Кукла быстро исчезает наверху.

(Поворачивается к Линге.) Идите. Пускай Раттенхубср под­готовит сожжение. Линге. Я этого не вынесу, не вынесу. (Уходит налево.)

В это время сзади врывается Михаэль.

Михаэль. Фюрер мертв, Йозеф? Он, вновь научивший нас дав­ней немецкой верности?

Йозеф. Да, Михаэль, и мы сохраним верность ему до победы или до поражения.

Михаэль (берет флаг и заворачивается в него, рыдая). Кто был этот человек? Полуплебей, полубог? В самом деле Хрис­тос? Или только Иоанн?

входит плачущая навзрыд Маг да.

Магда. Он мертв! Он, чью сторону немецкая мать принимала совершенно инстинктивно и. постигнув его высокие духов­ные и моральные цели, становилась его восторженной сто­ронницей и фанатичной соратницей! Мертв! (В объятьях Йозефа.) Ты знаешь, мой ангел, я лежала в женской кли­нике, это было девятнадцатого января тридцать третьего года, и ты пришел с ним... Йозеф. Восемнадцатого января. Магда. Девятнадцатого января!

Йозеф. Восемнадцатого, милочка! Он подошел к твоей посте­ли, у тебя была безумно высокая температура! Магда. Он приходил девятнадцатого, подал мне руку. Йозеф. Он прочел тамошним профессорам политическую лек­цию высшего класса. Магда. И я посмотрела ему в глаза!

Михаэль. И на этом сером, бледном лице полыхали два блес­тящих звездных глаза! Магда. И в этот (с ударением) день девятнадцатого января трид­цать третьего года температура внезапно упала, и профес­сор Штёкель воскликнул с восторгом: «Господин Гитлер, если ваше появление у постели больной Германии точно

так же...»

так же...»

Йозеф. У койки! Он сказал: у больничной койки.

Магда. Он сказал: у постели больной, он был медик, мой ан­гел! «...будет столь же эффективно у постели больной Гер­мании, как у этой постели, тогда и Германия скоро выз­доровеет!» Он меня действительно вылечил, мой ангел!

Сзади на первый план через еще не закрытый проем в заграждении выходит Геббельс.

Геббельс. Он был в союзе с Господом. Милый, добрый и ми­лосердный, как ребенок. Хитрый, как кошка, умный и лов­кий. Рычаше великий и гигантский, как лев!

Михаэль. Еще в Мюнхене он был выше всех верующих в об­щине. Поток силы собраннее устремлялся из его рта, его рук, блестело это море света из двух голубых звезд!

Геббельс. Как сейчас вижу: мы сидим в Обсрзальцбургс. и после ужина он еще долго проповедует о новом государ­стве, а в небе белое облако преобразуется в свастику! Мер­цающий огонь в небесах. Это не может быть звезда! И тут он говорит: «Моя голова не скатится на песок, пока не бу­дет выполнена моя миссия!»

Йозеф. Таким он был! Само собой разумеется, творящий ин­струмент божественной судьбы!

Михаэль. Как метеор взошел он перед нашими удивленными взорами и свершил чудо очищения и веры в мире скепси­са и отчаяния.

М а гд а (с коротким смешком). Когда родилась наша Хильда, по­мнишь, Юпп, наша Хильда, и ты был очень разочарован и сказал, что с тебя хватит бабской компании, а он подо­шел и, утешая тебя, заметил: «Вы подумайте, милый Геб­бельс, какими несчастными оказались бы однажды ваши сыновья. Вечно они бы стояли в тени великого отца. У ге­ниев должны быть только дочери...» (Опять планет.) Что будет, Йозеф? Что теперь будет?

Геббельс. Он станет героем этого столетия!

Йозеф. Последние проводы. Мы перед ним в долгу. Трагиче­ское величие может совершиться и в тишине. (Идет к мик­рофону.) Никаких салютов, и мавзолей в Мюнхене пока строить не будем. (В микрофон.) Но наступит день, когда Фридрих вернется в Сан-Суси, а Адольф Гитлер— в Мюн­хен! (Поворачивается налево, Михаэль и Геббельс следуют за ним, Магда тоже хочет пойти с ними, но Йозеф запреща­ет.) Это мужская минута, милочка.

Магда. Я всегда была рядом с ним!

Геббельс. Смерть, Магда, не для матерей.

Михаэль (подхватывая флаг как тогу). Миссия женщины — быть красавицей и производить на свет детей.

Три фигуры Геббельса ухолят налево. Магда смотрит им вслед, видит на

полу детский чулок, поднимает его и кладет к остальным детским вешам

на диване. Агасфер Эвиг прерывает свою работу и смотрит на нее.

Агасфер Эвиг. Почему вам надо непременно быть там, где господина Гитлера и госпожу Гитлер положат в воронку от снаряда и попробуют сжечь? Зрелище не из приятных.

Магда. Заткнитесь. Отвратительное создание.

Агасфер Эвиг. Ваш муж надолго запомнит этот печальный конец. Его фюрер в дерьме, первый солдат своего народа, и единственный удар, который он сделал, оказался голом в свои ворота.

Магда. Вы должны...

