством вдоль берегов Волги. По соседству с нынешней деревней Селитранная, приблизительно посередине между современными городами Сталинград и Астрахань, возникло первое новое монгольское владение. Это был Старый Сарай, первая столица, которая подобно Каракоруму скоро приобрел городской вид. Здесь Батый обычно проводил зимние месяцы и построил дворцы для себя и для своей знати. Скоро город стал сценой первых тесных контактов между монголами России и исламской цивилизацией Западной Азии, как это описал для нас папский агент Джованни ди Плано Карпини, который путешествовал здесь в 1245-46 г.г. Уже тогда монгольская империя на Волге – the Ta(r)taria Aquilonaris в средневековой космографии – показалась Карпини как хорошо установленным государством. Эта империя, которая появилась на свет войнами Батыя, должна была управляться им и его наследниками в соответствии с пожеланиями его деда Чингиз хана. Южными границами империи служили Кавказские горы, царство Грузия было в вассальстве у монголов.

Никто не ограничивал Батыя при желании расширить свои владения. Споры о престолонаследовании занимали всех монголов в продолжение десяти лет и вынудили его посвящать всю свою энергию к центразиатским делам. Поскольку никаких урегулирований по наследованию не было предусмотрено, монгольские вельможи в Каракоруме назначили временно вдову Огодея Торегене в качестве регентши, что является показателем уникального статуса женщины в монгольском обществе. Торегене всеми силами стремилась обеспечить сохранение статуса его отца своему сыну Гуюку. Этому сопротивлялся Батый, частично потому, что он надеялся утвердить свою заявку на трон как отпрыск старшего сына Чингиз хана и, возможно, потому, что он не чувствовал склонности по религиозным и культурным причинам принять лидерство Гуюка. Подобно Чингиз хану и Огедею, Батый обозревал различные мировые религии в монгольском государстве с полным безразличием. Он оставался верным шаманистской вере своих предков, которые признавали одного единственного бога, но в тоже самое время рассматривали солнце, землю и воду в качестве высших созиданий, молились и приносили к ним свои жертвы. Религиозные диспуты, состоялись при присутствии правителей и они ни на йоту не ослабляли их собственные веры. Однако, Гуюк принадлежал к юному поколению и представлял другие тенденции, которые имели превосходство среди монголов. Христианское несторианство монголам было известно уже несколько столетий и по мере великой внешней экспансии их завоевательских армий, оно приобрело новую внутренную силу и миссионерское рвение. Оно произвел большое впечатление на сознание Гуюка и настолько, что если он сам, возможно, не принял несторианство, тем не менее оказывал очень сильную благосклонность по отношению к христианам и препятствовал старым идеям и обычаям. Однако, Батый не был в состоянии препятствовать делам в 1246 году. Выборы были описаны детально Карпини, который лично присутствовал на них. В центре долины, где было сооружена огромная палатка для голосования, где собрались имеющие право голоса вельможи. Вокруг этой палатки и далее, как только мог охватить глаз, располагались орды моноголского народа, которые требовали развлекать их различными видами представлений и с большим вниманием следили за ходом голосования и кавалькадой многочисленных иностранных миссий, которые в глазах монголов являлись доказателсьтвом того, что монгольские притязания на мировое господство были справедливы. Так интерпретировал сам Гуюк командировку Пиано Карпини. Он верил, что папа и король Франции Людовик IX были озабочены возможностью оказаться под его протекторатом. Такое убеждение ясно выражалось в ответе, который он вручил папскому эмиссару¹.

Выбор Гуюка ознаменовался ранней вспышкой враждебности с Батыем. Обе стороны подготовливали ресурсы армий и уже начали продвигаться против друг друга, когда Гуюк внезапно скончался в апреле 1248 года. Его смерть поставила конец всем проблемам – и также на перспективы христианства в виде несторианства, которое пользовалось успехом во время его правления. Грядущее великое преобразование в жизни монголов было отложено на время и когда оно, в конечном счете, имело место под влиянием высокоцивилизованного окружения, в которое завоеватели вторглись, то оно оказалось совершенно отличным от того, что ожидалось, когда Гуюк был возведен на трон.

Когда вновь было назначено регентство вдовы вместо умершего Великого хана, Огул Гаймиш, то Батый решил оставаться в Центральной Азиии, ближе к месту предстоящих выборов.

Благодаря пользующейся уважением матери, Монгке выиграл от превосходного воспитания. Хотя он не был христианином, как она, но был настолько терпимым, что под его правлением все великие религии были в состоянии идти бок о бок и несторианство имело возможность даже более интенсивно продвигаться по выполнению своей миссии. В тоже самое время мусульмане и буддисты также были в состоянии посылать своих миссионеров в Монголию. Между тем, людей, преданных древней монгольской вере, становилось все меньше и меньше. В столице Каракорум, который все более и более роскошно украшался, церкви, мечети и буддийские храмы ревностно соревновались друг с другом. Папский легат, северогерманский францисканец Вильгелм фон Рубрук (de Rubruquis), который в это время путешествовал через Сарай на Волге в Каракорум, оставил для нас живописное описание оживленной торговой активности в городе и соперничества различных вероисповеданий и интереса со стороны Великого хана к их доктринам. Вилгельм фон Рубрук был человеком ясного видения, который понимал, что терпимость, гарантированная Великим ханом каждой вере была лишь признаком религиозного безразличия и что его редкое участие в христианских церемониях никак не могло свидетельствовать о его приверженности к христианству. Однако, обвиняя несторианских священников в суеверных практиках или по-меньшей мере в снисходительности к такой практике, Вилгельм неправильно оценил ситуацию, при которой эти слуги Христа должны были жить и работать. Разумеется, западные стандарты совершенно были неприменимы в условиях Центральной Азии. Между прочим следует отметить, тогда на Западе также процветали многие древние суеверия.

Цивилизация моноголов, по мнению Вилгельма фон Рубрука, была все еще первобытной. Семья была патриархальной, одежда простой. Честность и искренность по отношению друг к другу и гостеприимство к странникам были все еще всеобщими правилами. Статус монгольской женщины состоял в полной ее свободы. Она могла иметь свое имущество и даже участвовать в судебном процессе. Она была хозяйкой дома и воспитательницей своих детей. Закон карал за супружескую измену смертной казнью как мужчину, так и женщину. Принцессы знатного рода смогли приобрести большое влияние. Уже дважды вдова государя действовала как регентша, когда трон был незанятым. В тоже самое время процветала торговля. Была построена развитая форма коммуникаций по всем направлениям и присутствие многочисленных пленных войн из завоеванных стран подняло экономику на высокий уровень развития. Кроме сирийцев и русских Вильгелм встретил во дворе Великого хана нескольких немцев, венгров и французов, занимавших уважаемое положение в качестве умелых ремесленников. В Каракоруме можно было видеть послов различных правителей почти из каждой страны. Их доступ к государю, обеспечение проживанием и питанием регулировалось строгим протоколом. Им разрешалось полная свобода в общении друг с другом и с населением и таким образом давалась возомжность расширять свои знания о новой цивилизации, которая под влиянием соседних народов ускоренно продвигалась вперед в этих ранее отсталых регионах. Эффективная почтовая и транспортная системы обеспечивали не только быструю доставку новостей, но и умеренную степень комфорта для путешественников. Каракорум стал центром, где сходились и взаимодействовали все цивилизации Азии. Впервые в истории непрерывный и интенсивный транспорт связал Восточную Азию с Ближним Востоком и Западной Европой. Сведения о Китае, которые из-за блокирования древнего шелкового пути через Персию оставались потерянными для Европы, теперь вновь нашли путь на Запад и первые скудные сообщения о Японии достигли берегов Средиземного моря. По этой причине установление монгольской империи, несмотря на ужасные разрушения, которая она причинила во время войн Чингиз хана, имело положительный эффект в более тесном приближении народов и дало стимул для цивилизации Европы.

Монгке решил, что его первым политическим долгом является исполнение воли Чинигз хана, которую Огедей выполнил лишь частично. Поэтому он начал подготовку похода в Китай и Западную Азию. В Китае задача состояла в консолидации и расширения завоеванного. Эту задачу Великий хан оставил за собой. Она вовлекла его и его брата Кубилая в долговременную войну, которая не завершилась ко времени смерти Монгке, последовавашей 6 сентября 1259 года во время осады китайской крепости.

Поход в Западную Азию он доверил другому своему брату Гулюгу (Hülegü). Для этой цели было выделено большое количество войск под командованием Гулюгу. В дополнение к этому, все другие командиры монгольской армии должны были выделить части из своего боевого состава. Таким образом, армия, мобилизованная для целей покорения Западной Азии, достигла удивительной для тех времен численности, которую русский востоковед Вильгелм Бартольд оценивает около 129 000 человек. Разумеется, эта цифры намного меньше тех, что дают современные историки, чьи расчеты могут быть оценены как не менее преувеличенными, как и фантастические цифры, приведенными историками в древние времена.

Ситуация в Персии со времен первого вторжения монголов Чингиз хана была несколько беспорядочной. Единственной провинцией, в которой завоеватели поддерживали свою власть на более или менее твердой основе, был Хурасан на северо-востоке. В других частях мелкие местные династии сохранили свою власть и независимость от монголов. Представители монгольской власти были в ссоре между собой и в нескольких случаях между ними возникали конфликты, которые требовали отзыва индивидуальных губернаторов и не способствовали престижу монголов. На Кавказе также рука монгольской админстрации Сарая чувствовалась слабо, несомненно из-за того, что горный регион располагался слишком далеко и там не могли поддерживаться регулярные коммуникации.

