из электронной библиотеки / 158741742372512.pdf

современных авторов1, а также в контексте нашего исследования в предыдущих параграфах, позволяет дать его итоговое понимание, связанное включенностью в сферу духовного производства.

Культурный капитал в этом плане выступает в трех состояниях, которые очевидным образом присутствуют в духовном производстве.

1.Инкорпорированное состояние как накопление первичного культурного капитала:

– культурно-антропологические (телесные и ментальные) объективные структуры (физическая, поведенческая, эмоциональная, интеллектуальная, коммуникативная и нравственная культура индивида, практическое знание, первичные навыки социализации), заложенные воспитанием в семье, приобщением к региональной и этнической культуре, инвестициями в школьное образование, а также самовоспитанием;

– культурные мотивации и компетенции индивида (состояние здоровья

иуровень физической культуры, культурная идентичность, уровень общего образования, культура поведения и мышления, первичные навыки культурного творчества и т.д.);

– символические статусы и репутации, связанные с разными условиями доступа индивида к культурному капиталу и вхождением человека в культурно-цивилизационные, традиционные, семейные и региональные статусные сообщества (первичный символический капитал).

2.Объективированное (аксиологическое) состояние как наследование культурного капитала:

– культурные ценности (разговорный и литературный язык, книги, словари, музыкальные записи, картины, культурные артефакты, музейные и выстовочные экспонаты, инструменты, машины, научное и техническое знание и т.д.);

– права собственности на культурные ценности (семейное наследие в форме явного и неявного знания, корпоративные секреты, авторское право, интеллектуальная собственность и т.п.);

– символические статусы и репутации, связанные с наследованием культурного капитала и компетенций, с вхождением в иерархические статусные сообщества (классовые, политические, корпоративные, клановые «династии» и т.п.).

3.Институционализированное состояние как воспроизводство культурного капитала:

– объективации в виде культурных квалификаций и профессионализма (инновационные, образовательные – самодеятельные и академические – навыки, компетенции и квалификации как результат развития унаследованного и приобретенного культурного капитала);

– сертификаты о культурных компетенциях (разряды, аттестаты, дипломы, патенты, лицензии и т.п.);

1 См.: Радаев В.В. Понятие капитала, формы капиталов и их конвертация // Общественные науки и современность (ОНС). 2003. №2 . С. 5-17.

31

– символические статусы и репутации, связанные с воспроизводством культурного капитала и вхождением в новые горизонтальные (солидарные) статусные сообщества (неформальные, субкультурные, профессиональные и т.п.).

Как мы видим, интеллектуальная собственность, которая в явной форме становится легитимированной в эпоху индустриализма, является лишь одной из модификаций культурного и человеческого капитала, имеющего достаточно длительную историю. Ю.К. Плетников так определял специфику интеллектуальной собственности: «Особое место в системе собственности занимает интеллектуально-духовная собственность. Ее объекты (идеальные «вещи») – итог творческого интеллектуального труда. Интеллектуальная собственность всегда персонифицирована, хотя правом собственности на идеальные «вещи» (включая новейшие технологии) могут в современном мире обладать не только отдельные лица, но и фирмы, корпорации, государство. Ее юридический статус определяется нормами авторского и патентного права и другими правовыми актами. Экономические же отношения собственности выступают здесь в превращенном виде, ибо затраты творческого интеллектуального труда в принципе нельзя измерить затратами общественно необходимого времени. Вряд ли позволительно говорить и о предельной полезности идеальной «вещи». Возможности практического использования фундаментальных научных открытий, например, могут возникнуть лишь многие годы спустя»1.

П. Бурдьё отмечал, что «габитус производит практики как индивидуальные, так и коллективные», «квазинатуры»2, т.е. он рассматривал как индивидуальные, так и коллективные габитусы, специфические индивидуальные и коллективные организмы. В диалектике индивидуальных и коллективных габитусов, включенных в социально структурированные системы интеллектуального труда как всеобщего, снимается противоположность всего веера субъект-объектных оппозиций: «Объективная гомогенизация габитусов группы или класса, вытекающая из гомогенизации условий существования, позволяет объективно согласовывать практики без стратегического расчета и сознательного соотнесения с нормами и делать их взаимно приспособленными при отсутствии какоголибо непосредственного намерения и, a fortiori, какой-либо эксплицитной договоренности»3. Здесь и реализуется второе основание онтологии человека, связь индивидуального и социального, персонального и коллективного, сингулярного и всеобщего.

