1. Модели политического самоопределения региональных элит

Элитные группы регионов избирают различные модели политического самоопределения. Материалы интервью, проведенные в 1996-1998 гг., позволяют выделить пять таких моделей. Каждая из избравших ее групп определяет свой особый способ ориентации в политическом пространстве и формирует собственный стиль политического поведения.

Первая модель “политической неангажированности” предполагает уклонение элитных слоев от участия в политике. В политическом отношении модель “политической неангажированности” является самой непредсказуемой. Она характерна для примерно одной пятой опрошенных. Ее в равных долях придерживаются предприниматели, представители директорского корпуса и региональной власти. Лица, избравшие эту модель, намеренно отказываются обсуждать свои политические предпочтения, ссылаясь на необходимость «работать, а не болтать о политике». Что стоит за этой индифферентностью - нежелание предъявлять свои политические убеждения или страх перед их предъявлением, оценить довольно сложно. Вполне вероятно, что процесс политического самоопределения у этой части региональной элиты только начинается.

На подобный тип политического самоопределения часто накладывает свой отпечаток предыдущий социальный опыт. Со всей отчетливостью это проявилось еще в ходе российско-французского социологического исследования начала 90-ых годов (118). Тогда многие директора и частные предприниматели говорили об “идеологическом прессинге” прошлых лет. Давление советской партийно-политической системы испытали на себе практически все участники исследования и воспринимали его как тяжелое бремя, мешавшее нормально работать. Один из участников дискуссии рассказывал, как от него, в то время главного инженера военного предприятия, райком требовал вступления в партию. “Нас тащили в политику, - говорит он, - а мы упирались”(43). Разочаровавшиеся в идеалах прошлого, не питающие иллюзий в отношении новых партий и идей, многие представители бизнеса подчеркнуто не хотят брать на себя каких-либо новых политических обязательств. “Когда я вышел из КПСС, сказал себе, что больше ни в одно политическое движение не всунусь”, - говорит руководитель предприятия из Твери. Применительно к экономическим элитам отказ от личного участия в политике предполагает разграничение экономических и политических функций в обществе и профессионализацию политической деятельности. За автономизацию экономической деятельности выступают представители бизнеса, отказавшиеся от личного участия в политическом процессе. Их позицию можно выразить одной фразой, которая неоднократно звучала в ходе интервью: “Мы должны делать бизнес, а не политику”.

Вторая модель “политической вовлеченности”. Она характерна для чуть меньше одной пятой опрошенных и встречается в равной степени среди представителей властной и экономической элиты. Лиц, придерживающихся данной стратегии, отличает осознанная политически ориентированная установка. Наиболее определившимися, как показали результаты нашего исследования, являются полярные - коммунистические или демократические установки ( каждая из них собрала около одной десятой “политически вовлеченных” представителей элиты).

Поскольку интерпретация опрошенными “коммунистических” и “демократических” идеалов носит подчас противоречивый характер, мы в своей оценке основывались на двух параметрах: признании приемлемости/неприемлемости жесткого государственного регулирования в частном секторе и патернализма, понимаемого как поддержку со стороны государства¹. Если исходить из указанных критериев, представители коммунистически ориентированной элиты (среди них преобладают руководители местных администраций и директора предприятий) выступают за государственное регулирование экономикой, в поддержку патерналистских методов управления. Демократически ориентированная часть элиты, установки которой в последнее время все более утрачивают радикальную либеральную окраску, считает неприемлемым государственное вмешательство в экономическую деятельность и выступает против патернализма, за равные возможности всех социальных актеров.

Модель “политической вовлеченности” существует в двух вариантах. В первом случае она основывается на личном участии представителей элиты в политическом процессе. Формы такого участия различаются. Среди них: создание региональными элитами собственных политических партий или общественных организаций, самовыдвижение на выборах, личное вхождение во власть.

