Глава 2. Трудность концептуализации

Процессы перегруппировки, внутренней трансформации и самоопределения господствующих социальных групп еще не завершены,что обусловливает сложность их социологического определения. Влитературе сегодня часто встречаются понятия «номенклатура», «гос­подствующий класс», «элита»; причем, нередко их употребляюткак синонимы, что ведет к совершенной концептуальной путанице.

О непродуктивности применения концепта номенклатуры к новым социальным процессам уже сказано. Если понятие «номенкла­тура» нужно оставить потому, что оно концептуализирует вполне определенный социальный объект, то понятиегосподствующий классне годится в силу своей крайней неопределенности. В самом деле, если под «господствующим классом» иметь в виду коллективного актора социального воспроизводства, исторической деятельности, то данное понятие ничего не говорит обоснованияхихарактерегосподства, - а ведь именно это и является главнойтеоретической задачей. К тому же существуют большие сомнения втом, что такой «класс» (коллективный актор) в России уже сформирован- об этом разговор пойдет ниже. Если же понимать «гос­подствующий класс», как совокупность господствующих, то содержательностьтакого понятия оказывается невеликой: оно ничего недобавляет к эмпирической констатации наличия неких социальныхверхов. Поэтому понятие «господствующего класса» лучше оставить для абстрактных, глобальных схем в духе Парето, - оно неотражает, не концептуализирует содержания российской посттоталитарной«переходности», и потому - при внешнем радикализме иидеологических аллюзиях - не дает адекватной картины социальногоповедения «верхов», не обнаруживает главной социальной угрозы.

Более обстоятельного рассмотрения требует получившее широкое хождение в отечественной литературе общепринятое в социологии и политологии понятие правящая элита. При употреблении данного понятия обычно оговаривают (опять же со ссылкой на принятую в социальных науках практику), что оно не несет оценочного смысла и лишь констатирует наличие правящего меньшинства, которое всегда есть в обществе. Но тогда слово «элита» выступает по сути дела просто синонимом «правящего слоя» или«господствующего класса» (и к нему следует отнести высказанныевыше претензии). Тогда вопрос: является вот это властвующее меньшинство элитой или нет? - теряет смысл. А спросить, между тем, хочется... Это интуитивное стремление обусловлено самойэтимологией слова «элита». Такое несовпадение этимологии и обыч­ногоприменения термина примечательно. Представляется весьма неудобным употреблять слово, значение которого прямо связано с оценкой, и всякий раз при этом оговариваться, что употребляется оно не в оценочном смысле.

На это уже обращал внимание Дж.Сартори.⁴¹⁵ Он полагает, чтораспространенное толкование концепта, восходящее к Лассуэллу, игнорирует - вопреки самой семантике! - ценностную коннотацию,качественное охарактеризование, сводя понятие к алтиметрическойтавтологии: элита - это те, кто наверху. Сартори предлагаетвернуть концепту ценностное измерение, позволяющее улавливать противоречие между элитными качествами и властными позициями, -демократию же нужно понимать и осуществлять не как одномерноеравенство, а как целенаправленныйотборэлиты; демократия, согласно Сартори, есть селективная полиархия по основаниюдо­стоинств. Вполне принимая антиуравнительную, меритократическуюустановку уважаемого ученого, сделаю два замечания: а) качествен­наяхарактеристика, указание на отборность-избранность присущи не только понятию элиты, но, пожалуй, всякому историческомуимени господствующей общественной группы; б) в разных историческихи цивилизационных контекстах такая «философия имени» бывает различной⁴¹⁶. Следовательно, для того чтобы в ряду исторических понятий (аристократия,нобилитет,боярствои т.д.) и/или в ряду социологических терминов (политический класс,властвующая группа, контролирующее меньшинство и т.д.), отли­читьконцепт элиты и развернуть его содержательное своеобразие, удержание ценностной коннотации необходимо, но недостаточно. Нужно еще выяснить, какие именно политические ценности и обычаи подразумевает данное понятие, то есть «прочитать» его вконкретном историко-цивилизационном контексте. Такое прочтениеконцепта выясняет и пределы его применимости.⁴¹⁷

