Yurisprudentsia_v_poiskakh_identichnosti

задачам человека. Метафора “антропоморфирует” социальную,

же напрашивается вопрос, не является ли в таком случае за-

а иногда даже физическую реальность и, осуществляя это,

дачей всякого социогуманитарного повествования (юридическо-

позволяет нам в истинном смысле этих слов приспособиться к

ãî,

политологического, социологического…)

актуализация «здесь

окружающей действительности и стать для нее своими. И, на-

è

сейчас» через установление отношения

к внешним явлениям

конец, что является даже более важным, сама способность ме-

и событиям (а точнее, тем формам и знакам, посредством ко-

тафоры превращать незнакомую действительность в знакомую:

торых они предстают)? Не становится ли в таком случае пра-

метафора всегда предоставляет нам возможность рассматри-

вовая реальность и правовые ситуации тем, что взывает о

вать менее известную систему в терминах более известной.

[про]говорении самих себя, тем, что требует подходящего для

Проникновение в истину — сущность метафоры»43. Ýòî ïðî-

себя высказывания? Не предстает ли нарратив тем условием,

граммное заявление Ф. Р. Анкерсмита достаточно радикально,

благодаря которому (правовые) события и (правовая) реаль-

чтобы возмутить, но и слишком самоуверенно, чтобы можно

ность становятся событиями и реальностью конкретного инди-

было его проигнорировать. Анкерсмит стал если не первым, то

вида, нации, сообщества?

одним из самых ярких «не-лингвистов», кто со всей серьезнос-

Аргументация «за метафору в науке» проводится в работе

тью задался вопросом о положении метафоры в научном дис-

Анкерсмита по разным направлениям, одно из которых видит-

курсе. Будучи в первую очередь историком, он в своих рас-

ся наиболее значимым в свете юридической (а также полито-

суждениях во многих случаях ограничивается проблемами ис-

логической, социологической) тематики. «Одна из наиболее

пользования языка в историописаниях. Однако выводы, им

фундаментальных характеристик информации состоит в том,

предложенные, носят весьма универсальный характер, так как

что действительно важная информация никогда не является

лейтмотивом всей его работы становится важное для нас воп-

концом информационной генеалогии, но ее важность в дей-

рошание о возможностях (пределах, границах) повествования

ствительности оценивается интеллектуальной отдачей, кото-

(анализа, интерпретации) в сфере социогуманитарных наук.

рую она вызывает»45. Проблема перепроизводства свойственна

Другими словами, проблема высказывания о высказывании.

любой современной гуманитарной дисциплине — появление зна-

Первый методологический вывод, сделанный Анкерсмитом

чимого и признанного труда вызывает бурную реакцию крити-

на основе анализа нарративной проблематики романтической

ческих работ, за которыми следуют критические работы на

парадигмы, обосновывает понимание языка историка (= социо-

критические работы и так далее46. Перепроизводство, влияю-

лога, политолога и юриста) в русле идей конструктивизма. То

щее на понимание информации не как замкнутого простран-

åñòü ÿçûê íå êàê средство репрезентации некой объективной

ства смыслообразования, а как открытого и постоянно транс-

существующей данности, а как механизм презентации ÷åãî-òî

формируемого потока идей, позволяет обнаружить связь с ме-

принципиально нового. «ßçûê, используемый историком, боль-

тафорическим типом словоупотребления. Перепроизводство

ше не рассматривается как пассивный и неподвижный медиум

информации не предполагает пунктуацию в виде точки или

между историком и прошлым, но каждый раз адаптируется ê

восклицательного знака, что с легкостью

и успокоением дару-

обстоятельствам, в которых индивидуальный историк изобра-

ет всякое удачное научное понятие, но многоточие, двоеточие,

жает или описывает часть прошлого»44. История значима не

тире, т. е. все то, что делает текст «открытым», неоднознач-

как урок прошлого и даже не в свете гипотетических перспек-

íî

определенным. Научное понятие практически не поддается

тив будущего, а как дискурс, актуализирующий настоящее

(здесь и сейчас), помещающий его

в некоторый

контекст и по-

45 Òàì æå. Ñ. 323.

