Коллективная монография ВлГу. 2013. Том 1

вые и общеизвестные предания, синодики, иконы, книги. Он также несколько раз указывает на житие преподобного Антония и житие преподобного Феодосия, составленное Нестором. Поэтому патерик справедливо считается не только литературным памятником, но и историческим источником. Убеждения владимирского епископа подействовали на Поликарпа, и он остался жить в Печерской обители простым черноризцем, а в послушание своему настоятелю Акиндину взял на себя труд написать поучение для будущих иноков.

Историческая ценность памятника заключена также в том, что он является ценным свидетельством о преемственности Киевской и Владимирской Руси.

Выше уже говорилось о появлении не одного, а нескольких литературных центров в пределах Северо-Восточной Руси. Так, с именем Ярослава Всеволодовича (1213-1236) связаны три памятника: «Летописец Переяславля Суздальского», «Моление Даниила заточника», «Слово о погибели земли русской». Поскольку названные памятники теснее других привязаны именно к переяславской земле, мы не рассматриваем их в данном очерке. Отметим лишь очень важные черты, на которые указал В.М. Истрин. Они нуждаются в дальнейшем осмыслении историками, литературоведами, искусствоведами: соединение деталей греческого, южнославянского и западноевропейского искусства. Каким бы путем ни приходило это влияние, - пишет академик, - путем ли влияния таких же памятников искусства или посредством снимков с натуры – во всяком случае это свидетельствует о культурных связях СевероВосточной Руси с Западной Европой, начавшихся еще в XII веке»212.

4.2. Период татаро-монгольского нашествия

Татаро-монгольское нашествие надолго приостановило культурное развитие Руси, в том числе и летописание. Но оно продолжается в новых центрах или по-прежнему ведется в княжествах, не завоеванных кочевниками. Одним из самых раних списков русских летописей считается Лаврентьевская лето-

212 Истрин В.М. Очерк истории древнерусской литературы домосковского периода ( XIXIII вв.). М.: Издательский центр «Академия», 2002. С. 277.

121

пись, созданная в 1377 году и названная так по имени монаха Лаврентия, который переписывал ее со своими помощниками. До нашествия Батыя летописание велось во Владимире, а после разгрома Владимира переходит в Ростов, где его традиции продолжает ростовская княгиня Марья.

Лаврентьевская летопись содержит подробный рассказ об осаде и захвате Владимира. Здесь обращают на себя внимание эпизод с молодым княжичем Владимиром Юрьевичем, которого тататры привели к стенам города для устрашения владимирцев, рассказ о падении города, исполненный сострадания к его горестной участи. Вместе с тем летописное повествование содержит свидетельства о мужестве и самоотврженности владимирцев перед лицом смертельной опасности. Так, архиепископ Митрофан воодушевляет княжескую семью и горожан, призывает их к мужественному сопротивлению, говорит о «тленности сего и скоро минующего жития»: «Чада, не убоимся искушений от нечестивых, не будем помышлять о тленном сем и скороминующем житии, но попечемся о том нескороминующем – житии с Ангелами. Если град наш и возьмут оружием и предадут смерти, - я, чада, поручитель за то, что Вы примете от бога нетленные венцы».

Выдающимся литературным деятелем эпохи татаро-монгольского нашествия является святитель Серапион Владимирский, архимандрит КиевоПечерского монастыря, рукоположенный в епископы в 1274 году (ум. в 1275 году). За обличительные проповеди его называют Иеремией татарского ига, «учительным зело в Божественном писании». До нас дошло пять поучений, но есть предположения, что их было больше. Они представляют ценность как в общественном, так и литературном отношении.

Назовем эти проповеди: 1) «О казнех Божиих и о ратех» («Слышасте, братие, самого Господа»; 2) «Поучение, да престанем от грех наших» («Многу печаль в сердце»); 3) «О казнех Божиих и о ратех» («Почюдим, братие, человеколюбие»; 4) «Мал час порадовахся»; 5) «Слово о маловерьи» («Печаль многу имам»).