Второе основание жизнедеятельности человека, вошедшего в своей,

собственной, неповторимой индивидуальности (вот здесь и филогенетически, и онтогенетически появляется собственность!) в большой мир, полагается явным образом в формах социально-значимого разделения труда, в котором эта персонифицированная «игра физических и

1Плетников Ю.К. Собственность // Новая философская энциклопедия: В 4 т. Т. 3. М., 2010. С. 582.

2Бурдьё П. Практический смысл. СПб., 2001. С. 106, 110.

3Там же, с. 115.

32

интеллектуальных сил» субъекта культурного капитала (собственности)

получает общественное и коллективное признание, приобретает характер специализации, закрепляется в разделении труда на «материальный» и «интеллектуальный» (научный, духовный и т.п.), структурируется в качестве специфических форм материального и интеллектуального труда, закрепленных за отдельными индивидами и социальными группами часто в отчужденных и превращенных формах, и включается в конкретно-

исторические способы общественного производства.

Труд в конкретно-историческом общественном производстве и есть, в конечном счёте, общественно-значимая и универсальная, всеобщая деятельность человека. В.И. Толстых так определяет общественное производство: «Слова «производство», «производить» используются при этом в предельно широком значении и в разных семантических оттенках, – имеется в виду не только «изготовлять, вырабатывать, выделывать», но и «совершать, родить, произвести». А определение «общественное» подчеркивает, что речь идет о совместной деятельности людей, вступающих в процессе производства в некие отношения, имеющие общественный характер и смысл. Понятие «общественное производство» вбирает в себя обозначение не только какой-то особой отрасли или совокупности различных отраслей производства, но и общественного жизненного процесса как такового, или, иначе, производство людьми своей общественной жизни. Поэтому в философской и экономической литературе принято говорить о производстве «материальном», «духовном», «научном», «художественном», о производстве «сознания», «общественных отношений» и т.д.»1. И общественное производство надо понимать не только как способы преобразования природы (материально или интеллектуально) и создания соответствующих продуктов, но и как производство самих людей – телесно, духовно и социально, в многообразии их индивидуально-личностных персонификаций и социальных связей, оформленных в сложные конфигурации общественных отношений, стратификаций и коммуникаций.

Общественное производство и выступает основной формой культурных практик, той основной «главной практикой», «практикой практик», о которой говорили Маркс, неомарксисты и постмарксисты, да и многие другие современные интеллектуалы, стыдливо прячущие под терминологической игрой генетическое первородство марксизма в понятийном осмыслении мира реального, конкретно-исторического, а не «философского» человека.

Здесь очень важно избежать социологизаторской, а фактически объективистской вульгаризации. Очень важный методологический посыл в своё время сделали М.К. Мамардашвили, Э.Ю. Соловьев, B.C. Швырев в знаковой и прорывной для советской философии статье. Они писали о проблеме взаимоотношения духовных форм и материальных форм жизнедеятельности человека: «Чтобы избежать вульгарно-социологического

1 Толстых В.И. Производство // Новая философская энциклопедия: В 4 томах. М., 2010. Т. 3. С.362.

33

сведения первого ко второму, нужно найти какое-то опосредствующее звено между процессом социально-экономических изменений, фиксируемых как

изменения общественного бытия , и философским развитием,

закономерно анализируемым в терминах изменения знания и сознания. Это звено действительно существует, и попытки выделить его в качестве особого объекта социологического анализа неоднократно предпринимались в марксистской литературе. Речь идет о социальной структуре духовного производства (здесь выделено нами – авт.), а в более широком смысле – о роли знания и индивидуальной сознательности вообще в объективных общественных отношениях известной исторической эпохи.

