Глава 3. Социальные механизмы против личного господства

Одной из важнейших революций средневековья было создание горожанами, а затем и селянами местных коммун. В отличие от вассального договора, связывавшего высшего с низшим, коммуналь­ноебратство было объединением равных - право членов сословия (право состояния) заменяло личные клятвы верности ипокровительства; феодальной вертикальной иерархии было противопоставленогоризонтальное общество.¹²⁵Это горизонтальное измерениесоставило в дальнейшем существенную сторону европейского абсолютизма и становления территориального государства-нации, которое,актуализировав античные понятияполитиииреспублики, раз­вило их сначала в теорию «полицейского» государства, а затем дооснов современного конституционализма. Новый Свет, где не былоничего подобного огромным феодальным поместьям Европы, сразуформировался как мир среднего класса с характерным для него демократическим, упрощенным, популистским правосознанием.¹²⁶Размышляя о становлении демократии в Америке, А. де Токвильобратил внимание на изначальную слабость аристократии: даже наЮге землевладельцы «не пользовались тем влиянием, какимрасполагает аристократия в Европе, поскольку у них не было никакихпривилегий; в результате того, что земля возделывалась с помощью рабского труда, они не имели арендаторов, и, следовательно,сама система патроната здесь отсутствовала»¹²⁷ В демократическомобществе даже связь слуги и хозяина - лишь временное исвободное соглашение. «Один из них по своей природе не ниже второго иподчиняется ему лишь временно, на основании договора. В пределах, оговоренных условиями этого контракта, один из них - слуга,второй - хозяин. Во всех остальных отношениях они являются равноправными гражданами и людьми».¹²⁸

Изыскания В.Зомбарта о развитии духа капитализмапозволяют проследить, как постепенно изменяется содержание понятийклиент и клиентела. Докапиталистическое, принципиально расходноехозяйство было ориентировано напропитаниеидостойное содержание человека, соответствующее его положению в обществе.Вести жизнь сеньора значило жить «полной чашей» и давать житьмногим; быть клиентом означало искать пропитания и защиты около сильного. С пробуждением страсти к денежной наживе «клиенство» стало одним из источников последней: «войти в милость к богатым горожанам исключительно в надежде воспользоваться долей их богатства»¹²⁹. Рыночные отношения в мещанской среде превратиликлиентав потребителя, заказчика товаров и услуг. Однако у буржуа старого стиля (до промышленногопереворота) в сознании и хозяйственной деятельности доминировал еще «статический принцип», определявший в числе прочего отношение к конкуренции и клиентеле. «Клиентела имеет еще значение огоро­женного округа, который отведен отдельному коммерсанту, подобнотерритории в заморской стране, которая предоставлена торговойкомпании как ограниченная область для исключительной эксплуата­ции. <...> Строжайше воспрещена была всякая «ловляклиентов»: считалось «нехристианским», безнравственным отбивать у своих со­седейпокупателей».¹³⁰Только в XIX в. складывается хозяйственный этос «современного экономического человека». Покупателя теперь отыскивают и нападают на него. Отношения продавца ипокупателя, производителя и потребителя, нанимателя и работникаутратили личный характер, сделавшись составными частями деловогомеханизма.¹³¹

Не только экономическое, но вообще социальное действие индивидов становится все более вещным и экономным - целерациональным, по М.Веберу. Экспансия анонимных механизмов рынка ибюрократии разрушает наличные связи патримониальногогосподства, традиционные формы групповой солидарности - не обеспечивлишившимся привычной среды обитания индивидам новогоубежища, социальная машинерия вызывает отчуждение, фрустрации и«бегство от свободы» (Фромм). Так как патрон-клиентные отношения являются хорошо известной, естественной формой защиты, модернизация отнюдь не ведет сама по себе, автоматически, к ихсвертыванию. Если развитие Евро-Американской цивилизации пошлоименно в таком направлении, то произошло это не только в силу социальной дифференциации и рационализации, но иблагодаря активному поиску новых гражданских форм защиты и солидарности. Результатом поиска стали: постепенная демократизация политических систем; расширение возможностей самоорганизации и представительства коллективных интересов (здесь трудно переоценить появление профсоюзов и их следствия - коллективных договоров, ставших методом регулирования отношений междуработодателем и работниками); активная социальная политика; разви­тиеадминистративного права и системы административных судов, обеспечивающих правовую защиту от произвола государственнойадминистрации¹³². Новые цивилизационные институты явились суммойдействий весьма различных, часто противоборствующихсоциальных сил. Общим при этом было стремление выработать рациональныеобщеобязательные правила жизни сообщества и социального поведения индивидов. Изначальным правилом, идеологическим кредо и боевым девизом индустриальной либеральнойцивилизации Севера стало отторжение любых форм личной зависимостии господства, не основанного на законе. Отношения личнойпреданности и покровительства теперь воспринимаются как поведениене вполне социальное, «недообщественное», сугубо приватное, уста­новлениеже подобных связей в публичных сферах и сетях обмена социетальными ресурсами означает подрыв устоев и коррупцию институтов. Многочисленные структурно-функциональные социологические описания и толкования так часто воспроизводили этот порядок вещей, что сами уже стали его элементом, то естьпревратились, как отметили Р.Арон¹³³, а столетием раньше К.Маркс, всвоего рода идеологию индустриализма (капитализма, по Марксу).В рамках этой парадигмы роль патрон-клиентных отношений хорошо определяет термин, предложенный К.Ланде¹³⁴, - «приложе­ние» (addenda): их место в щелях и на обочинах современного индустриального, открытого общества, они развиваются там, где не дорабатывают публичные правовые институты.

