Эмпатия

ЭЛЛИПСИС (греч. ellipsis— опущение, недостаток, выпаде­ние) — фигура слова, входящая в группу фигур убавления. Сущ­ность Э. состоит в преднамеренном пропуске слова, предложения, фрагментов речи, которые подразумеваются и легко восстанавлива­ются по смыслу, контексту, ситуативно. При помощи Э. демонстри­руется экспрессия, нагнетается напряженность, передается дина­мика событий. Например, Ш. де Костер наглядно демонстрирует бед­ствия Фландрии с помощью Э.: «А герцог Альба? Он уже в Брюсселе. Прощайтесь с нажитым добром, горожане!» (Ш. де Костер. Легенда о Тиле Уленшпигеле...). Э. позволяет представить всю жизнь человече­скую: «Ты — вот, ты — юн, ты — молод, ты — муж... Тебя уж нет: ты — был: и канул в холод, в немую бездну лет» (А. Белый. Смерть).

Лит.: Бельчиков Ю.А. Эллипсис // Лингвистический энциклопеди­ческий словарь. — М., 1990; Бельчиков Ю.А. Эллипсис // Русский язык: Энциклопедия. — М., 1979; Гаспаров МЛ. Эллип(ис) // Литературный энциклопедический словарь. — М., 1987.

М.И. Панов

ЭМПАТИЧЕСКОЕ СЛУШАНИЕ — передача говорящему чув­ства эмпатии к нему. Для этого применяются приемы рефлексивного слушания, т. е. уточнение, перефразирование и резюмирование (см. способы слушания). Э. с. отличается от рефлексивного слушания уста­новкой. Цель рефлексивного слушания — осознать как можно точ­нее сообщение говорящего, значение его идей. Цель Э. с. — уловить эмоциональную окраску этих идей, их значение для другого челове­ка, понять, что означает для собеседника высказанное и какие чув­ства при этом он испытывает. Э. с. — это более интимный вид обще­ния, оно является прямой противоположностью категоричного, кри­тического восприятия. Э. с. необходимо в ситуациях с высоким эмоциональным напряжением, как, например, при разрешении кон­фликтов между людьми, при проведении переговоров и т. д.

Лит.: Атватер И. Я вас слушаю... Советы руководителю, как пра­вильно слушать собеседника. — М., 1988.

Л.Е. Тумина

ЭМПАТИЯ (англ. empathy, от греч. empatis — взволнованный, возбужденный) — понимание любого чувства — гнева, печали, ра­дости, переживаемого другим человеком, и ответное выражение сво­его понимания этих чувств.

Э. следует отличать от апатии и симпатии (сочувствия). Апатия (отсутствие чувств) чаще всего имеет место, когда мы не заинтере­сованы в чем-либо или когда это что-то нас совершенно не касает­ся. Апатия является помехой общению.

287

эпитет

Сочувствие, симпатия, переживание за других является пря­мой противоположностью апатии. Сочувствие мы выражаем чаще всего тому, с кем у нас сложились тесные контакты: друзьям, чле­нам семьи, соседям, коллегам. Иногда сочувствие перерождается в чрезмерное отождествление себя с другими и приводит к некри­тичному их одобрению.

Э., или сопереживание, означает понимание чувств другого че­ловека, выражает понимание этих чувств в соответствии с его внут­ренними переживаниями. Чтобы лучше понять человека, мы стре­мимся определить, какое для него значение имеют эти чувства. Мы переживаем чувства других, как если бы они были нашими собст­венными. Это «как если бы» и является ключом к Э. — это чуткость к людям.

Лит.: Атватер И. Я вас слушаю... Советы руководителю, как правильно слушать собеседника. — М., 1988; Николаева Т.М. Эмпатия //ЛЭС— 1990.

Л.Е. Тумша

ЭПИТЕТ (от греч. epitheton — приложение) — художественное, образное определение предмета, т. е. такое, которое не просто ука­зывает на какое-либо его качество, но создает картину, образ на основе переноса смысла. Так, в пушкинских строках: «По дороге зимней, скучной тройка борзая бежит, колокольчик однозвучный утомительно гремит», — дорога определена через чувство, которое ею навеяно: она скучная. В совокупности скучный, однозвучный, уто­мительно рисуют душевное состояние путника (автора).