При таких обстоятельствах перед Гулюгу стояла нелегкая задача, когда он отправился в 1255 году из Монголии завоевывать свое запланированное владение. Тем не менее, монголы не встретили какого-либо организованного сопротивления до тех пор, пока они не достигли гор к югу от Каспийского моря, которые защищали резиденцию однажды грозной и все еще ужасной секты ассасинов (см. The Age of the Caliphs, pp. 86 ff.). Крепость Аламут, штабквартира организации ассасинов, организовала отчаянное сопротивление наступлению центроазиатских орд и добилось лишь некоторой отсрочки поражения. Вождь секты, известный как «Старый человек с гор» (Shaykh al-Jabal) был казнен без промедления. Известный ученый Nasir al-Din Tusi (ум. 1274), чьим религиозным пристрастием был Двенадцатый Шиит и который удерживался как пленник ассасинами, получил свободу и должен был заслужить лавры на службе у монголов. Он был в состоянии возобновить всю свою научную деятельность и соорудить обсерваторию в городе Марагех на северо-западе Персии. Разрушение цитаделя Аламут был встречен благоприятно мусульманами, которые считали ассасинов не менее отвратительными чем крестоносцы.

Однако, потребовалось не так много времени, прежде чем мусульмане смогли определить, что Гулюгу пришел сюда недружественными чувствами к ним. После капитуляции Аламута и покорения мелких принцев к северо-западу Персии и некоторых независимых вождей Лур в горах Загрос, он прямиком пошел на Багдад, чей халиф навлек на себя недовольство завоевателей с некоторыми необдуманными политическими высказываниями. В столице халифа царил полный беспорядок. Ресурсы его государства и, в частности, располагаемы военный персонал, были неадекватными для какого-либо эффективного сопротивления. Тем не менее смело было решено противостоять к осаде. Военная ситуация, будучи такой, что не было никакого сомнения по поводу судьбы командира правоверных, некоторые группы с самого начала советовали приступить к переговорам с монголами. Среди них был тюркский гарнизон, который вступил в контакт с тюркскими войсками в армии Гулюгу и решил не воевать против братьев-тюрков. Везир халифа также хорошо осознавал тщетность сражения. Глупый аббасидский принц, однако, не обращал никакого внимания на предложение к компромиссу и был готов пойти на риск быть атакованным. Таким образом, не было никакого выхода из надвигающегося несчастья. 10 февраля 1258 монголы штурмовали и захватили резиденцию халифа и пленили его, вынудили раскрыть свои тайные хранилища и затем казнили, по общему мнению, удушив коврами. По монгольскому обычаю запрещалось проливать королевскую кровь.

Захват Багдада и попутное свержения халифата, который несмотря на материальное бессилие, все еще обладал некоторым духовным авторитетом, произвел большой сдвиг в социальной структуре Месопотамии. Христиане, несториане и якобинцы, которые все еще довольно многочисленные, в особенности, на севере страны, но также и в Багдаде, и более того, шииты, которые в основном, жили на юге, все пришли в сильное волнение. Сам Гулюгу, который был под влиянием христиан и, следовательно, против мусульман из-за своей интеллектуально талантливой супруги Doquz Khatun, предоставил полную свободу всем силам, противостоящим до сих пор господствующей суннитской группе. Во время грабежа Багдада как христиан, так и шиитов (от имени которых стал говорить Насир ал-Дин Туси), в основном, не тронули. Ныне они были в состоянии перестроить свои церкви ли мечети и проводить публичные шествия. Шииты избрали в качестве старшего гражданского чиновника Накиба или предводителя знати (т.е. потомка Пророка), который представлял их интересы перед властями.

Такая позиция Гулюгу произвела глубокие последствия на всю Западную Азию. Христиане Сирии, Палестины и Малой Азии лихорадочно ждали его приход в глубокой надежде на существенные изменения в их участи. Они непосредственно внесли свою лепту в скорое падение нескольких крепостей в Северной Месопотамии, где лишь одна крепость, Маяфарикин, оказала упорное сопротивление в течение целых двух лет. К 1259 году был на ходу наступление на средиземноморский регион. Вступление монголов в Дамаск было встречено всеобщей радостью христиан этого города, которые щелкали пальцами, указывая на мусульман с новоявленным высокомерием. Алеппо было взято штурмом и, казалось, что перед Гулюгу открылась дорога на Египет. Затем при его отсутствии войска пошли против мамлюков. Решительная битва состоялась 3 сентября 1260 на Аюн Джалут (колодец Голиафа) в Палестине. Она повернулась неудачей для центроазиатских захватчиков. В жестокой битве мамлюки под командованием Котуза, которые также были выходцами из степей и весьма искуссными кавалеристами, победили монгольскую армию и захватили ее командира.

Это поражение стало поворотным пунктом для волны монгольских завоеваний и обеспечило продолжение независимости Египта. Под правлением его нового правителя Байбарса, который убил Котуза сразу после битвы и теперь вступил в Каир во главе победоносных войск, мамелюское государство скоро выросло в мощный противовес к монголам и оплот ислама. Для того, чтобы подкрепить свое положение Байбарс принял в своем дворе действительного или предполагаемого отпрыска династии аббасидов. Принц после неудачной попытки отвоевать Багдад, был вынужден искать убежище в Каире и играть роль религиозного властелина, что также подходило интересам Байбарса. Хотя претензии аббасидов Каира на халифат были признаны лишь несколькими принцами северной Индии и временно несколькими ханами Золотой Орды, они оказывали поддержку мамлюкской власти до ее падения в 1517 году. До того времени Египет продолжал контролировать уделы Сирии и Палестины и пока государство долина Нила было достаточно сильным, чтобы проводить эффективную иностранную политику, оно всегда обращалось с сирийско-палестинским регионом в качестве своего внешнего оплота.

Наконец, был веская причина, по причине которой Гулюгу не был со своей армией во время ее поражения. Он был занят с обстоятельствами, связанными со смертью Великого хана. Смерть Монгке стала поводом для роста серьезных разногласий. Нет сомнения в том, что он намеревался назначить своего брата Арик Беге в качестве своего наследника. Однако, его другой брат Кубилай, который воевал в Китае в качестве назначенного императора этой страны, возражал против такой кандидатуры и был готов отстаивать собственные претензии с мечом. После провозглашения себя императором Китая, он оставил здесь во главе армии своего доверенного генерала, а сам направился в Монголию. Здесь Арик Беге, в свою очередь, занял позиции в Карокоруме. Последовала гражданская война, в ходе которой внутренняя Монголия подверглась экономической блокаде и была полностью оторвана от внешнего мира. Гулюгу, в знак старой дружбы со своим братом Кубилаем, одобрил такие меры. Довольно скоро борьба завершилась в пользу Кубилая. Арик Беге был вынужден покориться и исчез с политической арены. Он умер в 1266 году. В результате таких поворотов событий Монголия стала наружной территорией Китая: источником силы правящей или Юань династии этой страны, однако, уже никогда более не была значительным фактором в мировой истории. (Аравия, колыбель ислама также канула в неизвестность после установления уммаятского халифата). Посольства из других частей Азии, включая и Монголию, теперь направлялись в Пекин. Манеры Великого Хана и его двора стали китайскими. Дамы в королевском доме во всем, за исключением имен, были китайскими. Об интересах Монголии Кубилай судил с точки зрения империи в целом и вследствие этого они часто подчинялись китайским интересам. По приказу Кубилая тибетским монахом был разработан новый монгольский алфавит вместо уйгурской письменности, которую монголы познали на уйгурской территории в начале 13 го века и которая, в свою очередь, была выведена из древней семитской письменности. Однако, несмотря на относительную простоту, новая система письма, которая в силу ее вида известна как квадратичная письменность, не стала общепринятой. С одной стороны, старая практика была весьма сильной, с другой – новая казалась проще для случая, когда требовался перевод монгольского языка в китайские иероглифы. В результате, китайские курьеры могли читать монгольские документы, хотя и непревосходно, но без полного понимания, что они означают. Настоящая монгольскся письменность продолжала быть уйгурской и остается в использовании до нынешних дней.

Гражданская война 1259 года оказала непосредственное влияние на западные части всей монгольской империи. Вражда между Кубилаем и Арик Беге приобрела свое отражение в виде вражде между Гулюгу и ханом Золотой Орды Берке. После смерти Батыя в 1256 году и краткого промежуточного правления¹, правителем татарской империи в южной России стал Берке, брат Батыя (см. стр. 45). Он был первым монгольским правителем, принявшим исламскую веру, вероятно, еще до восхождения на трон. По этой причине он не одобрил войну против халифа и предпринял попытку быть посредником. Однако, он не смог предотвратить участие контингента, которого он послал из своей армии, в захвате и грабеже Багдада вместе с другими армиями. Это было тем более возмутительным, поскольку Монгке ранее выделил Кавказ, ранее принадлежащей Золотой Орде, в сферу Гулюгу. Соответственно, Берке был в глубокой обиде против своего нового соседа на юге, в результате чего он стал на сторону Арик Беге, в то время как Гулюгу выступал за Кубилая.

Когда Кубилай выиграл и стал Великим Ханом, Берке был таким образом политически изолирован и для дальнейших намерений и целей он разорвал контакт со столицей последнего в Пекине. Гулюгу, с другой стороны, продолжал укреплять свои тесные отношения с Великим Ханом. Два монгольских правителя властвовали над древними цивилизованными землями Китая и Персии, в то время как поборники монгольских обычаев игнорировались или были вовсе отброшены в сторону. Отношения между монголами Персии и Кубилаем долгое время оставлись дружественными и принятием титула «Илхан» (наместник) правитель Персии подтвердил свое подчинение центральной власти Великого Хана в Китае. В культурной сфере хорошие отношения между двумя странами также привели к плодотворным результатам.