Нарисованная картина не то чтобы принципиально неправильна,но существенно неполна - и в описании современного социума, и в части эволюции патрон-клиентных отношений. Между тем в классике социологии - в работах М.Вебера мы можем увидеть болеесложную реконструкцию индустриального общества, не сводящуюсяк объективным тенденциям рационализации и бюрократизации, относительно которых Вебера чаще всего цитируют. Нас интересует здесь веберовский анализ эволюции господства и политических отношений. Становление современногополитического союзаВебер связывает с экспроприацией «частных» носителей управленческой власти в пользу князя, который проводит ее с помощьюпрофессиональных чиновников и в противоборстве с парламентамии сословными функционерами. В этом отношении современные республики не отличаются от абсолютистских монархий - Вебер подчеркивает однотипность их политического устройства: вожди - революционные или выборные - распоряжаются властными ресурсами и управленческим штабом, который отделен от средств политического предприятия. Такое предприятие сегодня невозможно представить без партий, выдвигающих «руководящих политиков» и обеспечивающих им поддержку на выборах. Вебер вслед за М.Я.Острогорским выделяет три исторических типа политических партий. Партиипарламентских аристократовбыли сугубо патримониальными образованиями, мало отличавшимися от свиты придворных. По мере того как буржуазные контрэлиты теснили консервативную аристократию, получили распространение партииуважаемых людей: «каждый депутат патронировал должности и вообще все вопросы в своем избирательном округе, а чтобы снова быть избранным, поддерживал связь с местными уважаемымилюдьми»¹³⁵. Расширение избирательного права, необходимость мас­совойвербовки сторонников и организации приводят кформированию партийного предприятия плебисцитарного типа. Интересносравнить оценки Острогорского и Вебера. Первый характеризуетпартию современного типа как машину, подчеркивая анонимность,бюрократический и закулисный характер функционирования партийного механизма - системыкокусов(избирательных комитетов). Придя к выводу, что лидеры стали пленниками организации,превратились в ее «фонограф», Острогорский указывает задачу: «нуж­но,чтобы превосходство характера и ума, иначе говоря, истинноеуправление лидеров, вытесненное политическим машинизмом, быловосстановлено в своем праве...»¹³⁶ Вебер тоже отмечает новую рольпартийной организации, но эта организация по-прежнему пронизана связями личной преданности и покровительства; партийные чиновники приспосабливаются «к личности вождя, оказываютсяпод сильным воздействием его демагогических качеств; материальныеи идеальные интересы чиновников находятся в тесной связи с ожидаемым получением при его посредстве партийной власти, а труд ради вождя сам по себе приносит огромное внутреннее удовлетворение»¹³⁷. С точки зрения Вебера иначе и быть не может, так как всякое политическое предприятие -предприятие претендентовсуть вербовка свиты; вожди и их свита - необходимыежизненные элементы любой партии. Восхождение «плебисцитарнойформы» Вебер рисует аналогично союзу князя с управленцами-профессионалами против аристократов; господство бюрократическое выступает рука об руку с господством харизматическим. Без элемента харизмы, равно как без профессионализма политика вообще не состоятельна¹³⁸. Харизматическое же господство, наряду сидеальным моментом - личным даром вождя, подразумевает отношенияличной преданности и доверия. По мнению Вебера, «выби­рать можно только между вождистской демократией с «машиной» и демократией, лишенной вождей, то есть господством «профес­сиональных политиков» без призвания, без внутренних, харизматических качеств, которые только и делают человека вождем. Послед­нееже предвещает то, что нынешняя партийная фронда обычно называет господством «клики».¹³⁹