Квинтилиан писал: «...Э. украшает речь. Им поэты пользуются чаще и свободнее. Они удовлетворяются тем, чтобы Э. подходил к слову, к которому он прилагается, и мы не порицаем у них ни «белых зубов», ни «влажных вин». У ораторов же, если Э. ничего не прибавляет к смыслу, оказывается излишним. А прибавляет что-либо к смыслу такой Э., без которого оборот оказывается слабее. Главным украшением Э. служит переносное значение: необуздан­ная страсть, безумные замыслы. Путем прибавления этих новых ка­честв эпитет становится тропом, как например у Вергилия: безоб­разная бедность и печальная старость. При этом свойство Э. таково, что без них речь становится голой и некрасивой, при избытке же их она ими зафомождается, становится длинной и запутанной. Мож­но сказать, что она делается похожа на войско, в котором столько же маркитантов, сколько солдат: численность двойная, а сил не вдвое больше. Впрочем, часто к одному слову дается даже не один Э., а несколько. Некоторые же совсем не считают Э. тропом, так как он ни в чем не изменяет значения слова. Э. несомненно являет­ся тропом в тех случаях, когда, будучи отделен от имени собствен-

288

эпитет

ного, он приобретает самостоятельное значение и образует анто-номасию. Ибо, если сказать: тот, кто разрушил Нумантию и Кар­фаген, то это — антономасия, а если добавить: Сципион, то — Э. Соединять, следовательно, эти два тропа в один нельзя».

Как художественную деталь Э. нельзя смешивать с определи­тельными прилагательными. Например, прилагательные белый снег или мягкий снег будут просто предметными и логическими опреде­лениями, но в выражениях сахарный снег или лебяжий снег прила­гательные являются Э., потому что они дают дополнительную, ху­дожественную характеристику в виде скрытого сравнения, кото­рое легко угадывается: снег белый, с блестящими крупинками, как сахар, снег белый, мягкий и легкий, как лебяжий пух.

Чаще всего Э. — это красочные определения, выраженные прила­гательными. Например: «Статные осины высоко лепечут над вами; длин­ные, висячие ветки берез едва шевелятся; могучий дуб стоит, как бо­ец, подле красивой липы» (И. Тургенев). В роли Э. может выступать также определение, выраженное причастием или причастным оборо­том. Например: «Вы идете по зеленой, испещренной тенями дорожке» (И. Тургенев). Прилагательные и причастия-Э. могут выступать и в фун­кции подлежащего, дополнения, обращения, подвергаясь при этом субстантивации: «Милая, добрая, старая, нежная, с думами грустны-ми ты не дружись, слушай — под эту гармонику снежную я расскажу про свою тебе жизнь» (С. Есенин). Эти Э., рисующие образ матери, служат обращением. Э.-дополнения: «От ликующих, праздно болтаю­щих, обагряющих руки в крови, уведи меня в стан погибающих за великое дело любви» (Н. Некрасов). Нередко Э., выраженные прилага­тельными, особенно в краткой форме, выполняют роль сказуемых: «Воздух чист и свеж, как поцелуй ребенка» (М. Лермонтов).

По составу Э. делятся на простые и сложные. Первые выражены одним словом, вторые словосочетанием. Например: «И навестим поля пустые, леса, недавно столь густые, и берег, милый для ме­ня» (Пушкин) — один простой Э. и два сложных.

Известны и другие классификации Э. Так, можно противопо­ставить Э. постоянные (см. постоянный эпитет) и индивидуально-авторские. Постоянные Э. характерны для народного творчества (красна девица, добрый молодец, живая или мертвая вода и т. д.). По­стоянные Э. употребляются как средства стилизации. В отличие от постоянных, индивидуально-авторские Э. живо и наглядно рисуют предметы и действия и дают нам возможность увидеть их такими, какими их видел писатель, создавая произведение. Например: «По­губленных березок вялый лист, еще сырой, еще живой и клейкий, как сено из-под дождика, душист» (А. Твардовский). У Есенина береза зеленокудрая, в юбчонке белой, у нее золотистые косы и хол­щовый сарафан. Луговскому представлялась береза вся сквозная, она

289

эпитет

тусклым золотом звенит... Поэтическое видение не бывает стерео­типным, и каждый художник находит свои, особые краски для описания одних и тех же предметов.

