Коллективная монография ВлГу. 2013. Том 1

лиания выпивает одну чарку вина для того, чтобы никого не обидеть своим ригоризмом.

После смерти двоих сыновей Иулиания пожелала удалиться в монастырь, но по совету мужа («не спасут нас ризы черные, если не по-монашески живем, и не погубят ризы белые, если богоугодное творим») осталась в миру, отказавшись только от плотского сожительства со своим супругом.

Повесть насыщена элементами психологизма (в противовес агиографическому канону сообщается, что Иулиания, будучи молодой и неискусной, «убоялась» бесов) и историческими реалиями: имена исторических лиц (священник Потапий, Недюревы, Лукины, Дубенские, Осорьины, Араповы); детали, касающиеся отношений между родителями и детьми, челядью и землевладельцами; события эпохи («великий голод» при Борисе Годунове).

Существует около 50 списков «Повести» и три редакции (краткая, пространная, сводная). Пространная редакция содержит риторическое вступление, многочисленные цитаты из Священного писания и святоотеческой литературы, призванные обосновать возможность подвига или спасения в миру.

О значении Повести, запечатлевшей облик праведницы XVII века, хорошо писал Г.П. Федотов: «Самый подвиг праведной Иулиании в его смиренной красоте дает понятие о том, как глубоко евангелие могло войти в совесть и преобразить жизнь древнерусского человека»220.

Семейное и народное почитание Иулиании Лазаревской началось еще в XVII веке, в 1903 году ее имя было внесено в «Верный месяцеслов». Ее называли также святой православной интеллигенции, так как деятельность Иулиании оцерковила народолюбие и социальное служение.

В XVII веке были составлены также Житие и служба святой праведной Иулиании Лазаревской221. Храм, где находились мощи святой, закрыли в годину гонений, а мощи были переданы в Муромский краеведческий музей. Когда храмы вновь стали возвращать Церкви, были возвращены и мощи св. Иулиании Лазаревской, которые ныне пребывают в муромском Храме Николы

220Федотов Г.П. Федотов Г.П. Святые Древней Руси. М.: Московский рабочий, 1990. С.

221Минин С.Н.. священник Очерки по истории Владимирской епархии (X-XX вв.) Вла-

димир: «Нива», 2004. С. 31.

131

Набережного. В настоящее время при Муромском филиале ВлГУ действует храм во имя святой, восстанавливается храм в селе Лазаревское.

Таков краткий очерк владимирской литературы древнерусского периода. За пределами нашего рассмотрения остались жития свв. Евфросинии и Евфимия Суздальских, Службы владимирским святым, гимнография. Этот материал помог бы еще ярче выявить евангельскую основу религиозных ценностей литературы этого периода – любовь к Богу и ближнему, идеал человека кроткого, смиренного и милосердного.

Вместе с тем было бы опрометчиво утверждать, что после XVII века эта традиция прервалась во владимирской литературе. Творчество А.И. Герцена, И.С. Шмелева, М.И. Цветаевой, К.Д. Бальмонта, И.Ф. Наживина, А.И. Солженицына, С.И. Фуделя, В.А. Солоухина и других доказывает обратное. Многие из этих писателей именно во Владимире смогли преодолеть личностный и творческий кризис.

Религиозные темы переживают свое второе рождение и в творчестве современных владимирских поэтов и прозаиков. Достаточно напомнить «Сны о Рублеве» В.М. Улитина, сборник стихотворений Д.В. Кантова «Золотые ворота России». В 2013 году книги уроженца владимирской земли, выпускника Владимирского государственного педагогического университета (ныне – профессора университета г. Сегед в Венгрии) Валерия Лепахина вошли в короткий список Патриаршей премии по литературе.

Совершенно новым явлением современной литературной жизни является творчество священнослужителей, например, творчество священника и писателя Александра Дьяченко (протоиерей Александр Брагар), ставшего лауреатом премии «Просвещение через книгу» В 2013 году в издательстве «Никея» вышла его новая книга «В круге света».

