из электронной библиотеки / 158741742372512.pdf

финансирования1. Создание в нашей стране в последние годы «национальных исследовательских университетов» (в том числе и НИУ «БелГУ») вполне соответствует запросам культурно-цивилизационного развития желанного во всем мире постиндустриализма.

Б. Кларк помимо традиционного базового академического оплота

классического типа духовного производства (это традиционные кафедры, отделения, факультеты и лаборатории, работающие на уровне стандартных образовательных программ, производящие и транслирующие новое знание и технологические «компетенции») выделяет пять системно-структурных,

институциональных оснований (элементов), необходимых для трансформации университета старого, «классического» (модернистского) типа в новый тип производства знания – инновационный

(предпринимательский) университет:

Усиленное направляющее ядро, состоящее из сильного менеджмента

ицентральных управленческих групп, которое согласовывает новые управленческие ценности с традиционными академическими (прежде всего, за счет привлечения в «группы управления» авторитетных ученых и преподавателей и согласования нового менеджмента с академическим самоуправлением);

Расширенная периферия развития, предполагающая рост структурно-институциональных единиц, способных выйти во внешнюю среду, прежде всего промышленную, с целью создания новых научноинновационных продуктов и системы нового непрерывного образования (это основная сфера «зарабатывания денег» в новых условиях);

Диверсифицированная база финансирования, которая складывается за счет структур, реализующих взаимодействие а) с государственными и

общественными фондами, отвечающими за гранты и контракты, б) центральными, местными органами, благотворительными фондами и пожертвователями, в) населением и коммерческо-производственными компаниями, потребляющими научно-инновационные и образовательные услуги;

Стимулирующие академические структуры, которые возникают как на основе институтов и дисциплинарных программ академического оплота (кафедр, факультетов)*, так и на переформатированном академическом поле (прежде всего, развитие междисциплинарных, кластерных образований, что в России получило начало в УНИКах – учебно-научных инновационных комплексах), позволяющих производить инновационные научные и образовательные продукты (и приносить новые доходы!) даже традиционно

1 Подробнее см.: Кларк Б.Р. Создание предпринимательских университетов: организационные направления трансформации. М., 2011; Кларк Б.Р. Поддержание изменений в университетах. Преемственность кейс-стади и концепций. М., 2011.

* Б. Кларк пишет: «Если базовые единицы выступают против потенциальных инноваций или остаются к ним равнодушными, институты продолжат жить по старому» // Кларк Б.Р. Создание предпринимательских университетов: организационные направления трансформации. М., 2011. С. 24-25.

231

ориентированным преподавателям, структурам и программам, в том числе и

социально-гуманитарным.

Интегрированная предпринимательская культура, предполагающая разработку и наличие в университете четкой стратегии развития

(институциональная перспектива), сопряженной с формированием институциональной идентичности (миф, развивающий идею-миссию), особой репутации и корпоративной аксиологии, что и предполагает целую систему PR-технологий и формирование позитивного имиджа университета.

Вбольшинстве европейских университетов остаются «факультеты», как дань вековой традиции, хотя они выполняют, например, в Великобритании, иную функцию (подготовка магистров и докторов).

Во-вторых, в плане управления постиндустриальное общество и научно-инновационная экономика требуют не «вертикальной иерархии» и «подведения всех под единый управленческий алгоритм», а «горизонтальных отношений», самостоятельности и поддержки творческой инициативы.

Это тем более актуально для научно-инновационного, предпринимательского университета.

Далее мы, опираясь на контент-анализ информационных ресурсов и представленных там документов наших ведущих и периферийных университетов, попытаемся рассмотреть проблемы, стоящие перед нашей системой высшего образования, в том числе и в плане культурных инноваций, прежде всего, в локальной, региональной среде.

В90-е годы прошлого века ряд вузов нашей страны, ранее имевших статус «институтов» (это и педагогические, и инженерно-технологические институты), пошли по пути интеграции и превращения в «университеты», укрупненные и усиленные научно-образовательные и научно-инновационные комплексы, часто получавшие статус «классических университетов». Это наблюдалось в конце 80-х и начале 90-х годов прошлого века и на Западе.

Вкачестве примера можно привести опыт создания Тульского государственного университета и Новгородского государственного университета им. Ярослава Мудрого, которые возникали путем объединения нескольких вузов-институтов. Насколько органичным был этот путь, покажут уже ближайшие годы, но пока в приведенных двух университетах не заметны особенные прорывы.