В зависимости от стилистического назначения художественных определений их делят на изобразительные и эмоциональные Э. Пер­вые значительно преобладают в художественных описаниях. Эмо­циональные Э. встречаются реже, они передают чувства, настрое­ние поэта. Например: «Вечером синим, вечером лунным Был я ког­да-то красивым и юным. Неудержимо, неповторимо Все пролетело... далече... мимо» (С. Есенин).

Назначение Э. в тексте не изобразительное, а лирическое, поэ­тому слова, выступающие в роли эмоциональных Э., часто полу­чают условное, символическое значение. Например, цветовые Э. розовый, голубой, синий, золотой и др. обозначают радостные, светлые чувства. У Есенина: «Заметался пожар голубой»; Словно я весенней гулкой ранью проскакал на розовом коне». Э. черный, серый и подо­бные передают мрачные, тягостные переживания: «Вечер черные брови насопил...» (С. Есенин).

Место Э. среди других тропов, а также его влияние на обогаще­ние лексической системы языка (развитие синонимии, антони­мии, многозначности) выяснены пока в недостаточной степени. Более определенны функции Э. в структуре речевого произведения (текста). Э. в качестве средства сообщения (информативная функ­ция) может характеризовать самые разнообразные предметы и свой­ства, воспринимаемые любым органом чувств, а также объединять различные сферы восприятия, т. е. быть синестетическим (малино­вый звон, острое желание). Многие Э., фиксируя внешние черты явления, одновременно запечатлевают его духовный или социаль­но-психологический облик (суровый Дант, А. Пушкин; Толстый и тонкий, А. Чехов). Э. как средство общения (коммуникативная фун­кция) выявляет разнообразные свойства говорящего (пишущего): пол, возраст, национальность, социальное положение, индивиду­альные черты. Э. как средство внутренней организации текста (кон­структивная функция), взаимодействуя с другими словесными сред­ствами, участвует в реализации всех свойств (параметров) речево­го целого. Э. могут как бы вбирать в себя «характеризуемое» (о сердце — ретивое), чем достигается сжатость речи, но могут и со­провождать почти все единицы, способные выступать в роли ха­рактеризуемого. Э. бывают автономными и вступающими друг с дру­гом в перекличку (повтор, градация, антитеза); последние придают тексту «силу внутреннего сцепления»: «Под снегом холодной Рос­сии, под знойным песком пирамид...» (М. Лермонтов). Любой Э. выступает как относительно значимое звено текста; в этом плане большинство слов, лишенных Э., образует как бы «нейтральный

290

эпифора

фон», тогда как единицы, снабженные Э., оказываются выделен­ными. Э., несомненно, участвует в организации не только словес­ного, но и высших уровней художественного текста; например в стихотворении Пушкина «Цветок» («Цветок засохший, безухан-ный...»). Э. знаменуют движение времени, повернутое вспять ходом поэтического воспоминания, и таким образом участвуют в реали­зации сюжета. Однако эта роль Э. остается малоизученной.

Лит.: Античные теории языка и стиля. — М., Л., 1936; Веселовский АН. Из истории эпитета // Историческая поэтика. — Л., 1940; Голуб И.Б., Розен-тальД.Э. Секреты хорошей речи. — М., 1993; ГорнфелъдА. Эпитет // Вопросы теории и психологии творчества. — 2-е изд. — Т. 1.— 1911; Евгеньева А.П. Очер­ки по языку русской устной поэзии в записях XVII—XX вв. — М.; Л., 1963; Еремина В.И. Метафорический эпитет// Изв. АН СССР, ОЛЯ.— 1967. — Вып. 1; Жирмунский В.М. К вопросу об эпитете // Памяти П.Н. Сакулина. — М., 1931; Зеленецкий А. Эпитеты литературной русской речи. — Ч. 1. — М., 1913; Квят-ковский А. Поэтический словарь. — М., 1966; Никитина Е.Ф. и Шувалов СВ. Поэтическое искусство Блока. — М., 1926; Озеров Л. Ода эпитету // Вопросы литературы. — 1972. — № 4; Томашевский Б.В. Стилистика и стихосложение. — Л., 1959; Эпитет в русском народном творчестве. — М, 1980.

