3. Региональная власть о себе и в зеркале общественного мнения

В ходе проведенных интервью мы стремились понять мотивы, которыми руководствуются представители элиты, их отношение к власти и условиям устойчивого пребывания в ней. Нам представлялось интересным сопоставить полученные результаты с опросами населения в регионах с тем, чтобы выявить сходство/различие позиций “верхов” и ”низов”.

Анализ интервью и встречи с региональными руководителями позволили нам выделить три основные мотива, которыми, по их словам, руководствуются представители истеблишмента в процессе достижения власти. К ним относятся: общественные интересы (треть опрошенных), личный рост - карьерный и внутренний (чуть меньше половины опрошенных) и интерес к работе (свыше половины опрошенных). Доминирование профессионального мотива у подавляющего большинства лидеров наглядно демонстрирует факт декларируемого высокого веса в мотивации профессиональных достижений, которые с успехом конкурируют с мотивом личного роста и мотивом общественного интереса. Подобная мотивационная композиция позволяет сочетать личные цели с общественными, что психологически безусловно обеспечивает наиболее «выигрышный вариант» для осуществления управленческих функций. Однако, насколько вербализуемые мотивы совпадают с реально действующими, оценить сложно. Вероятно, что в процессе интервью «вес» социально - приемлемых мотивов осознанно или неосознанно завышается, а социально неприемлемых, наоборот, понижается. Поэтому реальная структура действующих мотивов может существенно отличаться от той, которая предъявляется в открытой коммуникации.

Серия вопросов, направленная на выяснение «желаемого образа» себя, выявила следующую картину: 65% респондентов убеждены в необходимости наращивания профессионализма, 45% хотели бы более точно выстраивать отношения с людьми, 40% заинтересованы в получении хорошего образования по специальности “менеджмент”, 35% - отмечают необходимость развивать в себе навыки «компромиссных решений».

Люди власти в полной мере осознают свою силу и влиятельность. При этом понимание символов и критериев власти в этой среде носит отчетливо прагматический характер: 75% представителей элитных групп считают, что реальными критериями власти в регионе выступают такие параметры, как «возможность влиять на движение денег», « право подписи», « личностный потенциал». Никто из респондентов не упомянул о возможности влиять на стратегические процессы в регионе или необходимости формировать команду людей, способных реализовать согласованную политику. « Деньги, как я полагаю, - считает один из руководителей Самарской области, - есть определяющий критерий для взвешенной политики. Именно они определяют принадлежность к элитным группам в регионе. Сейчас все упрощено. Но финансовая сторона - это главное, чуть ли не единственное содержание деятельности властной элиты в регионе ».

« Учитывая, что я ездил по многим регионам и городам, - говорит один из членов совета директоров ВАЗа , - считаю, что тот критерий, который назову, является определяющим для всех этих территорий. Прежде всего к элите могут быть отнесены люди, имеющие право подписи. Неважно, к какой группе они принадлежат - к власти, промышленности или финансам. Эти лица могут делиться на разные категории, в зависимости от того, какими суммами они распоряжаются. Если это в пределах миллиарда в месяц ( напомним, что это интервью было проведено в 1996 г. - Прим. авт.), то - это люди самого первого низкого уровня влияния, если капитал составляет от 1 миллиарда и выше, то это уже верхушка...»

Для других опрошенных принадлежность к элите определяется личностными качествами, внутригрупповой организованностью и солидарностью. Так, в понимании крупного самарского банкира понятие элиты “включает определенную устойчивость и постоянство группы, объединившей элиту”. Среди качеств, которые обеспечивают попадание человека в элитный слой, он называет “волю” и “умение противостоять обстоятельствам”. По мнению финансиста, «элитный слой в городе и области достаточно тонкий, к ней можно отнести 10-12 человек. И формируется он, прежде всего, за счет личностных факторов. «Сегодня в области супербогатых людей нет. Процесс накопления начался недавно. Для меня главными чертами представителя элитного слоя являются жизнеспособность, непокорность обстоятельствам, умение противостоять давлению, внутренняя сила. Те, кто обладают этими чертами, преуспевают и в бизнесе и в политике.»