Структура духовного производства обнаруживает себя (и, соответственно, может быть зафиксирована и подвергнута анализу) двояким образом: с одной стороны, в качестве особых социальных образований и отношений (типичные для данного общества формы разделения, обособления умственного и физического труда, экономическое положение и социальный статус интеллигенции, институты, в которых организуется духовная деятельность, формы трансляции знания и культуры (здесь выделено нами – авт.) в обществе и т.д.); с другой стороны, в качестве особой организации субъективности самого агента духовного производства. Речь идет о переживании индивидом, осуществляющим духовную деятельность, своего объективного социального положения, своей «роли мыслящего» – переживании, которое отливается не просто в те или иные «настроения», «душевные состояния», а в предельно формальные и абстрактные представления об отношениях между сознанием и самосознанием, мышлением и субъектом мысли; поступком и реализующимся в нем намерением и т.д.»1. Индивиды, обладающие конкретно-исторической телесностью (габитусами) как культурной собственностью и капиталом, не только создают эти социальные институции, в который организуется труд интеллектуалов и интеллигенции в конкретно-исторических системах духовного производства, но и являются формами «организации субъективности» агентов интеллектуального труда.

«Габитус формируется работой по внушению и присвоению, необходимой для того, чтобы эти продукты коллективной истории, являющиеся также объективными структурами, смогли воспроизвестись в форме устойчивых и отрегулированных диспозиций – условия своего функционирования, – писал Бурдьё. – Продукт своеобразной истории, предлагающей особую логику для своего инкорпорирования, – посредством чего агенты принимают участие в истории, объективированной в институциях, – габитус есть то, что позволяет «обжить» институции, практически их присвоить и тем самым поддерживать в активном, жизненном, деятельном режиме, постоянно вырывая их из состояния омертвелой буквы, омертвелого языка, заставляя ожить чувство,

1 Мамардашвили М.К., Соловьев Э.Ю., Швырев B.C. Классика и современность: две эпохи в развитии буржуазной философии // Философия в современном мире. Философия и наука. М., 1972. С. 32-33:

34

растворенное в них. Однако при этом габитус подвергает эти институции пересмотру и преобразованию, что есть компенсация и условие их реактивации»1. Но это и выводит нас на диалектику единичного, особенного и всеобщего, когда всеобщее (социальное) не сводится к некоторому набору «общих признаков», выделяемых по формально-логическим канонам, которые нас не выводят на уровень «разума», как отмечал еще И. Кант, оставляя на уровне рассудочном, т.е. обыденном. Действительно всеобщее, как исторически развивающаяся органическая целостность, предполагает анализ всего многообразия единичного в конкретной различённости особенного.

Это, в свою очередь, и предполагает исследование «экономических» или «духовных формаций» (Э.В. Ильенков), ориентированных на соответствующие способы производства – материального или духовного, в которых только и действуют интеллектуалы и интеллигенция, как живые, конкретно-исторические индивиды, персонифицированные в культурной телесности (габитусах) и создающие в системе духовного производства идеальные продукты, обладающие не только универсальной значимостью в культуре, но и сами выступающие в качестве носителей культурного и человеческого капитала и способные в исторически ограниченных отношениях собственности приобретать стоимостные измерения.

Продуктом и одновременно предпосылкой этих взаимосвязанных «общественных производств» (материальных и духовных) и становятся многообразные культурно-цивилизационные системы, «квантующие» живую ткань эволюции человечества от прошлого к будущему. Об этой конкретизации интеллектуального труда интеллектуалов, творцов, и интеллигенции, трансляторов нового, в исторических структурах духовного производства речь и пойдёт в следующих разделах и главах.

Глава 2. ПРОБЛЕМА ИННОВАЦИЙ И ИНСТИТУТОВ ОБНОВЛЕНИЯ

ВСОВРЕМЕННОЙ ФИЛОСОФИИ

Вданной главе мы попытаемся реализовать философскую экспликацию таких понятий, как «инновации», «институты обновления» и «институты трансляции знания», исходя из критического усвоения теоретического и методологического потенциала работы М.К. Петрова, фактического историко-культурного и историко-научного материала, полученного в ходе изучения специальных работ в соответствующих дисциплинарных отраслях знания, а также из работ виднейших отечественных философов и культурологов. Это позволит нам исследовать феномен инноваций и институты обновления и трансляции знания в культурно-историческом и историко-философском контекстах.