В событиях своего времени, в нравственном состоянии людей святитель Серапион усматривал указующий перст Божий. Он открывает своим современникам религиозно-нравственный смысл происходящего: грехи люд-

122

ские, с оставлением которых должны прекратиться и несчастья. Он настойчиво обличает недостатки людей своего времени: грабежи, ссоры, неправедные суды, сквернословие, грязные прелюбодеяния, ложные клятвы и доносы. Поводом к обличениям становилось не только нашествие врагов, но и природные бедствия: землетрясения, мор, голод. Третье поучение тоже содержит призыв к покаянию. Четвертое интересно с точки зрения изучения религиоз- но-нравственной жизни владимирцев того времени. Святитель Симон указывает на обычай сжигать волхвов, в которых многие видели козлов отпущения,

ииспытывать их посредством погружения в воду. Святитель Симон настойчиво подчеркивает мысль, что несчасться попускаются Богом за грехи, а не по желанию волхвов: «Если же кто скажет: ―И раньше были землетрясения и войны, и пожары ведь были‖, то отвечу: ―Так и было, но что потом было с нами? Не было ли голода? Не было ли мора? Не было ли ратей многих? Мы же все равно не покаялись, до тех пор пока не пришел на нас по попущению божественному народ безжалостный, и землю нашу опустошили, и города наши попленили, и церкви святые разграбили, отцов и братьев наших перебили, и над матерями и сестрами надругались‖».

Вдругом послании вновь дается выразительная картина народных бедствий: «Вот уже к сорока годам приближаются страдания наши и мучения, мы обложены тяжелыми поборами, всюду голод, болезни, вдоволь хлеба своего поесть не можем, вздохи наши и печали иссушают кости наши…». И вновь в послании звучат призывы к покаянию и надежда на милость Божию.

Поучения насыщены цитатами из Священного Писания: «Как сказал пророк: ―Господь с небес взглянул, чтобы видеть, есть ли кто, разумеющий или ищущий Бога, но все уклонились совместно‖, и далее: «Неужели не вразумятся творящие беззаконие, поедающие народ мой вместо хлеба? Апостол же Павел непрестанно восклицает, говоря: ―Братья, не участвуйте в злобных деяньях и темных, ибо лихоимцы и грабители вместе с идолослужителями осуждены будут‖». Моисею вот что сказал Бог: ―Если обидой обидите вдову

исироту, возопят ко мне, слухом услышу вопль их, и разгневаюсь яростью, и погублю вас мечом‖; «Вспомните истинно написанное в Божественных книгах, что и Владыки нашего самая важная заповедь — любите друг друга, ми-

123

лость имейте ко всякому человеку, любите ближнего своего как самого себя, тело свое сохраняйте чистым, не оскверняя его, а коль осквернили, то очистите его покаяньем; не возгордитесь, не воздайте злом за зло. Весьма ненавидит Господь Бог наш злопамятного человека. Как можем сказать: ―Отче наш, отпусти нам грехи наши‖, а сами не прощаем? Какою, сказано, мерою мерите, той и отмерится вам».

В пятом поучении святитель Серапион указывает еще одну причину человеческих бедствий – маловерие. Упорство в грехе он объясняет именно недостатком веры человека, считающего себя бессмертным, не желающего вразумляться казнями Божиими. Тем не менее проповедник не устает повторять свой призыв: «Потому вам, моляся, говорю: раскаемся все мы от сердца

– и Бог оставит свой гнев, отвратимся от всех злодеяний – и пусть Господь Бог к нам вернется. Ведь знаю я и вам говорю, что за мои грехи все эти несчастья творятся. Придите ж со мной на покаяние, и вместе умолил мы Бога, ибо я знаю: если покаемся мы – будем помилованы; если же не оставите вы безумья и неправды, то увидите худшее после».

К литературно-художественным достоинствам памятника относятся простота, яркость языка, эмоциональность, искренность. Сохраняя связь с лучшими традициями учительного красноречия Киевской Руси, Серапион избегает аллегоризма, витиеватости. Поучения вошли в состав сборников, читавшихся древнерусскими книжными людьми, - «Златая цепь», «Измарагд», «Златоуст».

Святитель и церковный писатель Серапион Владимирский был погребен в Успенском соборе Владимира. Это захоронение пользовалось особым почитанием, о чем сообщает историк собора протоиерей Иоанн Виноградов. К месту блаженного его покоя приходили с болящими младенцами и, при совершении заупокойной литии о святителе, испрашивали себе исцеление. В надписаниях его «Слов» епископ называется «святым. Преподобным и блаженным», в рукописных святцах упоминается в числе святых. Его память отмечается 23 июня/6 июля в Соборе Владимирских святых.