Агасфер Эвиг. Да, я должен молчать, я знаю. Но еврей лю­бит поговорить. Без перерыва. Говорит, говорит, говорит. (Магда затыкает уши.) Немец затыкает себе уши. затем за­тыкает еврею рот. но тот, как известно, не может остано­виться, и тогда он убивает еврея, чтобы, наконец, в мире наступила тишина. Немец любит тишину. Он большой молчун. (Весело.) Еврей нет. Еврей болтун. У него всегда наготове новая история, старая история в новом платье, которое, в обшем-то, старое. (Кричит.) Выслушайте меня, госпожа Геббельс!

Магда. Зачем вы меня мучаете! Вы же видите, что мы на по­роге краха!

Агасфер Эвиг. Ну, кто здесь кого мучает, решит история. Но вы на пороге краха. Это верно. Господь справедлив. Но многие погибли. Довольно. Остановитесь.

Магда. Не беспокойтесь, я умру с достоинством.

Агасфер Эвиг. Ах, достоинство... В конце концов все лежат под землей. Вы не находите, что лежат уже слишком мно­гие? В Германии шагу ступить нельзя, чтобы не увязнуть в крови.

Магда (кричит). Замолчите!

Агасфер Эвиг. Нет! Вы верите в реинкарнацию! Но если вы сейчас умрете, Магда, как жена дьявола... Что случится с вашей бессмертной душой?

Магда, Вы верите?

Агасфер Эвиг. В чем-чем, а в бессмертии сомневаться не приходится!

Магда медленно идет к дивану, садится, у нее разболелась голова.

Магда. После национал-социализма жить не стоит. Агасфер Э в и г. На сей счет у разных людей разные точки зре­ния. Давайте спросим мнение вашего отчима, господина

Фридлендера, трогательною Агасфера! Вы же его до сих пор любите!

М агда. Нет!

Агасфер Эвиг. Ах, значит, лучше кровного папочку, докто­ра Ричеля? Может, на уроках буддизма он дал вам неточ­ные сведения о ступенях возрождения!

Магда. Оставьте меня, прощу!

Агасфер Эвиг. Нет. я вас не оставлю. Магда! (Подходит к ней.) Я хочу, чтобы вы жили!

Магда. Вы хотите, чтобы я страдала!

Агасфер Эвиг. Кто же знает, сколько он способен вынести. Дети вам помогут.

Магда. Они будут задавать вопросы...

Агасфер Эвиг. Надо надеяться. Лучше мать, которая стыдит­ся, чем та, которая их убивает, чтобы они замолчали!

Магда. Вы не имеете права!

Агасфер Эвиг. Это верно. Я совершенно бесправен. Я могу только просить. Просить еврей может сколько угодно. И я прошу вас. Магда. Прошу от имени всех детей, убитых и отравленных, сожженных и расстрелянных...

Магда (быстро перебивает). Нет!

Агасфер Эвиг. Если вы сами не хотите больше жить, вам никто помешать не может, я могу это понять, по... (Тихо, медленно.) Я прошу вас о жизни ваших детей.

Магда (встает, уходит от него). После смерти фюрера? Это уж вовсе не жизнь!

Агасфер Эвиг (идет за ней). Дети решат сами. Тем, кто ви­дел, как их родители шли в газовые камеры, придется жить вместе с теми, чьи родители несут за это ответственность!

Магда. Их будут травить, и пытать, и оговаривать!

Агасфер Эвиг. Они не виноваты!

Магда (отступая от него все дальше). Поэтому они возродятся в лучшей жизни!

Агасфер Эвиг. Возродятся как национал-социалисты?

М агда (после короткой паузы). Слишком они хороши для того, что предстоит!

Агасфер Эвиг (подходя ближе). Вы лжете, Магда. Вы хотите их убить.

Магда. Нет!

Агасфер Эвиг. Хельгу и Хильде, Хсльмута и Хольдс, Хедду и Хайде— вы хотите их убить, но не затем, чтобы защи­тить их от будущего!

Магда. Нет? А зачем же? Зачем мать станет...

Агасфер Эвиг (перебивая ее). Затем, что у этих детей такой отец! Вы трепещете от мести, Магда, все ваше тело жаж­дет мести!

. смеется, слишком громко.

Вы хотите нанести вашему мужу шесть ран!

Магда. Я люблю его!

Агасфер Эвиг. Он должен пережить шесть смертей перед смертью!

Магда (спиной к заграждению). Нет! (Тихо.) Нет, это неправда...

Агасфер Эвиг (настойчиво). Этих детей, Магда, вы не дари­ли своему мужу, вы дали им жизнь! И вы не вправе отни­мать се у них! Я заклинаю вас! Вы не Бог! От имени Бога и людей я требую, чтобы вы сохранили детям жизнь!

Сзади быстро входит Элло через проем в заграждении.

Магда (измученно). Уберите от меня этого еврея! Он хочет моих детей!

Элло. Поспеши, милочка. Русские на Потсдамской площади, на Фридрихштрассе, на Ангальтском вокзале, на Лейпцигской улице, бери детей и давай, иначе будет поздно.

Магда (обнимает ее). Мне приснился кошмарный сон.