Большинство других вузов пошли по облегченному сценарию. Они просто переименовали себя в «университеты», классические или технологические. Это, например, путь Курского государственного университета (бывший педагогический институт), Юго-западного государственного университета (бывший Курский политехнический университет) и Белгородского государственного технологического университета им. В.Г. Шухова, ранее готовившего для страны уникальные кадры для строительной индустрии. И если последний вуз действительно выиграл от «пассионарного заряда» нового символического статуса (это

232

символический капитал в новой «инновационной экономике»), то на примере курских вузов мы этого не замечаем.

В начале нового века российские реформаторы, озабоченные выживанием нашей системы высшего образования в глобальном мире научных инноваций и развития глобального рынка образовательных услуг, пошли по пути создания огромных «федеральных университетов». На примере Южного федерального университета, который с середины 70-х годов прошлого века был одним из самых динамичных институтов научного обновления и подготовки научно-образовательных кадров, когда ректор Ю.А. Жданов смог создать вокруг новых и традиционных факультетов, «академического оплота», огромный научно-индустриальный комплекс в виде системы прикладных НИИ, успешно интегрировавших фундаментальные исследования «академического оплота» в прикладные технологии. Но мы теперь видим, как Южный федеральный университет, укрепленный Таганрогским радиотехническим институтом, не столько сделал рывок на научно-инновационном и научно-образовательном рынках страны, сколько растерял советский потенциал классического университета научного типа. Новая команда «эффективных менеджеров», прошедших выучку в Министерстве образования и науки РФ, пока только выстраивает собственную внутреннюю «вертикаль власти».

И, наконец, как мы отмечали выше, Россия пошла по пути создания «исследовательских университетов», которые, как и «федеральные», обрели и статусную, но и финансовую капитализацию. Некоторые из них почти ничего не меняли в своем структурно-институциональном статусе, так как были готовы к переходу на инновационный путь развития (например, бывший Томский политехнический университет и Томский государственный университет, получившие статус «исследовательских»).

Одним из самых интересных феноменов инновационного развития в системе научно-образовательного рынка стал прорыв НИУ «БелГУ». Когдато рядовой педагогический университет, как и многие университеты в это время на Западе, он пока стихийно, но раньше многих в нашей стране, в начале 90-х годов прошлого века пошел по пути динамичного, ускоренного инновационного рывка. Можно отметить, что еще администрация педагогического института совместно с «академическим оплотом» начала с управленческого и структурного эксперимента. Преподаватели кафедры философии открыли совместно с БГПИ негосударственный вуз, один из первых не только в области, но и в России, который в условиях отсутствия нормативной базы начал подготовку специалистов по таким ранее диковинным программам, как «маркетинг» и «менеджмент», о которых другие вузы еще и не слышали (сочетание административных инноваций с расширенной периферией развития и дифференцированной базой финансирования по Кларку). По идее он должен был (и на первых порах это делал) приносить дополнительную финансовую поддержку, как преподавателям вуза, так и прибыль самому институту. К сожалению, эксперимент пошел не по тому пути, как планировали создатели, но сам

233

опыт, который потом был реализован другими белгородскими и российскими вузами, показал, что ставка на негосударственное, целиком коммерческое образование в России не имеет шансов на успех.

Руководство Белгородской области, ректор тогда еще Белгородского государственного педагогического института Н.В. Камышанченко и некоторые представители «академического оплота» начали не только трансформацию пединститута в педагогический университет*, а затем и в

«классический», путем создания диверсифицированной базы финансирования

(прежде всего, Фонда развития БелГУ). Это позволило уже к началу 2000-х

годов расширить предложение по новым программам производства знаний,

востребованным работодателями и населением, дало возможность в тот сложный период не только сохранить научно-педагогические кадры, но и привлечь молодежь, повысив заработную плату преподавателям

университета на порядок выше, чем в других региональных и российских вузах. В эти годы БелГУ создал мощную материально-техническую базу,

дополненную репутационным «символическим капиталом». Именно уже тогда, в конце 90-х годов ХХ века, в России заговорили о «феномене Белгородского университета».

Это были реальные достижения: были приглашены иногородние и выросли собственные научные кадры, резкое развитие получила материально-технической и научно-технологическая база, радикально обновились образовательные программы, научная работа стала соответствовать уровню лучших классических университетов отечественной системы образования. И этот прорыв произошел уже к концу 90-х годов прошлого века.