зволяющий концептуализировать

время (эпоху,

событие). Тут

46 «Все мы знакомы с тем фактом, что в любой поддающейся вооб-

ражению области историографии [в юриспруденции, политологии, со-

43 Анкерсмит Ф.Р. История и тропология: взлет и падение мета-

циологии иначе? — Î. Ã.], в пределах любой специальности, ежегодно

ôîðû. Ì., 2003. Ñ. 85.

издается огромное количество книг и статей, что делает практические

44 Там же. С. 190 (курсив. — Î. Ã.).

невозможным всестороннее представление о них» (там же. С. 315).

82

83

логией) к стратегии властных приемов позволяет увидеть тему

щий во времени и в ходе работы сознания — процесс прира-

«эпистемология — метафора» в ином,

нетрадиционном свете

—

щения либо потери знания. В той степени, в какой это наблю-

в свете их (политической) конкуренции друг с другом. Эффект

дение оказывается верным, познавательные возможности, à

анкерсмитовской метафоры производит не только реабилита-

также приращение или потеря знаний зависят от характера

цию самой метафоры (освобождает ее

от статуса «паразита»),

знаков и знаковых систем, а также от того, каким образом

но и бросает вызов сциентизму как узурпатору определенных

они накладываются друг на друга и взаимодействуют»53. Îñî-

моделей мышления.

бенности знакового наложения, в частности, проявляются в спе-

Оппозиция эпистема-метафора — инвариант противопос-

цифике словоупотребления. Именно поэтому акцент на конст-

тавления, с которого мы начали — научный дискурс vs худо-

руктивной роли метафоры, на сравнении-сопоставлении мета-

жественный. То есть оппозиция однозначной определенности

форического словоупотребления и понятийного, представляется

научных понятий и многозначной распыленности смыслов по-

направлением куда более перспективным, нежели «борьба» с

этического словоупотребления. Одной из тенденций современ-

метафорами в научном дискурсе с целью их дисквалификации.

ных социогуманитарных дисциплин является разрешение ди-

На основании приведенных выше наблюдений и суждений

леммы хаос/порядок не путем их противопоставления, а с по-

мы беремся утверждать, что метафора — это не антинаучный

мощью их взаимодополнения, о чем пишет известный семиотик

прием. Скорее — вне-научный, если понимать под наукой ле-

Карл Аймермахер. «Разве нам не известно, что теории посто-

гитимирующий54 сам себя дискурс, доминирующий, в частно-

янно подвергаются мифологизации и даже могут порождать

сти, и в российской теории права. Будучи (неосознанной) осно-

целые комплексы новых мифов? Получается, что вместо ожи-

вой любой коммуникации, метафора 1) неизбежна и 2) непред-

даемого в системе гипотетических моделей познания по-

сказуема. И эта непредсказуемость тем выше, чем больше мы

ступательного процесса эволюционного развития в действитель-

беремся ее (в том числе, с помощью эпистемологии) не заме-

ности

нередко обнаруживаются движение в обратную сторону

чать в основе самой возможности (со)общения. Категориальный

и рецидив мифологического мышления. <…> Иными словами,

спор (спор о понятиях) — это не только спор методологий (уяс-

именно взаимодействие хаоса, неупорядоченности и порядка,

нение последних помогает сделать выводы о несводимости од-

низкого и высокого определяет последовательность и преры-

них концепций к другим, предостеречь нас от поспешного нео-

вистость эволюционных процессов»52. Метафора, будучи тра-

боснованного смешения, уяснить ограниченные возможности их

диционно опасным приемом размывания смыслов, в свете пред-

взаимной конструктивной критики55), это в большей степени

ложенной парадигмы гуманитарной мысли оказывается ее обя-

зательным элементом. Научный дискурс нуждается в чем-то,

53 Там же. С. 43—44 (курсив. - Î.Ã.).