Натянутые отношения между Золотой Ордой и илханом привели к взрыву в виде ожесточенной борьбы по поводу гражданской войны между Кубилаем и Арик Беге. Берке, который был человеком исключительной энергии, никак не намеревался покидать свой южный бастион без борьбы. В 1261 году он начал боевые действия на Кавказе. Это было началом нерешительной войны, во время которой Берке выиграл важное сражение на реке Терек 13 января 1263 года, тем не менее не смог вытеснить Гулюгу из Кавказа.

Ситуация не представляла бы собой какой-либо большой опасности для илхана, если бы Берке не решилса на беспрецедентный в истории межмонгольских отношений. После падения Багдада в 1258 году Берке направил инструкции своим войскам, воюющим в составе армии Гулюгу, покинуть службу у илхана и отправиться в Каир. Этим путем хан Золотой Орды укрепил армии египетского султана и впервые объединился с иностранной силой против братьев-монголов. Исход битвы на Аюн Джалут, такой важный для вновь установленного мамелюского режима (который датируется с 1259), возможно, оказался заметно обусловленным этим обстоятельством.

Соглашение между Золотой Ордой и Египтом, главном образом, основывалось на политических соображениях, однако, другим, определяющим фактором была торговля. Более того, по конструкции оба государства были заметно похожи. В обоих государствах, как на Ниле, так и на Волге, правящий класса с тюркским характером управлял народом различной природы и оба государства приняли ислам. Религиозный элемент, который всегда имел большой вес у людей Ближнего Востока, получил особое внимание во время заключения формального союза между двумя государствами в 1261 году и, как часто бывает в истории, он разрезал кровные связи и превратил родственные народы в врагов. В торговой сфере, черноморские берега, ныне управляемые Золотой Ордой были главным источником большого количества рабов, импортируемых ежегодно в Египет, рабов, которые в своих военных карьерах выросли до верховной власти в этой стране под названием мамлюки («купленные люди»). Эта торговля была возможна до тех пор, пока ей не возражали хан в Сарае и император в Константинополе. Византийский император Михаил VIII Палеолог, который стал хозяином Константинополя после падения союзного «латинского» режима, не проявлял никакой озабоченности по поводу такой торговлей «язычниками» и не мог себе позволить вмешаться в переговоры между мусульманскими государствами. Была весьма важной позиция Берке по поводу проблемы. Политически сотрудничая с Египтом и дополняя союз с 1261 года торговым соглашением, к которому присоединились византийцы, он обеспечил продолжение работорговли с Черного моря и с этим – мамелюское господство на Ниле¹.

Другой аспект соглашения Берке с мамелюским султаном Байбарсом I заключается в том, что оно означало разрыв с прежними традициями монголов. До сего времени монгольское государство никогда не заключало союз с немонгольскиим государством, за исключением соглашения с последним, которое основывалось на формальном или неформальном его подчинении. К примеру, правители Грузии или Армении, или различные князи России рассматривались как феодальные вассалы и императоры Византии и Требизонда могли также рассматриваться таким образом, во всяком случае с точки зрения монголов. Однако, в отношении Египта такая претензия не могла быть поддержана. Берке даже не возражал против принятия статуса вассала аббасидского халифа в Каире – шаг, рассматриваемый как идеологический, если даже он не имел практического значения. Таким решением он отрекался если не по букве, а по духу, от всеобщего сообщества монгольских государств, которые все еще предпологались составляют единую империю, признающую власть Великого Хана в Пекине. Такая брешь была другим важным последствием гражданской войны, последовавшей за смертью Монгке. Кубилай победил своего брата Арик Беге и устранил его из политической арены, но Золотая Орда не могла быть устранена подобным образом. Показателем нового положения вещей является исчезновение имени Великого Хана с монет Золотой Орды. Это началось в 1260 году и особенно важно, поскольку монеты в те дни, подобно почтовым маркам сегодня, были известны повсюду как символы законной власти.

Новая тенденция событий после 1258 года не была лишь простым результатом географических влияний, политических сдвигов власти или религиозных и культурных напряжений. Она была параллельной с переобразованием струкутуры структуры монгольского народа, которое отражало вышеназванные явления и также внесла свой вклад в распад единой монгольской империи. В своей экспансии по всей центральной, восточной и западной Азии монголы проникли в совершенно разнородные географические регионы и культуры. Выше подчеркивалось, что во время гражданской войны 1260 года монголы, оккупируя места зарождения древних цивилизаций, а именно, персидской и китайской, действовали различно от тех, кто проживал в степных регионах Трансоксонии и волжского бассейна. Более того, два последних упомянутых регионов были уже заслены, главным образом, народами, говорящими на тюркском языке или с тюркским родством, подобным волжским булгарам (хотя там были представлены в рассеянном виде и другие большие группы). Культура этих народов была относительно сходной с таковой у монголов и, соответственно, сплавление между двумя элементами проходило легко, тем более что большое число тюркских воинов проникло в центральную Азию и Восточную Европу вместе с монголами. В этих регионах ассимиляция между новичками и основными жителями имела место в такой мере, что скоро она превратила Золотую Орду и трансоксонийские владения в сравнительно однородные территории, в то время как в Персии и Китае монголы продолжали формировать лишь правящую касту, наложенную на страну, но отличной от местных обитателей по языку, а в Персии в последующие два десятилетия – и по религии.

Все эти явления являются ясно различимыми в раздорах 1260 года. Их последовательные влияния были далекоидущими. Трансоксония лежала в качестве клина, установленного между дружественными государствами Китай и Персия и Золотая Орда была в дальнейшем по всем намерениям и целям вне пределов монгольского общества. Учитывая ситуацию, становится необходимым проследить за судьбами каждого индивидуального государства отдельно. Государство в Китае было центром деятельности империи Великого Хана, однако, его эволюция все более и более приобретала специфическую китайскую тенденцию и должна быть проследована в пределах китайских исторических исследований.

Илханы в Персии

Гулюгу, хозяин Багдада, не наслаждался долгими годами жизни, чтобы организовать свои завоевания. В результате сравнительно долгого продолжения монгольского правления в Хурасане эта провинция стала оплотом монгольского влияния и она консолидировалась засчет установления монгольских и тюркских колоний. Ныне возник второй центр в Азербайджане. Здесь также обитатели столетиями состояли из тюркских племен, которые пробились через окружающее персидское население и с 9 го века обеспечивали желанными военными подкреплениями халифов Багдада. Больше половины армии Гулюгу состояло из тюрков и этот край их привлекал. Муганская степь, которая лежит к северу от Табриза и представляет собой превосходные пастбища, была заселена одной большой группой захватчиков. Две группы городов Табриз и Марагех, где стоял хан, стали столицами нового владения и, следовательно, центрами торговли и бизнеса. Однако, илханы, проявляя лишь небольшой интерес в собственной учебе, были достаточны дальновидны, чтобы применять персидско-арабскую науку в своих целях и поощрять ее, насколько они могли или по-меньшей мере не ставить преграды на ее пути.

Расположение столицы значило много для христианского населения Северной Месопотамии, которое имело своего защитника рядом с собой. Несториане могли, естественно, ожидать особые привилегии, поскольку большая часть новичков из Центральной Азии являлись единоверцами и жена илхана Докуз Хатун, исповедала их веру. Сам илхан не часто участвовал в христианских праздниках и посещал литургии. Он разрешил строительство дворцового собора, даровал пожертвования и проявлял предпочтение христиан перед мусульманами. Другая христианская секта – сириакская (или якобинцы) и армянские монофизиты¹ и в какой-то степени также грузинские православные – аналогично пользовались благосклонностью правителя. Их епархии умножались, их влияние возрастало и они возвратили право на публичные шествия и ремонтировать или увеличивать свои церкви и монастыри, которых строгий ислам запрещал. Гулюгу сам не принял несторианство. Oн склонялся совершенно к другому вероучению, который не смог распустить свои корни в Западной Азии, тем не менее стал близким монголам из Китая, а именно, к буддизму. Хотя и не имеется никакого прямого свидетельства, что Гулюгу был формально буддистом, однако, во всяком случае известно, что он был хорошо расположен к этой религии. Немало буддийских священников (Bhikshus), которых монголы назвыали Bakhshys, обитало в его дворце. Вскоре, однако, Гулюгу, который по монгольскому обычаю был сильной пьяницей, ушел из жизни 8 февраля 1265 года и скоро за ним последовала его жена Докуз Хатун. Его сын Абака стал новым правителем. С самого начала своего правления Абака встретился с очень серьезными внешними пробемами, которые не позволяли ему рисковать новшествами во внутренней политике. Последовала новая атака со стороны Берке на Кавказе. Войска илхана закрепились за деревянными укреплениями вдоль южного берега реки Кура. Не имея никаких шансов на прорыв здесь, Берке продвинулся против течения и после успешного форсирования реки далее на западе, выше старой грузинской столицы Мецхет, начал наступление на южном направлении через Малый Кавказ. Во время этой кампании, вероятно, в январе 1267 года, Берке умер. Его авантюра пoтерпела неудачу и Абака мог свободно перевести дух. Однако, новые опасности начали возникать для владения Илхана уже на юго-западе.