Итак, следует избегать расхожего, широкого применения термина,когда элитами именуются властвующие группы любогосоциума, будь то восточная деспотия, феодальная монархия, буржуазнаяреспублика или тоталитарный режим. Понятие элиты историческиобусловлено, и его употребление в собственном смысле (осмыслен­ноеупотребление) есть указание на вполне определенный типсоциального господства. Стоит, например, приглядеться к известнымсвоим «объективизмом» и «макиавеллизмом» толкованиям В.Паре­то, согласно которому, элиту образуют, те у кого самые высокие индексы в их сфере деятельности. Другими словами, достижения индивидов определяют их статус. Самому Парето такой «дости­жизм» представлялся само собой разумеющимся, естественным; более того, он предлагал универсальную социологическую дефиницию, которая внеисторична и применима к любому социуму. Тем самым предполагается, что в основе социальной иерархиивсегда лежит конкуренция способностей индивидов. Такое допущение, однако, совершенно не оправдано - попробуйте применить этоткритерий к кастам или к сословному порядку! Не случайно знаменитая, ретроспективно сориентированная, формула Парето звучиттак: «история - кладбище аристократий», - аристократий, заметим,а не элит.

Понятие элиты стало употребляться в социальных науках, когдав Европе отошли в прошлое как сословный строй, так и разрушивший его революционный пафос «общественного договора». Но еще раньше элитой называли товары высшего качества. Аналогия с лучшим товаром схватывает суть: в динамичном гражданском обществе правящий слой - не закрытое сословие, а группа индивидов, которые достигли успеха в открытой конкурентной борьбеи должны постоянно подтверждать свою годность в качестве элиты.Именно в таком - элитарном - смысле, уже в XX веке, Ортега-и-Гассет произносил старое доброе слово «аристократия».Противостояние творческого меньшинства «восстанию масс», о котором раз­мышлялОртега, не только характеризует уходящее столетие, оно отражает что-то весьма важное в самой логике европейской (евро-атлантической) цивилизации. От обществ традиционного типа, где функции господства-управления жестко закреплены в социальнойструктуре и освящены авторитетом традиции, европейское обществоотличается не только мобильностью индивидов (вертикальнаямобильность была, к примеру, и в восточных деспотиях), но постоянной напряженностью отношений «верхов» и «низов», когда авторитетвластей проблематизируется, а конфликт выступает необходимым элементом общественной жизни. Возникшая проблема легитимности правительства решается установлением рациональныхпроцедур: правил государственной службы (бюрократия) и выборов (представительство). Для сложного современного (индустриального,гражданского) общества характерна конкурентная множественность элит: отношения групп, получивших наивысший индекс иопределяющих шкалу ценностей в отдельных (вычлененных, автономных) социальных сферах, представляют собой не иерархию, но систему взаимных зависимостей, отталкиваний и притяжений.

Таким образом, понятие правящая элита, или лучше именно вомножественном числе - элиты, - не просто одно из многочисленныхимен властей предержащих; оно подразумевает определенные параметры функционирования социального поля власти. Параметры эти таковы:

• несословный характер правящего слоя, свободная рекрутация - право на карьеру;

• конкуренция «вертикальная»: легальность оппозиции (контр­элиты), возможность смены правительства;

• конкуренция «горизонтальная»: борьба за влияние между различными группами (субэлитами), составляющими правящий слой;

• общественное признание «правильности» первенства тех или иных групп, основанное на соблюдении теми законов и установленных процедур.

Но есть еще одно - и очень важное - смысловое измерение, котороев понятии «элита» выражено не столь явно, но, уйдя в основание концепта, в «подтекст»,подразумевается. Речь идет о том,что элита мыслится не только в «вертикальном», но и в «горизон­тальном» измерении: не только как элемент социальной иерархии,но и как элемент гражданского общества. В этом смысле, элита естьпродукт социальной кооперации, сознательной солидарной деятельности индивидов. Такое индивидуалистически-солидаристскоепонимание растворено в категориях западной социологии - «класс»,«элита», «социальная группа», - поскольку оно присущекатегориям, априорным структурам, «эпистеме» (Фуко) новоевропейскогомышления.

С учетом сказанного, под правящими элитами следует пониматьгруппы солидарно действующих для достижения общего (груп­пового) интереса индивидов, достигшие обладания ресурсами власти и доказывающие свою годность в открытой конкуренции, которая в норме должна вестись по рациональным, легально уста­новленным правилам. Такое толкование сообразуется с известной,можно уже сказать, классической концепцией полиархии Р.Даля⁴¹⁸,которая выявляет: во-первых, способ распределения и отправлениявласти (социоструктурный и институциональный подход) и, во-вторых, способ понимания (нормативно-ценностный подход) того, что есть справедливая, эффективная, одним словом, годная власть в современном - сложном, индустриальном - обществе. Вместе с тем, развернутая здесь интерпретация акцентирует определенныйспособ социального взаимодействия индивидов, лежащий в основевоспроизводства и деятельности правящей элиты.