Новый виток прорыва в развитии «феномена БелГУ» с 2002 г. был также реальным: объем финансирования НИР (гранты и пр.) вырос с нескольких миллионов рублей в 2002 г. до сотен миллионов буквально через 5-7 лет, колоссально выросло качество и количество научных публикаций в рейтинговых журнала, имеющих престижные индексы цитирования. Конечно, в этом большая заслуга областного руководства во главе с губернатором Е.С. Савченко, но и всего коллектива, который в чем-то стихийно начал следовать рациональной, ситуационной логике развития инновационного университета. В начале столетия создавалась достаточно гибкая структура управления научно-инновационной работой вуза, завершено в общих чертах формирование контура из тех пяти системно-

структурных, институциональных оснований инновационного университета

по Б. Кларку.

В БелГУ с 2002 г. сложилась фактически первая в стране система экономического стимулирования научной активности преподавателей (внутренние и внешние гранты, оценка результатов НИР по подвижной шкале баллов). Правда, она касалась в основном докторов наук, что и

* О том, как президент Б.Н. Ельцин во время визита подписал указ об открытии в г.Белгороде классического университета, надо писать если не повесть, то рассказ.

234

повысило уровень их зарплаты. Были налажены тесные связи с центральными и региональными институтами – «грантодержателями» и заинтересованными в инвестировании в образование и науку организациями,

втом числе региональными. Действовали экспертные группы и сообщества,

составленные из инициативных и авторитетных преподавателей, которые прямо влияли на оценку научной активности преподавателей. Были созданы УНИКИ, в которых и планировалось развитие междисциплинарных исследований по всем направлениям, в том числе приносящих доход от НИР и платных образовательных услуг.

Собственно, все это, как и созданная в 90-е годы материальнотехническая, научно-техническая база и символическая капитализация, позволило БелГУ получить статус «национального исследовательского университета», перепрыгнув в определенной мере через ступени формирования корпоративной культуры (духа!) «классического университета» (что, как стало очевидным позже, не было положительным моментом в развитии).

Но уже к 2010 году университет столкнулся как с некоторыми управленческими, так и ментально-психологическими проблемами. Что это за проблемы?

Во-первых, стало остро ощущаться, что морально-психологическая атмосфера начала ухудшаться. Многие преподаватели открыто, а большинство кулуарно, заговорили о том, что в университете тон задает не академическое сообщество, ученые и преподаватели, а бал правит бюрократия, царит атмосфера не творческого и критического решения проблем, как это было в 90-е годы. Опыт показывает, что подобная атмосфера сложилась и в других, даже самых «продвинутых» вузах России. Но в работах и Б. Кларка, и Б. Ридингса тоже самое говорится и об атмосфере

взападных и других университетах мира. Эта общая тенденция балансирования «управленческой эффективности» на грани целерациональности по Веберу и бюрократизации по Ленину.

Но самое главное: основная масса преподавателей оставалась и остается вне каких-то экономических и моральных стимулов к научным инновациям. Реальная и номинальная заработная плата основной массы преподавателей за последние десять лет фактически не росла. И не только потому, что федеральный центр оставил вузы на периферии своих экономических интересов. Ведь руководство вуза находило даже в сложные

90-е годы возможность ежегодно индексируемой доплаты труда всех преподавателей примерно в размере 30% от федеральной составляющей. А в 2000-е годы все внебюджетные деньги или были пущены на строительство жилья, или вложены в замороженное строительство «престижных объектов» типа здания гостиницы на территории конноспортивной школы. А с переходом в статус НИУ основные внебюджетные средства, полученные от образования, университет был вынужден вкладывать в софинансирование программ (это было условие предоставления финансов «исследовательским университетам»). Это, кстати, судьба и многих европейских вузов, в которых

235

финансы были потрачены не на развитие собственно исследований и подготовку научной смены (аспирантура и докторантура), а на приобретение оборудования1. Исключения составил лишь Китай2. Наверное, многие и сейчас готовы терпеть ради каких-то определенных моральнопсихологических ценностей, корпоративной идеологии и миссии «национального исследовательского университета». Но и без воспроизводства исторической аксиологической культуры «классического университета» это сделать трудно.