М.К. Петров был одним из первооткрывателей феномена «тезаурусной динамики». А.П. Огурцов отмечал, интерпретируя идеи М.К. Петрова, что

1 Бурдьё П. Практический смысл. СПб., 2001. С. 112.

35

«тезаурус – естественный национальный язык, который обеспечивает общесоциальную коммуникацию»1. Сам М.К. Петров не ограничивался только «естественным языком» в определении тезауруса и тезаурусной динамики культуры, рассматривая его роль в фрагментации наличного знания по параметрам человекоразмерности и производства нового знания и инноваций. Опираясь на работы М.К. Петрова2 и по новому интерпретируя некоторые его идеи и концепты, попытаемся выстроить некоторый понятийный ряд, позволяющий увязать «инновационность» с развитием производства нового знания и институциональными формами «производства человека» (образованием человека) в культурно-исторической ретроспективе, актуальной социокультурной динамике и возможной антропологической перспективе. Отметим, что термин «инновации» он употреблял, начиная со своей второй кандидатской диссертации, но не так часто, оперируя и другими понятиями и концептами, близкими по смыслу и значениям: «новация», «новое знание», «бисоциация», «открытие», «творчество», «научное творчество», «продукты творчества», «постредакционная вставка», «селекционирующая вставка», «творческая вставка», «трансмутация», «обновление социокодов» и т.д. Этот ряд очень важен применительно к нашим основным «инновационным проблемам».

Если понимать под «фрагментацией массива знания» в горизонте создания и передачи инноваций и нового знания использование специализированных «тезаурусов», «компендиумов» и «словарей» (в том числе и «учебных» и «общеобразовательных» как учебников, пособий, программ, стандартов, справочников, энциклопедий и т.п.), то, разумеется,

мы обозначим границы творчества инноваций и сферы их трансляции в

общекультурное и образовательное пространство, а также рамки перехода «естественного языка» в «языки искусственные», на которых «говорят» специалисты в той или иной области науки и культуры (можно ли считать язык математиков или программистов «естественным»?). Это когда в курилке математик говорит с программистом, и оба используют «естественный язык» (да и то не всегда – рядом стоящий философ их может не понять), а в своих «корпоративных фрагментациях» они порой используют даже аппарат математики различно, что и зафиксировал в свое время М.К. Петров. «Специализированные Тс, – писал он, обозначая «тезаурус» буквой Т, – как правило, информационно изолированы, и если, скажем, в университетском коридоре или курилке встретились на перерыве два преподавателя, физик и филолог, и о чем-то оживленно беседуют, то даже не превращая их в «респондентов», можно со 100% уверенностью

1 Огурцов А.П. Наука и образование в перспективе тезаурусной динамики (М.К. Петров как философ науки) // Идеи М.К. Петрова и политическая концептология. Сборн. [ Электронный ресурс] / редколл.: В.П. Макаренко и др. Ростов-на-Дону, 2007. С. 53.

2 См.: Петров М.К. Античная культура. М., 1997; Петров М.К. Искусство и наука. Пираты Эгейского моря и личность. М., 1995; Петров М.К. Историко-философские исследования. М., 1996; Петров М.К. История европейской культурной традиции и ее проблемы. М., 2004; Петров М.К. Самосознание и научное творчество. Ростов н/Д, 1992; Петров М.К. Социально-культурные основания развития современной науки. М., 1992; Петров М.К. Язык, знак, культура. М., 1991 и др.