Теперь уместно задать вопрос: годится ли концепт правящие элитыдля анализа способа деятельности и воспроизводства отечественных постноменклатурных «верхов»? Можно привести некоторые аргументы в пользу положительного ответа. Что касаетсяоткрытости правящего слоя, то и коммунистическая номенклатура,изкоторой вышло большинство нынешних руководителей, не былазамкнутой кастой; более того, пополнение номенклатуры из различных слоев общества и возможность аппаратной карьеры для выходцев из «низов» были важнейшими основами коммунистического режима. Бурные перемены последнего десятилетия заметно усилили вертикальную мобильность.

Развал партийно-государственной системы, приватизация, инсти­туциональное и кадровое обновление привели к глубоким расколами острым конфликтам внутри правящего слоя, вызвали трансформацию старых и появление новых господствующих групп.

При этом в России легально действуют и даже в определенной мере разделяют власть оппозиционные Президенту и Правительству объединения как про-, так и контр-реформистского толка. С 1989 г. россияне практически ежегодно участвуют в федеральных или местных выборах, а также референдумах; даже в так называемой «глубинке» появились свои местные политики, а начальствоуспешно осваивает технологию избирательных кампаний.

Хуже обстоит дело с «легитимностью» господствующих и правя­щих. Едва ли не полное отсутствие общепринятых авторитетов⁴¹⁹, общественная неприязнь и к «начальникам», и к «бизнесменам» (что, впрочем, не мешает «новым русским» первенствовать на рынке стилей и образцов поведения) заставляют усомниться: возможно ли говорить об устойчивых элитах в российском обществе? Однако сейчас речь идет не об устойчивости конкретных властвующих групп - понятие элиты концептуализирует не столько наличие общественного доверия (при социальных кризисах оно, конечно, отсутствует), сколько наличие в общественном сознаниисамой проблемы легитимности правителей. Скажем, вопроса о леги­тимностикоммунистической номенклатуры в массовом советскомсознании просто не было, - возникновение проблемы легитимностиозначало крах номенклатуры.

Теперь перейду к контраргументам. Несмотря на раскол постноменклатурных и конкуренцию новых господствующих групп в России не реализовано фундаментальное разделение власти: административная, экономическая, законодательная власть концентрируется в одном социальном слое, как бы ни менялась его инфраструктура и внешняя конфигурация. Такая гипермонополия социального могущества наиболее очевидна на региональном уровне (имеется в виду не география, а политическое пространство, - сказанное вполне относится к Москве и Санкт-Петербургу).

Если обратиться к нормативно-ценностному измерению, то «не-элитный» характер господства российских властвующих групп становитсяеще более очевидным. И правящая власть, и контр-власть не привыкли к демократической форме разрешения конфликтов и реализации властных интересов, при нарушении известного баланса сил властвующие и оспаривающие власть группы готовыотбросить демократические правила игры. Такой вариант развитияна протяжении всего существования Российской Федерациипостоянно рассматривался в обществе как едва ли не наиболее вероят­ный, а значительной частью населения - и как желаемый.

Но проблема не только в нецивилизованных формах противоборства и отсутствии «пакта элит» (учитывая глубину социальныхконфликтов и трансформаций, скорее приходится удивляться относительномирному переделу власти и течению постсоветской истории). Следует особо подчеркнуть, что для всех господствующих - не только оспаривающих политическую власть - групп реализация интересов в обход легально определенных правил и процедур является обычной практикой.

Таким образом, если применять концепт элитыдля анализапосттоталитарной «переходности», то вывод должен быть следующим: властвующие группы в современном российском обществе уже не являются номенклатурой, но (еще?) не реализуют себя, как элиты.Такой «отрицательный» ответ, безусловно, полезен, но только в качестве предпосылки к дальнейшему анализу. Чтобы выяснить не только, чем не являются властвующие группы российского общества, но и каково действительное социальное содержание их господства, нужно исследовать образ деятельности властвующих: обычную практику властвования и социального взаимодействия в господствующем социальном слое.