Переходя к характеристике «Жития Александра Невского» отметим, что еще при жизни князя Александра Ярославича Невского создавались уст-

124

ные рассказы о его воинских подвигах. Они имели хождение как во ПсковоНовгородской, так и Владимирской землях. Сразу после смерти князя была написана небольшая повесть-характеристика. Из-за краткости и сухости изложения, акцента на военных подвигах князя повесть не могла получить большое распространение. Один из младших дружинников князя, возможно, принявший монашество, написал «Житие святого князя Александра». Оно получило распространение и стало переписываться, но вскоре заметили еще один пропуск – рассказ о шести храбрецах, участвовавших в Невской битве и о небесной помощи во время Невской битвы. Когда появился третий вариант повести, он стал распространяться в списках и вошел в Лаврентьевскую летопись. В Лаврентьевской летописи оно встречается после летописного указания: «Того же лета преставися великий князь Александр, сын Ярославль», а в Псковской летописи помещено под заглавием «Повесть о житии и о храбрости благоверного и великого князя Александра». Его принято называть «Житием»213. После канонизации Александра Невского в XVI веке появилась потребность иметь действительное «Житие». Оно составлялось на основе старых, но дополнялось, во-первых, выписками из летописей, а во-вторых, описанием чудес над гробом Александра. Изменился и литературный облик текста, испытавший влияние экспрессивно-эмоционального стиля южнославянских переводов.

Рассмотрим версию «Жития», как оно сложилось в окончательном варианте XIII века. Для этого текста характерно соединение двух жанровых традиций: агиографической литературы и воинской повести. К агиографическим чертам следует отнести формулу авторского уничижения, которыми повесть открывается: «Я, жалкий и многогрешный, недалекий умом, осмеливаюсь описать житие святого князя Александра, сына Ярославова, внука Всеволодова». Принципиально важно избавиться от стереотипа, согласно которому эти слова выражают сознание умственной ограниченности или отсталости. Напротив, с точки зрения христианской антропологии, слова выражают авторское смирение. Автор сознает свою «худость» по сравнению с величием

213 Истрин В.М. Очерк истории древнерусской литературы домосковского периода ( XIXIII вв.). М.: Издательский центр «Академия», 2002. С. 297.

125

святого человека и в то же время надеется на помощь и милость Божию в своем труде: «Хотя и прост я умом, но все же начну, помолившись святой Богородице и уповая на помощь святого князя Александра».

Другой агиографической чертой является указание на праведное происхождение князя. Автор сообщает, что Александр Невский «родился от отца милосердного и человеколюбивого, и более всего - кроткого, князя великого Ярослава». В тексте, говоря далее, рассказывается о молитвах князя перед сражениями и приводятся тексты молитв: «разгорелся сердцем, и вошел в церковь святой Софии, и, упав на колени пред алтарем, начал молиться со слезами: "Боже славный, праведный. Боже великий, сильный. Боже превечный, сотворивший небо и землю и установивший пределы народам, ты повелел жить, не преступая чужих границ"». При этом князь уповает не на силу, а на правду и святую Троицу. Перед битвой на Чудском озере князь снова молится: "Суди меня. Боже, рассуди спор мой с народом неправедным и помоги мне. Господи, как в древности помог Моисею одолеть Амалика и прадеду нашему Ярославу окаянного Святополка".

Как святой человек, Александр необычайно милостив. Будучи военачальником и одержав очередную победу, он «иных, помиловав, отпустил, ибо был безмерно милостив». Милосердие проявляется и в бесчисленной помощи суздальцам после нашествия Неврюя: «После разорения Неврюем земли Суздальской князь великий Александр воздвиг церкви, города отстроил, людей разогнанных собрал в дома их».

За праведную жизнь князь Александр вознагражден долголетием от Бога: «Наполнил же Бог землю Александра богатством и славою, и продлил Бог дни его»; «И умножились дни жизни его в великой славе, ибо любил священников, и монахов, и нищих, митрополитов же и епископов почитал и внимал им, как самому Христу». Перед смертью князь принимает монашество и схиму, и этот факт его жизни описан как еще одно проявление милости Божией.