Агасфер Эвиг отворачивается, он отказался от своей затеи. Продолжает работу над заграждением.

Элло. Пошли, милочка, я помогу тебе.

Магда. Все решено.

Элло (уводит ее от заграждения). Да, я знаю, но сейчас не время для героических речей. Забирай детей — и быстро отсюда, Кемпка на бронетранспортере переправит тебя через по­зиции, дальше поможет церковь, если все пройдет удачно, в середине мая вы будете в Швейцарии, в доме Гюнтера.

Mar да. Нет. (Высвобождается.) Доктор Морслль дал мне кап­сулы. Мы остаемся здесь.

Элло (отшатываясь от нее). Ты...

М а г да (садится на диван, к,хадет на колени пару детских вещей). Нет, я в своем уме, Элло. Разве ты не знаешь, что сейчас будет? Помнишь, что я тебе однажды рассказывала. Гос­поди, сколько лет прошло, фюрер сидел в кафе «Анаст» в Мюнхене. Он пил горячий шоколад и вдруг, увидев двух маленьких еврейских мальчиков за столиком чуть поодаль, сказал: «Я раздавил бы их, как клопов, об пол».

Элло (после паузы). Ты и Йозеф...

Магда (сочиняет на ходу). Да. Мы все подробно обсудили.

Элло. И он хочет...

Магда. Нет. Это сделаю я. Ты же знаешь, Юпп никогда бы не смог!

Элло (отмахивается от этой мысли). Ты проверяешь меня, да, Магда! Милая!.. Дурная шутка! (Смеется.) Извини, но сей­час не до шуток!

Магда. Иди. Будь счастлива. И передавай привет Гюнтеру. Ха-ральду я еше напишу. На это времени хватит. Иди.

Элло. Ты мне совсем чужая.

Магда. Я тебя позвала, а теперь отсылаю, вот и все.

Элло медленно уходит на задний план через последний проем в за­граждении. Одновременно слева входит Йозеф.

Йозеф. Милочка! Теперь ты — первая женщина рейха! Геринг и Гиммлер исключены из партии! Ханке в Бреслау — но­вый рейхсфюрер СС. Дсииц — рейхспрезидент. А я — рей­хсканцлер, наследник фюрера. Таково его завещание! (Маг­да молчит.) Что случилось. Магда, ты не хочешь меня поздравить?

Магда. Когда ты поговоришь со мной о детях, Йозеф?

Йозеф. Когда придет время, милочка, когда придет время. Сей­час время тотальной войны! (Спешит к микрофону.) Мы начинаем последнюю битву, более мощную и кровавую, чем все войны истории! Я вижу мальчиков и девочек, ко­торые забрасывают врага гранатами и дисковыми минами, стреляют из окон подвалов, не считаясь с опасностью, в ус-

ловиях которой сражаются! Я вижу наших молодых жен­щин, с вышитым текстом на левом рукаве блузки: «Ото­мстим за наших братьев и мужей! Сопротивление любой ценой!» Весь народ стоит как солдат! Как тысячеголовая гидра! Самый великий, самый отважный, самый мощный и безжалостный солдат, которого когда-либо видело чело­вечество!

М агда. Ты знаешь, что он сделал с Муссолини и с Кларой Пе-таччи, этот собственный народ!

Йозеф (все еще в микрофон, тихо). Немцы не оскверняют трупов.

Магда (спокойно). Я требую, чтобы ты убил детей.

Йозеф (с досадой смотрит на нее, сбитый с толку, ходит вок­руг, перекладывает вещи на столе с места на место). Что ты сказала? Ах да, ясно. Ты не веришь... Нет, нет, ты же не знаешь, что новое оружие уже готово к применению...

Магда. В твоей голове....

Йозеф. Я только что сам слышал— в информационной. Уже двенадцать новых истребителей, на реактивной тяге. На аэродроме Эберсвальде. Блистающий заслон, орлы. Шлс-ер совершил чудо. Скорость вдвое выше «спитфайра». Стальные гончие. У англичан глаза на лоб полезут, мы сметем их бомбардировщики с неба один за другим, как мух! (Садится за стол, бессмысленно смотрит на карту.)

Магда. У них есть очищенный спирт?

Йозеф (врет). Конечно!

Магда (после паузы). Йозеф.

Йозеф. Да, милочка.

Магда. Я сказала детям, им сделают укол.

Йозеф (тихо). Нет.

Магда. Я им сказала, вам сделают укол, как всем солдатам и всем порядочным немцам. Новейшая прививка против войны, против ран, против смерти.

Йозеф. Хельга тебе не поверит.

Магда. Хельга спросила, есть ли уколы против газовой войны, которую сейчас начнет Черчилль. И я сказала, да, дитя мое. это укол против яда массового убийцы Черчилля.

Йозеф (вскакивает из-за стола, кричит). Я рейхсканцлер, до­рогая, я определяю, кто получит укол, а кто нет.

Магда (спокойно). Ты рейхсканцлер, Йозеф. (Пауза.) Твой рейх шириной в две улицы и длиной в одну.

Агасфер Эвиг закрывает проем в заграждении. Сзади Геббельс и Миха­эль вдвоем выводят на первый план Зару Лсандер.

