Глава 3 талант и его соблазны

«Кто не хотел бы быть талантливым?!.»

Достаточно ли одного таланта, чтобы творчество цвело прекрасными и неумирающими созданиями? Обозначает ли талант полноту художественного дара? Освобождает ли человека его талант от иных больших и важнейших требований?

В художественном (как и во всяком духовном) творчестве человека есть две функции, две способности, которыми люди бывают одарены не в равной мере: способность творческого созерцания и способность легкого и быстрого проявления, или, если угодно, удачного, яркого, меткого, приятного или сладостного выражения. Нередко люди предполагают, что вторая способность всегда укрывает собою и первую, будто талантливый человек всегда исходит из творческого созерцания; этим они переоценивают силу таланта и неизбежно приходят к разочарованию и недоумению. На самом деле правильно называть «талантом» только вторую силу – силу легкого и быстрого выражения, силу яркого, меткого, удачного проявления; а для первой силы, для способности творческого созерцания следует найти более глубокое, значительное и священное слово...

Итак, возьмем талант сам по себе как дар легко и быстро, ярко и метко выражать все, что проносится через внутренний мир человека. Дар немалый; большое «счастье» для его обладателя; большая сила в отношениях с людьми; источник бесчисленного множества произведений искусства... Наличность такого таланта определяет не то, что человек пишет, рисует (и т.д. – ред.), а лишь то, как он это делает: ярко, сильно, крупно, красочно, обильно; естественно, как бы от природы; с легкостью преодолевая затруднения, выразительно и «заразительно». Если же к этому еще прибавляется и техническое мастерство, сила опыта и умения, то люди просто решают, что «лучшего и быть не может», что перед ними «само совершенство».

Однако на самом деле до «совершенства» здесь еще очень далеко. «Ярко» написанную вывеску, карикатуру, «красочно» составленную модную картинку только совсем наивный человек захочет признать это художественным созданием, но главное, отчего искусство становится искусством, может и отсутствовать. Как легко, естественно, грациозно прыгает лань через препятствие! Есть ли это художественное искусство? Кто не слыхал талантливых пустословов, развязно-легких импровизаторов на рояле, от которых душа заболевает художественною тоскою?.. И нет такого «технического мастерства», которое могло бы превратить произведение такой «талантливости» в художество... Но мало этого.

«Талантливость» сама по себе не только бессильна создать истинное художество; она может отучить людей от вкуса и воли к настоящему искусству. Легко достающая «яркость» и «эффектность» в высшей степени способны ослеплять людей, доставлять им дешевое удовольствие, прикреплять их к низшему уровню, понижать их требования... Талант сам по себе «дает наслаждение», блестит, сверкает, чарует. Драгоценен самый его дар и его игра; важно, конечно, и техническое мастерство; а творческое созерцание, содержание искусства, художественность произведения и исполнения – это «трудно уловимо», это «недоказуемо», это «для знатоков». Таков талант, самодовлеющий талант; не более, чем талант. Так он нередко и живет, и сверкает; так его и воспринимают, и наслаждаются им, и рукоплещут ему. И думают, что «талант – это все». А между тем, он – далеко не все. И то, что он создает, есть не более чем яркая видимость искусства…

Талант, оторванный от творческого созерцания, пуст и беспочвенен. Ему не даны глубокие, таинственные родники духа. Он живет не в них; а когда он «творит», то не из них. У него нет своего духовного опыта, своего выстраданного Слова. И, строго говоря, ему нечего сказать. Но он – «талант»: ему легко дается яркое и услаждающее; а талант понуждает к проявлениям. И вот он начинает жить случайными, заимствованными, или же (что еще хуже!) совершенно недуховными содержаниями. Нередко бывает так, что они ему не безразличны: он готов любым из них поиграть, и не относится серьезно ни к одному; он испытывает игру своего дара как некое подобие радостного, выгодного спорта. Он извергает полотна за полотнами… И ни в одном из них он сам не чует, и не видит, и не осуществляет «художественной необходимости»; он всегда может «так», или «иначе», или «еще иначе»… В другой опыт творить, сосредоточенный, ответственный, исходящий из глубин духовного опыта, он совсем и не верит; и всегда убежден, что, как бы он не «повернул» и не вывернул – все будет «перл создания». Его творения порождены всегда случаем, капризом или (что еще хуже!) выдумкою и расчетом. И именно только случайно в этой игре может сложиться нечто духовно значительное, художественное, некое действительное произведение искусства. И если оно сложится и создастся, то он сам не сумеет ни узнать, ни полюбить, ни оценить его. Для него «хороши», ему «нравятся» все его создания без различия; ибо такой талант иногда неизлечимо влюблен сам в себя и в свои «творения»; и подчас наивно удивляется, что есть такие безвкусные «чудаки», которые ему не поклоняются…

Естественно и понятно, что у талантливых людей обнаруживается творческое «поползновение», что у них, по выражению А.С.Пушкина, «чешется рука» и вспыхивает «отвага»… Но беда в том, что они не умеют или не хотят «обуздывать» свое «поползновение»… Опасность в том, что талантливость легко уживается с непрестанным «сквозняком в душе» и что сквозняк не дает ни зародиться, ни созреть «прямому вдохновенью». А без настоящего вдохновенья, без вдохновенного творческого созерцания талант становится слишком легко и слишком часто сеятелем соблазна и расточителем пошлости.

Талант нуждается не только в школе, в уменьи, в технике, для того чтобы не быть бессильным и неряшливым в вопросах элементарной грамотности своего искусства. Ему необходим еще и духовный опыт, творческое созерцание, творческое вынашивание, чтобы не создать пустую красивость и льстивую яркость. Без этого талант то же, что природа без духа, или слишком человеческое без божественного... А без божественного дыхания – какое же искусство?

Художественное искусство есть всегда проявление духовности; а недуховное искусство вовсе не заслуживает этого имени.

Люди привыкают жить, «творить» и воспринимать без Главного, без Духа, без Бога; и уже не понимают чего им не хватает; и уже не видят, что они плывут в потоке мировой пошлости; и не разумеют, что пошлость есть смерть и что от этой смерти не спасет никакая «талантливость».

Талант, лишенный Божьего огня, есть лишь соблазн. Ибо без Божьего огня – какое же искусство?