К агиографическим элементам сюжета относятся посмертное чудо («Когда было положено святое тело его в гробницу, тогда Севастьян-эконом и Кирилл-митрополит хотели разжать его руку, чтобы вложить грамоту духовную. Он же, будто живой, простер руку свою и принял грамоту из руки

126

митрополита»), видение воину Пелгусию («Когда же начало всходить солнце, он услышал шум сильный на море и увидел один насад, плывущий по морю, и стоящих посреди насада святых мучеников Бориса и Глеба в красных одеждах, держащих руки на плечах друг друга. Гребцы же сидели, словно мглою одетые. Произнес Борис: "Брат Глеб, вели грести, да поможем сроднику своему князю Александру»).

Автор «Жития» нередко прибегает к библейским аналогиям и параллелям. Библейские персонажи Иосиф, Самсон, Соломон, пророк Исайя, царь Давид – это своего рода прообразы и прототипы древнерусского князя, помогающие понять смысл его действий и поступков.

Вместе с тем в тексте очевидны сюжетные и персонажные параллели с воинскими повестями. Исследователи предполагают, что на автора повлияла «Повесть об Иудейской войне» Иосифа Флавия214. Оттуда позаимствован образ Веспасиана. Рассказ о Невской битве перекликается с рассказами об осаде Титом Иерусалима у Иосифа Флавия и о нашествии Сеннахерима на Езекию.

Влияние героических песен ощущается в изображении «шести удальцов» (указание имени и краткое описание действия) и в описании восхищения Батыя доблестью Александра: «И увидел его царь Батый, и поразился, и сказал вельможам своим: "Истину мне сказали, что нет князя, подобного ему"».

Присутствие двух жанровых традиций не делает текст эклектичным. Во-первых, включение элементов воинской повести в текст о святом князе, военачальнике и дипломате совершенно органично. Во-вторых, лирическое отношение автора к своему герою выполняет в «Житии» объединяющую функцию, придающую тексту особую целостность. «О горе тебе, бедный человек! Как можешь описать кончину господина своего! Как не выпадут зеницы твои вместе со слезами! Как не вырвется сердце твое с корнем! Ибо отца оставить человек может, но доброго господина нельзя оставить; если бы можно было, то и в гроб бы сошел с ним!» - восклицает автор произведения.

В последнее время вновь и вновь стали раздаваться голоса сомневающихся в возможности соединения двух призваний – святого и военачальника.

214 Истрин В.М. Очерк истории древнерусской литературы домосковского периода ( XIXIII вв.). М.: Издательский центр «Академия», 2002.

127

Как может князь быть еще и святым – нередко вопрошают жители постсоветской России, так как долгое время (не без влияния известного фильма С. Эйзенштейна) об Александре Невском говорили только как о воине. Нам представляется, что ответ на этот вопрос содержится в тексте древнерусской «Повести», в котором князь уподобляется многим библейским царям, бывшими также военными предводителями и святыми. Особенно впечатляет сопоставление с царем, пророком и псалмопевцем Давидом, малыми силами выступившего против Голиафа: «Князь же, выйдя из церкви, осушил слезы и начал ободрять дружину свою, говоря: "Не в силе Бог, но в правде. Вспомним Песнотворца, который сказал: „Одни с оружием, а другие на конях, мы же имя Господа Бога нашего призовем; они, поверженные, пали, мы же устояли и стоим прямо"". Сказав это, пошел на врагов с малою дружиною, не дожидаясь своего большого войска, но уповая на святую Троицу». Святость по отношению к земным талантам и призваниям человека выступает как принцип всеобъемлющий и всепроникающий, сообщающий человеческой личности цельность и Богоподобие.

Добавим к сказанному слова историка Г.П. Федотова: «канонизация князей не имеет ничего общего с освящением власти <…> Мы глубоко ошиблись бы, предположив, что Русская Церковь канонизирует в своих святых князьях национальные или политические заслуги»215. И в то же время личную святость нельзя отделить от княжеского служения: «Их общественный (а не только личный подвиг) является социальным выражением заповеди люб-

ви»216.

4.3. Литература централизованного русского государства

Среди памятников литературы этого периода, связанных с Владимир-

ской землей, следует отметить «Повесть о Петре и Февронии Муромских»,

один из шедевров древнерусской прозы. Повесть создана иноком ЕрмолаемЕразмом (Ермолаем Прегрешным), писателем эпохи Ивана Грозного, в связи с канонизацией Петра и Февронии на соборе 1547 года. Вместе с тем митро-

215Федотов Г.П. Святые Древней Руси. М.: Московский рабочий, 1990. С. 91, 103.