Политика не является одиноким заповедником патрон-клиент­ных отношений. Индустриальное предприятие и бюрократический аппарат, задающие структурно-институциональные и функционально-поведенческие матрицы современной социальности, при ближай­шем рассмотрении оказываются вместилищем социальной «контра­банды» - неформальных отношений зависимости и покровитель­ства. Патерналистская практика латифундий и купеческих домов была заимствована промышленными капиталистами. Хотя всередине XX в. многие считали, что с распадом большинства семейныхфирм и разрушением локальной замкнутости фабричных сообществпатернализм ожидает крах, он не только по-прежнему остается стержнем воспроизводства социальных отношений в сельском хозяйстве, но и проникает в «святая святых» - современную хозяйственную корпорацию.¹⁴⁰При этом патерналистские стратегии менеджмента подпитывают преданность работников фирме. Исследования по социологии зафиксировали серьезные отклоненияреального функционирования административных учреждений и повседневныхотношений внутри персонала от официальных правил и инструкций, то есть от веберовского идеального типа бюрократии.¹⁴¹Разновидностью подобных дисфункций являются «парал­лельные властные отношения», развитие которых М.Крозье связывает с зонами неопределенности, неустранимыми никакими безличнымиправилами.¹⁴²Как полагает Крозье, индивиды действуют вусловиях, определяемых установленными правилами, но исходя изсобственных интересов истратегий, то есть выступают акторами, а не агентами. Разделяя эти методологические установки, К.Легг приходит к выводу, что бюрократизация современной жизни нетолько не исключает, но реально порождает клиентелистские связи:в организациях наличествуют удобные и побудительные мотивыклиентелистской активности¹⁴³. Замечательные практические примеры,подтверждающие последний тезис, можно найти в книге Патрика Райта о его работе в «Дженерал Моторс»: в управленческом аппарате гигантской корпорации процветают фаворитизм и угодничество, влияющие не только на расстановку и продвижение кадров, но даже на стратегические решения руководства.¹⁴⁴

Итак, тезис о «приложении» нужно скорректировать: речь идетне только о пережитках, вытесняемых на периферию социума по мере развития и экспансии индустриальных технологий иидеологий, но о части современного образа жизни. Будучи элементарными,можно сказать, натуральными (имеющими глубокие био-социаль­ные корни) отношениями доминирования и подчинения, лидерстваи авторитета, покровительства и подзащитности, патрон-клиент­ные и все подобные им - клиентарные - связи воспроизводятся внутри современных институтов, влияя на их функционирование - вплоть до формирования гибридных структур и псевдоморфозов (Шпенглер), о чем подробнее будет сказано ниже. Клиентарные отношения далеко не всегда и не только отмирают, но динамичновидоизменяются, адаптируясь к ускорению и усложнению социальных процессов. Индивидуальных патронов и посредников («броке­ров») могут заменять партии, профсоюзы или иные институционализированные центры власти и влияния. Фирменныйпатернализм, сменяя патернализм хозяйский, стал элементом менеджментаи средством обеспечения долгосрочных перспектив прибыльного развития предприятия. Описанные Острогорским и Вебером «бос­сизм» и «лоббизм» в американской политической системе, несмотряна все социальные изменения и ограничения, не сошли со сцены, - новые законы, регулирующие лоббистскую активность и финансирование избирательных кампаний, вызывают к жизни новые и новейшие формы темных сделок и закулисных личных связей - например, комитеты политического действия, в частностиперсональные комитеты¹⁴⁵. Примеры «индустриальной» эволюции патрон-клиентных отношений можно найти во всех развитых странах и в разных социальных секторах.

Сказанное однако не отменяет того, что в современном обществепатрон-клиентные отношения играют гораздо более скромную и ужникак не главную роль, да и «прорастают» они в новой институциональной среде и шире - в ином цивилизационном контексте, не просто мимикрируя, но существенно изменяясь. Современное общество является принципиально открытым: социальные статусы и ресурсы могущества подвижны, разнообразны и распределяются посредством конкуренции формально равноправных участников. Конкуренция введена в определенные легальные рамки, каналы обмена и распределения основных ресурсов институционализированы. Логика функционирования современных институтов - анонимно-рациональных, либеральных и демократических по своему идеальнотипическому устройству - действительно не предполагает и даже прямо отвергает патримониальное господство и личнуюзависимость, что делает отношения подобного рода не только второ­степенными, но и нелегитимными. Как отмечают Айзенштадт и Ронигер, нелегитимность не сводится к моралистической оценке,предполагая, кроме прочего, наличие социальных сил, которые противодействуютвоспроизводству патрон-клиентных отношений, - противодействие возникает из мобилизации прав клиентов, равнокак из активности центральных элит или людей, занимающих власт­ные позиции вне клиентелистских связей.¹⁴⁶ В таком социальномконтексте, не обретя силы в законе и теряя традиционное оправдание, со слабым символизмом - «расколдованные», используя выражение Вебера, - испытывая влияние вещных отношений купли-продажи, патрон-клиентные отношения становятся менеестабильными и обязательными для участников. Разделение экономической,политической, административной, идеологической власти обуславливаетто, что, «в отличие от традиционного контекста, индивиды в развитых индустриальных обществах выполняют альтернативные роли патрона и клиента в зависимости от секторов, в которыхосуществляется обмен»¹⁴⁷. Таким образом, именно конституционноеограничение социального могущества и демонополизация доступа к его ресурсам, достигаемые противоречивым сочетанием либерализма и социального равенства, противопоказаны патрон-клиент­ным отношениям, - цивилизованная же реализация этих принциповпредполагает не только необходимый набор институтов, но и до­статочно развитую гражданскую культуру.