Выделение в качестве критерия принадлежности к элите личностных качеств, на наш взгляд, не случайно. В переходном обществе региональные элитные группы завоевывают пространство влияния в условиях жесткого противостояния, не имея устоявшихся образов поведения и моделей разрешения внутренних конфликтов. Агрессивная внешняя среда не может не востребовать особый психологический тип, который обладает повышенной выживаемостью. Это тип внутренне сильного, энергичного, но вместе с тем гибкого человека.

По мнению одного из представителей директорского корпуса, таких критериев, как влияние, деньги и сила характера, недостаточно, чтобы попасть в элитный слой. К этому перечню он добавляет такой критерий, как « этичность». «Элита - это влиятельные люди, о которых можно говорить, прежде всего как о честных людях... Верхушка не должна брать левых кредитов, крутить деньги, предназначенные для зарплаты работникам, иначе это лишь формальная элита. В элиту должны входить сильные люди, способные противостоять криминогенным структурам.» Выделение некоторыми опрошенными морально-этических критериев, на наш взгляд, представляется симптоматичным и в определенной степени обнадеживающим.

Характерно и то, что ни один из представителей элиты в регионах, с которыми нам удалось встретиться, не отнес к элитным группам представителей науки и культуры. Это обстоятельство оказалось для нас полной неожиданностью, поскольку ряд городов, особенно Самара, являются крупными культурными центрами. Ответ на этот вопрос дал в своем интервью вице-губернатор Самарской области: « Научная и культурная элита в Самарском регионе практически деморализована. Она сегодня оттеснена на периферию общественного сознания. О ней вспоминают только изредка и не для того, чтобы помочь. Но эти люди живы, и на них многое держится. Они продолжают влиять на умонастроения в регионе.»

Полученные нами данные находят подтверждение в работах других исследователей. Интервью, проведенные в Ростовской области, показали, что 32,8% представителей высшей политико-административной элиты региона считают богатство фактором, определяющим прочность пребывания в высших эшелонах власти. Наряду с “богатством” представители ростовской элиты выделяют такие факторы, как “лояльность к политическому режиму”(33%), профессионализм (38,6%), “умение поддерживать неформальные отношения с людьми”(68,9%). Характерно, что в оценках людей власти последнее обстоятельство приравнивается по значимости к такому важнейшему для руководителя качеству, как “умение улавливать, выражать и защищать интересы людей” (64,4%) (9, с.57).

Сочетание столь различных качеств свидетельствует о раздвоенности сознания современных российских руководителей. Большинство из них вышли из партийно-советской элиты и придерживаются принципов, сформировавшихся в советской системе (лояльность к вышестоящим, умение поддерживать неформальные отношения с нужными людьми). Верность им тем более важна, что в переходном обществе они продолжают оставаться востребованными. Вместе с тем в новых условиях в элитной среде начинают формироваться и новые представления о том, в чем состоят сила и назначение власти.

Наблюдаемая в наших и других исследованиях раздвоенность ценностных установок хорошо иллюстрирует активно идущий процесс поиска новых ценностей и новых моделей выживания элитных групп в регионах. Несмотря на то, что “адаптативные модели” выживания пока явно доминируют над “моделями роста”, выраженность последних весьма значительна, что дает надежду на позитивный прогноз. Около 50% опрошенных нами респондентов убеждены, что образование и профессионализм гарантируют устойчивость во власти.

Обращает на себя внимание и другая особенность современной региональной элиты, о которой мы уже упоминали выше. Ее представители, как показали исследования, проведенные в Ростовской области, придерживаются невысокого мнения о власти: 3/4 опрошенных говорили о коррумпированности чиновников, 60% о круговой поруке в деятельности государственных институтов, 70% указывали на проявление местничества в высших эшелонах власти. На вопрос: “Кому сейчас реально принадлежит власть в регионе?” 18,5% высших должностных лиц дали ответ: “мафии, криминальным структурам” (9, с.57).

Критическое отношение представителей элиты к своим коллегам свидетельствует об отсутствии корпоративной солидарности в этой среде и в целом об атомизации социальных связей в постсоветском обществе. На эту особенность сознания элиты в современной России обращают внимание многие, в том числе и зарубежные, социологи. Их поражает тот факт, что представители элитных группировок не только дистанцируются от своих непосредственных коллег, но и ставят под сомнение основные политические и экономические принципы существующей системы, государственное устройство, законы. В Западной Европе, отмечает в этой связи британский социолог Д. Лэйн, подобная позиция свойственна не более 10% политиков, тогда как в России значительная часть ельцинской элиты называет нынешнюю политическую систему “совершенно недееспособной” ( 99, с. 35).