что подрывает его основу. Более того, именно за счет неодноз-

54 Ср.: «Легитимизация вообще чего бы то ни было есть лучший

начности и неопределенности, что влечет за собой метафора,

способ возвращения к модернизму» (Анкерсмит Ф. Р. История и тро-

расширяются познавательные возможности определенных прак-

пология. С. 339).

тик и методов. «Чем более элементарный характер носят зна-

55 Ср.: «Система дифференциации показывает, что различные

ковые системы, тем выше степень однозначности в отображе-

концепции правопознания, основанные на них варианты организации

нии явлений действительности (включая другие знаковые сис-

юридического знания представляют собой формы осуществления раз-

темы) и тем более ограниченной оказывается их познавательная

личных культурных типов (логик), что в этом плане снимает их оцен-

ценность; более сложным

знаковым

системам, напротив,

íå

ку как истинных / ложных и нацеливает на их выявление, осмысле-

свойственно

однозначное

представление действительности,

òåì

ние и (обособленную) институционализацию, а также анализ их соот-

ношения и взаимодействия в том или ином социокультурном,

самым

îíè

обеспечивают

—

в деталях

íå

всегда четко поддаю-

познавательном и т.п. контекстах» (Касаткин С. Н. «Культура выраже-

щийся

определению, зато

открытый

è

постоянно происходя-

ния» и «культура правил» как логики организации правовой теории //

Проблемы правосубъектности: современные интерпретации: матер.

52 Аймермахер К. Знак. Текст. Культура. М., 2001. С. 35, 36.

международ. науч.-практ. конф. Самара, 2007. С. 14).

86

87

ставляет способ словоупотребления, который не обладает ни-

тафора предполагает мысль в динамическом аспекте — сопос-

каким «метафорическим» значением, у метафоры нет двойного

тавление, сравнение, соотнесение — т. е. все те операции,

(дополнительного и т. п.) смысла.

которые символизируют неустойчивость мысли в качестве до-

В работе «Что означают метафоры» Д. Дэвидсон обосновы-

стигаемой определенности. Попытка же объяснить значение

вает тезис, согласно которому «метафоры означают только то

метафоры — т. е. найти смысл, а не выявить возможное îòíî-

(или не более того), что означают входящие в них слова, взя-

шение — влечет ее исчезновение. «Объяснить метафору — зна-

тые в своем буквальном значении»65. Казалось бы абсурдное

чит ее уничтожить»67.

утверждение с точки зрения обыденного понимания. Говорить о

Более того. За интенцией объяснить метафору, придать

четком и ясном (но не всегда буквальном) значении принято при-

åé конкретное значение проявляются признаки внешнего вли-

менительно к понятиям (научным категориям), отсюда семанти-

яния, насилия по отношению к возможному смыслу. Смысл,

ческий уровень прочтения особенно значим именно для научного

уже данный в словах, нельзя объяснить, (идеологически) не

дискурса. Утверждение же Дэвидсона, на наш взгляд, отнюдь не

исказив (= извратив) его. Метафора, обладая только букваль-

оспаривает определенности (однозначности) значения понятий,

ным смыслом и никаким кроме него, таким образом, не пред-

но позволяет акцентировать внимание на том, что вопрос значе-

полагает никакого объяснения, т.е. воздействия на себя со сто-

ния (для) метафоры оказывается незначительным для понима-

роны понятия (вспоминаются попытки преодолеть в научном

ния ее специфики. В отличие от понятий, которые указывают

дискурсе метафоричность языка, замкнув его в рамки катего-

(на) нечто, метафоре не на что указывать — буквальный смысл

риального аппарата). Или, как проницательно заметил Анкер-

лежит на поверхности, а иные пласты смыслов рассеиваются

смит, «критика метафор по фактическим основаниям есть дея-

перед глазами тем стремительнее, чем сильнее попытки их

тельность, одновременно столь же бессмысленная, сколь и без-

обнаружить. Ухватить значение метафорического словоупот-

вкусная. Только метафоры “опровергают” метафоры»68.