Все это могло бы составить материал для второй части очерков. Пока же ограничимся обсуждением темы, имеющей косвенное отношение к собственно литературному процессу, но все-таки значимой в контексте интересующего нас вопроса: роль художественной литературы в наследии епископа и священоисповедника Афанасия (Сахарова), чья жизнь и труды (собирание материалов по истории русской святости, правка богослужебных книг) явля-

132

ются связующим звеном между древнерусской и современной религиозной и культурной традицией. Опыт святого близкого нам времени (ум. в 1962 году), на наш взгляд, способен стать опорой в преодолении кризисных явлений современности, разделения Церкви и культуры, в частности. Сразу отмечу, что это опыт человека, называвшего свою культурность «липовой».

Литературные познания служили святителю Афанасию важнейшим подспорьем в главном деле его жизни, - в приближении смысла православного богослужения к уму и сердцу русского человека. Так, разъясняя особенности богослужения, он упоминает названия жанров (гимны, элегии), речевых фигур (сравнения, антитезы), говорит о благозвучии и красоте литургических текстов. Конечно, он сознает, что это только вспомогательные средства для разумного восприятия богослужебного слова, но средства необходимые: «Неисчислимые богатства духовные, заключающиеся в нашем Богослужении, в наших книгах церковных, в своем сочетании представляют дивную гармонию, заключены в чудную оправу священной поэзии. Здесь и величественные гимны Дивному и Высокому паче всех царей земных Творцу и Промыслителю Богу. Здесь же за сердце хватающие, способные заставить плакать и зачерствелую душу скорбные элегии, покаянные вопли грешного человечества, на стране далече тоскующего об утраченном отечестве. Богатство смысла и разнообразие содержания наших церковных песнопений облечено в изящные формы изложения, и сила мысли соединяется со стройностью и звучностью слова, с легкостью и красотой выражений»222.

Вместе с тем Владыка был далек от обожествления изящества и художественности богослужебных текстов самих по себе, подчеркивая, что «многие из молитв и песнопений церковных не были плодом искусственного сочинительства, но непосредственно выливались из души лучших представителей Церкви, не всегда даже в достаточной мере образованных, в моменты их наибольшего вдохновения, в моменты духовного подъема и восторга… Но разве одна внешняя красота и художественность риторической отделки может умилить сердце, возвести его к созерцанию?»223

222Сергий Сахаров Настроение верующей души по Триоди постной. М., 1997. С. 10.

223Там же. С. 12.

133

Труды святителя Афанасия, отдельные суждения в его письмах помогают яснее представить, какими Владыка представлял себе литературные достоинства богослужебных текстов. Он ценил в них точность, краткость, отсутствие «сочинительства» и ораторского «украшательства». Так, в письме епископу Новгородскому и Старорусскому Сергию (Голубцову) о «Слове похвальном на Собор всех русских святых» говорится: «похвала каждому святому из одной, двух, не более трех фраз должна быть не столько плодом ораторского таланта составителя. Эти похвалы должны быть сложены из характеристик наших святых, выбранных из летописных отзывов о них, из древних житий и других памятников. Похвалы должны быть составлены по возможности из точных выражений памятников. «Слово похвальное» должно быть не сочинено, а составлено»224.

У епископа Афанасия были свои представления о литературных качествах исследовательских работ в области богословия. Объектом его критики оказывалась «многоученость в стиле». Процитировав одну из статей, где встречались слова «дискурсивный», «адекватный», «трансцендентный», он замечает: «Если бы все эти, в настоящий момент чрезвычайно нужные и полезные, статьи реферировать простым, понятным и для неискушенных в мудреной научной терминологии простых верующих людей, как это было бы желательно»225.

Письма Святителя Афанасия позволяют воспроизвести круг его чтения: А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Н.В. Гоголь, И.С. Никитин, А.К. Толстой, В. Солоухин. Встречаем также упоминания «Илиады» и сборника «Древнечешская литература». Любимым его поэтом был А.К. Толстой и особенно «Иоанн Дамаскин», «Поток-богатырь», «Баллада о тенденции», «Садко» и др. Сокрушаясь о невозможности совершать богослужение в тюремных условиях, епископ прилагал к себе строчки из «Иоанна Дамаскина»: «Я очень люблю А.К. Толстого «Иоанна Дамаскина» и иногда дерзновенно прилагаю к себе те слова, которые он произносит после того, как ему запрещено было писать песнопения: ―Так вот где ты таилось отреченье, Что я не раз в молитве при-

224Собрание писем Святителя Афанасия (Сахарова). М.: «Правило веры», 2001. С. 50.

225Там же. С. 416-417.

