Конституция РФ

и структурно-функциональной организации, выдвинутой М.В. Ильиным190. Внимательный анализ позволяет предположить, что данная теория применима к описанию и объяснению конструктов нации как исторических феноменов.

Так, эон (особая темпоральность, «век») этноса как «замкнутая система, основанная на речевой коммуникации и прямом самодостаточном общении, характерная для доисторической стадии» и эон нации как «квазизакрытая политическая система, сочетающая черты открытости и закрытости, а также сохраняющая прошлое хронополитическое наследие» вместе обуславливают содержание формулы гражданской нации в конкретном историческом времени.

Именно поэтому, сегодня в условиях совершенно новой социальной реальности набор смысловой и символической формулы гражданской нации

это как «старое вино в новых мехах». Так произошло, к примеру, с гимном России. Мы лишь меняем форму смыслов и символов нации, интуитивно

подстраивая ее под русскую социокультурную матрицу.

Однако здесь существуют опасности попадания в ловушки таких сильных этнокультурных аттракторов как православие. В условиях, когда Русская православная церковь все более и более вторгается в политическое пространство и пытается приватизировать духовную легитимацию власти, обозначенные вызовы и угрозы вполне реальны191. Тогда мы получаем День народного единства не как национальный (светский) праздник, а нечто среднее между чествованием Иконы Казанской Богоматери и народными гуляниями.

Конечно, новые смыслы нации формируются, в том числе, и через дискурсы и риторику, через нарративы истории. И в этом смысле дискуссии о содержании Дня народного единства полезны. Однако здесь принципиально новых смыслов гражданской нации мы не формируем: нет «нового вина».

190Результатом подобного взаимодействия, как показал Ильин, как раз и являются политические симулякры и псевдоморфозы. См.: Ильин М. В. Ритмы и масштабы перемен (о понятиях «процесс», «измерение» и «развитие» в политологии) // Полис. 1993. № 2; Ильин М. В. Очерки хронологической типологии. Проблемы и возможности типологического анализа эволюционных форм политических систем. Ч. I. Основания хронополитики.

Ч.II. Хронополитическая перспектива. Ч. III. Отечественная хронополитика. М.: МГИМО, 1995; Ильин М. В. Хронополитическое измерение политики: за пределами повседневности и истории // Полис. 1997. № 1.

191Показательна рассадка приглашенных на церемонию представления ежегодного послания Президента Федеральному Собранию. 5 ноября 2008 года в очередной раз в Кремль были приглашены и иерархи ведущих церквей. Как и в прошлые годы, в первом ряду рядом с Председателями Совета Федерации и Государственной Думы С. Мироновым и Б. Грызловым, а также Председателем Правительства В. Путиным был посажен Патриарх Алексий II. Руководители других религий — ислама, буддизма, иудаизма и т. д. — заняли места даже не

рядом, а в последующих рядах.

231

Конституция и доктрины России современным взглядом

При этом актуальные и потенциальные смыслы гражданской нации возможны в трех временных локусах:

−как смыслы и символы прошлого: то, что объединяет нас в истории и социальной памяти;

−как смыслы и символы настоящего: то, что формирует лояльности к ценностям нации;

−как смыслы и символы будущего: то, что ожидает нас в содержании и реализации национальной идеи.

Наконец, желательно, чтобы предлагаемые ориентиры носили универсальный характер. Иначе говоря, одинаково легко воспринимались всеми

этнокультурными группами и общностями, формирующими гражданскую нацию. Как уже отмечалось, такими ориентирами могут стать наши культурные достижения. Как отмечает С. Анхольт, «брэндовая Россия — кладезь позитивных культурных ассоциаций, связанных с литературой, симфонической музыкой, архитектурой, оперой, балетом и общим богатым культурным наследием»192.

И если концепт нации формируется в большей степени элитами как политико-идеологический проект, то смыслы нации как «материал» для реализации проекта, конструируются при помощи представлений о должном и сущном нации, которые есть способ интерпретации и осмысления повседневной реальности. Именно такое понимание проблемы проистекает из теории социальных представлений, когда их познавательная функция тесно переплетается с коммуникативной: «группа обнажает свои контуры и обнаруживает свою идентичность посредством системы смыслов, придаваемых представлениям»193.