ребления («наука — это язык террора» — выражение, смысл

К буквальному смыслу понятия нечего добавить, за исключе-

которого разворачивается в самых разных направлениях) сродни

нием чего-то ему внешнего, значения желательного, надлежа-

выскальзывающей из рук только что пойманной рыбе – чем

щего, кем-то воспринятого и теперь навязываемого, в качестве

шире хватка, тем больше плоскость скольжения. Но, как мы

единственно верного.

видели,

вопрос не в том, что значение метафоры, как сущность

Именно в этой череде вопросов о смысле метафоры стано-

у Гегеля, предпочитает таиться. А в том побуждении, которое

вятся очевидными причины опасения со стороны строгого кате-

появляется у читателя, который не готов удовольствоваться лишь

гориального языка науки. Метафора опасна по причине эффекта

ее буквальным смыслом. Именно эта дилемма — значение мета-

новизны. «Метафоре присуща следующая эстетическая особен-

форы / ее свое особая роль в речи — и позволяет утверж-

ность: она заставляет читателя каждый раз реагировать и ис-

дать, что проблематика метафоры — это вопрос не семанти-

пытывать чувство новизны, подобно тому, как мы, вновь и вновь

ки, а «эффекта» метафоры. И «эффект» метафоры обращает

слушая 94-ю симфонию Гайдна, испытываем восхищение при

внимание на установление не смысла (значения), а отношения

появлении обманчиво знакомых каденций»69 . Очевидно, что мир

(т. е. на прагматику). «Метафора заставляет нас обратить вни-

художественной литературы утратил бы свою ценность, вос-

мание на некоторое сходство — часто новое и неожиданное –

принимай мы его только на семантическом (фабульном) уровне.

между двумя и более предметами»66. Анализ метафоры не рас-

Восклицание «ну и чем дело кончилось?», применительно к не-

крывает характера этого возможного отношения, не объясняет

прочитанной до конца книги логически верно, но эстетически

его смысл, а лишь указывает на некоторую возможность (для)

бессмысленно. Однако подобное вопрошание («что все это зна-

мысли,

как правило, ей игнорируемую. Другими словами, ме-

67 Òàì æå. Ñ. 176.

65

Òàì æå.

68 Анкерсмит Ф.Р. История и тропология. С. 342 (курсив. — Î.Ã.).

66 Òàì æå. Ñ. 175.

69 Дэвидсон Д. Óêàç. ñî÷. Ñ. 179.

