Егор сазонов

Бомбу в министра внутренних дел В. Плеве бросил бывший студент, 25-летний Егор Сазонов. (Известно и другое написание — Созонов. Такую фамилию носят ныне живущие потом­ки террориста.) Его товарищ Борис Са­винков рассказывал о нём: «Револю­ционер старого, народовольческого, крепкого закала, он не имел ни сомне­ний, ни колебаний. Смерть Плеве была необходима для России, для револю­ции, для торжества социализма. Перед этой необходимостью бледнели все мо­ральные вопросы на тему о „не убий"».

Как-то раз Б. Савинков спросил его: «Как Вы думаете, что будем мы чувст­вовать после... после убийства?». Е. Са­зонов, не задумываясь, отвечал: «Гор­дость и радость». — «Только?» — «Ко­нечно, только». «Сазонов был молод, здоров и силён, — писал Савинков. — От его искрящихся глаз и румяных щёк веяло силой молодой жизни. Вспыль­чивый и сердечный, с кротким, любя­щим сердцем...»

Во время покушения Е. Сазонов бро­сил бомбу, находясь почти вплотную к карете министра. Взрывом террориста тяжело, почти смертельно ранило в правый бок. На суде его защитник Н. Карабчевский говорил о нём и его товарищах: «Бомба их была начинена не динамитом, а горем и слезами на­родными... Бросая бомбы в правителей, они хотели уничтожить кошмар, кото­рый давил народную грудь». Суд при­говорил Е. Сазонова к вечной каторге.

Находясь в тюрьме, он писал родите­лям: «Я совершил величайший грех, возможный для человека, — два убий­ства, запятнал себя кровью. После страшной борьбы и мучений только под гнётом печальной необходимости мы брались за меч, который не мы первые поднимали... Не мог я отказаться от своего креста».

На каторге в Горном Зерентуе жизнь Е. Сазонова оборвалась: 27 ноября 1910 г. он покончил с собой, приняв яд. Он пошёл на такой шаг в знак про­теста против применения розог к по­литическим заключённым.

«В борьбе обретёшь ты право своё!». Её стержнем стало отноше­ние к крестьянству, земельный вопрос.

Марксисты в то время считали, что крестьянство в России идёт к своему концу, уничтожению. Земля достанется крупным собственникам, а миллионы мелких крестьян разорятся и пре­вратятся в безземельных батраков. Это облегчит победу социа­лизма в деревне.

Эсеры, как и другие народники, не соглашались с таким предсказанием. Они считали, что необходимо не разрушать, а защищать крестьянскую общину, весь уклад сельской жизни. Бо­лее того, надо пойти навстречу вековым представлениям и жела­ниям крестьян. Ведь крестьяне издавна верили в то, что земля ничья, «вольная», или, как они говорили, Божья. А собирать её плоды может только тот, кто трудится на ней. В программе эсе­ров говорилось: «Партия Социалистов-Революционеров стре­мится опереться на общинные и трудовые воззрения, традиции и формы жизни русского крестьянства, в особенности на распро­странённое среди них убеждение, что земля ничья и что право на пользование ею даёт лишь труд».

Чаяния крестьян эсеры постарались выразить в своей идее «социализации земли». Эта идея стала их своеобразным откры­тием. Они предлагали сделать землю в полном смысле слова «ничьей», как воздух или воду. «При освобождении крестьян, — говорили эсеры, — люди перестали быть предметом торговли. Теперь настало время освободить от купли-продажи землю...»

Земля, считали эсеры, должна перейти не в руки единого собственника — государства, а в руки тысяч крестьянских общин по всей стране. В народе социализацию земли воспринимали как главный лозунг эсеров, их символ. Так же считали и они сами.

Кроме одобрения программы на I съезде произошли и дру­гие важные события. От эсеров откололись два течения: умерен­ное и крайне левое. Умеренное крыло, выступавшее за легальную деятельность, позже образовало Партию народных социалистов, а крайне левое течение создало Союз эсеров-максималистов. Они, в частности, выступали за аграрный террор — «широкую партизанскую войну в деревне» против местных властей и поме­щиков. Эсеры такую тактику отвергали.