Таким образом социокультурные (цивилизационные) ценности гражданской нации наряду с ценностями прошлого и будущего (ретроспективными и перспективными) определяют идейные основы существования нации, участвуя в выработке ее фундаментальных мифологем и смыслов194.

* * *

Итак, этническая идентичность как культурный феномен находится в диалектической взаимозависимости с национальной идентичностью как политическим явлением. Отсюда следуют две другие взаимозависимости: между этничностью и смыслами российской нации, с одной стороны, и

192Анхольт С. СССР мешает // Московские новости. 2005. 10 июня. С. 8.

193Цит. По: Соловьев Э Г., Смирнов А. Н. Международный имидж современной России: дефицит привлекательности или дефицит идей? // Полис. 2008. № 5. С. 23.

194Слово «миф» в описании ментальных структур не является синонимом ложного или искажающего знания о мире. Миф, или точнее, «коллективный миф» — это, в первую очередь, особый способ постижения действительности, основанный преимущественно на вере. Он формируется в результате преломления реальности массовым сознанием и функ-

ционирует как сложная система стереотипов.

232

между смыслами гражданской нации и содержанием формулы российской нации, с другой.

Именно поэтому, нация должна стать рамочной идентичностью, связующей этнокультурное многое в единый политический организм. И только идентичность гражданская, идентичность политической нации, которая основывается на общем опыте, общих ценностях и общих смыслах, способна противостоять вызовам и угрозам многосоставного общества. И потому первоочередная задача проекта «Российская гражданская нация» — это закрепление в массовом сознании смыслов и символов нации. Ведь, согласно теореме Томаса, «если люди определяют некоторые ситуации как реальные, эти ситуации реальны в своих последствиях»195.

При этом формула российской гражданской нации может быть определена как «этничность — русская цивилизационная идентичность — гражданственность».

Заключение

Как мы уже отмечали всякая политика и этнополитика в том числе институализируется главным образом через нормативно-правовые акты: конституцию и законы.

В современной России этнополитика — это в первую очередь соотношение индивидуальных и групповых прав. И если строго придерживаться правила о том, что государство как социальный институт составляют равноправные граждане, а не равноправные этнические общности, то теряет всякий смысл спор о приоритетах или даже паритетах между личными и групповыми правами. Однозначно, что никаких приоритетов и паритетов групповых этнических прав над индивидуальными быть не может. Именно поэтому титульные этнические общности национальных субъектов РФ по определению не могут претендовать на территорию этих административнотерриториальных образований. Конечно, могут быть исключения, которые связаны с необходимостью защиты интересов самого существования каких-то этнических групп, находящихся в экстремальных условиях. При этом преференции должны получать не этносы как этнические группы, а общины, где живут эти группы. При этом эти общины могут быть как моноэтничными, так и полиэтничными.

Отметим, что нормы о правах и свободах человека и гражданина, закрепленные в Конституции РФ, соответствуют общей декларации прав человека, Международному пакту о гражданских и политических правах, Международному пакту об экономических, социальных и культурных правах, Декларации о ликвидации всех форм нетерпимости и дискриминации на

195 Thomas E., Znanietski F. The Polish Peasant in Europe and America: Vol. 1–5. Chicago, 1918–

1920.

233

Конституция и доктрины России современным взглядом

основе религии и убеждений, Декларации о правах лиц, принадлежащих к национальным или этническим, религиозным и языковым меньшинствам и другим международно-правовым актам196.

ВКонституции и законах РФ имеется значительное разнообразие в терминологии, обозначающем социальные общности, в том числе и этнические. При этом в тексте Основного закона нет упоминания российской нации. Здесь мы встречаем «народ», «многонациональный народ Российской Федерации», «народы», населяющие соответствующие территории, «национальные меньшинства», «коренные малочисленные народы», «малочисленные этнические общности», а также признает расовую и национальную принадлежность индивидов (преамбула, ст. 3, 9, 19, 26, 68, 69, 71, 72, 82). В законах РФ можно встретить «этнические группы», малочисленные этнические общности», малочисленные народы», «коренные малочисленные народы», «малочисленные коренные (аборигенные) народы» и т. д. Все эти термины имеют в основном символическое, а не практическое значение и во многом исходят из этнонационалистических допущений197.