В этом отношении более содержательной, более соответствующей российским реалиям представляется предложенная М.А.Чеш­ковым концепция «постноменклатурного конгломерата». Подпоследним понимается совокупность разнопорядковых образований,формирующихся в результате разложения и распаданоменклатурного социума⁴²⁰. Таковыми образованиями выступают: госадминистраторыи госбуржуазия, бюрократическая буржуазия, региональные олигархии смешанного состава, а также сращивающиеся с этими группами своими «верхами» частнопредпринимательскиеслои. Госадминистраторы - это тоже новообразование, вырастающееиз институтов Партии-Государства, и которому еще предстоит стать собственно бюрократией.Госбуржуазия- часть экономической элиты, которая по мере капитализации вырастает из высшего хозяйственного персонала номенклатуры, директората, ивозглавляет компании государственного значения. Становление госбуржуазииидет с разной скоростью в различных отраслях: стараяноменклатурная основа наиболее крепка в АПК и значительной частиВПК. Прономенклатурными образованиями являются и региональные правящие группировки, представляющие собой симбиоз функционеровбывшего совпартхозактива, удачливых дельцов и новых политиков. Доминирование икоалициитех или иных групп определяюттенденцииразвития российской государственности: усиле­ние госрегулирования и администрирования с возможнымиэволю­циями - к авторитаризму, или через расширение социальной основы -к демократическому режиму; превращение государства в собствен­ность аппарата и источник его паразитарных доходов; федерациярегиональных олигархий; наконец, реставрационно-номенклатурнаятенденция, социально-экономической опорой которой выступают АПК и часть ВПК.

Следует согласиться с мнением М.А.Чешкова, что частнопредпринимательская буржуазия может выступать союзником той или иной коалиции, но пока не способна образовать особую коалицию. Сомнения вызывает другое. Парность выделяемых коалиций - гос­администраторыи госбуржуазия, госадминистраторы и бюрократическая буржуазия, региональные образования и госадминистраторы, госадминистраторы и прономенклатурные АПК, ВПК -под­разумевает, кажется, их альтернативность. Но, если госбуржуазныйи прономенклатурный пути действительно расходятся, то остальные тенденции ведь вполне совместимы (разве что интересы ВПК противоречат самостийности региональных олигархий). При этом мы обнаруживаем, чтобюрократическая буржуазиявыступает участником - столь же непременным, как и госадминистраторы - всех возможных комбинаций: и олигархической децентрализации, и номенклатурного «отката», и госкапиталистической эволюции.

Особо нужно сказать о госкапитализме, который выводится (нетолько М.А.Чешковым) из коалиции госаппарата и госбуржуазии. Не по схеме, а по жизни, бюрократическая буржуазия является составной частью (удельный вес которой определить весьма трудно) госаппарата и госбуржуазии, растворена в них. Но возможныли тогда рост администрирования, тем более авторитарный режим,помимо интересов и участия бюрократической буржуазии, без ростабюрократического капитала, - насколько реальна такая альтернатива (альтернатива - подчеркну - не демократии, а превращениюгосударства в источник частных паразитарных доходов), не одна лиздесь видимость альтернативы? Во всяком случае, на базе коалиции«чиновники + госбуры» госкапиталистическая альтернатива определенно невозможна.

Учитывая симбиоз постноменклатурных групп, впору говорить о «большой коалиции». Тут мы близко подходим к тезису о господствующем классе. Но подходим и к главному возражению. Насколько возможно идентифицировать указанные постноменклатурные образования не только в качестве совокупностей (классов) индивидов, обладающих определенными социальными признаками,но в качестве коллективных субъектов нашей общественной жизни?Таким актором выступает, пожалуй, только административно-поли­тическаяиерархия АПК со своей массовой клиентелой зависимых работников. Что касается, скажем, региональных олигархий - они поглощены борьбой за «между собой равноправие» во взаимоотношениях с федеральным центром, которая напоминает советскую очередь: все пекутся о порядке, и каждый норовит пролезть безочереди. Трудно обнаружить ассоциацию и в той части административно-хозяйственной элиты, которая была определена как госбур­жуазия⁴²¹. Про единство целей и действий бюрократической буржуазии и вовсе говорить не приходится.

Эвристически полезная модель «постноменклатурного конгломе­рата» все же не может быть признана в качестве итогового концепта. Верно отражая противоречивый характер, разнонаправленностьи обратимость социальных тенденций посттоталитарной «пере­ходности», концепция постноменклатурного конгломерата не дает главного - не определяет идеальный тип социального господства в современной России.