Йозеф. Непозволительно, я тебе запрещаю, совершенно невоз­можно, за подобное пораженчество я посылаю других нем­цев на гильотину!

Магда. Быть может, еще сотни четыре подданных у тебя и ос­талось в бункере Фосса. Они как раз открывают последние бутылки шампанского. Напиваются для храбрости перед побегом. Пьянствуют с Борманом.

Йозеф. Отребье. Из-за шампанского. Риббентроповское шам­панское. Сволочи. Канальи.

У заграждения Михаэль, задрапированный во флаг, как в тогу, Геббельс и Зара Леандер напрасно ищут проем.

Геббельс. Йозеф! Венк наступает! Ханна Райч приземлилась на Шарлоттенбургском шоссе! С ней на борту генерал ка­валер фон Грайм!

Йозеф. Ты слышишь, дорогая! Новый командующий люфтваф­фе в Берлине!

Музыкальная заставка «Если Господу угодно»... в исполнении Зары Ле­андер (ЭМИ Электрода СДП 5661 56366 2. Продолжительность 3 мин 14 сек).

Михаэль. Мы должны подавить сволочизм в самих себе, тог­да все остальное пойдет легко, как детская игра! До небес вздымается пламя! Война— высшая форма жизнеутверждения!

Зара Леандер начинает петь «Если Господу угодно, зажигаются звезды». Слева входит Гюнше, вытягивает руки по швам. Под пение диалог про­должается.

Йозеф. Ты только послушай, дорогая, послушай! Михаэль (перекрикивая пение). Да, мы скрестим клинки! Не­мец и русский! Германец и славянин! Гюнше. Господин министр!

Его никто не слушает.

Магда. Все кончено, Йозеф! Послушай меня, все кончено!

Михаэль. Сейчас я схвачу его за горло, швырну на землю, вот он лежит, хрипя, с налитыми кровью глазами, подохни, падаль! Я ногой пробью ему череп! Теперь я свободен!

Зара Леандер поет «И в тихой ночи звонят все колокола».

Йозеф. Свободен! Слышишь, Магда, свободен! Гюнше. Господин доктор Геббельс!

Его никто не слышит.

Магда. Война окончена, Йозеф!

Геббельс. Истребить войну? (Смеется.) Это все равно что же­лать, чтобы матери прекратили рожать детей!

Михаэль. Что такое эта жалкая жизнь! И эта куча дряни, на­зываемая человеком!

Гюнше. Господин рейхсканцлер!

Его не слышат.

Геббельс. И когда дойдет до последнего, тогда лучше гибель с большевизмом, чем вечное рабство с капитализмом!

Гюнше (кричит). Хайль Гитлер!

Йозеф. Гюнше! Венк уже здесь? Эта борзая! Слышишь. Маг­да, двенадцатая армия здесь!

Магда. Нет никакой двенадцатой армии!

Михаэль. Яд вылит, я брошусь на землю!

Гюнше. Фюрер не горит.

Йозеф. Что?

Геббельс. Земля принадлежит тому, кто берет се себе!

Зара Лсандср поет «...тогда будет вечный мир...»

Михаэль. Сухая коричневая земля, немецкая земля, целую тебя!

Гюише. Фюрер никак не горит! Пять канистр бензина! Но ве­тер! Ветер такой сильный, задувает все спички!

Иозеф. Бог мой. Гюнше! Тогда берут тряпку, макают ее в бен­зин, поджигают и бросают на трупы! (В микрофон.) Почет­ная смерть фюрера в Берлине, а по меньшей мере через пять лет фюрер станет легендарной личностью, а нацио­нал-социализм — вечным мифом, освященным последним великим актом! (Гюнше.) Огонь — это тайна! (Отходя с Гюн­ше в сторону.) Надо ко всему приложить свою руку в час решения?! (Уходит.)

Гюнше. Но если весь Берлин горит, то почему фюрер нет? (Ухо­дит.)

М а г д а (кричит). Йозеф!

Михаэль, роняя флаг наземь, и Геббельс глядят им вслед. Магда пово­рачивается к Заре Леандер, как раз заканчивающей петь строку: «И он смотрит блаженно сверху на свой маленький мир».

Агасфер Эвиг (спокойно наблюдая за орущими героями). Я мог бы предложить печи. Хорошие печи. Немножко подержан­ные...

Затемнение.

АКТ ТРЕТИЙ

Законченное проволочное заграждение, протянутое наискось через се­редину сиены, стоит теперь на первом плане, вблизи рампы между ра­диоприемниками и микрофоном. Перед заграждением Агасфер Эвиг. собравший в кучу детскую одежду и ботинки. Гитлер-Будда исчез, сие­на за заграждением распахнута на все стороны, ни стен, ни дверей. Как и прежде, диван, кресла, граммофон и письменный стол, флаг со сва­стикой и части трупа собаки. Посередине три двухэтажные кровати детей

Геббельса. На них дети — куклы под одеялами. Агасфер Эвиг сортирует при свете рампы детскую одежду. Медленно, старательно рассматривает вещь за вещью и раскладывает у рампы на шесть кучек. Магда сидит за письменным столом, в свете настольной лампы пишет письмо. Задняя часть сиены, равно как и рампа, в по­лутьме. Разрывы артиллерийских снарядов. Лампа на письменном сто­ле мигает.