Л.Е. Ту мина

ЭПИФОРА (от греч. epiphora — добавка; другой вариант эти­мологии: от греч. epi — после + phoros — несущий) — фигура сло­ва, входящая в группу фигур прибавления. Э. — это тождество, или повтор слова, группы слов, речевых конструкций в конце несколь­ких предложений, строф или стихов. Вот как Цицерон использует Э.: «Вы скорбите о том, что три войска римского народа истребле­ны, — истребил их Антоний. Вы не досчитываетесь прославленных граждан — и их отнял у нас Антоний. Авторитет нашего сословия ниспровергнут — ниспроверг его Антоний. Словом, если рассуж­дать строго, все то, что мы впоследствии увидели (а каких только бедствий не видели мы?), мы отнесем на счет одного только Анто­ния» (Цицерон. Вторая филиппика против Марка Антония).

Э. постоянно используется в самых разных стихотворных жанрах. Например, в стихотворении Ф.Г. Лорки «Пустыня» (перевод М. Цвета­евой): «Прорытые временем лабиринты — исчезли. Пустыня — оста­лась. Несмолчное сердце — источник желаний — иссякло. Пустыня — осталась. Закатное марево и поцелуи пропали. Пустыня — осталась. Умо­лкло, заглохло, остыло, иссякло, исчезло. Пустыня — осталась».

Совсем по-другому воспринимается Э., содержащаяся в эпи­грамме О.Э. Мандельштама на художника Н.И. Альтмана (написав­шего портрет поэта): «Это есть художник Альтман, очень старый человек. По-немецки значит Альтман — очень старый человек».

291

этикетный диалог

Подлинную трагедию одиночества выражают стихи З.Н. Гиппиус, уже очень немолодой поэтессы, потерявшей мужа Д.С. Мережковского, с которым она не разлучалась ни на один день более 50 лет. Стихи, посвященные их с мужем секретарю и давнему другу ВА Злобину, явля­ются примером Э., имеющей даже графическое выражение: «Одиноче­ство с Вами... Оно такое, что лучше и легче быть ОДНОМУ. Оно обнима­ет густою тоскою, и хочется быть совсем ОДНОМУ. Тоска эта — нет! — не густая — пустая. В молчаньи проще быть ОДНОМУ. Птицы-часы, как безвидная стая, не пролетают — один к ОДНОМУ. Но Ваше молчание — не беззвучно, шумы, иль тень, все к ОДНОМУ. С ними, пожалуй, не тошно, не скучно, только желанье — быть ОДНОМУ. В этом молчаньи ничто не родится, легче родить самому — ОДНОМУ. В нем только что-то праздно струится... А ночью так страшно быть ОДНОМУ. Может быть, это для Вас и обидно, Вам ведь привычно быть ОДНОМУ. И Вы не поймете... И разве не видно, легче и Вам, без меня — ОДНОМУ».

М.Л. Гаспаров отмечает, что Э. в чистом виде употребляется ре­же, чем анафора, но в ослабленном варианте (параллелизм сино­нимов или грамматических форм) — гораздо чаще.

Э. как фигура противоположна анафоре, в соединении с кото­рой образует новую фигуру — симплоку.

Лит.: Гаспаров М.Л. Эпифора // Литературный энциклопедический словарь. — М., 1987; Квятковский А. Поэтический словарь. — М., 1966; Наследие Эллады: Энциклопедический словарь / Сост. Ю.И. Сердериди. — Краснодар, 1993. — С. 409; Панов М.И. Риторика от античности до наших дней // Антология русской риторики. — М., 1997. — С. 40—41; Розен-тальД.Э., Теленкова М.А. Словарь-справочник лингвистических терминов: Пособие для учителя. — М., 1985.

М.И. Панов

ЭТИКЕТНЫЙ ДИАЛОГ представляет из себя диалогическое единство, которое обычно состоит из реплики-стимула («пароля») и реплики-реакции («отзыва»). Например:

• Здравствуйте, Иван Степанович!(пароль)

• Рад вас видеть (отзыв) — реплика-реакция.

По значению этикетные диалоги можно разделить на несколь­ко групп.

Так, Н.Д. Арутюнова и Н.И. Формановская выделили:

• диалоги социального контактирования (извинение, благо­ дарность, поздравление);

• побудительные речевые акты (просьба, совет, предложения, команды, приказ, требования);

• ответные (реактивные) речевые акты: согласие, несогласие, отказ, разрешение.

292