Но главный морально-психологический раскол начался в коллективе,

когда с созданием НИУ были выделены так называемые «приоритетные научные направления». Когда первоначально создавался проект НИУ, то в нем планировалось участие в качестве приоритетных научных направлений университета всех подразделений «академического оплота», в том числе и гуманитарных, для чего и создавались УНИКИ (Учебно-научные инновационные комплексы). Но УИНИКИ остались на бумаге… Целые факультеты и кафедры были исключены из процесса стимулирования инновационной деятельности, в том числе и морально-психологического.

Понятен приоритет естественнонаучных и инженерных направлений, т.к. в стране за годы «реформ» удар был нанесен именно в этой сфере, а без прорыва в естествознании и инженерно-технических науках ни о какой модернизации нельзя вести речь. Но ведь и гуманитарные факультеты и кафедры, которые в 90-е и 2000-е годы давали основной массив публикаций и защит диссертаций, большое количество грантов, тем самым обеспечив трансформацию нашего вуза в классический, а затем исследовательский университет, вели и ведут подготовку основного числа аспирантов и докторантов фактически были исключены из активной инновационной политики НИУ «БелГУ». Но гуманитарные науки, на которых всегда держался классический университет, в данный момент находятся на грани морально-интеллектуальной фрустрации.

Анализ информации сайтов аналогичных «национальных исследовательских университетов», показал, что там наблюдаются аналогичные тенденции с некоторыми поправками на «специфику», которая почти не просматривается, так как все мы вышли из унифицированного советского проекта «гумбольтовского» научного университета.

Но самый главный фактор, управленческий, который может вызвать

негативный сценарий развития в ближайшее время, чреват тем, что нашим университетам грозит утрата реальных инновационных достижений и

1См.: Липман М. От редактора // Pro et Contra. Журнал российской внутренней и внешней политики. Т. 14. №3 (49), май – июнь 2010. С. 2-3; Радаев В. Пять принципов построения нового университета // Pro et Contra. Журнал российской внутренней и внешней политики. Т. 14. №3 (49), май – июнь 2010. С. 6-18; О’ Коннор Т. Российское высшее образование: сопоставление с США. // Pro et Contra. Журнал российской внутренней и внешней политики. Т. 14. №3 (49), май – июнь 2010. С. 72-80; Федюкин И., Фрумин И. Российские вузыфлагманы // Pro et Contra. Журнал российской внутренней и внешней политики. Т. 14. №3 (49), май – июнь

2010. С. 19-31.

2Балзер Х. Обучение инновациям в России и в Китае // Pro et Contra. Журнал российской внутренней и внешней политики. Т. 14. №3 (49), май – июнь 2010. С. 52-71.

236

превращение в PR-симулякры. При этом у нас не только в университетах, но и в регионах, и в масштабах страны отсутствует эффективная система аттестации управленческих кадров. И если таковую возрождать (она ведь еще была даже в 80-е годы), то в ней должны участвовать авторитетные преподаватели всех подразделений вуза, а не сами «эффективные менеджеры». Назначение на руководящие должности в академическом оплоте университета должно учитывать эффективность того или иного «управленчества» в своем профессиональном сообществе, как ученого и преподавателя, что всегда соблюдалось в лучшие времена СССР.

В плане управления постиндустриальное общество и научноинновационная экономика требуют не «вертикальной иерархии» и «подведения всех под единый управленческий алгоритм», а «горизонтальных отношений», самостоятельности и поддержки творческой инициативы.

Кстати, как только В.В. Путин и Д.А. Медведев заговорили о научноинновационной модернизации, так в повестку дня был поставлен вопрос о «горизонтальной демократизации» на всех уровнях государственного управления. Это тем более актуально для научно-инновационного университета предпринимательского типа.

Научно-инновационный индустриализм ориентирует управление не просто на поддержку, а на культивирование и проектирование

институционального и структурно-функционального многообразия и разнообразия. И если мы хотим таковое поддерживать и культивировать, то всех стричь под гребенку укрупненных кафедр и «институтов», по меньшей мере, недальновидно и упрощенно. А упрощение, как известно, ведет только к однообразию, творческой тоске и застою. В этой ситуации мы получаем лишь эффект мультиплицирования управленческих функций. Никаких «активизаций» и «рывков» в «научных инновациях» мы не получим, а лишь очередную имитацию в управлении1. И это одна из самых больных проблем дальнейшего совершенствования морально-психологического климата в любом современном российском вузе: необходимо развитие традиций университетского самоуправления (преподавателей и студентов), как исторических, так и отечественных. Классический университет всегда держался на правах и свободах преподавателей и студентов, без чего невозможно развитие атмосферы свободного научного поиска и культурного творчества.