92

93

ственно значение слова (что есть право)74, сколько властно

отношение к познаваемому объекту как к чему-то внешнему,

указывая на то, где и посредством чего оно признается в каче-

привнесенному извне, позволило Фуко, вслед за Ницше, гово-

стве права. Другими словами, А и В — контролируемые поня-

рить, что познание по своему происхождению даже не принад-

òèÿ75. Что же до понятия С, то за его буквальной очевидностью

лежит познаваемому миру. То есть если познание суть нечто

в действительности следуют совсем не очевидные способы его

гетерогенное

относительно объекта познания, то

каковы

формы

прочтения. Столкновением мысли о праве с мыслью о классо-

и способы его легитимации в качестве естественно присущего

вой воле разрушается единство контекста, что позволяет ус-

или, как минимум, чего-то необходимого для познаваемого объек-

мотреть в праве более широкий спектр его применения и мно-

та? В таком ракурсе постановки проблемы (вопрос науки — это

го более разнообразный способ собственно самого словоупот-

не вопрос объяснения некоторого явления, а проблема препод-

ребления. Для российского гражданина представление о праве

несения такого объяснения, его навязывания), который берет

как о механизме политического влияния (= произвола), эконо-

начало у Ницше, проблема его [само]обоснования становится

мического диктата или культурного насилия – нечто само со-

определяющей для самой возможности осуществления научного

бой разумеющееся. Однако по какой-то причине в научных ка-

дискурса. Поскольку для Ницше, согласно интерпретации Фуко,

тегориях (А и В) все эти пласты, легко обнаруживаемые в

данное вопрошание предполагает однозначный ответ — «в по-

обыденном сознании, укрываются за жестами формальности и

знании нет ничего, что по какому-либо праву наделяло бы его

нормативности. И здесь напрашивается абсурдный вывод. Тра-

способностью

познавать мир»77 — его рассуждения являются не

диционно считающееся идеологическим определение С оказы-

столько очевидной (радикальной) критикой научности, сколько

вается намного более «свободным» с точки зрения возможнос-

поводом для разоблачения процедур определения истин. И свое

тей его понимания и вне-идеологичным, в отличие от понятий

начало они берут в характерном для французского философа

А и В, согласно которым их читатель получает строгую уста-

утверждении, согласно которому «то, в чем состоит познание,

новку видеть в праве нечто определенное и конкретное. Приве-

можно понять, лишь исходя из отношений борьбы и власти»78.

денная иллюстрация представляется во многом аналогичной

Доказательства своих рассуждений Фуко достаточно крас-

процедурам установления истин(ы), о которых писал в середи-

норечиво осуществляет на классическом материале — а имен-

не 70-х Мишель Фуко.

но, на примере трагедии Эдипа в изложении Софокла, т. е. в

Точкой разрыва с современной ему формой научного зна-

том виде, который впоследствии придал ей психоанализ. Не

ния для Фуко является знаменитое сомнение Ницше, согласно

останавливаясь подробно на всех этапах его мысли, отметим

которому познание не только не свойственно человеческой при-

лишь самые, на наш взгляд, важные. Согласно Фуко, трагедия

ðîäå,

но и «было выдумано»76. Именно его искусственность,

Эдипа – иллюстрация фундаментального (конституирующего)

мифа западной рациональности, согласно которому процедуры

установления истин и властные механизмы не имеют между

74

Надлежит вопросить – возможно ли вообще объяснение чего-

либо посредством понятия (категории)? Нет ли сущностного противо-

собой ничего

общего. Это две несвязанные друг

с другом

облас-

ти. Однако,

начиная с 1972 года, с момента

выхода

работы

речия между научной увлеченностью (поиском) и понятийной опреде-

ленностью?

Ж. Делеза и Ф. Гваттари «Анти-Эдип», такое понимание леген-

75 Ср.: «В науке понятия выбираются и определяются, как знаки

ды ставится под сомнение, которое в полной мере получает

или символы. Они выполняют чисто коммуникативную функцию, ко-

развитие у Фуко. «Делез и Гваттари попытались продемонст-

торая должна указывать на то, что посредством их опыт, по возмож-

рировать, что эдипов треугольник — отец-мать-сын — не вы-

ности, характеризуется однозначно и тем самым становится конт-

являет ни вневременную истину, ни, по сути, историческую

ролируемым» (Гадамер Õ.-Ã. Деконструкция и герменевтика // Герме-

правду

желания. <…> Эдипов комплекс не обладает истиной,

невтика и деконструкция. СПб., 1999. С. 249 (курсив. — Î. Ã.)).

76

Ñì.: Ôóêî Ì. Истина и правовые установления // Ôóêî Ì.

77

Òàì æå. Ñ. 49.

Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступле-

78

Òàì æå. Ñ. 53.

ния и интервью. Часть 2. М., 2005. С. 47.

96

97

присущей природе, но представляет собой инструмент ограни-

ции Софокла, к которой впоследствии обращается уже Фрейд,

чения и принуждения. <…> Эдипов комплекс, согласно Делезу

можно говорить о той смычке «власти и знания» и «знания и

и Гваттари, есть не скрытое содержимое нашего бессознатель-

власти», которая существовала всегда, но с определенного ис-

ного, но вид принуждения, которое психоанализ в продолже-

торического периода пожелала представляться разомкнутой.