Агасфер Эвиг (произносит текст письма, которое пишет Магда). «Дорогой сын, мой храбрый Харальд. Мы уже шесть дней в бункере фюрера — папа, твои пять малень­ких сестер, брат и я, — чтобы обеспечить нашей национал-социалистической жизни единственно возможное, достой­ное завершение. Получишь ли ты в английском плену это письмо, я не знаю. Может быть, найдется хоть одна чело­веческая душа, которая поможет отправить тебе мой пос­ледний привет. Ты должен знать, что я осталась с отцом против его воли, что еще в прошлое воскресенье фюрер хотел помочь мне выбраться отсюда. Ты знаешь свою мать — мы одной крови, у меня не было никаких сомне­ний. Наша прекрасная идея терпит крах — а вместе с нею все, что я знала в своей жизни хорошего, удивительного, благородного и доброго. Мир, который придет после фю­рера и национал-социализма, не стоит того, чтобы в нем жить, потому я и взяла сюда с собой детей. Жизнь, кото­рая придет после нас, недостойна их. и милосердный Бог меня поймет, если я сама дам им спасение. Ты будешь

жить дальше, и у меня есть к тебе одна настоятельная просьба: никогда не забывай, что ты немец, никогда не поступай против чести и позаботься, чтобы благодаря твоей жизни наша смерть не оказалась напрасной. Твои едино­утробные сестры и брат замечательные дети. Без посторон­ней помощи они сами справляются в этой более чем при­митивной обстановке.

Вчера вечером фюрер смял свой золотой партийный зна­чок и прикрепил мне. Я горда и счастлива. Дай Бог. что­бы у меня хватило сил сделать последнее и самое тяжкое. У нас только одна цель: верность фюреру до самой смер­ти; и то, что мы можем вместе с ним закончить свою жизнь, это милость судьбы, на которую мы никогда не дерзали рассчитывать. (Берет новый лист бумаги.) Трудно начинать новую страницу. Кто знает, сумею ли я ее закончить. Но мне хочется дать тебе как можно больше любви и силы и развеять всю твою печаль утраты. Гордись нами и попытайся сохранить нас в гордых, счастливых вос­поминаниях. Когда-нибудь каждый человек должен уме­реть, и не лучше ли с честью прожить мужественную и короткую жизнь, чем долго жить в позоре? Заканчиваю, надо отослать письмо. Быть может, его возьмет с собой Ханна Райч. Она еше раз вылетает. Обнимаю тебя со всей глубокой, сердечной, материнской любовью! Мой дорогой сын. живи для Германии! Твоя мать».

Магда кончает писать. Агасфер Эвиг прерывает свою работу и смотрит на Магду через заграждение, в то время как она идет к детям и смот­рит, спокойно ли они спят. Слева сзади входит Й озеф. явно утомлен­ный, в плаще, снимает его и бросает в кресло. Идет к столу, снимает телефонную трубку.

Йозеф. Отте? Да. (Вешает трубку. Обнаруживает письмо, са­дится, читает его.)

Магда возврашается от детских кроватей. Разрывы снарядов. Сзади то­ропливо входит Ханна Райч в комбинезоне летчика с Железным кре­стом I и II класса, грациозная женщина несет на плече окровавленную куклу генерал-фельдмаршала кавалера фон Грайма.

М а гда. Ханна!

Райч (подает ей руку). Фон Грайм ранен. Когда мы снизились к магистрали Запад—Восток, его задела зенитка. Ничего страшного, но нужен уход. Я могу оставить его здесь'.' (Склоняется со своей поклажей над диваном.)

Йозеф (вскакивает). Госпожа Райч! Героиня воздуха!

Она тотчас выпрямляется с куклой и отдает честь.

Какое утешение видеть вас здесь. (Узнает Грайма, вытя­гивает руку в приветствии.) Поздравляю вас с постом ко­мандующего люфтваффе, господин генерал-фельдмаршал!

Райч. Я пройду здесь к лазарету?

Магда. Я вам покажу.

Райч с куклой через плечо уходит направо, Магда за ней

Йозеф (кричит Магде вслед). Ты написала Харальду? Магда (кричит). Я для тебя оставила место. (Уходит.)

Йозеф садится за стол. Разрывы снарядов.

Йозеф (про себя). «Ты знаешь, что я всегда считал тебя сво­им сыном, хотя ты и не носишь моей фамилии. Если б ты имел честь пасть за фюрера и отечество, я бы вос­принял это как мою жертву во имя Германии. Наш фю­рер, до последнего дыхания сражаясь против большевиз­ма, пал сегодня за немецкий народ. Только что я смотрел на пламя, которое унесло его бессмертную душу»... Нет. (Берет ручку, пишет.) «Никто, мой дорогой Харальд, не ведает, чем закончится эта борьба. Но я знаю, что мы выйдем из нее только с честью и славой, живыми или мертвыми».

Рихард Отте входит слева, приближается к письменному столу.