Все эти термины, так или иначе, связаны с этническим меньшинством, понятийный статус которого до сих пор является дискуссионным и не закреплено в международно-правовых актах. Его нет и в Рамочной конвенции

озащите прав национальных меньшинств.

ВКонституции РФ нечетко разграничены предметы ведения РФ и ее субъектов относительно защиты прав этнических меньшинств. Так, Конституция устанавливает, что в ведении РФ находятся «регулирование и защита прав национальных меньшинств» (п. «в» ст. 71), а в совместном ведении РФ и ее субъектов — «защита прав национальных меньшинств» и «защита исконной среды обитания и традиционного образа жизни малочисленных этнических общностей» (п. «б» и «м» ч. 1 ст. 72).

Текущее нормативное регулирование прав этнических меньшинств и этнополитики как таковой в РФ осуществляется на трех уровнях:

−на федеральном уровне (в федеральных законах и подзаконных актах);

−на уровне субъектов РФ (в законах субъектов РФ, в подзаконных актах, издаваемых органами государственной власти субъектов РФ);

−на уровне местного самоуправления (в нормативных актах органов местного самоуправления и должностных лиц местного самоуправления).

Вместе с тем обозначенная система нормативного регулирования этнополитики в соврменной России имеет ряд пробелов на каждом уровне. Нет и единой концепции развития такой системы.

196См.: Пешперова И.Ю. Права национальных меньшинств и их защита в рамках Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) / И.Ю. Пешперова. СПб.: Издательский дом «Летний сад», 2001.

197Малахов В.С. Категория «Этническое меньшинство» в российском публичном и зако-

нодательном дискурсах / В.С. Малахов, А.Г. Осипов // Мир России. 2008. 33. С. 67–91.

234

Представляется, что наиболее адекватной специфике РФ является субсидиарная модель этнополитики, основанная на принципах мультикультурализма.

Таким образом, мы предлагаем внесение изменений в конституционноправовые акты РФ по двум направлением. Во-первых, трансформировать язык законов — речь идет о терминологической правке. Во-вторых, необходимы серьезные дополнения в нормативно-правовую базу, регулирующую этнополитику. В последнем случае речь главным образом идет о Концепции этнополитики в РФ, которая должна заменить морально устаревшую Концепцию национальной политики в РФ, и Федеральном законе «О национально-культурной автономии».

Необходимо ускорить и принятие основополагающего Федерального закона «Об основах государственной этнополитики», который в сегодняшнем варианте называется «Об основах государственной политики в сфере межэтнических отношений в Российской Федерации» и, по сути, может привести к выхолащиванию содержательной стороны этнополитики, сведением всего спектра этнического развития и взаимодействия к узкой нише собственно межэтнических отношений и этнокультурного развития.

Система доктринальных документов в сфере обороны: подходы России и Германии

Белозеров В.К. (Москва)

Оборона и безопасность — важнейшие функции государства, вытекающие из его обязательств перед своими гражданами. По большому счету, государство — оперируя положениями теории общественного договора — и существует потому и для того, чтобы создать необходимые условия для благополучия граждан и развития общества. Вполне правомерно, что соответствующие положения фиксируются в доктринальных документах многих государств, складывающихся в ряде случаев в упорядоченную систему. Разумеется, процесс формирования этих документов не может происходить по единым лекалам. Думается, что в силу ряда причин небезынтересным, достаточно поучительным и побуждающим к дальнейшему размышлению, будет сравнение систем доктринальных документов в сфере обороны и безопасности в России и в Германии.

235

Конституция и доктрины России современным взглядом

Организация обороны России и ее целевые установки

ВРоссии официальные установки относительно обороны страны изложены в Конституции страны и в других документах, прежде всего в Концепции национальной безопасности и в Военной доктрине.