В критической оценке коллег несомненно нашла отражение и внутриэлитная напряженность, о которой мы писали выше. Но, пожалуй, самым неожиданным является степень отчуждения представителей элитного слоя от власти, частью которой они являются. В этом отношении представители элиты солидаризируются с общественным мнением, которое относится к власти критично, предъявляя ей схожие претензии: обвинения в коррумпированности и мафиозности.

Отношение общественного мнения к власти и государству в России является предметом изучения многих исследователей. Они характеризуют это отношение как отстраненное, подчеркнуто дистанцированное (8, с.30). Опросы свидетельствуют о низкой популярности власти в глазах населения. По данным опроса, проведенного Фондом “Общественное мнение”, летом 1997 г. Правительству РФ доверяли 11% опрошенных, Совету Федерации и Государственной Думе - 10%. Гораздо более лояльно общественное мнение относится к местным руководителям: 35% опрошенных доверяли мэрам городов, главам городской и районной администрации, 31% - губернаторам краев и областей (10).

Данные опроса 1998 г., проведенного Российским независимым институтом социальных и национальных проблем по репрезентативной выборке, охватившей 3000 тысячи человек, не только подтвердили большинство вскрытых в исследованиях 1997 г. закономерностей, но и позволили оценить уровень региональной дифференциации по показателю доверия (69, с.50). Так, согласно полученным в этом исследовании данным, в целом по России лишь 11,2% опрошенных доверяли федеральным властям, в то время как местным - 35,6%. Наибольшую степень доверия к региональным элитам испытывали жители Кемеровской области (65,1%), Приморья (55,8%), регионов Северо-Запада (55,3%). По оценкам исследователей, в целом по России каждый третий житель доверял региональным и местным органам власти больше, чем центральным органам в Москве, а уровень отчуждения от Центра несколько снижался только в самом сердце России - Москве и близлежащих к ней областях (97).

Таким образом, уровень недоверия - это факт в значительной степени территориальный. Недоверие возрастает по мере удаления от собственного места жительства, от него прежде всего “страдают” далекие московские политики. Тенденция большего доверия к местной власти, по сравнению с Центром, объясняется рядом аналитиков прагматическими соображениями: утраченные федеральным Центром функции «заботливого государства» охотно принимают на себя региональные администрации, значительно более близкие к людям и их нуждам. Способность заработать политический капитал на эксплуатации модели «заботливого государства» объясняется тем, что в сознании россиян традиционная модель государственности не рухнула вместе с государственной системой, а лишь «ушла вниз» и там укоренилась. Процесс этот, в свою очередь, сопровождается ростом местного патриотизма и возрождением локальных традиций, как культурных, так, в некоторых случаях, и политических. Президенты Республик и губернаторы пользуются сегодня наибольшим среди властных структур уровнем доверия (97, С.57).

Действительно, если попытаться осмыслить процессы, протекающие на уровне массового сознания в регионах, становится ясно, что понятие “государства” замещается в нем понятием “местной власти”, деятельность которой все более активно влияет на повседневную жизнь граждан. В ходе нашего исследования мы попытались выявить оценку населением политики, проводимой региональными элитами. Поскольку действия властей на фоне доверия к ним чаще всего оцениваются общественным мнением все-таки отрицательно, мы считали важным для исследования не столько выявить эту неудовлетворенность, сколько, сопоставив позиции граждан и руководителей, определить пространство совпадений/несовпадений в системе представлений обеих групп. Для вторичного анализа мы использовали данные социологического опроса, проведенного в Кировской области под руководством к.ф.н. Л.Бабаевой (опросом были охвачены 1500 жителей области в 1996 году), которые были сопоставлены с результатами наших интервью, проведенных в сопоставимое время.

Цель проведенного анализа - оценка уровня совпадения видения проблем региона населением и региональной элитой. В фокусе анализа находился также желаемый образ лидеров региональных элит в оценках населения. Все выделенные направления анализа имели целью вскрыть механизмы, обеспечивающие сбалансированность действий элит с ценностями, сложившимися в массовом сознании населения региона.