134

зывал, Моей отрадой было песнопенье, И в жертву Ты, Господь, его избрал‖. А о себе я дерзаю сказать: ―Моей отрадой было богослужение, и в жертву Ты, Господь, его избрал‖»226. Владыка живо интересовался также советскими изданиями сочинений Пушкина и Гоголя и спрашивал: «Не приходилось ли Вам сравнивать теперешние их издания с прежними?»227

В общении со своими духовными детьми, давая советы и наставления, епископ Афанасий не раз обращался к помощи русской поэзии XIX века. Говоря Н.С. Фиолетовой о том, что скорбь и печаль по усопшем человеке должны быть умеренными, он пишет: «В недошедшем до Вас письме я приводил выдержку из стихотворения И.С. Никитина «Тяжел ваш крест…»228. В письме А.И. Брайкиной снова цитирует Никитина, на этот раз стихотворение «Молитва дитяти». В другом письме той же корреспондентке цитирует «Молитву» («В минуту жизни трудную…») М.Ю. Лермонтова, хотя и называет поэта «совершенно светским человеком»229.

Хорошо известно, что русская литература XIX века создала множество символических образов. Некоторые из них использует епископ Афанасий в своих литургических трудах, обнаруживая при этом и точность понимания художественного текста, и умение использовать его материал в контексте богословских размышлений. Вот как используется им образ чеховского «человека в футляре» в книге «О поминовении души по Уставу православной Церкви»: «Теперь уставным считают не то, что действительно соответствует букве и духу Церковного Устава, а то, к чему привыкли, как к установившемуся. Но следует ли отсюда, что со всем этим надо мириться, что опасение чеховского «человека в футляре» «как бы чего не вышло» надо поставить выше необходимости принятия неотложных мер против беззаконного нарушения и искажения церковно-богослужебных законоположений и что надо

226Собрание писем Святителя Афанасия (Сахарова). М.: «Правило веры», 2001. С. 382.

227«К Воскресению надо пройти чрез свою Голгофу». Непубликовавшиеся письма Святителя Афанасия (Сахарова), епископа Ковровского к А.И. Брайкиной // Свет невечерний. Журнал Владимирской епархии РПЦ (МП). 2002. № 4. С. 13.

228Собрание писем Святителя Афанасия (Сахарова). М.: «Правило веры», 2001. C. 335.

229«К Воскресению надо пройти чрез свою Голгофу». Непубликовавшиеся письма Святителя Афанасия (Сахарова), епископа Ковровского к А.И. Брайкиной // Свет невечерний. Журнал Владимирской епархии РПЦ (МП). 2002. № 3. С. 11, 13.

135

отказаться от попыток вернуть в законное церковное русло далеко уклонившуюся от него современную церковно-богослужебную практику?»230

Дважды в дошедшем до нас наследии Святителя встречается образ великого инквизитора, оказываясь, от противного, действенным средством христианской проповеди: «Но Церковь не только судия. Она и любвеобильная мать, прибегающая к строгости лишь в редких, исключительных случаях. Это совсем не то, что «мы разрешим им хотя бы и грех, но с нашего позволения» (слова великого Инквизитора у Достоевского)»231. В письме П.Н. Савицкому епископ Афанасий пишет о красоте готических храмов: «Они обольстительно обманчивы, как много обольстительно обманчивого в латинском христианстве, где церковное стараются приправить и погуще приправить мирским, опасаясь, что чисто церковное не по вкусу придется многим. Отсюда: «Мы позволим им и грешить, только с нашего ведома» («Великий инквизитор» Достоевского)»232.

Считая свою культурность «липовой», сетуя на отсутствие литературного дарования, епископ Афанасий всячески поощрял литературные занятия своих чад, и не только в области собственно богослужебной, но и в области сохранения семейного и жизненного предания. Известно, что он не мог находиться рядом со своей матерью в последние дни ее жизни и писал в этой связи А.И. Брайкиной: «…вот тогда попрошу Александру Ивановну поподробнее расспросить о том, как жила последнее время мама, о последних днях ее жизни, болезни, смерти, при погребении и проч. И записать все. Мне много писали об этом, но мои корреспонденты не имеют литературного таланта, нет у них литературных навыков. Я храню выдержки и из их писем, они дороги мне»233.