Отте (тихо). Вы вызывали меня на диктовку? Йозеф (испуганно). Отте! Нет, я... Диктовка? (Закуривает сига­рету.) Да. Маршал Жуков отклонил наши предложения.

Представьте себе! Крсбс. очевидно, не объяснил, что аль­тернативой будет борьба, какой еще не видел мир. Сталин же фактически требует безоговорочной капитуляции. (Сме­ется.) Совершенно ошибочная оценка!

Отте, Я должен это так и записать?

Йозеф. Нет. Погодите. Нет. Потом. Вы понадобитесь мне по­зднее. Есть некоторые указующие в будущее... (Теряет нить.) Герхарт Гауптмап дал нам, между прочим, исклю­чительно верное объяснение англо-американских террори­стических налетов... Языком, какого мы от первого поэта... (Снова теряет нить.) Что вы сказали?

Отте. Ничего, господин рейхсканцлер, я ничего не говорил.

Йозеф. Будем говорить, как всегда, «господин доктор», мой дорогой Отте, не будем говорить «Хайль Геббельс». (Сме­ется.) И подумайте о том, как уложить микрокопии. Все мое духовное наследие в ваших руках... Позже я еще раз все... (Вперивает взгляд в пустоту.) Надо бы потом вы­пустить издание в кожаном переплете... Или?

Отте. Разумеется.

Йозеф. И дешевое, популярное издание. Для рабочих... Хотя... (Пауза.) В стальных ящиках, Отте, в стальных! Жаль, если интерес грядущих столетий к моим размышлениям... (Снова теряет нить.)

Отте. Это была бы утрата для человечества. Автографические пластинки уже упакованы.

Йозеф. Я позову вас потом. Позже.

Отте (кланяясь, удаляется). К вашим услугам, господин доктор.

Йозеф (окликает его). Отте?

Отте останавливается.

А «Хайль Гитлер» еще остается!

Отте вытягивает руку в приветствии и поспешно удаляется налево. Раз­рыв снаряда. Сиена постепенно освещается. Геббельс, а чуть позже Михаэль очень медленно выходят из глубины сиены. Йозеф садит­ся, пишет. Агасфер Эвиг слушает его. стоя у заграждения.

Йозеф. «Я почти не верю, что мы еще раз увидимся, но твер­до убежден, что Германия способна выстоять эту страшную войну, если немецкий народ будет иметь перед глазами примеры, которые помогут ему выпрямиться. Мы дадим та­кой великий пример. Нам вовсе незачем жить, чтобы ока­зывать воздействие на будущее нашего народа. Я чувствую себя окрыленным, ведь фюрер оказал мне огромное дове­рие, в последний час поставив меня и Дёница рядом с собой. В будущем ты должен иметь одну цель: оказаться достойным тяжелейшей жертвы, какую мы готовы прине­сти со всею решительностью. Всегда гордись принадлеж­ностью к семье, которая до последнего оставалась даже в несчастье верна фюреру и его чистому, святому делу. Ни­когда не позволяй, Харальд, сбить себя с толку всемирной шумихе, которая теперь поднимется. Однажды ложь рух­нет, и над нею вновь восторжествует правда! Настанет час. когда мы будем стоять надо всем чистые и безупречные, как наша вера и устремления. Всего хорошего и сердечный мой привет, твой папа». (Молча подписывается.)

Агасфер Эвиг. Доктор Йозеф Геббельс, рейхсканцлер.

Йозеф (закуривает новую сигарету). Я сейчас же выйду на Виль-гельмплатц и буду бегать там, пока меня не застрелят. (Прислушивается к этой фразе, репетирует ее с новой ин­тонацией.) Я выйду на Вильгельмплатц, Магда, причем не­медля, и буду бегать там, подняв голову, пока меня не на­стигнет пуля! Я выйду наружу, на Вильгельмплатц. И стану под градом пуль и снарядов...

Агасфер Эвиг. Ничего вы не сделаете.

Йозеф. Заткнись. Исход этой войны решится в двенадцать без одной минуты.

Агасфер Эвиг. Трупы Адольфа и Евы горели четыре часа.

Йозеф (подходит к заграждению). По-вашему, вы можете тут торжествовать! Вы еше удивитесь! Если из теперешнего положения мы сделаем нужные выводы, то о поражении вообще и речи не будет!

Агасфер Эвиг. Верно. Слово— великая вещь.

Магда возвращается справа, идет к столу, читает письмо. Йозеф под­ходит к микрофону.

вопрос, прожить ли еще пятнадцать или двадцать лет или обрести тясячелетнюю жизнь в неувядаемой славе! М а г д а (складывает письмо и кладет его в конверт, садится, над­писывает адрес). Да. Но ты не был в Сталинграде, мой ангел. Агасфер Эвиг (в то время, как она пишет). Господину Ха-

ральду Квандту. военнопленному. Магда (целует конверт). Северная Африка! Там ты его найдешь. Йозеф. Я выйду на улицу! Я буду ждать пули! Магда (с коротким смешком). Помнишь, как ты достал писто­лет, когда я тебе сказала: или расставание с Бааровой. или развод со мной — и как ты засунул его в карман шинели и выбежал из комнаты? (Коротко смеется.) И я действи­тельно на миг испугалась. А ведь ты побежал прямиком к своей секретарше. Йозеф. Это было прощание! С ней. с тобой, с жизнью! Михаэль (поддерживая Йозефа). Я не хочу больше тебя видеть,