Географические факторы, которые повлияли на эволюцию Персии на продолжении всей ее истории, вновь вышли на сцену. Родное отечество персидского народа на большом протяжении была защищена ободком грозных гор – Кавказом на северо-западе, Загросом – на западе и юго-западе и Памирским плато и Хиндикушем с их предгорьями на востоке. Лишь к северо-востоку, в регионе Оксус-Джаксарт, страна лежалал открытой. Золотая Орда и Трансоксония заключили соглашение, предусматривающим немедленную атаку илханов. К счастью Абаки, оно никогда не реализовалось. Война на Кавказае уже остановилась на время, когда трансоксонийский правитель начал свое наступление против Хурасана в 1268 году. Юный и энергичный Илхан в результатер был в состоянии прогнать захватчиков и отвратить опасность с северо-востока перед тем, как замаячила новая угроза на другой части горизонта.

Одной из главных забот правителей Персии с древних времен было обеспечение контроля не только над Месопатомией, но и также над Сирией и вместе с этим – над подходом к Средиземному морю. Для овладения Сирией надо было устранить Египет и, соответственно, были разработаны планы для похода вдоль линии Евфрата. Ранние попытки Гулюгу достичь этой цели закончились неудачей из-за поражения на Аюн Джалуте. И теперь, как тогда, мамлюки прочно закрепились в Сирии и владением Алеппо и Дамаска они представляли собой постоянную угрозу на западные районы государства илханидов. Байбарс I не был человеком, который позволил бы себе потерять такую возможность, предоставленную Египту. Он начал атаку за атакой из Сирии на Месопатомию, однако, не смог добиться ничего существенного, кроме причинения в пограничных областях хроническое состояние волнений. В тоже самое время Байбарс пошел против Малой Армении в Киликии, которая тесно сотрудничала с монголами со времен их первых нашествий из Центральной Азии. Он причинил жестокие и повторные опустошения королевству, но поддержка, которую послденее получило от илханов, позволила сохранить его политическое существование. Сельджукский султанат Рума в Малой Азии (см. The Age of Caliphs, стр. 95) был покорен монголами ранее в 1243 году и с завоеванной Сирией выход на Средиземноморское море было обеспечено. Таким образом, Байбарс был связан с целью противодействия к господствущему монгольскому влиянию в стране, особенно в то время, когда последователи ислама в Малой Азии терпели лишения в руках анти-мусульманина илхана. Внутренние распри между местными тюркскими княжествами вызвали вторжение мамлюского султана в 1277 году, который проник до гоода Малатая (Мелитен), прогнал монгольского «Верховного Комиссара» (Парванех), сплотил мусульманские силы и разрушил христианские церкви. Энергичное сопротивление со стороны многочисленных православных и армянских христианов, помощь, направленная Абакой и, наконец, смерть Байбарса в начале войны не дали никакого исчерпывающего результата и положение в Ближнем Востоке возвратилось к своему обычному характеру. Однако, в то время как бы монгольский режим не был чуждым по духу персам, географические факторы обязывали его защищать свою страну от атак на Кавказе и Оксусе, Евфрате и в Малой Азии и таким образом илханы встречались с внешними ответствнностями, аналогичными с таковыми, как и у каждой национальной династией Персии.

Взаимодействие сил, в которое правительство Абаки было втянуто, вышло за пределы Западной Азии или Ближнего Востока. Выше уже говорилось о коалиции, созданной ханом Золотой Орды, правителем Трансоксонии и мамлюкским султаном с перспективой присоединиться к действиям против илхана, как общего врага. Результатом сотрудничества между Сараем и Каиром было то, что Золотая Орда вошла в контакт с государствами, которые политически были объединены с Египтом. Среди таких были сицилийское королевство Гогенштауфенов и через него Каталония, которая имела династические связи с Сицилией. В условиях современной политики итальянских государств гогенштауфены были враждебными к папе и французскому королю, которые тесно сотрудничали на Востоке. Уцелевшие государства крестоносцев на сирийском берегу – Триполи и Акре – зависели от помощи папы и Франции. Эти государства были колючкой в глазу мамлюкского султана. Будучи врагами Египта, крестоносцы и вместе с ними их патроны Франция и римская курия стали естественными друзьями илханов. В этот период папские и французские послы часто появлялись во владениях илханидов. Однако, они не преуспели в достижении какого-либо политического сотрудничества. План по объединенному франко-илханидскому нападению на Северную Сирию в 1260 году провалился, поскольку эффект внезапности был потерян из-за дефектной связи. Тем не менее, они приблизили илханидское государство и его столицу Табриз к Европе и стимулировал знания Европы об этом ближневосточном государстве. Они также воспользовались общей ситуацией для занятия миссионерством, пожалуй, меньше среди монголов, чем среди местных христиан, некоторые из которых временно выиграли в борьбе за союз с Римом. Даже кажется, что монастырские поселения были образованы в Месопатомии и на Кавказе именно в это время.

Менее тесные связи были установлены с итальянскими морскими республиками Генуя и Венеция, которые на Востоке по-меньшей мере избежали политические запутанности и заимели доступы к Каиру и Табризу также, как и к Крыму, принадлежащему Золотой Орде. Стычки между двумя республиками были нередкими и успешные войны проливов за торговое верховенство на Ближнем Востоке исключили какую-либо возможность совместных действий. В Табризе Венеция добилась успеха частично через напряженные усилия и обильное распространение подарков, но, в основном, потому, что ее враг Генуя приобела сильное влияние в Сарае и после построения поселений в Крыму, сперва в Каффе и затем на других точках, стала близкой к Золотой Орде. Во всяком случае итальянская торговля на Ближнем Востоке была в какой-то степени связана с политической ситуацией на средиземноморских берегах. Эти противоположные течения был особенно важны для вновь реконструированной византийской империи. В Малой Азии илханы, в общем, одержали победу. Кроме улучшения господства над сельджуками Рума, они были в состоянии довести императора Требизонда до положения настоящего вассала. С другой стороны, экономические соображения и владение проливами заставили Михаила VIII в Константинополе быть кровно заинтересованным в экспортной торговле между южной Россией и Египтом и т.п. Соответственно, он не мог занимать недружественные отношения с этими двумя государствами. Когда власть илханов была на зените, то он, действительно, хотел сближения с ней и попытался препятствовать движению между Каиром и Сараем, однако вторжение Берке вынудило его быстро отказаться от такой политики. Его положение на полпути между двумя державами ясно демонстрируется его подарком в виде выдачи в замуж своей кровной дочери за Абаку и племянницу – за тогдашнего хозяина Золотой Орды Ногая. Этот государственный основатель династии палеологов успешно преодолел все трудности своего положения и вел корабль своего государства между рифами без какого-лиоб повреждения.

Внешняя политика Абака отражала, в основном, внутренную структуру своего государства. Мотивы короля Франции Людовика IX (Св. Людовик) и папы в пользу тесного сотрудничества с илханами не имели ничего общего с политическими трениями на Средиземноморье, в которые правители в Табризе не могли вмешиваться без владения Сирией. Римская курия рассматривала илханов прежде всего как непреклоных врагов мамлюков, которые в последний период крестоносцев были принципиальными противниками христианской государственности на Востоке – т.е. государств крестоносцев и нескольких местных христианских остатков. Надежды западного христианства на обручение Полу-месяца зависели, в основном, от возможности помощи со стороны илханов в борьбе против Египта. Эта идея красноречиво выражена в нескольких западно-европейских сочинениях того времени и также в Flos Historiarum Terrae Orients, в хронике, записанной Хайтонусом (Haytonus), принцем Малой Армении. Эта работа таже показывает, насколько экстравагантными были, в основном, идеи курии. В силу таких сообщений, вводящих в заблуждение, папы питали надежды, что они будут способными вовлечь илханов в христианство и осуществить мечту Престера Джона¹. После первого появления новостей о монголах Григорий IX и Иннокентий IV рассчитывали на легионы этого легендарного короля и рассматривали уничтожение ислама как достижимую цель. После отлива волны монгольских завоеваний без производства ожидаемого эффекта и выяснения, что монголы являются нехристианами, не все люди на Западе отказались от этой надежды. Наоборот, великий проект все еще, так сказать, должен был превратить монгольских правителей в “Престера Джонса”. Были предприняты неустанные усилия для обращения в христианскую веру монгольских правителей, увы, безуспешно.

Хотя и с современной точки зрения такая линия поведения может рассматриваться неоправданной, но не следует упускать с виду обстоятельства того времени. Монголы, за исключением тех, кто твердо оставался на стороне своей древней шаманистской веры, были, в основном, христианской веры, если даже несторианская вера, которой они следовали, не соответствовала принципам западной католической церкви. Когда армии илхана оккупировали Месопатомию и вторглись в Сирию, они вели себя как друзья христиан и противники мусульман и тот факт, что они встретились с довольно компактными христианскими обществами на родине несторианского и якобинского церквей, сделало христианство влиятельным фактором во дворе илхана. Кроме жены Гулюгу Докуз Хатун, несколько других принцесс были также несторианскими христианами и как видели, одна из жен Абаки была византийской принцессой, которая соблюдала свою православную веру в Табризе. Таким образом, имело место значительно очевидное оправдание для того, чтобы верить, что христианство, хотя и несторианского вида, возьмет верх и в Риме ожидали, что несторианская церковь можно будет уговорить принять униатский статус.