Интерес к партийному строительству экономические элиты проявили с начала 90-ых годов. Но после первых лет романтического увлечения политикой деловой мир разочаровался в собственных политических организациях. Этому способствовали неудачи на выборах и то, что предпринимательским и директорским партиям не удалось превратиться в массовые политические организации. Но партстроительство среди экономических элит не прекратилось. На смену политическим партиям “первой волны”, исповедовавшим либеральные ценности, приходят партии “второй волны”, часто имеющие левоцентристскую ориентацию. Новая политическая тактика, как считают политически активные представители экономических элит, должна будет принести свои результаты в ходе выборов, которые состоятся в России в ближайшие годы.

Одновременно в процесс создания собственных партий включилась властная элита. В 90-ые годы “административное” партстроительство буквально захлестнуло регионы, где начали возникать собственные региональные “партии власти”. В Краснодарском крае по инициативе губернатора Н. Кондратенко было создано движение “Отечество”, в Нижегородской области бывший губернатор Б. Немцов был у истоков создания движения “Союз “Весна”, губернатором Свердловской области было создано общественное движение “Преображение Урала”, а его оппонентом мэром Екатеринбурга А.Чернецким учреждена партия “Наш город-наш дом”. Местная проправительственная партия зарегистрирована в Татарстане (“Единство и прогресс”). Собственную политическую партию создал губернатор Приморского края Е. Наздратенко (“Партия Приморья”).

Местные “партии власти” призваны обеспечить политический status quo в регионе, а их цель - поддержка, в том числе электоральная, нынешнего руководителя. На федеральном уровне начало “административному” партстроительству было положено созданием в 1995 г. “партии власти” - “Наш дом Россия”, которую возглавил в ту пору Премьер-министр РФ В. Черномырдин. Многие региональные лидеры вошли в состав новой партии и до недавнего времени играли заметную роль в ее деятельности.

Другой формой “вовлечения” в политику является тактика самовыдвижения на выборах. В последние годы она широко практикуется в бизнес-среде и уже дала конкретные результаты. Эта тактика стала реакцией бизнеса на “предательство” депутатов, которые выдвигались при поддержке коммерческих структур и не выполняли данных им обещаний. Пойдя по пути финансирования близких им партий, предприниматели очень быстро поняли, что зря выбросили деньги. Именно тогда в деловых кругах зародилась мысль о необходимости самовыдвижения на выборах. Первоначально план “вхождения во власть” был разработан Круглым столом бизнеса России. Его осуществление должно было создать формальные и цивилизованные методы воздействия предпринимателей на политику и власть. Предпринимателям, как полагал авторитетный в деловом мире лидер КСБР И. Кивелиди (в августе 1995 г. он погиб при невыясненных обстоятельствах), не стоит играть роль “денежных мешков” и надо самим “идти во власть”( 55, с.8).

Выборы в Государственную Думу, президентские и региональные выборы свидетельствовали о том, что стратегия самовыдвижения пользуется все большей популярностью среди элит и, судя по всему, в ближайшие годы будет одним из основных путей продвижения ее политически активных представителей в политику и власть. Избравшие эту модель поведения представители деловых кругов по-разному мотивируют свой выбор. Однако характерно, что вовлечение в политику рассматривается большинством из них как часть экономической стратегии. Широко на региональном уровне эта модель поведения практикуется государственными чиновниками. Положение, в соответствии с которым лишь часть депутатов местных представительных органов работает на постоянной основе ( не более 2/5 состава собрания), дает местной бюрократии возможность совмещать свою профессиональную деятельность с депутатским мандатом.