пока на меня не падет луч Божий. Магда. Не надо передо мной так важничать. Я тебе не налож­ница... И о з е ф (стараясь сохранить самообладание). Я запрещаю тебе... Магда (встает). Как супруг? Как рейхсканцлер? Как отец моих детей? (Смеется.) Я снова вижу тебя таким, как в первый раз, мой ангел. Маленький хромой гауляйтер Берлина, идущий мне навстречу по лестнице в шляпе и в пальто, меж тем как я спешу наверх в его бюро, чтобы предоста­вить свою рабочую силу новому движению. Сколько чле­нов? Менее пятисот? (Смеется.) Такими нам надо было остаться, Йозеф, тебе бедным, мне богатой, тебе неудач­ником, мне в поисках! Йозеф (оборачивается к Геббельсу). Что хочет от меня эта оди­чавшая мегера? (Закуривает новую сигарету.) Геббельс. Что я вообще сделал? В чем ты меня упрекаешь? (Идет к дивану, садится.) Своей истерией ты превращаешь весь мир в кавардак. Михаэль (следуя за ним). Мужчина вычерчивает линии жизни.

женщина их расцвечивает! (Присаживается к Геббельсу.) Геббельс. В конце концов, я делаю лишь то. что делает и любой другой мужчина, у меня есть подруга, ну и что в этом дурного?

Несколько разрывов, один за другим.

Магда (громко смеется, Геббельсу). Подруга?! Знаешь, что мне тогда сказал фюрер? «Раньше ваш муж в тысячах речей утверждал, что актрисе, чтобы сделать карьеру, нужно вна­чале пройти через постели киношников-евреев, а нынче он сам — великий киноеврей!»

Геббельс. Фюрер никогда бы так не выразился!

Агасфер Эвиг. Фюрер не употребил бы слово «постель».

Йозеф (Магде). Он тебе запретил подавать на развод!

Магда (смеется). Он запретил тебе встречаться с Бааровой и велел вести себя прилично!

Геббельс. Это не в его стиле. Он относится ко мне как отец! И никогда не потерпит, чтобы его министр пропаганды развелся!

Магда. «Расставание» сказал фюрер! «Расставание»!

Агасфер Эвиг. Это правда!

Йозеф (Магде). В тот трудный час я был ему благодарен. Вы­ехал на машине за город. Далеко. Без цели! Долг превыше всего. Если бы ты за моей спиной не интриговала перед фюрером против меня!

Михаэль. Эрос! Эрос! Эрос!

Магда. Я молила его о помощи. И он помог. Расставание с Ба­аровой!

Геббельс. Я подчиняюсь. Полностью, без жалоб. Я тогда еще раз очень долго и печально говорил с Лидой по телефону. Оставайся твердым, даже если сердце грозит разбиться!

Магда. Ты увиливал, лгал, искал отговорки, и если бы у меня не было списка, тридцать шесть имен, от Ханке, ты бы снова...

Йозеф (перебивая ее). Ты была ко мне сурова и жестока! И я поехал к матери. Которая была так добра ко мне. Только там я по-настоящему дома.

Михаэль. Молодость миновала!

Геббельс. Элло вела себя нечестно!

Агасфер Эвиг. И фюрер, и Ханке!

Йозеф. Ханке!

Агасфер Эвиг. Красивый мужчина, статс-секретарь и не ко­солапый!

Магда. Между нами ничего не было. Он только учил меня ез­дить верхом.

Геббельс. Мой личный адъютант! Подумать только! Полный антипод Нибелунгу!

Йозеф. Интрижка!

Михаэль. Во мне все ярится, пылает, мчится!

Геббельс. А что было с Людеке! Ну? Правду, Магда! Правду, наконец!

Магда. Я всегда была верна!

Геббельс (громко смеется). Ханке учил верховой езде! А у меня воровал личную переписку! Он читал тебе се в постели?

Йозеф. Ханке! Коварный мальчишка!

Михаэль. Женщины! Господи! Синие чулки еще самые из них безобидные!

Магда. Если б ты хоть раз в жизни был честен! Жизнью на­ших детей ты клялся хранить мне верность!

Геббельс. Это была правда!

Магда. Правда! Ты вообще знаешь, что это такое? Через час после этой клятвы ты лежал в постели с балериной!

Йозеф. Ханке, скотина!

Агасфер Эвиг. Нет. На сей раз статс-секретарь Наумам!

Геббельс. Что, и Наумам тоже?

Магда. Чистое преклонение, целомудренное и немецкое.

Михаэль. Женщина здесь! Мужчина начеку!

Йозеф. Я оказываю на женщин необычайное воздействие! Что я могу поделать со своей натурой?! Моя верность притя­гивает женщин.

Магда (пронзительно). В документах гестапо сплошные бабы! Сплошное грязное болото!

Геббельс. Особенно умные женщины! У меня дар рассказчи­ка, у меня есть шарм, мои сверкающие глаза, мой метал­лический голос...