Марию Соколову Владыка Афанасий призывал подражать благочестивой Кассии и «взять на себя послушание церковного песнотворчества…, вос-

230 Епископ Афанасий (Сахаров) О поминовении усопших по Уставу православной Церкви. СПб.: САТИСЪ, 1999. С. 9.

231Там же. С. 21.

232Собрание писем Святителя Афанасия (Сахарова). М.: «Правило веры», 2001. С. 401.

233Свет невечерний. Журнал Владимирской епархии РПЦ (МП). 2002. № 4. С. 9.

136

хвалить святых жен, особенно Вам тезоименитых»234. Полиевкте Карташовой, много лет помогавшей мужу в его литературных трудах, Святитель передавал благословение «окончить неоконченное»235. Петра Савицкого благословлял на написание исследования о Московском кремле и западных кремлях, на написание «Стихотворений в прозе» о владимирских соборах и храмах. В письмах Савицкому встречается и очень ценный в литературно-критическом отношении отклик епископа Афанасия на эти «Стихотворения в прозе»: «Древняя Русь не чуждалась Запада. Когда было нужно, она собирала мастеров со «всех земель», в том числе и с Запада. Но от них брала только то, что ей было нужно и полезно. А все оформляла на свой святорусский лад, в том духе, как прекрасно сказано в «Стихотворении в прозе», посвященном нашему Успенскому собору»236.

Переписка Святителя доносит до нас имена незаслуженно забытых или насильственно исключенных из нашего культурного сознания поэтов и писателей. Процитируем письмо А.И. Брайкиной: «Вы не раз приводили стихотворения А.В. Круглова. Мне всегда нравились его стихи. Одно время я выписывал его «Дневник писателя». Прекрасный журнал. Не знаете ли Вы: не было ли напечатано полное собрание его сочинений? Впрочем, если и было, теперь его не достанешь. А приятно было бы почитать» 237 . Конечно, полное собрание сочинений А.В. Круглова, ушедшего из жизни в 1915 году и похороненного в Троице-Сергиевой Лавре, так и не было издано, а имя поэта осталось известным небольшому числу составителей библиографических справочников и архивным сотрудникам.

Хотелось бы напомнить, что, помимо стихотворений, у А.В. Круглова была замечательная программа издания книг для детей и юношества, целью которой он полагал воспитание скромных и полезных, а не только героических, идеалов: «… необходимости упорства в труде, энергии, запала для вседневной борьбы нет у большинства русских людей; среди них встречаются немало героев доблестных… и очень мало работников, способных к скром-

234Собрание писем Святителя Афанасия (Сахарова). М.: «Правило веры», 2001. С. 394.

235Там же. С. 430.

236Там же. С. 419.

237Свет невечерний. Журнал Владимирской епархии РПЦ (МП). 2002. № 4. С. 13.

137

ному и полезному делу, к ежедневному будничному подвигу на благо свое и ближних»238.

Владыка Афанасий в своих письмах напомнил также об издававшемся А.В. Кругловым «Дневнике писателя» (издавался с 1907 по 1914 год). Импульсом к его изданию стали явные признаки «смутного времени» - упадок вкуса и рост варварских инстинктов в современном человеке. Это был ежемесячный, иллюстрированный, общедоступный журнал, включавший стихи и прозу, житейские и литературные воспоминания, очерки, посвященные благотворительности, детским садам, книжные и журнальные обозрения. На страницах журнала обсуждались вопросы детского и юношеского воспитания, современной литературы. А.В. Круглов выступал на страницах журнала как критик безоглядного либерализма, бездействия, народного невежества и говорил: «Мы боимся всего, что связано с Церковью, и… обходим Евангелие, отрицаем значение Житий Святых»239. Говоря о том, что Закон Божий нужен всем, А.В. Круглов предостерегал от формального подхода к преподаванию этого предмета: «Так создавайте же христиан, проникнутых духом Евангелия, Церкви, а не теоретиков-знатоков, у которых закон Божий только в памяти ( и то ненадолго), а не в сердце, не в душе»240.

Невозможно не привести и очень современно звучащие слова А.В. Круглова о свободе: «Свобода желательна до предела, от которого начинается зло и истекает вред для общественного организма. Тут же ей можно сказать: прекрасная! Вы подошли к опасным местам, во имя самосохранения не переступайте границу! Вы не желаете слушать доброго совета? Ну, что ж, няня имеется. Няня, сопровождайте прекрасную!»241

Подытоживая сказанное, отметим, что знание художественной литературы, слово художественное было важнейшей частью церковного служения епископа Афанасия, служения словом делу сохранения церковного предания,

238Рейтблат А.И. Круглов А.И. // Русские писатели. 1800-1917. Биографический сло-

варь. Т. 3. М., 1994. С. 168-169.