Во втором случае модель “политической вовлеченности” предполагает косвенные формы воздействия на политику. К ним могут быть отнесены поддержка политических партий, сотрудничество с общественными организациями и ассоциациями, оказание давления на органы представительной и исполнительной власти (лоббизм), поддержка кандидатов в ходе общефедеральных и региональных выборов, работа со СМИ. Так, представители экономической элиты, не будучи членами политических организаций, сотрудничают с ними, выступая по отношению к партиям как группы финансовой поддержки. “В нашем регионе, - рассказывает бизнесмен из провинции, - предприниматели участвовали в создании НДР, давали деньги. В 1996 г. в регионе проводилась активная президентская кампания. Наши предприниматели поддержали Ельцина. К нам в офис приезжал вице-губернатор, просил помочь, и мы помогли.” Этот предприниматель признает, что готов участвовать в политике лишь в экстремальной ситуации, как это было в 1996 г.: “Тогда мы очень боялись прихода коммунистов к власти.” Другие региональные бизнесмены выбирают стратегию взаимодействия с предпринимательскими ассоциациями, которые отстаивают интересы корпорации в органах законодательной и исполнительной власти. Вариант опосредованного участия предполагает “замаскированное присутствие” в политике. Достаточно ярко эту позицию в начале 90-х годов выразил молодой бизнесмен, в то время владевший сетью магазинов в Москве. “Политик, - профессиональный интриган. Я готов поддержать его за кулисами, но пусть на сцене стоит он” (43).

В последнее время непрямые формы участия в политике широко используются региональными властями. Давно установлено, что власть обладает большими ресурсами влияния в ходе выборов депутатов по мажоритарным округам. Губернатор Новгородской области М. Прусак не скрывает, что в период выборов в Государственную Думу в 1995 г. областная администрация поддержала Е. Зеленова (105, с.4.). Поддержка местных финансистов, предпринимателей и властных структур обеспечила ему депутатский мандат. Администрация рассчитывает, что избранные при ее поддержке депутаты будут верой и правдой служить губернатору. Не по этой ли причине некоторые представители губернаторского корпуса, и в том числе губернатор Новгородской области М. Прусак, в последнее время заговорили о необходимости реформировать избирательную систему с тем, чтобы выборы в парламент проходили только по мажоритарным округам.

Третья модель - “ориентация на сильную личность.” Данная модель политической самоидентификации характерна приблизительно для одной пятой опрошенных и отличает в основном предпринимательскую элиту регионов. Встречаются лица с подобной ориентацией и в региональной власти. Небольшая доля лиц с подобной ориентацией присутствует среди директорского корпуса. Особенность данной стратегии при формировании политического выбора - ориентация на сильную личность кандидата, независимо от его партийной принадлежности. Один из пред­принимателей на вопрос, какие из политических партий в России представляются ему наиболее перспективными и наиболее дейст­венными для разрешения сложной российской ситуации, дал следующий ответ: "Я никак бы не связывал это с политическими партиями. Это лидеры-личности. Пример Лужкова показывает, как он компактно и быстро может объединить любые политические си­лы..." Подобной стратегии придерживаются и некоторые из опрошенных женщин-предпринимателей. «Россия сегодня нуждается не в партийном строительстве, все равно оно еще долго не будет цивилизованным, а в появлении на политической арене новых сильных лидеров, которым можно будет доверить будущее политическое устройство России,» - убеждена одна из респонденток.

Ориентация на сильную личность в известной степени отражает слабость в современной России партий и общественно-политических движений, представляющих собой верхушечные образования. Тяготение к этой модели политической самоидентификации возрастает по мере усиления кризисных явлений в обществе, поскольку “сильная личность” рассматривается прежде всего как “антикризисный менеджер”, от которого опрошенные ожидают реальных шагов по обеспечению стабильности.

Четвертая модель «политической зависимости». К ней тяготеет чуть более одной пятой опрошенных. Эта модель характерна для представителей прежде всего региональной власти, в меньшей степени - предпринимателей, она практически не пользуется поддержкой в среде директоров. Лица, реализующие подобную стратегию, открыто заявляют о невозможности иметь собственную политическую ориентацию и признают зависимость политического выбора от установок «первого лица» региона. Отказ от политического самоопределения объясняется ими либо «членством в команде», либо интересами «защиты собственного бизнеса».

Наибольшее распространение эта позиция получила в среде государственных чиновников. В качестве аргумента опрошенные приводят достаточно серьезные доводы: « Если я открыто буду заявлять, что придерживаюсь других политических ориентаций, нежели губернатор, то тут же окажусь на улице». “Подавление” первым лицом в регионе свободы политического выбора членов своей команды - это реальное и весьма распространенное явление. Однако нельзя исключить, что вслед за публичным признанием «ориентации на политический выбор губернатора» у членов команды не разворачиваются «тайные игры» на стороне.