Следует отметить, что в Конституции Российской Федерации, принятой

в1993 году, вопросам обороны страны уделено не так много внимания. Так, Конституция определяет, что защита Отечества является долгом и обязанностью гражданина Российской Федерации, который несет военную службу

всоответствии с федеральным законодательством (ст. 59). При разграничении полномочий органов власти центра и субъектов федерации оборона и безопасность отнесены к исключительному ведению Российской Федерации (ст. 71). При изложении полномочий Президента страны отмечено, что он утверждает военную доктрину (ст. 83) и является Верховным Главнокомандующим Вооруженными Силами (ст. 87). К ведению Совета Федерации отнесено решение вопроса о возможности использования Вооруженных Сил за пределами территории России (ст. 102). Обращает на себя внимание тот факт, что в прямой постановке предназначение Вооруженных Сил, создаваемых прежде всего для национальной обороны, в главном юридическом документе страны отсутствует.

Внастоящее время разрабатываются новые тексты доктринальных документов в сфере обороны и безопасности. В действующих же официальных документах конкретные, выраженные в концентрированном виде, понятные для граждан, ответы на вопросы о том, какие задачи и почему будет решать Российская армия в обозримом будущем, вычленить непросто. В заявлениях различных должностных лиц, как правило, можно услышать лишь наиболее общие рассуждения о том, что России нужна армия современная, подготовленная, хорошо оснащенная, профессиональная, мобильная, компактная, инновационная и т. д. Вместе с тем такие характеристики все же не дают ответа на вопрос, какие конкретно задачи предстоит решать армии в обозримом будущем и привлечения каких ресурсов это потребует.

Сама ситуация с доктринальными документами сложилась достаточно своеобразная. Так, о начале интенсивной работы над новой Военной доктриной было объявлено на конференции, проводившейся Академией военных наук (АВН) в январе 2007 года. К ведению академии, в соответствии с указом президента России, отнесена разработка научных основ военной доктрины страны. Президент АВН генерал армии М.А. Гареев сослался на то, что доктрина устарела, а впоследствии предположил, что основы новой доктрины могут быть разработаны до наступления 2008 года. Определение более конкретных сроков президент АВН почему-то поставил в зависимость от итогов парламентских выборов (которые, как известно, состоялись

вдекабре 2008 года), т. е. по сути — от обстоятельств сугубо внутриполи-

236

тической природы, а не от констант, отталкивающихся от ситуации в сфере обороны и безопасности.

Стоит между тем напомнить, что впервые вопрос о переработке действующих доктринальных документов в сфере безопасности и обороны встал в 2002 году. Тогда, после теракта в Москве, в театральном центре на Дубровке, В. Путин поставил задачу ряду должностных лиц внести изменения в Концепцию национальной безопасности, Военную доктрину, План применения Вооруженных Сил. Стоит отметить, что к тому моменту концепция

идоктрина — в новой редакции — действовали немногим более двух лет. Видимо, у главы государства имелись весомые основания, чтобы поставить вопрос о корректировке доктринальных документов. Приходится констатировать, что указание президента до сих пор не выполнено, о причинах чего можно только догадываться.

Думается, если необходимость и потребность в наличии новой Военной доктрины действительно существует, то импульс, требование по переработке существующего документа должно исходить в первую очередь от государственной власти, уполномоченной на это гражданами. Примечательно также, что руководители Министерства обороны России, как С. Иванов, так

иА. Сердюков, все же воздержались от каких-либо суждений относительно новой доктрины.

Когда утверждают, что документы, по которым безопасность и оборона России организуется вот уже более девяти лет, действительно устарели, то нужно внятно объяснить обществу, что же случилось. А то, может быть, получается так, что россияне продолжают беззаботно жить, счастливые в своем неведении. Следует пояснить, чем стране поможет новая доктрина и во что обойдется реализация ее установок. К тому же известно, что доктрина не является самостоятельным и автономным документом, поскольку в ней конкретизируются положения Концепции национальной безопасности, которая также еще не переработана. Иначе говоря, происходит то, для чего в русском языке используется выражение «ставить телегу впереди лошади».