Дальнейшая причина для этого оптимизма на Западе заключалась в очевидном отсутствии какого-либо склонения илханов в сторону исламской веры подаваляющего большинства своих поданных. Предположительно, ислам в Персии и Месопатомии представлял лишь необъединенный фронт, как и христиане. Суннизм и шиизм стояли друг против друга как непримиримые враги и шииты не испытывали никаких угрызений совести, пользуясь грабежом Багдада и другими случаями для сведения старых счетов с суннитами, чтобы построить свою организацию и интенсифицировать действия по обращению в свою веру преимущественно суннитское население. Однако, позиция илханов не означала, что они оставались верными шаманизму или безразличными к религиозным вопросам, как это было в дни правления Великого Хана в Каракоруме. Они, как видели, склонялись к буддизму. Абака во время своего правления был убежденным буддистом. Более того он пытался распространять эту религию среди вельмож своего двора и, в основном, среди своих людей и соорудил буддийские храмы в многочисленных персидских городах и даже в деревнях. Сведения, дошедшие до нас об этих действиях илхана, пришли из христианских и мусульманских источников и они, несомненно, исказили факты. В большинстве они цитируют несколько злобных анекдотов о роли буддизма без описания какой-либо картины тогдашнего положения, свидетельство о котором можно получить лишь критически сопоставляя источников и выводя вероятные заключения. Во всяком случае положение буддизма в государстве илханов было так изолировано, что не было никакой перспективы навязывать его населению. Следовательно, Абака твердо придерживался принципу веротерпимости, установленного его предками и предписанного в Ясе Чингиз хана. Было разрешено свободное вероисповедание всех религий и предоставлялось освобождение от платы налога всем религиозным прелатам за исключением раввинов, которые в Западной и Центральной Азии, особенно, были обязаны платить налоги. Таким образом поддерживая религиозную свободу, Абама никак не действовал в духе просвещенного деспотизма. Он видел в свете текущих условий, что такая свобода была необоходимой целесообразностью внутреннего администрирования. В глазах ислама буддисты выглядели как особенно порочными неверными и идолопоклонниками и религиозная политика Абамы встречала резкое сопротивление со стороны мусульман, которые, естественно, опасались посягательств в сфере, которая значила для них так много. Абака отвечал взамностью, беспокоя ислам, где только возможно. Он мог наиболее легко это сделать путем поддержки многочисленных христианских обществ и гарантированием им свободы миссионерской активности. Для якобинцев и несториан в Месопатомии в это время наступил последний золотой век. Вырастали их новые церкви, расширялись их миссии и сириакская литература пожинала свои последние и поспелые плоды, прежде всего представленной энциклопедическими познаниями якобинского епископа Gregory Bar Hebraues (ум. 1286). Несториане тоже выполнили несколько похвальных литературных работ. Их сотрудничество с правительством было так тесно, что когда в 1281 году умер их патриарх, то они избрали на эту должность 35 летнего уйгура (Öngüt), который принял титулярное имя Яббалаха III: будучи далеко не знатоком ни в эклезиастическом сириаке, ни в правительственном арабском языке, он получил без промедления доступ во двор в силу своего происхождения и также много проявлений благосклонности Абаки. Он хорошо воспользовался своим положением в интересах своей церкви, чей престиж и влияние достигли своего зенита.

Режим, который таким образом был хорошо расположен к христианам и чьи мотивы внутренней политики не могли быть определены, должен был разжечь самые светлые надежды в Западной Европе. Его эволюция наблюдалась с сильным интересом в различных европейских кругах. Их торговля с Персией, большая часть которой проходила через удобно расположенное королевство Малой Армении, процветала и наблюдался значительный рост торговых объектов итальянцев в Табризе. Город также служил в качестве торгового центра для товаров из Центральной Азии и Дальнего Востока. Китайские джонки держали курс на Персидский Залив для доставки товаров из владений Великого Хана и караваны поддерживали наземный транспорт со Серединным Королевством через Транскоксонию – так и далее, как позволяла политическая обстановка. Поскольку илханы и Великий Хан Кубилай продолжали оставаться в дружественных отношениях, оба правительства проявляли особое внимание к взаимной торговле. По всей вероятности именнно подарки, которыми обменивались оба двора, обеспечивали стимул для многих искусств и дальнейший импульс, возможно, был дан китайскими принцессами, которые проделывали долгое путешествие, чтобы стать невестами принцов в персидском дворе¹, и сопровождающей их большой свитой. Великий Хан постоянно был представлен Верховным Комиссаром, который в качестве политического советника играл роль некоторой важности за сценами и как заместитель властителя имел конституционнные функции для оформления каждого восхождения во власть нового илхана. Имеются также сообщения о торговых отношениях с Индией.

Терпеливое отношение ко всем религиям и дальновидная позиция по иностранной торговле, которых придерживались илханы, шли в параллель с их внутренней административной и экономической политикой. Они не только предпириняли далеко идущие шаги по поощрению промышленности и сельского хозяйства – другое поле, по которому сведения весьма скудны. Они также разработали систему провинциальной администрации для своего государства. Основной чертой ее был режим, предоставленный завоевателями государствам, которые подчинились их требованиям без вооруженного сопротивления. Уже было отмечено, что это было монгольским правилом требовать от правителя территории перед тем, как идти на нее с войной. В то время как ведущие властители Ближнего Востока выбирали войну и становились жертвами, большое количество малых правителей предпочитали добровольную покорность. Они жили неплохо. Из соображений климата и других причин монголов не привлекала южная Персия и несколько династий в этом регионе таким образом смогли сохранить свою автономность. Наиболее важными были правители Фарса с их резиденцией в Ширазе, где поэт и гуманист Саади (ум. 1291) сочинил свои работы, наследники Бурак Хаджиба, везира Кара Китая в Кирмане (1222-1303) и острова на Персидском заливе с Гормузом в качестве их центра. Эти государства и большое количество мелких княжеств в загросских горах и в Мазандаране, вместе с Малой Арменией и грузинскими княжествами, ограничивались лишь платой дани монголам в деньгах и любезностью. Они придумывали гениальные чудеса, чтобы адаптироваться к политике генеральной линии, установленной монгольским правительством и снабжали контигентами солдат, когда то находилось в состоянии войны. Войска из Грузии особенно высоко ценились у монголов, которые питали пристрастие к грузинам за их солдатскую доблесть и также за их важность в качестве защитников кавказских границ. В ответ, этим малым государствам предоставляли широкую независимость в их внутренних и финансовых делах. Они могли даже, как правило, решать собственные конфликты без вмешательства монголов. С другой стороны, иногда происходило, например, в Фарсе в 1284 году, так, что местная принцесса выходила в замуж за монгольского принца, который получал право на наследование и таким образом доставляла территорию под прямое владение илханов. Лишь одна местная династия, которая настойчиво стремилась сбросить илханидское иго, была в лице Kurt (или Kart) принцев из Харата, которые обладали значительным политическим влиянием и большой репутацией отваги. Их позиция усиливалась близостью к Трансоксонии, с правителями которой они могли устраивать союзы против Табриза. Должны были состояться несколько трудных и долгих кампаний, в ходе которых имели место тяжелые сражения и соперничающие претенденты по очереди садились на трон, прежде чем непокорная провинция была побеждена. Экспедиция, посланная во время этого периода с целью покорения Гилана, с другой стороны, не достигла успеха. На влажном и жарком южном берегу Каспия илханские войска были не более везучи, чем аббасидские халифы до них.

Принимая в расчет, насколько были сложными внешние обстоятельства, при которых Абака должен был иметь дело с консолидацией внутренней структуры своего государства, он должен оцениваться, несомненно, как государственный деятель выского разряда. Несмотря на весь антагонизм, вызванный его религиозной политикой, он сплавил государство, которое он унаследовал у своего отца, в эффективное единство. С годами, однако, он сильно пристрастился к алкоголю, от последствий которого он скончался в исступлении 1 апреля 1282 года.

Его смерть была большой потерей для режима, который оказался без сильной руки, необходимой для проведения его политики. Более того, не была решена проблема наследования трона. Трон захватил млдаший брат Илхана Такудар, слабый, скорее духовно настроенный человек, который, видимо, из своих искренних убеждений нашел путь к исламу. Он немедленно сделал публичным свое верообращение и взял имя Ахмад. Новый правитель был достаточно проницательным, чтобы не добиваться преимуществ из своей смены религии путем установления контактов с мамлюками и предложения им заключения союза. Однако, переговоры тянулись неопределенно, поскольку египтяне потребовали гарантии. Они несомненно знали, что ведущий класс персидских монголов не имел никакого намерения подражать примеру смены религии. Более того, сын Абаки, Аргун, сначала предьявил свои претензий на трон и пользовался сильной поддержкой в качестве представителя буддийской партии. Правление Ахмада было, в основном, занято внутренней борьбой, которая завершилась через два года с его свержением и смертью в 1284 году.

На трон сел победоносный Аргун, пылкий сторонник буддизма, и наступили тяжелые времена для ислама, поскольку буддийская реакция сделала условия намного более тягостными, чем они были под Абакой. Сам по себе Аргун был человеком скудных способностей. У него, в особенности, не было никакого понимания о финансовых возможностях своего государства. Он хотел извлечь баснословные доходы из своих подданных и доверил налоговую администрацию еврейскому врачу, который получил имя в Месопотамии как «жесткий» чиновник через свой успех в сборе огромных сумм грабительскими методами. Этот министр, получивший титул Sa’d al-Dawalah, добился высокого мнения у самого Аргуна. Он притеснял провинции до отказа и назначал своих родственников в качестве губернаторов или администраторов повсюду. Аргун, который полностью не доверял своим мусульманским подданным, все больше и больше отрывал себя от окружающего мира, оставив все поле свободным для Саад ал-Давлаха и его прихвостней. В результате было несколько восстаний и возникли беспороядки: в некоторых городах местные евреи стали жертвами народного гнева, который был вызван политикой министра. В противовес к мусульманам, правительство оказало благосклонность к евреям и христианам.