239Круглов А.И. Литература «маленького народа». Критико-педагогические беседы по вопросам детской литературы. М., 1897. Вып.1. С. 153-154.

240Дневник писателя. 1914. Февраль. С. 137.

241Дневник писателя. 1914. Апрель. С. 39.

138

церковной проповеди и воспитания духовных чад. Литература как часть земного бытия человека в данном случае оказывалась средством спасения, служила и не противоречила духовной жизни. Представления Владыки Афанасия о художественной литературе во многом созвучны представлениям многих других известных христиан XX века.

Все сказанное позволяет поставить вопрос о создании рабочей группы, которая изучила бы дореволюционный опыт преподавания словесности в духовных учебных заведениях, а также опыт, накопленный западными христианами, особенно в XX веке. Конечным результатом такой деятельности могли бы стать программа и учебник, так как все опубликованные на сегодняшний день пособия – это первые попытки, не получившие широкого обсуждения и дальнейшего развития. Литературное образование могло бы стать и частью воспитательной работы в семинариях. К этой замечательной дореволюционной традиции, когда в семинариях отмечали юбилеи русских писателей, проводили литературно-музыкальные вечера, можно было бы вернуться. Надеюсь, все это, наряду с другими, тоже очень важными вещами, поможет воспитать будущих служителей слова действительно светлыми личностями, к которым потянутся и образованные, и простые люди в поисках спасения души.

Глава 5. Очерк истории Владимирской свято-Феофановской духовной семинарии

В 2010 году исполнилось 260 лет Владимирской свято-Феофановской духовной семинарии, одному из старейших учебных заведений России. Ее история начинается с Высочайшего Указа императрицы Елизаветы Петровны. В 1744 году была восстановлена древняя Владимирская епархия, выделенная в числе 4 других епархий из Синодальной области. С восстановлением Владимирской епархии встал вопрос об открытии в кафедральном городе Владимире духовной семинарии. Этого требовал и «Духовный Регламент», и Высо-

139

чайшие именные Указы. К 1750 году, году открытия Владимирской семинарии, средних духовно-учебных заведений в России было уже 22.

В то время на территории Владимирской губернии не было ни одного учебного заведения подобного уровня, потому что Суздальская архиерейская школа, открытая в 1723 году, с 1743 по 1755 год не действовала. Семинария в Переславле Залесском была учреждена лишь в 1753 году.

Весной 1749 года во Владимир прибыл новоназначенный епископ, член Святейшего Правительствующего Синода Платон (Петрункевич). Преосвященный Платон был архипастырь энергичный и просвещенный. Одним из первых деяний Владыки Платона было учреждение духовной семинарии. В августе месяце того же года Богородицкий Свято-Успенский женский монастырь, помещавшийся на том месте, где до 1918 года находилась духовная семинария, распоряжением Владыки был упразднен. Монастырские келии было велено перестроить для помещений семинарии. Деньги были отпущены из казенного приказа Его Преосвященства.

По епархии были разосланы указы, в которых священноцерковнослужителям повелевалось представить своих детей к началу января 1750 года для обучения в новооткрывающейся семинарии. Обучение в духовных школах «в надежду священства» было делом новым для Владимирского духовенства, и родители хотя и дали подписки, но замедлили доставку своих детей во Владимир к назначенному сроку. Приемные испытания начались лишь в конце января 1750 года. К их началу прибыло около 800 детей. Однако из за абсолютной неграмотности к обучению было допущено около 100 человек.

27 января 1750 года была утверждена так называемая семинарская контора, орган внутреннего управления семинарскими делами. Вслед за этим открылись и учебные занятия. Возглавил Владимирскую семинарию уроженец Чернигова архимандрит Павел (Томиловский), первыми учителями стали питомцы южнорусских школ иеродиакон Гедеон и мирянин Илья Васильев. Но подлинно первым ректором Владимирской духовной семинарии стал архимандрит Товия (Кремповский), которого по просьбе Преосвященного Платона направил во Владимир в 1753 году святой Иоасаф, епископ Белгородский, кото-

140