В 1905—1916 ГОДАХ

16—17 марта 1905 г. правительство подвергло разгрому Боевую организацию эсеров. Полиция выследила и арестовала в Москве и Петербурге 17 эсеровских боевиков. На свободе остались толь­ко Е. Азеф, Б. Савинков и ещё три-четыре человека. Консерватив­ная газета «Московские ведомости» назвала эти аресты «Мукде­ном русской революции». Правда, через полгода, после октябрь­ского манифеста и провозглашения свобод, арестованных бое­виков освободили. Но в самые горячие месяцы революции эсе­ровский террор оказался сведённым на нет.

После манифеста 17 октября ЦК партии эсеров постановил

72

прекратить террор. Сторонники этого решения говорили, что историческое призвание партии — решить земельный вопрос. Теперь, когда гражданские свободы завоёваны, все силы надо пе­реключить на это. Но уже через несколько месяцев стало ясно, что власти взяли курс на беспощадную борьбу с революцией. Вопрос о терроре возник вновь...

Партия эсеров бойкотировала выборы в I Государственную думу. Во II Думе эсеры решили участвовать и провели 37 депута­тов. Здесь они добились крупного успеха: собрали 105 подписей под своим земельным законопроектом. Этот успех эсеров стал одной из причин роспуска II Думы, после чего обстановка в стра­не для революционных партий резко ухудшилась. Им пришлось почти полностью уйти в подполье. В III и IV Думах эсеровских групп уже не было.

Вообще десятилетие «между двумя революциями» оказалось для эсеров, как и всех революционных партий, весьма тяжёлым. Неудачи преследовали их и в терроре. В. Чернов вспоминал: «Тя­гостный опыт непрерывного фиаско ряда боевых предприятий подготовил такую атмосферу безнадёжности и растущего разоча­рования в терроре, что Азеф пошёл на решительный шаг». В 1906 г. вместе с Б. Савинковым Е. Азеф заявил, что старые спосо­бы террора (наблюдение под видом извозчиков, торговцев) по­лиции уже хорошо известны. Нужно искать новые технические средства террора. А до тех пор Боевую организацию придётся распустить. Для руководства эсеров это сообщение прозвучало ошеломляюще. Прекратить террор, когда революция по всей стране беспощадно подавляется? После ожесточённых споров Боевую организацию всё-таки распустили, но вместо неё созда­ли три небольших боевых отряда.

Этим отрядам удалось совершить ряд успешных покушений на некоторых видных сановников, в том числе на столичного градоначальника Владимира фон-дер-Лауница, а также главно­го военного прокурора Владимира Павлова. Однако в апреле 1907 г. власти арестовали 28 человек, в том числе почти весь Бое­вой отряд эсеров. В феврале 1908 г. разгромили вторую группу боевиков — Северный летучий боевой отряд. Руководителя от­ряда Альберта Трауберга арестовали ещё раньше.

Жандармский генерал А. Герасимов передавал впечатление прокурора, который присутствовал на казни семи эсеров из от­ряда А. Трауберга: «Как эти люди умирали... Ни вздоха, ни сожа­ления, никаких просьб, никаких признаков слабости... С улыбкой на устах они шли на казнь. Это были настоящие герои». «Они в этом отношении не были исключением, — добавлял генерал А. Ге­расимов, — все террористы умирали с большим мужеством и достоинством. Особенно женщины. Героизм этой молодёжи, надо признать, привлекал к ней симпатии в обществе».

После этих арестов и казней вплоть до 1917 г. эсеровский террор почти затих. Партия переживала трудные времена. Её численность, достигавшая в 1905 г. 65 тыс. человек, резко сокра­тилась. Особенно большим и тяжёлым ударом для эсеров стало

ТЕРАКТЫ ЭСЕРОВ

В ДЕКАБРЕ 1906 ГОДА

21 декабря 1906 г. эсер Евгений Куд­рявцев застрелил столичного градона­чальника Владимира фон-дер-Лауница. Перед этим они спокойно стояли ря­дом в церкви, на освящение которой прибыл В. Лауниц. «В чёрном фраке, в безукоризненной перчатке на левой руке, стоял рядом с Лауницем молодой белокурый денди, спокойный, свет­ский, богомольный», — писала Мария Спиридонова. Террорист не стал стре­лять в церкви, подождал, пока закон­чится богослужение, и на площадке у выхода трижды выстрелил в градона­чальника. Увидев это, полицейский офицер ударил Е. Кудрявцева шашкой по голове, но тот уже сам выстрелил себе в висок... Одна из главных при­чин покушения заключалась в том, что фон-дер-Лауниц, бывший тамбовский губернатор, в 1905 г. сурово подавил крестьянские восстания.