Режиму повезло оттого, что во время правления Аргуна случились лишь два неважных стычек с Золотой Ордой и что египетские и трансоксонийские границы были, в основном, спокойны. По этой причине были легко подавлены мятежи на востоке страны и в Грузии. Тем не менее, всеобщее восстание более не могло быть подавлено. Во время народного волнения против евреев в Ширазе Аргун умер 9 марта 1291 года из-за последствий зелья для долгожития, предписанного ему буддийским священником. Когда Аргун лежал еще на смертном одру, его министр Саад ал-Давлах был арестован и казнен.

Вельможи не могли придти к согласию по поводу наследника и только после больших колебаний сошлись на его брате Гаяхату. До того времени он служил в качестве Верховного Комиссара в Малой Азии и теперь вступил в столицу как ведущий кандидат. Такой выбор должен рассматриваться неудачным, поскольку Гаяхату был даже более некомптентным чем его брат. Его нерешительность была такой, что он не решался поступить строго с мятежниками или преступниками. Поэтому он ненавидел любое дело, связанное с казнью человека. В попытке исправить плачевное финансовое положение, которое возникло во время правления Аргуна, он последовал китайскому примеру и ввел бумажные деньги. Он выпустил ассигнации, на которых были напечатны слова на китайском, персидском и монгольском языках¹. Однако, никто в Персии не принял этих денег. Рынки опустели, запасы продовольствия исчезли из городов и их пригороды заполнились бандами грабителей. Вся общественная жизнь замерла. Дезорганизация была настолько большой, что через шесть месяцев весь проект с бумажными деньгами был отменен. В северо-восточной провинции Хурасан, где губернатором был сын Аргуна, Газан, он даже не был начат. Разумеется, теперь, финансы были окончательно разрушены и новые стычки на Кавказе стали дополнительным ударом по правительству Гаяхату. Поэтому неудивительно, что в 1295 году разгорелось восстание, выражающее протест против разрушения властных структур и сдвиг в общественном мнении. В предыдущее десятилетие среди монголов и даже среди правящей семьи сильно начал распространяться ислам: большое число принцев симпатизировали ему. Новые и старые тенденции находились конфликты друг с другом, но объединились против Гаяхату, который был свержен в марте 1295 года и тотчас казнен. Его дальний родственник Баиду, который возгавлял буддийских элементов, не смог продержаться долго. Через несколько месяцев он умер и 9 ноября 1295 года в Табризе на трон взошел Газан в возрасте 24 лет.

Это событие является повортным пунктом в истории монгольского государства в Иране, поскольку сразу после восхождения на трон, Газан формально принял ислам и все последующие правители Персии оставались верными этой религии. Однако, становясь мусульманином, Газан не мог обойти свой дальнейший выбор: должен был решить, какую версию ислама он принимает. Он предпочел суннитскую доктрину и тем самым систему, которой придерживалось большинство его подданных. Несмотря на это, он не обращался с шиитами с фанатизмом, который так часто демонстрировали строго суннитские правители на протяжении всей истории ислама. Он заверил их в терпимости и во многих случаях придерживался старого монгольского обычая: живи сам и дай жить другим. Возможно, безошибочно полагать, что такой политике содействовали его симпатии к шиитам, несмотря на официальное принятие им суннизма. Так, он активно поддерживал различные шиитские организации и посещал шиитское святилище в Карбале. После принятия Газаном ислама положение буддизма в обществе стало несостоятельным. Многие монголы уже приняли ислам и другие тоже следовали за ними. Сторонников буддизма осталось весьма мало. Буддийские храмы превращались в мечети, бывшие мусульманские владения возвращали к их хозяевам и буддийские священники, которых осталось мало, были лишены всех своих привилегий. Для христиан последствия тоже были серьезными. Они должны были возместить свои недавние свободы страданиями от рук своих соотечественников. Беспорядки начали распространяться так широко, что Газан решил вмешаться и запретил дальнейшие бесчинства. Тем не менее, пришел конец однажды большому влиянию несторианского патриарха Ябхаллаха III, который на короткое время был заключен в тюрьму. Однако, он был в состоянии предотовратить еще большие опасности, грозящие его церкви, но значение несторианства ныне было в упадке даже в стране его зарождения. Его сторонники перешли в ислам или ушли в неприветливые горы на верхнем течении реки Тигр, где несторианская церковь сохранилась до нынешних дней. В последующие десятилетия почти все монголы отказались от христианской веры. Приняв ислам, они стали одной веры с иранскими тюрками, которые долгое время были твердыми мусульманами и когда два народа, таким образом, перестали быть разделенными из-за религии, они составили новый сплав, чьим повседневным языком стал тюркский язык. В начале 14 века различные тюрские племена, вместе с вновь прибывшими образовали спинной хребет нынешнего тюркоговорящего элемента в населении Персии, начали принимать определенную форму. Провинция Азербайджан, которая в качестве центра илханидской власти стала главным объектом тюрко-монгольской колонизации, осталась прочно тюркоговорящей, а с тех пор монгольский язык окончательно уступил тюркскому. Любая ссылка на «монгольское» государство в Персии должна была рассматриваться лишь с оговорками.

Религиозные эволюции на Востоке всегда имели далеко идущие политические последствия и данный пример является не исключением. Газан, возможно, не решился бы на такую смену религии, если бы не смерть в 1294 году почтенного главы всемирной монгольской империи Великого Хана Кубилая, к которому илханы всегда чувствовали себя твердо прикрепленными. Лишившись Кубилая, монгольская система потеряла всю свою сплоченность. Его внук, который наследовал его в Китае, не обладал ни большим политическим талантом, ни энергией, и последняя действующая связь между монгольскими правителями была повреждена. Перестали появлятся имена Великих Ханов на персидских монетах. Более Верховный Комиссар из Китая не восседал в Табризе. Правители Ирана отставили титул «Илхан» (наместник) и называли себя просто «хан». Религиозная политика более не формировалась по желанию буддийского владыки. Тем не менее все еще продолжали обмениваться послами и суверенная Персия продолжала иметь свои уделы в Китае, но они уже были единственно оставшимися связями.

Верообращение Газана лишь постепенно влияло на отношения с Западной Европой. Хан сам позаботился заверить, что деятельность западных миссионеров не пострадают и он разрешил прелатам несторианской церкви поддерживать контакты с Западом. Его успех в сокрытии своих реальных целей был таков, что Хайтонус (Hethum; см. выше стр. 24) в своей работе, опубликованной около 1300 года, мог все еще изображать Газана как великого борца против мусульманского Египта и выражал уверенность, что этот «друг христианства» освободит Иерусалим и возвратит его христианам. Авторы надписи в церкви в Риме имели ту же идею.

Кроме установления своей страны на новый путь в международной сфере, молодой правитель Персии проявил большую энергию в области внутренних реформ. Его первой задачей было восстановление национальной экономики, которая серьезно пострадала во время правления Аргуна и Гаякхату и недавних гражданских войн. Имея все это в виду, Газан выбрал ряд советников, наиболее известными из которых были Али Шах и Рашид ал-Дин Фазл Аллах, последний бывший врач, вероятно, из евреев. Вместе со своим хозяином они составили сборник законов, контролирующих почти каждый сектор общественной жизни. Была полностью реорганизована финансовая система с новыми правилами для сбора налогов и официальных расходов. Налоги, причитающиеся с каждой провинции в деньгах и натурально, были переоценены и в некоторых случаях, когда местности были истощены, им предоставлялись отсрочки на несколько лет. В этой связи были вновь очерчены границы районов и были разработаны новые правила для их администраций. В области юриспруденции был намечен переход от старой монгольской Яса к шариату или к закону ислама. Особое внимание было обращено на поддержку дорог и Газан восстановил почтовую службу и предпринял шаги для обеспечения скоростным транспортом официальных чиновников, чьи бывшие злоупотребления по реквизации продовольствия и других предметов потребления были строго запрещены. Общественные службы по улучшению бытовых условий, включая религиозные фонды (waqf), которые в исламских странах выполняли функции благотворительности, также подверглись реформам и был составлено положение по поддержке старых и инвалидов, помощи нуждающимся и даже по уходу за животными. Если записи правильны, то Газан мало заботился о военных делах, которых, очевидно, он рассматривал как малозначительные. Однако, его правление сопровождали войны в Сирии (1299-1303) и также восстании в Грузии, которые были подавлены. Когда Золотая Орда, правитель которой был обременен серьезным внутренним кризисом, выступил с требованием уступить ему Кавказ, Газан отверг его и был вынужден приступить к военным приготовлениям против атак с севера. Его правление, таким образом, было полно беспрестанной активностью, однако, ему не было суждено ее завершить. 30 мая 1304 года этот наиболее одаренный монгольский принц, который правил Ираном после завоевания Гулюгу, умер в возрасте всего лишь 31 года.

Его брат и наследник Улжаяту (Öljeitü), который ныне принял исламское имя Худабанде ( Khudabandeh) и в юности христианин, был другого типа, хотя и не страдал от недостатка энергии. Он позволил домашним делам идти своим чередом, с тем результатом, что лишь немногие, если совсем не все реформы Газана, продолжали работать. Вновь возникли старые злоупотребления в администрации, хотя благодаря продолжению деятельности министров Газана наиболее худшие из них сдерживались. Тем не менее, в качестве военного руководителя Улжаяту проявлял до некоторой степени больше отваги, чем его предшественник. Он отразил несколько вторжений на Кавказе и Сирии и быстро и умело подавил наиболее опасное восстание, поддерживаемое Трансоксонией, в Герате. Лишь его попытка завоевать Мазандаран оказалась неудачной из-за жаркого и влажного климата.