Магда. Ты сулил карьеры и грозил наказанием.

Геббельс. Ты не поверишь, как редко это было нужно.

Магда. Документы! Документы! Письма! Телефонные разгово­ры! Черным по белому!

Михаэль. Во мне свершение утратило меру и цель!

Йозеф. Собственно, я всегда был тебе верен в тихой глубине моего сердца.

Магда (кричит). Прекрати, наконец, лгать!

Агасфер Эвиг. Тише! Тише! Дети услышат!

Магда. Весь народ знает, годами я терпела насмешливые взгля­ды, сочувствие, письма доброжелателей, которые меня ос­корбляли! Годами злорадство, надменные кинозвездочки из Бабельсберга, которые смотрели на меня как на уборщицу!

Михаэль (вскакивает). Ради фаллоса жертвуют гекатомбы бес­смертных душ!

Агасфер Эвиг. Молодой человек говорит об окончательном решении?

Геббельс. Заткни рыло!

Агасфер Эвиг. Рыло встречается в народной речи! Геббельс, «головастик состоит только из рыльца и хвостика»!

Йозеф. Масса еще примитивней, чем я полагал.

Михаэль (садится). Почему я должен так страдать!

М а г да. Ты когда-нибудь спрашивал, что творилось в моей душе по ночам, когда ты в своем замке в Шваненвердере, или в твоих личных покоях в министерстве, или в твоей спаль­не рядом с моей, или в каком-нибудь вагоне, или в гости­нице, или на яхте, или...

Михаэль (перебивает). Ликующий крик! Пробуждается зверь! Пыл! Страсть!

Йозеф (закуривает новую сигарету). Твои мещанские фантазии мучили тебя, моя дорогая, а не я, не совершенно незна­чительные женшины; гения нельзя мерить масштабами массы!

Агасфер Эвиг. Куда бы это завело!

Магда. Я мещанка! И масса!

Геббельс. Да. ты мещанка! И всегда была такой! Всегда гос­пожа Квандт, мещанка с денежными мозгами всех круп­нобуржуазных мещан!

Магда (насмешливо). Поэтому тебе, нищему, непременно приспичила свадьба в имении Квандтов в Северине, по-круп­нобуржуазному, по-мещански — за чужой счет!

Йозеф. Это была твоя идея, дорогая!

Магда. Я могла бы стоять рядом с мистером Гувером в списке миллионерш в Америке, а ты каждый день таскал у меня из кармана квандтовскую ренту!

Йозсф. Что же ты не вышла за мистера Гувера? Не могла выр­ваться из моих чар. подлинная глубина которых осталась для тебя сокрытой! Вот это искусство! Ты когда-нибудь понимала, что я живу в иных сферах! Что я отставил по­эзию ради служения народу, по в глубине души остался поэтом, который воспринимает мещанство не иначе как с презрением?

9

Магда (звонко смеется). Где бы ты был без моего «мещанства»' Кто тебя научил вращаться в свете, выступать, быть муж­чиной? (Подходит к нему.)

Геббельс. Для этого в тебе нужды не было! Ты в самом деле веришь, что значила больше, чем какое-нибудь украшение моего проекта, маленький лучик моего блеска?

Магда. Блеск! Блеск! Что у тебя было-то. кроме беспомощно­го, мерзкого, католического смрада? Никакого понятия об обществе, о манерах, ты цеплялся за мой локоть, потому что паркет везде был для тебя слишком скользким!

Йозеф отходит к двум другим Геббельсам.

Йозеф. Я тебя предупреждаю. Магда.

Михаэль (кривится). Почему женщина не может пойти с нами без оговорок? Можно ли ее воспитать? Или она вообще неполноценна? (Размышляет.)

Магда. Как сейчас, слышу твои мольбы: «Магда, любовь моя, по отношению к женщинам я до сих пор лишь полумуж­чина, мне не хватает самого лучшего, самого утешающего: дистанции, уважения и верности! Подари мне! Магда! Помоги мне, Магда!» Ты на коленях ползал. «Без тебя я падаю духом, Магда!»

Йозеф. Выдумки! Ложь!

Магда (продолжая). «Без тебя я уничтожен! Ты мать из мате­рей, Магда! Ты возлюбленная из возлюбленных!»

Геббельс. Бабья истерика.

Магда. Я еще чувствую руку, которая цепляется за мой локоть, в Италии, когда дуче...

Геббельс (перебивает ее). На Лидо в Венеции женщины го­лышом прыгали в воду перед моей гондолой!

Магяа. На первом приеме дипломатического корпуса ты чуть в штаны не напустил от страха, а я...

Йозеф (идет к ней). Замолчи!

М а гда. Да, теперь! Тогда было: «Говори, пожалуйста. Магда. го­вори за меня, я не знаю иностранных языков...»

Геббельс. Потому что немецкий для меня — превыше всего!

Магда. Потому что ты был робкий маленький трусишка!

Агасфер Эвиг. Тише, хотя бы ради детей!

Магда (не утихомириваясь). Твоя смехотворная ревность, когда мировая пресса писала обо мне, только обо мне, а о тебе только вскользь замечала, что очень уж удивительно, что у такого невзрачного парня такая красивая, статная жена...