216Там же. С. 104.

128

полит Макарий не счел нужным включить ее в «Великие Четьи-Минеи» из-за расхождений с житийным каноном. Однако «Повесть» приобрела столь большую популярность, что дошла до нас в 150 списках.

Герои повести – исторические лица, княжившие в Муроме в начале XIII века и умершие в 1228 году. Однако в тексте повести элементы исторические переплетаются с фольклорными, сказочными (сюжеты волшебной сказки об огненном змее, о мудрой деве, Кощее бессмертном).

Вместе с тем главная тема повести – тема всемогущества любви. Героиня по воле Божественного промысла из крестьянки стала княгиней, умной, благородной кроткой. Любовь Петра и Февронии как «любовьпредназначение» преодолевает все препятствия, вызванными как сословными предрассудками, так и страстной природой человека: «Две частицы мироздания, предназначенные друг другу, так прочно входят в совпадающие друг с другом пазы, образуя единое целое, что разлучить их не может никакая сила: ни муромские бояре, ни сама смерть»217.

Христианская и агиографическая легенда выходит на первй план повествования в конце повести: молитва супругов о том, чтобы Бог послал им возможность умереть в один день, приготовление гробницы, чудесное соединение супругов, похороненных в разных церквах, в одной гробнице.

Замечательную характеристику поэтике «Повести…» дает Д.С. Лихачев: «Феврония подобна тихим ангелам Рублева. Она «мудрая дева» сказочных сюжетов. Внешние проявления ее большой внутренней силы скупы. Она готова на подвиг самоотречения, победила свои страсти. Ее любовь к князю Петру потому и непобедима внешне, что она побеждена внутренне, ею самой; подчинена уму. Вместе с тем ее мудрость – не только свойство ее ума, но в такой же мере – ее чувства и воли. Между ее чувством, умом и волей нет конфликта: отсюда необыкновенная «тишина» ее образа»218. Сам стиль изображения событий в повести получает название «психологической умиротворенности».

217Архангельская А. Петр и Феврония Муромские [Электронный ресурс] / Архангельская А. // Православие и мир. – URL: http://www.pravmir.ru/den-semji/ (дата обращения

01.11.2013).

218Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси. М.: Наука, 1970. С. 93.

129

Одновременно с «Повестью» Ермолаем-Еразмом была написана «Повесть о епископе Василии». Повесть отличается ясностью в передаче главной мысли, конкретностью деталей, четкостью диалогов. В переработанном виде она вошла в состав Жития Муромского князя Константина.

4.4. Семнадцатый век

Одним из замечательных памятников древнерусской агиографии является «Повесть о Ульянии Осорьиной»219. Ее автором стал Каллистрат (Дружина) Осорьин (1574 - ок. 1645), с 1610 по 1640 гг. исполнявщий должность муромского губного старосты. Ульяния Устинован Осорьина – муромская помещица, жившая в XVI в. Повесть о ней, написанная не ранее 1615 года, соединяет черты агиографического произведения, светской бытовой повести и светской биографии.

Следование агиографическому канону характерно для композиционной структуры «Повести»: рождение от благочестивых родителей, стремление к аскезе,(«от смеха и всякия игры отгребашеся»), смирение и послушание, прилежание посту и молитве, добродетельное житие, посмертные чудеса у гроба новой святой.

Однако святой в этой повести оказывается благочестивая мирянка, погруженная в обычные для себя хлопоты и заботы: «домашнее хозяйство», отношения с мужем и его родителями, домочадцами. Она редко бывала в церкви, сначала – из-за дальнего расстояния, затем – по болезни, довольствуясь домашней молитвой. Главные добродетели и одновременно христианские подвиги Иулиании – рукоделие и молитва, сострадание и милосердие («вдовами и сиротами, аки истовая мати, печешися»). Она нелицемерно, делами своими исполняет христианскую заповедь о любви к ближнему. Она покровительствует своим подданным, кормит своих крепостных во время голода, вступается за своих слуг, отказывается от многих услуг. Устраивая по субботам и воскресеньям в своем дому трапезу для духовенства, вдов и сирот, Иу-

219 Рукописные названия текста представлены здесь: Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 3 (XVII в.) Ч. 2. И-О. Спб., 1993. С. 430.

130