Генерал Махмут Гареев справедливо утверждает, что «военная доктрина — это, по существу, декларация о политике государства в области обороны, объявляемая своему народу и всему миру», поэтому в ней не должно быть закрытых разделов. Верно также и то, что доктрина затрагивает интересы всех государственных структур, всего общества и всех граждан, следовательно, не оправдывает себя практика, когда Военную доктрину пыталась разработать определенная группа лиц в отрыве от общественности

ивоенно-научных кругов198. Между тем приходится констатировать, что широкого обсуждения доктрины не состоялось. Де-факто АВН и некоторые военные структуры монополизировали дискуссию вокруг военной доктри-

198 См.: Гареев М.А. Структура и основное содержание новой Военной доктрины // Военно-

промышленный курьер. 2007. № 3.

237

Конституция и доктрины России современным взглядом

ны. По крайней мере, об альтернативном видении проблемы представителями экспертного сообщества, учете различных точек зрения информации нет. Опыт обсуждения в 1999–2000 гг. проекта действующей доктрины показывает, что опубликованный текст не отличался от окончательного варианта. Иначе говоря, все предложения были отклонены или попросту проигнорированы.

Для обсуждения содержания новой доктрины, последовавшего на страницах печати после собрания АВН в январе 2007 года, характерно стремление перегрузить документ деталями, действительно важными для конкретного вида или рода войск, того или иного военного руководителя, но не позволяющими охватить картину обороны страны целиком. Не находит ли тем самым подтверждение вывод отечественного военного мыслителя Александра Свечина, сделанный им еще в 1920 году, о том, что «в области военного мышления в России царит интеллектуальная анархия»199? Не рационально ли сосредоточиться на политических вопросах, важных для нации в целом, вместо того, чтобы стремиться втиснуть в доктрину как можно больше всего? Кому нужны доктринальные документы: гражданам и власти или самим военным?

Как представляется, наличие ответа на последний вопрос позволит все поставить на свои места. Думается, что доктринальные документы важны в первую очередь для граждан и власти. Если же есть необходимость регламентировать частные вопросы деятельности Вооруженных Сил, то для этого существуют уставы, наставления, руководства и другие внутриармейские документы.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что развернувшаяся было дискуссия о новых доктринальных документах в сфере обороны и национальной безопасности и их содержании внезапно закончилась. В прессу просочилась информация о разработанной в закрытом режиме «Концепции строительства Вооруженных Сил Российской Федерации до 2030 года», которую практически никто и не видел, а в октябре 2008 года руководство военного ведомства заявило о масштабных преобразованиях в армии, формировании т. н. «нового облика» Вооруженных Сил. Логичен вопрос, на основании каких доктринальных установок осуществляется трансформация армии, к какому результату стремится этот процесс?

Даже депутаты Государственной Думы не имеют достаточной информации о ходе разработки важных для всей страны документов. Такое положение может быть оправданным только в том случае, если согласиться с утверждением, что наш парламент — не место для дискуссий. Но тогда и Россия — не демократическое государство. Пока же от некоторых депутатов исходит неподтвержденная информация о том, что Военную доктрину Ми-

199 Свечин А.А. Основы военной доктрины. В кн.: Постижение военного искусства. Идей-

ное наследие А. Свечина. М.: Военный университет, «Русский путь», 1999. С. 200.

238

нобороны России представит в сентябре 2009 года200. Можно утверждать, работа по формированию доктринальных установок, если она и ведется, организована в закрытом режиме. Как правило, скрытность авторов свидетельствует о слабости их позиций, неготовности отстаивать свою правоту.

Следует отметить, что чем яснее сформулирован политический заказ к Вооруженным Силам, тем яснее и понятнее для самих военных становится их собственная деятельность. И наоборот: чем более обтекаемы и расплывчаты политические формулировки в военно-доктринальных документах, тем больше вероятности, что военные руководители всех уровней будут дезориентированы, поскольку им трудно будет понять, чего от армии хочет верховная власть государства.