36

сказать, что говорят они не о проблемах филологии или физики – здесь перед ними «лакуна» и говорить им не о чем, а говорят они на Ту, на языке своей «абитуриентской» юности, когда они, если использовать термины пансофии Коменского, «все знали обо всем», а потом, если оба они кандидаты, один отошел от Ту на 7-8 лет в физику, другой на ту же глубину в филологию, где у каждого свои языки, жаргоны, концептуально-понятийные аппараты. Но вот прозвучит звонок и каждый отправится в свою аудиторию использовать язык как средство общения для разобщения аудиторий…»1. Это происходит

итогда, когда мы преподаем философию на естественном языке: ведь и здесь используем во многом «искусственный», «специализированный тезаурус». Разве мы не встречаемся с той ситуацией, когда студенты после занятий философией говорят преподавателю: «Пока Вы рассказываете, вроде бы понятно. А потом все в голове путается…».

Так вот, именно поэтому мы склонны понимать под тезаурусом более широкие «языковые системы» и «знаково-символические системы», включающие наряду с «естественным» также и «искусственные», «корпоративные языки» (даже если они используют в превращенной форме «естественный язык») в творчестве инноваций в культуре, обществе, духовном производстве и трансляции нового знания и новых технологий. Здесь, собственно, и происходит своеобразный «круговорот инноваций» в культуре: даже если эти инновации были открыты конкретными людьми тысячи лет назад, они постоянно проходят в творчестве новых поколений и «живых людей» «постредакцию», получают «творческие вставки» (все это концепты-метафоры М.К. Петрова) и проходят тесты на усовершенствование, а иногда и на «открытие велосипеда», что тоже дает приращение нового – знания, технологии, навыка, метода, интеллекта, свободы и уверенности в себе и собственном творчестве.

Однако, еще не время обращаться более подробно к тезаурусной динамике в культуре и производстве инноваций в конкретном формате. Нас тезаурус интересует пока только в плане наличия определения «инноваций»

исвязанного с ними понятийного ряда в наиболее профессиональных «тезаурусах» – словарях и энциклопедиях по философии и социальногуманитарным наукам. Мы ограничимся немногими из-за угрозы написать отдельную диссертацию только по этой проблеме – определения инноваций в различных специализированных тезаурусах.

Итак, логично обратиться к философским компендиумам. Но сразу же нас постигнет разочарование от статьи в «Новой философской энциклопедии»: «Инновации – нововведения, понимаемые в контексте общей

тенденции вытеснения традиционных, архаичных и кустарных форм деятельности рационально организованными»2. Во-первых, определение «инноваций» дается через «инновации», так как «нововведения» как по

латыни и означаются словом «innovatio», так и в английском языке –

1Петров М.К. История европейской культурной традиции и ее проблемы. М., 2004. С.5.

2Панарин А.С. Инновации // Новая философская энциклопедия: В 4 т. М., 2010. Т.2. С. 121.

37

«innovation». Это ни что иное как «логический кругу», определение по порочному тождеству, с чем не согласится формально-логическое мышление. Во-вторых, «инновации» понимаются только в контексте «современности», «модерна» как «рациональные формы деятельности», приходящие на смену «архаичным» и «традиционным» (надо понимать, «нерациональным», а это проблематично), что сразу же снимает проблему нововведений в предшествующих индустриализму традиционалистских культурах и обществах. Здесь явно чрезмерное и некритическое следование веберовским концептам, который, кстати, не лишал мир традиционализма «рациональности», в том числе практической. При таком подходе заявленные нами предметные поля стали бы во многом излишними. Но это далеко не так.

Как ни странно, более строгий подход к определению «инноваций» мы находим у социологов. Здесь под инновацией понимаются более широкие «явления культуры, которых не было на предшествующих стадиях ее развития, но которые появились на данной стадии и получили в ней признание («социализировались»); закрепившиеся (зафиксированные) в знаковой форме и (или) в деятельности посредством изменения способов, механизмов, результатов, содержаний самой этой деятельности. Во втором случае чаще используют понятие «нововведение», выражая его сущность в терминах инновационной деятельности и инновационных процессов (если учитывается процесс сопряженных изменений в среде) и раскрывая его содержание как комплексный процесс создания, распространения и использования нового практического средства (новшества) для удовлетворения человеческих потребностей, меняющихся в ходе развития социокультурных систем и субъектов… Второе понимание инновации может быть рассмотрено в более широкой рамке культуры как технологизация первого понимания инновации. В этом общем случае исходным (базовым) выступает представление о культуре как сложноорганизованной целостности, формируемой двумя типами разнонаправленных процессов. Это вектор креативности (изменений, обновлений, творчества и т.д.) культуры и вектор структурирования (упорядочивания, нормативности, традиционализации и т.д.)»1. И автор этой статьи совершенно справедливо делает ссылку на имя М.К. Петрова, как первооткрывателя «инновационного интерьера» в проблемном поле современной философии и социологии.