Улжаяту, как и Газан перед ним, имел вкус к науке и искусству. Хотя и ни один из монголских правителей не играл какой-либо роли в этой сфере, эти два брата оказали большую услугу своей деятельностью по ее поддержке и поощрению. Отраслью науки, которая особо привлекала их внимание, была история, которая служила для прославления их деяний, а также подвигов других из монгольской династии. Персидская литература обязана их покровительству над многими ценными работами, включая летописи их министра Рашида ал-Дина, который упоминался выше. В этом выдающемся произведении были замечательно использованы старые монгольские записи и дополнены многими интересными и уместными фактами относительно западного мира. По всей вероятности Рашид ал-Дин имел помощников, которые были авторами важных частей этой работы. За детальное знание, которым мы владеем сегодня по истории Персии за этот период, мы должны быть благодарны интересу, проявленному монгольскими правителями. В 1307 году было принято решение об основании новой столицы Султания около Казвина, которое вдохновило многих живописцев и дало возможность для венеценосных достижений илханидского стиля архитектуры в Персии с ее характерными восьмиугольными башнями.

Однако, Персии не было суждено найти внутренний политический мир при правлении Улжаяту. Новый правитель, который стал суннитом наряду со своим братом, сначала выступал за сплав двух суннитских школ исламского закона и затем, в 1310 году или около этого, принял клятву верности к шиитам. К тому времени шииты уже сильно увеличились в Персии и Месопатомии и они теперь укрепили свое положение. Попытки буддийских монахов добиться возвращения Улжаяту в свою веру не дали успеха и привели их к окончательному изгнанию из страны. Принятие правителем шиизма не могло не вызывать новых беспорядков, поскольку прежний баланс между религиозными обществами был нарушен и он серьезно повлиял на отношения с Египтом, которые были напряженными во любом случае. Преследования суннитов, навязанные Улжаяту были настолько жестокими, что хотя они временно улучшили положение христиан и вот-вот уже должна была разразиться гражданскя война к тому времени, когда умер хан 9 декабря 1316 года.

Все эти обстоятельства оказали охлаждающий эффект на отношения Западной Европы с Персией. В начале своего правления Улжаяту направил послов к папе и королям Франции и Англии с письмами¹, содержащими планы по решению мировых проблем. Однако, ответы на них были весьма сдержанными. При изменившихся условиях более не было никакой мысли для действительного сотрудничества. Естественным результатом этой ситуации было то, что народы Западной Европы потеряли всякий интерес к монгольскому королевству Персия: ссылки на Иран постепенно исчезли из литературных работ и усилия по миссионерству резко пошли на убыль, переместившись на территорию Золотой Орды. Лишь итальянские торговцы на некоторе время продолжали свое дело.

Смерть Улжаяту поставила династию в критическое положение, поскольку его сын, Абу Саид – первый монгольский правитель, носящий исламское имя и более никто – был малолетним ребенком. Сцена была свободной для появления новых вождей, первыми шагами которых были устранение и в 1318 казнь добросовестного министра Рашид ал-Дина. Его место занял генерал по имени Чубан из племени Сулдуз, который постепенно увеличивал свою власть и вновь восстановил суннитскую форму ислама, которого приняли Абу Саид и его двор. С другим министром, Али Шахом, Чубан не ссорился и когда он умер по естественной причине в 1324 году, то летописцы не преминули заметить, что он был единственным министром персидских монголов, который мирно ушел из жизни. Конечное падение Чубана была вызвана единственной цепью неудачных обстоятельств. Он выдал замуж свою дочь влиятельному эмиру, известного, в основном, как «Большой» (возможно, «Старший») Хасан, однако, Абу Саид сам имел желание сделать ее своей женой – другое очевидный указатель на, что монгольские женщины ходили с непокрытыми лицами и что ближневосточные и исламские влияния постепенно пробивали себе дорогу.

Чубан не старался предотовратить эту женитьбу, возможно из-за страха, что гнев грандов падет на его голову, если обидится Хасан. А это, в свою очередь, открыло дорогук клубку интриг во дворе. Когда сын генерала был пойман внутри гарема правителя, последний дал сигнал выследить всю семью Чубана и ликвидировать. Кроме самого Чубана, в 1327 году было убито несколько его сыновей. Теперь Абу Саид мог завладеть женой «Большого» Хасана.

На такое поведение молодого правителя вельможи ответили заговором во главе с обиженным мужем и последовал ряд вооруженных стычек. Последствия могли быть гораздо серьезными, если Египет и Персия после годов нерешительных войн не заключили мировое соглашение, которое утвердило статус кво в Сирии и показало себя долговечным. Хаос в Персии мог развиваться своим путем до 30 ноября 1335 года, когда Абу Саид, находясь на войне против армии Золотой Орды на Кавказе, внезапно не умер без видимой причины. Не исключено, что он был отравлен из-за ревности той же самой дочери Чубана, вокруг которой шли все споры в последние годы. В виду опасности, грозящей с севера, партии пришли в согласие и выбрали дальнего родственника усопшего в качестве нового правителя Однако, скоро, после того как агрессия Золотой Орды было отражена, снова непримиримые дрязги вышли на поверхность и новый хан был сброшен после шести месяцев правления. Возникли две партии, одна группировалась вокруг «Большого» Хасана, а другая – вокруг сына Чубана «Малый Хасан». Каждая партия удовольствовалась назначением и свержением марионеточных ханов, многие из которых были убиты в нескончаемых распрях. За один короткий промежуток времени, т.е. в течение нескольких месяцев, в номинальных правителях побывала даже женщина. В конечном счете, в 1344 году «Малый» Хасан был был убит одной из своих жен, которая была шокирована актом измены супруга, а «Большой» Хасан был вынужден уйти в Месопатомию. Из Хурасана и Трансоксонии проникли вооруженные группы. Во время этого беспокойного периода окрестные территории или прервали свои связи с Персией, как, например, Малая Армения и Грузия, или распались, как это случилось с сельджукским султанатом в Малой Азии в 1317 году. Правители Харата продолжали идти своим путем. Разодранная и ограбленная страна Иран, которая в продолжение нескольких лет пострадал от от жестокого разрушения, вызванного Черной Смертью, ныне лежала беззащитной для вторжения с севера. Янибек, хан Золотой Орды с 1342 года, прошел через Кавказ в 1357 году и вступил в Табриз, чьи жители приветствовали его как освободителя. После победы над местными властителями, которые контролировали тогда Азербайджан (поскольку последний илханидский правитель был прогнан в предыдущие годы), он в качестве наместника над этой провинцией поставил своего сына Бердибега. Однако, последний после смерти своего отца в 1359 году поспешил в Сарай для завладения троном и власть Золотой Орды в Азербайджане пала. Теперь очередь за жестокими гражданскими войнами подошла для северного королевства.

Монгольское государство в Персии, таким образом, полностью разбилось на куски. Те бывшие вассальные государства, которые пережили падение монголов, такие как, куртидисское княжество в Харате, пробудились для расширения своей власти, и зародилось несколько новых государств. Об одном или двух из них следует остановиться, а именно, о музаффаридах в Кирмане и о Фарсе. Потомки одной арабской семьи в Хурасане служили илханам с 1286/7 годах на различных административных должностях в юго-восточной Персии. Один из них, Мубариз ал-Дин Мухммад, получил во владение Язд в 1318/9 годах и затем завоевал Систан. Во время распада илханского режима он добавил к себе Шираз, который стал резиденцией его правительства и базой для экспансии на восток Персии. На некоторое время он признавал покровительство мамлюкского Египта. Однако, скоро он выступил против Золотой Орды в Табризе (см. ниже стр. 50) и в 1358 году стал жертвой заговора, устроенного его сыном, Шах Шужа, в чьем заключении он умер в 1364 году. Во время правления последнего музаффаридский режим достиг своего зенита славы. Такое произошло не из-за сражений – в основном, с джаларидами Багдада (см. ниже стр. 35) – в которых эмир не участвовал, а из-за блеска от присутствия в его дворе величайшего персидского лирического поэта Хафиза из Шираза (ум. 1389-90). Сочинения Хафиза, давшие миру столь много очарований, Западной Европе не меньше, чем «Западно-восточный Диван» Гете, рассматриваются ныне как отражение политических удач покровителя поэта более широко, чем было принято думать об этом ранее¹. Суверенитет музаффаридов не долго пережил смерти Шаха Шужа в 13854 году. Ослабленное гражданскими войнами между соперничающими братьями правящей семьи, государство было разрушено новым монгольским нашествием под Тимуром (см. ниже стр. 60). Государство, которое возникло на другом конце Персии, в Хурасане, заслуживает упоминания не потому, что оно набрало мощь, а из-за его своеобразного происхождения в качестве бандитского государства. Это владение принадлжелало так называемым сарбадарам ( означает «Птицы Виселицы), шиитов-экстремистов, чьи штаб-квартиры находились в Сабзаре и в пике своей силы под Ваджих ал-Дин Масуда (1337/8-1344) оно контролировало Нишапур и Гурган и сельскую местность до Дамгана и Туршиза. Их последующая политика преследовала типичные цели того времени (см. ниже стр. 58): один военный лидер смещал другого или его наследников и удерживал недолговременно власть до следующего переворота, когда амбициозные «атабеги» и фанатические шиитские дервиши добавляли свою лепту в местный хаос. Беспрерывная внутренняя и внешняя борьба привела к распаду государства, которое исчезло из истории, пока его территории добровольно не покорились Тимуру в 1379 или 1381 году.