ние курса лечения пытается навязать нашим желаниям и на-

«В начале возникновения древнегреческого общества, у исто-

шему бессознательному. Эдипов комплекс — это инструмент

ков классической древнегреческой эпохи V в., у истоков нашей

власти, а также способ медицинского и психоаналитического

цивилизации происходит разрушение великого единства поли-

воздействия на желания и бессознательное»79. Но такое пони-

тической власти (являющейся в тоже время знанием). <…>

мание навязывания человеку истины о нем самом возможно

И когда зарождается классическая Греция — Софокл обознача-

лишь при одном условии — что за процедурами знания не

ет ее начальную дату, точку ее возникновения, — то для того,

будут скрываться никакие властные практики. Отдаться неко-

чтобы это общество продолжало существовать, союз власти и

торой правде возможно только при условии ее объективности

знания должен был исчезнуть»81.

(гомогенности), критерии, свидетельствующем о некоторой

Разумеется, не Софокл с трагедией об Эдипе рождает этот

судьбе, фатуме, тех качествах познанного предмета, с кото-

миф — а та форма прочтения (интерпретации), которая пред-

рыми не остается ничего иного, кроме как смириться. Это —

полагает размыкание некоторого единства («власть-знание»,

суть данность (не важно — «богов», «человеческой природы»

перетекающая во «власть VS знание»), обретает в критичес-

или «вселенского разума»). Анализ трагедии Эдипа в интер-

кой литературе различные формы, будь то сомнение Ницше

претации Софокла и есть та точка, начиная с которой знание

или вызов Делеза-Гваттари, или критика рациональности у

постаралось явно дистанцироваться от механизмов власти. Соб-

Адорно и Хоркхаймера. В основе каждого такого порыва лежит

ственно сама фабула — субъект власти (царь), вопрошающий

несогласие с, пожалуй, одним из самых значительных мифов

правду о себе и получающий ее от бедняков-мудрецов — мо-

западной рациональности, мифом, «согласно которому истина

жет быть прочитана и как гипербола длинной истории о том,

не может принадлежать политической власти, политическая

как [по]знание уклоняется от властной коннотации. Уместно

власть слепа. <…> Вместе с Платоном возникает великий за-

вспомнить, что вопрос Эдипа — это вопрос не знания (кто

падный миф об антиномии между властью и знанием. Там, где

убийца?), а вопрос легитимности его власти. Или точнее, правда

наука и знание пребывают в чистой истинности, для полити-

о себе важна лишь постольку, поскольку она влечет за собой

ческой власти нет места»82. Там, где понятийность обозначает

признание власти. «В “Эдипе-царе” он не пытается оправды-

объективность, а строгая научная категориальность становится

вать себя своей невиновностью. Его проблема — только про-

алиби познавательного процесса, действует логика, отличная

блема власти. Сможет ли он сохранить власть? <…> Его не

от логики власти и принуждения. Знание как данность не мо-

пугает мысль о том, что он мог убить своего отца и царя. Его

жет принуждать, говорится в одной из аксиом рациональности.

страшит потеря власти»80. Именно начиная с этой интерпрета-

Но знание как данность не может позволить и сомневаться. Все

то, что разрушает единство картины некоторого объекта —

79 Там же. С. 57—58. Ср.: «Социус как полное тело образует повер-

априорно вне-научно и анти-научно. Эффект любой неустойчи-

хность, на которой регистрируется все производство, которое, как ка-

вости — симптом тревоги мысли. Но тревога также влечет и

жется, проистекает из этой поверхности регистрации. Общество кон-

пробуждение. А вряд ли можно подыскать лучший образ для

струирует свой собственный бред, регистрируя процесс производства;

науки в своих классических идеалах — как стройной и четкой

но это не бред сознания — скорее, ложное сознание является истин-

картины мира — нежели греза.

ным сознанием ложного движения, истинным восприятием объектив-

но мнимого движения, истинным восприятием движения, которое про-

81 Делез Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения.

изводится на поверхности регистрации» (Делез Ж., Гваттари Ф. Àíòè-

Ñ. 76.

Эдип: Капитализм и шизофрения. Екатеринбург, 2007. С. 26).

82 Òàì æå. Ñ. 77.

80 Òàì æå. Ñ. 68—69.

98

99