В этом определении автор, во-первых, разводит инновации как вновь созданные, то есть инновации как продукт творчества; и «нововведения»,

то есть продукты «социализации» и «технологического применения» творческих инноваций. При этом под нововведениями понимают «комплексный, завершенный, целенаправленный процесс создания, распространения и использования новшества, ориентированный на удовлетворение потребностей и интересов людей новыми средствами, что ведет к определенным качественным изменениям состояний системы (или

1 Абушенко В.Л. Инновация // Социология: Энциклопедия / Сост. А.А. Грицанов, В.Л. Абушенко, Г.М. Евелькин, Г.Н. Соколова, О.В. Терещенко. Мн., 2003. – Режим доступа: // http://slovari.yandex.ru/книги/Энциклопедия социологии.

38

области, где реализуется новшество) и способствует возрастанию ее эффективности, повышению стабильности и жизнеспособности»1. Странно, но и «нововведения» определяются через «новшества». Такая словарноэтимологическая игра, на наш взгляд, вряд ли что проясняет. Однако, в несомненную заслугу авторам «Социологического словаря» можно поставить то, как они последовательно и подробно разворачивают инновационный тезаурусный ряд2, проясняя многие смыслы и значения «инновационного бытия» человека и общества.

Собственно, по аналогичному пути «терминологического разведения» мы шли и ранее, употребляя понятия «креативные инновации» и «репродуктивные нововведения»3 и выстраивая логическую оппозицию «инновация – репродукция», «творчество – репродукция». Можно развернуть и далее логические оппозиции по ряду «инновация – репродукция»: «инновация – традиция», «культура – цивилизация», «деятельность – технология», «новое – старое», «свобода – необходимость». Но так мы уйдем в бесконечность уже содержательных понятий и концептуальных споров.

Следуя методологии применения тезаурусной динамики М.К. Петрова, логично обратиться к «переднему краю науки», который составляют (или должны в идеале составлять), на наш взгляд, прежде всего диссертации. Но поскольку диссертации в инновационном проблемном поле, к сожалению, пишут в основном экономисты и социологи, то обратимся к самой новейшей, только что представленной к защите философской диссертации4. Диссертант дает своё понятие инновации, хотя рассматривая узко, в плане социальнофилософском: «Как социально-философский феномен инновации изучаются в контексте всего социального бытия человека и представляют собой особый продукт (процесс) активной человеческой деятельности, применяемый для опережения, предотвращения и разрешения социальных противоречий на основании обновления социального бытия или его сфер (выделено нами – авт.). Следует отметить, что в современном инновационном обществе инновации производятся масштабно, но без определенного плана, стихийно (это положение несколько спорно, что понимать под «стихийностью», если все и во всем «развитом мире» сознательно только и озабочены «производством инноваций»? – авт.), что порождает усталость от бесконечности процесса приспособления к новому, вызывает страх и тревогу

1Кучко Е.Е. Нововведение // Социология: Энциклопедия. Мн., 2003.

2Кобяк О.В. Инновационная культура // Социология: Энциклопедия. Мн., 2003; Кобяк О.В. Инновационный образ мышления // Там же; Кучко Е.Е. Инновационный процесс // Там же; Кобяк О.В. Инновации социальные // Там же; Кучко Е.Е. Инновационные социальные технологии // Там же.