В Месопотамии правление илханов было заменено династией, гораздо более важной и сильной чем вожди музаффаридов или сарбардаров. Основателем был Хасан Великий или «Большой» Хасан, тот же самый эмир, которого мы уже видели в Табризе (см. стр. 33) и затем он и его потомки стали известны как джалаириды (по имени монгольского принца, с которым они связывал свое происхождение) или иногда как илканиды. После смерти Абу Саида он сперва закрепил свое положение в столице, однако позднее был вынужден уходить из Багдада из-за успеха «Малого» Хасана. С 1340 года до своей смерти в 1356 году он твердой рукой правил городом, сражаясь в войнах всех типов во главе джалаиридско-монгольского племени. Его сын Увайс соединился с музаффаридами в противостоянии наступлению Золотой Орды в Азербайджане и обеспечил себя владением этой провинцией также, как и Маусилом (Мосул) и позднее и Ширваном. Он также был успешным в предотвращении попыток мамлюков Египта вмешаться в дела Месопотамии, попыток, которые были вдвойне опасными, поскольку музаффариды стали на время вассалами Каира. Месопотамия переживала короткий период сравнительного благоденствия под справедливой властью и мудрым экономическим руководством Увайса.¹ Его авторитет стал весьма высоким ко времени его смерти в возрасте немногим более 30 лет, которая случилась в 1374 году, когда он был на войне против династии местных наследников илхана из Астарабада. После смерти сына Увайса, Хусейна, джалаиридское государство раскололось на две части, затем последовали дальнейшие разделения. Оно стало легким трофеем для Тимура, а перед вторжением его легионов последний джалиридский правитель Багдада, Ахмад, бежал сперва в Египет, затем в Сирию и, наконец, в Малую Азию. В конечном счете, после смерти Тимура он возвратил себе Багдад, однако, через несколько лет, в 1410 году, встретил свой жестокий конец вместе с сыновьями от рук «Черной Овцы» туркоманов или тюркменов (см. ниже стр. 70).

Монголы в центральной азии

На землях, расположенных между Оксусом и Монголией с населениями, которые столетиями состояли преимущественно из тюрков, ключевое положение занимала монгольская империя со времени ее начала под руководством Чингиз хана. Для первого поколения монгольских завоевателей во времена перед покорением Персии, эти земли представляли собой пограничную зону и соответственно имели огромное значение в качестве базы, где могли мобилизоваться будущие завоевательные армии. Поэтому были проведены особые мероприятия по управлению ими. Чингиз хан приписал эти земли к своему сыну Ягатаю (чье имя затем стало широкораспространенным для названия жителей этого региона), однако, он не обозначил какую-либо линию между сектором Ягатая и сектором Огедея. Поскольку оба брата властвовали здесь, то иногда происходили неприятные события. Однако, мусульманский торговец Махмуд Ялавач (т.е. «посол»), которого Огедей назначил губернатором Трансоксонии со штаб-квартирами в Хоканде (Фергана), умело взялся за реконструкцию этой территории, которая была жестоко опустошена монгольским штормом. Несмотря на восстание горажан и крестьян Бухары в 1238-9, он добился успеха в выпествовании нового развития цивилизации. Когда Ягатай приказал отставить губернатора, то Чингиз хан заставил заменить его сыном Масудом Бегом, который добросовестно проводил политику отца. Провинция Масуда Бега простиралась от Беш Балыга до Самарканда и Бухары, но он располгался в последнем городе, где он был успешен в строительстве общественных зданий. Его прозорливость в делах позволила Трансоксонии невредимо пережить вихревой период между смертью Огедея и возвышения Монгке (1241-1251). Во время правления последнего его положение в качестве губернатора усилилось и Туркестан, Хорезм и уйгурская страна были включены под его административную сферу. С фактическим устранением власти орд как Ягатая, так и Огедея в 1252 году, последовавшим за так называемым «заговором принца» (см. выше стр. 14), влияние Масуда, соответственно, возросло. Он стал действительным правителем Трансоксонии.

Быстрое восстановление земель к северу от Оксуса было остановлено монгольской гражданской войной. Когда Арик Беге начал чувствовать крайную нужду, вызванную доставками продовольствия в Монголию из Китая (см. стр. 18), он направил на запад принца рода Ягатая, Алгу, с задачей обеспечения необходимого снабжения из Туркестана. Однако, по прибытии в Ташкент, Алгу проигнорировал свое поручение и направился отхватить Хорезм у Золотой Орды, несмотря на политическое партнерство между Берке и Арик Беге. Начались военные действия между Алгу и правителем Монголии. Силы последней, уже занятые на других фронтах, потерпели поражение и Арик Беге вынужден был оставить своему бывшему эмиссару Туркестан и Трансоксонию. Алгу женился на Ергене (Оргуна?) Хатун, вдове внука Ягатая и женщине сильного характера. С помощью финансовых ресурсов, предоставленных Масудом Бегом, он сохранил свое положение до его смерти в 1266 году и затем увеличил свои владения засчет Берке захватом Отрара на Сыр-Дарье (Джаксарт).

Смерть Алгу дала повод возникновению долговременных беспорядков. Несколько принцев династии Ягатая домагались трона до тех пор, пока внук Огедея по имени Кайду не победил всех. Курултай, который он созвал в 1269 году одобрил меры по восстановлению внутреннего порядка и защите городов и культивированных земель от кочевых. Такие действия были необходимы ввиду того, что недавно до этого войска илхана пересекли Оксус и разрушили Бухару. В то время как потомки Ягатая продолжали назначаться как титулованные властелины, реальная власть оставалась за Кайду. Хотя и не существуют сведения о демаркации границ широких просторов Центральной Азии и реальное положение отношений с Золотой Ордой не может быть установлено, кажется, ясно, что Берке и его наследники, находясь в тупике на Кавказе, согласились с Кайду объединиться против общего врага, илхана, и отложили на время решение по вопросу захвата Хорезма и Отрара бывшим транскоксонийским правителем.

Практическая реализация этого союза была нелегкой задачей, поскольку илханы оказывали эффективное сопротивление вторжениям через Оксус и политическое положение Трансоксонии, соответственно, ухудшилось. Тем не менее, три сына Масуда Бега, которые один за другим назначались правителями Бухары, являлись сопособными администраторами и сделали много для укрепления государственной структуры, однако, постепенно начался упадок экономики и культуры. Непосредственной причиной было опустошение, вызванное во время внутримонгольских конфликтов в предыдущие десятилетия. Сверх этого ныне становился очевидным эффект от изменения структуры населения в результате монгольского катаклизма. С одной строны, врожденные тюрки подверглись эмиграции с востока, включая самих монголов, которые как и на других местах под своим правлением, скоро слились с тюрками в единую языковую группу. Такой сдвиг населения, который в конечном счете сделал Трансоксонию почти полностью тюркской страной, должен был сказаться на основном характере ее цивилизации, поскольку местные тюрки уже не были готовы адаптироватсья к персидской культуре и действительно по большей части демонстрировали некоторую антипатию по отношению к ней. В то время как в самом Иране персидский элемент возник культурно победоносным, в Трансоксонии, где тюрки в больших количествах веками вливались сюда, он или был разрушен монголами или ассимилирован. Единственными исключениями были некоторые малые остаточные группы, которые пережили, т.н. таджики и сарты в нынешнем Туркестане.

В начале 14 века Трансоксония корчилась в судорогах гражданской войны лишь с одним перерывом, доставленным через попытку одного из ханов Туркестана установить мир на основе договора между всеми монгольскими государствами. Во время этой борьбы потомки Ягатая преуспели в захвате суверенитета Трансоксонии и Туркестана и в буквальном вытеснении потомков Огедея с политической сцены. Мир был установлен в 1309 году, однако, ущерб, нанесенный войной был так велик, что многие районы оказались без населения и лишь руины свидетельствовали о бывшем благополучии городов. Хотя правящие ханы перевели свою резиденцию на юг Трансоксонии, тем не менее они не отказались от кочевого образа жизни. Один из них, Тармаширин, который правил с 1326 по 1334 г.г., заслуживает особого внимания из-за его обращения в ислам. Несколько малоизвестных ханов до него тоже были мусульманами, однако, именно Тармаршин был тем, кто возглавил последовательную серию мусульманских правителей в этой стране. Религия, основанная Мухаммадом, таким образом, взяла верх во всех трех западных монгольских дворах и, несмотря на их политические противостояния , она наложила на них печать с некоторыми идентичными чертами, характерными для цивлизации Ближнего Востока. Этот общий культурный базис и никогда непрерываемый поток торговли имели тенденцию уравнивания цивилизации всех западных монгольских владений приблизительно на одном и том же уровне.

Однако, в ягатайском владении состояние настроений между консервативными элементами, которые держались за Яса, и более строгими мусульманскими группами, было таковым, что оно привело к военным действиям. В результате в 1346-7 половина восточных территорий откололась и Трансоксония стала независимой. Детали этого события не известны, доступные источники чрезвычайно скудны. Во всяком случае контроль над Трансоксонией скоро перешел в руки тюрксих эмиров или бегов, которые ныне искренне предпочитали мусульманскую цивилизацию и здесь более не было места старым монгольским обычаям. Тем не менее, они поддерживали линию ханов от Ягатая и Огедея со статусом, сравнимым с линией аббасидских халифов в Каире. С другой стороны, в восточной ягатайской стране ханы, которые держали свою резиденцию около Алмалыка, были способны разрушить власть бегов. Раскол в ягатайском владении был, таким образом, полным и конечным¹.

Огедей хан