26 декабря 1906 г. эсеры убили глав­ного военного прокурора Владимира Павлова, отправившего на эшафот не­мало революционеров. В июне он вы­ступал в Государственной думе в защиту смертной казни, и левые депутаты провожали его громкими возгласами «Убийца!». В результате своей твёрдой и беспощадной позиции В. Павлов фак­тически обрёк себя на жизнь заключён­ного. Он никуда не мог выходить из здания Главного военного суда, где размешалась его квартира. Гулял толь­ко в саду во дворе того же здания за высоким забором. Ворота охранял во­оружённый караул. Но и здесь генера­ла настигла пуля террориста... Даже среди чиновников-писарей Главного военного суда нашлись сочувствующие революции. Они помогли эсеру Н. Его­рову пробраться в сад и застрелить ге­нерала во время его прогулки.

73

разоблачение в декабре 1908 г. Е. Азефа как тайного сотрудника полиции. В полицейском отчёте за 1916 г. говорилось: «Что ка­сается партии социалистов-революционеров, то, по сведениям департамента полиции, таковой в России не существует...».

ОТ ФЕВРАЛЯ ДО ОКТЯБРЯ

Сразу после Февральской революции 1917 г. партия эсеров нача­ла бурно расти. Вернулись с каторги и из ссылок старые эсеры, а затем хлынул огромный поток «новообращённых». Эсеры стали самой многочисленной партией в России. Летом их число состав­ляло примерно 700 тыс. человек (они не вели точного подсчёта). «Ни одна партия не росла так неудержимо стремительно, — заме­чал В. Чернов. — Старый, испытанный состав партии был букваль­но размыт бурным притоком новых пришельцев».

Эсеры вошли в коалиционное Временное правительство, причём В. Чернов стал министром земледелия, а другой эсер А. Керенский вскоре возглавил правительство (см. ст. «Полити­ческая борьба в 1917 году»).

25 мая в Москве после десятилетнего перерыва собрался очередной III съезд партии эсеров. Съезд заявил о своей поддерж­ке коалиционного правительства. Делегаты высказались также по самым жгучим вопросам революции — о мире и земле. Съезд выступил за продолжение войны и «категорически отверг сепа­ратный мир и сепаратное перемирие». По вопросу о земле эсе­ры, конечно, повторили свои старые требования.

Но теперь вопрос стоял уже иначе: как проводить земельную реформу? Снизу, с помощью крестьянского движения, или сверху, по воле правительства? Съезд высказался против стихийного дви­жения, «отверг все частные захваты земель». Эсеры считали, что реформу надо проводить планомерно, решением правительства.

Однако в правительстве долгожданная реформа встречала всё новые и новые препятствия. Недовольство крестьян росло. В августе министр земледелия В. Чернов, потеряв надежду провес­ти желательные меры, подал в отставку.

Владимир Ленин писал за несколько дней до Октября: «Про­шло семь месяцев революции. Народ бесчисленное количество раз выражал своё доверие эсерам, давал им большинство на вы­борах, говорил партии эсеров: „Веди нас, мы вручаем тебе руко­водство!". В Советах партия эсеров, с марта 1917 г. действующая в блоке с меньшевиками, имела большинство в течение месяцев и месяцев! Семь месяцев господства эсеров и меньшевиков в Со­ветах привели... к восстанию крестьян Тамбовской и других гу­берний».

В то же время среди социалистов-революционеров посте­пенно сложилось левое крыло во главе с Марией Спиридоновой, Борисом Камковым и старым народником Марком Натансоном. Левые эсеры выступали в поддержку стихийного крестьянского движения. До ноября 1917 г. они оставались частью единой Пар­тии социалистов-революционеров.