Внушает определенный оптимизм, что сегодня выраженное требование по переработке документов, определяющих конечную цель и содержание строительства Вооруженных Сил, исходят от государственной власти. Руководство страны неоднократно озвучивало требование организовать гражданский контроль в сфере обороны и безопасности201. Очевидно, что такой контроль не может быть связан вульгарными с «комиссарскими» и надзорными полномочиями, с некомпетентным вмешательством. Думается, речь должна идти о разделении в том или ином виде представителями экспертного сообщества ответственности в процессе совместного с военными специалистами начертания идеального образа армии будущего, к достижению которого надо стремиться.

Кстати, слово «контроль», пришедшее из английского языка, по своей этиологии в действительности выражает именно идею разделения ответственности, прямого вмешательства, руководства, а вовсе не простую проверку. Если проверка — это пассивная позиция стороннего наблюдателя, вмешательство и руководство предполагают разделение и ответственности за состояние дел. В действительности гражданский контроль представляет собой:

а) реализацию принципа примата политики над военной сферой; б) доминирование гражданских политических институтов, на законных

основаниях представляющих волю избирателей, в процессе принятия решений в сфере обороны.

Впроцессе такого руководства осуществляется, в частности:

−определение сфер, нуждающихся в вооруженной защите;

−определение условий и порядка применения военной силы;

−определение цели и приоритетов военного строительства;

200См.: Поросков Н. Бой без приказа // Время новостей. 2009. 12 февраля.

201Например, В.В. Путин, выступая 26 мая 2004 г. с президентским Посланием Федеральному Собранию, отметил: «Прошу иметь в виду Министерство обороны и правительство

вцелом: объемы затрачиваемых средств, интересы обороноспособности страны, а также важные социальные параметры реформы делают обязательным наличие гражданского

контроля за эффективностью идущих в армии преобразований».

239

Конституция и доктрины России современным взглядом

−интеграция армии в политическую систему и обеспечение взаимодействия с гражданским обществом;

−обеспечение лояльности личного состава армии (посредством решения социальных проблем военных, политического образования личного состава армии и флота и др.);

−координация действий всех компонентов военной организации. Видимо, основной акцент в военно-доктринальных документах дол-

жен быть сделан на изложении способов, условий, допустимых пределов использования военной силы в процессе реализации национальных интересов средствами вооруженного насилия. Декларативный же тон не соответствует характеру и духу доктрины, призванной быть руководством к действию. Чтобы Военная доктрина действительно стала таковой, следует пересмотреть целесообразность включения в нее тех теоретических положений, которые являются чрезмерно отвлеченными и практически не инструментальными, носят преимущественно морально-этический характер,

апотому никого и ни к чему не обязывают202.

Вкачестве примера могут быть приведено изложение в действующей доктрине рассуждений о справедливых и несправедливых войнах. Чтобы оценить уместность для доктрины подобных положений, достаточно попытаться убедить одну из сторон многочисленных конфликтов современности, что ее действия несправедливы. Ведя войну, оппоненты везде и всегда обвиняли друг друга и оправдывали справедливость своих действий. Нападая на Цхинвал, режим Саакашвили немедленно принялся убеждать всех в справедливости своих действий и, кстати, нашел поддержку. Поэтому целесообразнее четко сформулировать национальные интересы, которые мы будем отстаивать, в том числе посредством применения военной силы.

Политика безопасности и обороны Германии: с винтовкой, но без компаса?

Разумеется, Россия — не единственная страна, интенсивно формирующая систему доктринальных документов в сфере обороны и безопасности. Думается, довольно поучителен опыт Германии, где, взгляды на цели, условия, допустимые пределы, формы и последствия применения военной силы претерпевают существенные изменения.

В ФРГ официальные взгляды на возможные войны и конфликты, а также способы обеспечения безопасности страны в систематизированном виде изложены в ряде документов, которые в совокупности образуют иерархизированную структуру. К таким документам следует отнести прежде всего

202 Согласимся с мнением Свечина, который считал, что «доктрина почтения, прощения, соболезнования не способна выковать дух солдата; доктрина должна быть хищной и суровой, безжалостной к поражению и побежденным» (Свечин А.А. Указ. соч. С. 201).

240