Есть все основания предполагать, что именно эти “политически зависимые” чиновники вместе с «неопределившимися» и составляют группу “теневых” сторонников сразу нескольких политических партий или движений. Опрошенные, придерживающиеся данной модели политической самоидентификации, отличаются от лиц, ориентирующихся на «сильную личность», тем, что выбор их политических предпочтений как бы передан другому - вышестоящему лицу. А главное - он не обсуждается и не корректируется. Насколько искренними являются «модели следования» при формировании политических ориентаций, установить практически невозможно. Но ясно одно - цивилизованному политическому самоопределению со свойственной ему персональной ответственностью за сделанный выбор еще предстоит пройти в России долгий путь, прежде чем он превратится в реальность повседневной жизни.

Пятая модель «политической неопределенности». «Отложенное самоопределение» свойственно чуть больше пятой части опрошенных. Большинство избравших эту линию поведения составляют предприниматели. Вслед за ними идут начальники функциональных подразделений администрации. В меньшей степени этот тип самоидентификации свойственен директорам. Лица, придерживающиеся этой модели, либо скрывают свои политические предпочтения, либо откладывают свое самоопределение «на самый последний момент», чтобы оценить общий расклад политических сил и лучше сориентироваться в решающий момент. Не вызывает сомнений конъюнктурность такой позиции. Однако в деле защиты собственного бизнеса подобная неспешность может сыграть и позитивную роль.

Описанные модели политического самоопределения не существуют в чистом виде. На практике они часто переплетаются. Политически активные представители элиты, наряду с участием в выборах используют и непрямые формы воздействия на политику. А политически отстраненных реальная жизнь вынуждает устанавливать контакты с миром политики. Одновременно с этим следует признать, что политически активные представители элитных кругов чаще используют формальные контакты и каналы, а аполитичные предпочитают действовать неформальными методами.

Проведенный анализ позволяет заключить, что процесс политического самоопределения элитных групп в современной России протекает замедленно. Около половины опрошенных представителей элит в предвыборной ситуации за два-три месяца до президентских выборов 1996 г. не сделали своего политического выбора или умолчали о нем. Лишь треть из них могла осознанно мотивировать те или иные политические предпочтения и была согласна делать это открыто. Таким образом есть все основания утверждать: сформированное политическое сознание характерно лишь для небольшой части представителей региональных элитных групп.

Вывод, полученный нами относительно замедленного политического самоопределения элит и слабой структурированности политического сознания, подтверждается и другими аналитиками, занимающимися исследованием политических ориентаций элитных групп в регионах. По оценкам А. Дахина и Н. Распопова, представители государственной и муниципальной власти в Нижегородской области тяготеют к политической нейтральности. “В России, - пишут они, - законодательные органы, а также исполнительная власть почти не имеют выраженной партийно- политической окраски. Вместе с тем реальность политической жизни на местах такова, что личные предпочтения «первых лиц» администраций все-таки создают известный политический образ. Так, администрация Нижегородской области 1991-1997 гг. имела выраженный продемократический имидж потому, что политически губернатор Б.Немцов был ориентирован на Б. Ельцина. Однако в 1997-1998 гг. почти та же по персональному составу администрация приобрела уже «хозяйственно-номенклатурный» образ, так как новый губернатор И. Скляров политически ориентируется на фигуру Ю. Лужкова» (106, С.140-141).