3См.: Римский В.П. Креативные инновации культуры или репродуктивные нововведения цивилизации? Опыт прочтения культурологии М.К. Петрова // Креативность в пространстве традиции и инновации. III Российский культурологический конгресс с международным участием. Санкт-Петербург, 27-29 октября 2010 г. СПб., 2010. С. 430-431; Римский В.П. Креативные инновации культуры или репродуктивные нововведения цивилизации? Опыт прочтения культурологии М.К. Петрова [Электр. носитель] // Социальные

трансформации культуры: наблюдаемые тенденции и перспективы. Сборник статей.СПб, 2013. С. 77-93 и др.

4 Струк Е.Н. Социальные пределы инновационных изменений: философско-методологический анализ. Автореферат диссертации… д. филос. н. /09.00.11 – Социальная философия. Красноярск, 2013.

39

из-за невозможности прогнозирования будущего»1. Работа носит действительно инновационный характер, Е.Н. Струк внесла научный вклад в исследование концепта «пределы», категоризировала его, дала свое понимание пределов инновационного развития в современном мире. «Продуцирование нововведений, – пишет она, – создание условий для их реализации и готовность членов общества к освоению большого количества инноваций характеризуют инновационный тип развития, в котором находит максимальное выражение технократическая идеология, где размывается представление о пределе как структурно организующем элементе социального бытия, утрачивается знание о его сущностных характеристиках, преобладает стремление элиминировать все пределы и выйти из состояния «тотальной ограниченности». Несмотря на желание избавиться от пределов посредством инноваций, тип развития, основанный на нововведениях, также имеет различные пределы, в том числе и социальные: адаптационные, ментальные, коммуникативные и т.д.»2. Но и здесь автор со всей очевидностью отождествляет как синонимы «инновации» и «нововведения», определяя одно через другое, т.е. впадает в порочный формализм «логического круга».

Из маститых отечественных философов мы нашли немногих, кто прямо обратился к концепту «инновации» (В.Ж. Келле), но опять же только в контексте социологической проблематики организации «общественных систем». Разумеется, выше мы будем использовать работы отечественных философов, которые внесли свой вклад в понимание и интерпретацию «научного творчества» и «нового научного знания»3, но в их текстах мы, за редким исключением, почти не найдем использования, а тем более категоризации концепта «инновации».

Но что тогда требовать от представителей социально-гуманитарного знания, которые сплошь и рядом применяют термин «инновация» без должной категориальной и понятийно-логической рефлексии? Например, директор Института стратегических инноваций, председатель Комитета по инновационной культуре Комиссии России по делам ЮНЕСКО А. Николаев пишет: «Конкретность подхода требует точности понятийного аппарата, определяющего сущность и механизмы инновационного развития. Начнем с базовой дефиниции «инновация». Мы придерживаемся устоявшегося в профессиональном общении (откуда такая очевидность?! – авт.) понимания

1Струк Е.Н. Социальные пределы инновационных изменений: философско-методологический анализ. Автореферат диссертации… д. филос. н. /09.00.11 – Социальная философия. Красноярск, 2013. С. 4.

2Там же, с. 3.

3См.: Лекторский В.А. Эпистемология классическая и неклассическая. М., 2001; Лешкевич Т.Г. Философия науки: традиции и новации. М., 2001; Микешина Л.А. Философия науки: современная эпистемология. Научное знание в динамике культуры. Методология научного исследования. М., 2005; Мирская Е.З. Ученый и современная наука. Ростов-на-Дону, 1971; Огурцов А.П. Философия науки. Двадцатый век. Концепции и проблемы: в 3 ч. Ч. 1. Философия науки: исследовательские программы. СПб., 2011; Огурцов А.П. Философия науки. Двадцатый век. Концепции и проблемы : в 3 ч. Ч. 2. Философия науки: наука в социокультурной системе. СПб., 2011; Порус В.Н. Парадоксальная рациональность. М., 2001; Проблема нового в науке: науч.-аналит. обзор. М., 1981; Проблемы развития науки и научного творчества. Ростов-на- Дону, 1971; Степин В.С. Философия науки: общие проблемы. М., 2006; Юдин Б.Г. Методология науки. Системность. Деятельность. М., 1997 и др.

40