Особенностям политического самоопределения элит соответствуют тенденции развития массового общественного сознания. Социологические исследования, проводившиеся в середине 90-ых годов, показали, что около 30 % всех избирателей не имели определенного мнения и вообще не интересовались политикой (63, с. 67). Один из последних и, следует признать, наиболее качественный опрос, проведенный в 1998 г., показал, что лишь чуть больше половины россиян имели определенные политические ориентации. Значительная часть российского населения (44,6%) вообще не относит себя к сторонникам каких - либо идейно - политических течений, а свое поведение и свои ориентации строит на чисто прагматической основе. Лица, определившиеся в политических предпочтениях, являются последователями пяти основных идейно-политических течений. К ним относятся: сторонники либерализма (радикальных рыночных реформ) - 7,2%, центризма - 16,6%, самостоятельного русского пути развития - 15,6%, коммунистической идеологии-10,0%, социал - демократии - 5,2% (69, с.35-41). Социологи констатируют, что за годы реформ политическая апатия у населения возросла, а их политические симпатии значительно диверсифицировались.

Моделям политической самоидентификации элит соответствуют определенные типы электорального поведения, описанные в научной литературе (64, сс.210-215). С ориентацией на “сильную личность” и моделью “политической зависимости” в известной степени соотносятся “патриархальный” и “советский” типы голосования. В первом случае политические ориентации избирателей остаются несформированными: они следуют политическому выбору, который им предложен авторитетным руководителем, который выступает в роли “сильной личности”. Во втором речь идет об “утилитарном” типе голосования, когда поддержка “своего” кандидата предполагает удовлетворение насущных потребностей избирателя. Вместе с тем между политическим выбором рядового избирателя и представителя элиты существует определенное отличие: поддерживая “своего” местного начальника, первый рассчитывает на решение собственных проблем, тогда как второй пытается обеспечить свой status quo во властной иерархии и по возможности продвинуться по карьерной лестнице.

В конце 1998-начале 1999 гг. политическая жизнь в российской провинции существенно оживилась. Однако пока это оживление не привело к появлению новых моделей политической самоидентификации, а происходило в рамках уже описанных. Политическая жизнь в современной России отмечена тремя факторами. Во-первых, в федеральном Центре появились новые политические партии, активно стремящиеся заручиться поддержкой региональных руководителей. Очень активно в этом направлении действует мэр Москвы Ю. Лужков, создавший общероссийское политическое движение “Отечество.” В своем диалоге с региональными руководителями мэр Москвы разыгрывает карту “сильной личности” - успешного хозяйственника-практика, которому удается решать в своем регионе многие острые социально-экономические вопросы. Механизмом его “продвижения” в регионах стало заключение соглашений об экономическом сотрудничестве между правительством Москвы и главами Субъектов Федерации. На сегодняшний день такие соглашения заключены с большинством российских регионов. Финансовая и иная помощь, предоставляемая региональным руководителям мэрией Москвы, играет заметную роль в развитии “политического партнерства”. Однако есть все основания предполагать, что оказания экономической помощи регионам будет явно недостаточно, чтобы превратить “Отечество” в движение, пользующееся массовой поддержкой региональных руководителей.

К моменту, когда готовилось настоящее издание, Ю. Лужкову удалось установить хорошие отношения с председателем Госсовета Удмуртии А. Волковым, президентами республик Мордовия и Калмыкия Н. Меркушкиным и К. Илюмжиновым. Среди политических сторонников московского мэра также называют губернаторов И. Склярова (Нижегородская область), А. Лисицына (Ярославская область), главу Московской области А. Тяжлова (108). Однако в большинстве своем фигуры власти и бизнеса, поддержавшие инициативу Лужкова, пока остаются в тени. Руководители регионов, ориентированные на московского мэра, к которым, к примеру, относится губернатор Архангельской области А. Ефремов, продолжают сохранять политическую лояльность президенту, однако внутри возглавляемых ими администраций, уже началась перегруппировка сил и расстановка «своих людей» в региональных политических партиях и движениях. Линию “двойного стандарта” избрал президент Башкортостана М. Рахимов. Оставаясь членом политсовета НДР и поддержав созданный по инициативе М. Шаймиева блок “Вся Россия”, он вместе с тем “делегировал” своего представителя, бывшего премьер-министра республики Р. Бакиева, в движение Ю. Лужкова.

На счету движения «Отечества» уже наметились первые победы в регионах. Так, в апреле 1999 г. в ходе выборов в Госсовет Удмуртии движение «Отечество» одержало убедительную победу, получив 42 депутатских мандата из 100. Отметим, что депутаты от КПРФ на этих выборах получили только 9 голосов в парламенте, тем самым уступив политическое лидерство «Отечеству».

Активно в региональном направлении действует и блок правых сил “Правое дело” во главе с Е. Гайдаром и Б. Немцовым. Однако в отличие от “Отечества”, у сторонников либеральных реформ на сегодняшний день нет авторитетного лидера, каким является Ю. Лужков. Зато в распоряжении блока имеются немалые экономические и финансовые ресурсы, которые могут быть задействованы для привлечения региональных руководителей. К началу 1999 г. правый блок сумел привлечь в свои ряды губернаторов Тверской и Вологодской областей В. Платова и В. Позгалева, а также мэров ряда российских городов. Конечно, многие из политических альянсов только начинают оформляться и нет уверенности, что они сохранятся в неизменном виде до начала выборов. Кроме этого в условиях усилившейся политической “охоты” на региональных лидеров последние, как нам представляется, будут по возможности долго оттягивать принятие окончательного решения, сохраняя политическую нейтральность, с тем, чтобы сделать ставку на очевидного фаворита политической гонки.

Во-вторых, в преддверии выборов региональные элиты проявляют все большую политическую активность. В январе 1999 г. было объявлено о создании нового регионального блока, в который, по предварительным данным, вошли 20 глав законодательной и исполнительной власти из регионов. Обращение о создании блока “Голос России” было подписано председателем правительства Хакасии А. Лебедем, губернатором Калининградской и Ростовской областей Л. Горбенко и В. Чубом, главами законодательных собраний Ханты-Мансийского АО, Самарской и Нижегородской областей. Инициатором создания блока стал губернатор Самарской области К. Титов, в прошлом член политсовета НДР.

Другая политическая инициатива исходила от президента Татарстана М. Шаймиева. По предварительным оценкам, создаваемый им блок “Вся Россия” поддержали президенты Р. Аушев (Ингушетия) и А. Джаримов (Адыгея), губернаторы В. Ишаев (Хабаровский край), П. Сумин (Челябинская область), Л. Полежаев (Омская область), спикеры парламентов Татарстана (Ф.Мухаметшин) и Ханты-Мансийского АО (С. Собянин) (108).

Следует еще раз подчеркнуть, что границы политических блоков еще будут изменяться, как и политические фигуры, в них входящие. Но очевидно одно: руководители регионов более не хотят быть “ведомой” политической силой, деятельность которой ограничивается поддержкой тех или иных московских политиков. Лидеры субъектов федерации убеждены, что создание региональных партий и их активное участие в предстоящих выборах позволит создать в будущем парламенте конструктивное думское большинство, на основе которого будет сформировано правительство. Региональные блоки уже начали подготовку к парламентским выборам, а их лидеры ведут переговоры относительно возможного объединения (120). Но скорее всего, если региональное партстроительство получит дальнейшее развитие, парламентские выборы станут лишь первой ступенью к выборам президентским. И в этой связи пока остается открытым вопрос, какого политического лидера будет готова поддержать “партия региональной элиты”.

В-третьих, все чаще известные московские политики заявляют о своем интересе баллотироваться на губернаторские и иные посты в регионах. Такая перспектива может открыть для региона новые возможности, если речь идет о действительно влиятельном кандидате. Из известных московских политиков на губернаторский пост в 1998 г. был избран А. Лебедь. Следует признать, что это избрание пока региону ничего, кроме усиления внутриэлитного противостояния, не принесло. В мае 1999 г. на пост главы Белгородской области баллотировался лидер ЛДПР В. Жириновский. Имеются сведения, что бывший премьер-министр С. Кириенко собирается выдвинуть свою кандидатуру на выборах мэра Москвы. В ряде случаев новая тактика московских политиков отражает не их силу, а скорее неуверенность накануне выборов в Государственную думу и представляет собой стратегию их личного политического выживания.