Если будет оставаться тот же уровень бюрократического администрирования в вузах, то никакой «модернизации» и «инновационного прорыва» в стране не будет. Если будет ставка на «технократов», «эффективных менеджеров», на естественные и инженерные науки, а в воспитании – на одних священников, далеких от традиций отечественного университетского образования (их авторитет для чиновника сейчас выше авторитета профессора даже в вопросах науки – вещь невозможная в

1 Подробнее см.: В.П. Бабинцев. Имитационные практики в государственном и муниципальном управлении // Власть. – 2012. – №5. С. 24-29.

237

дореволюционной «православной» России!), то никакие вливания денег и программы вхождения в «мировые рейтинги» нам не помогут. Надо думать, что и те предложения, которые сейчас министерство образования и науки РФ по приглашению «заграничных кадров», обернутся очередным провалов. Мы живем не во время Петра I или Александра I.

Однако, институциональные и управленческие (структурно-

функциональные) преобразования крайне необходимы. Но и здесь нужно именно соблюдение баланса традиций и новаций. Это, на наш взгляд, должно достигаться, прежде всего, на уровне региональных социокультурных систем. Темпы современного развития науки, образования, техники и технологий, скорость социокультурных изменений все более актуализируют и проблемы взаимодействия органов государственной власти и высших учебных заведений.

При переходе на научно-инновационную модель развития региона

важным фактором является поиск оптимальных путей организации, планирования и управления наукой и высшими учебными заведениями в

едином образовательном пространстве, поскольку именно они способны стать источником инноваций не только в промышленности, науке и образовании, но в целостной системе региональной культуры. Этот своеобразный «мезоуровень» взаимодействия культуры, науки, высшего образования и государственной власти в условиях региона приобретает свою специфику, что также актуализирует проблему управления и решения задач компенсации социальной напряженности, развития эффективных форм солидарности и социального партнерства.

Наиболее очевидный план актуализации рассматриваемой проблемы состоит в необходимости совмещения макроуровня общегосударственных задач и требований, стоящих перед наукой и высшими учебными заведениями (микроуровень), и мезоуровня региональных «вызовов», имеющих свои особенности. В условиях довольно интенсивных преобразований российского общества указанное противоречие неизменно совмещается с необходимостью оптимизации не только управления системы высшего образования регионов, но также системы взаимодействия с органами государственной власти. Также очевидно, что затрагиваемый круг вопросов по решению проблемы взаимодействия органов государственной власти и высшего образования невозможно решить без учета построения инновационной инфраструктуры, «экономики знаний» в условиях региона. Этот факт предъявляет высокие требования к уровню менеджмента в образовании, организационным структурам, формам взаимодействия с властью. Таким образом, рассматриваемая проблема объединяет целый ряд вопросов, имеющих актуальный характер и отличающихся переплетением «глобальных» и региональных значений, центрированных противоречиями центра и периферии, страны и региона, глобализации и сохранения региональной специфики.

Исследование теоретических основ организации взаимодействия органов государственной власти и высших учебных заведений необходимо

238

начать с уточнения методологических позиций, а именно системного подхода, восходящего к трудам Л. Берталанфи, предложившего широко распространенную в настоящее время «общую теорию систем». Прежде всего, Л. Берталанфи под системой понимает «комплекс элементов, находящихся во взаимодействии»1. Эти элементы могут быть различной природы, потому возможно говорить о биологических, химических, социальных системах. Наряду с определением системы, данным Берталанфи, существует и другое определение в рамках этого же направления, принадлежащее Холлу и Фэйджину, которые утверждают, что: «система – это множество объектов с отношениями между ними и между их атрибутами»2. Акцентируя внимание на характере связи между объектами, они выделяют целостные и суммативные системы.

Л. Берталанфи также предложил модель анализа систем, которая сводится к следующим аналитическим процедурам: 1) установление аналогий, сходных внешних свойств исследуемых явлений; 2) установление изоморфизмов, состоящее в установлении формально одинаковых законов, выводимых из функционирования материально различных явлений; 3) объяснение или нахождение условий развития отдельных явлений, закономерностей, процессов3. В нашем случае возможная адаптация системной модели к анализу организации взаимодействия органов государственной власти и высших учебных заведений может ориентироваться на поиск системных свойств, проявляющихся как противоречие или «вызов» со стороны внешней или внутренней среды, выявление закономерностей динамики элементов и их связей, а также экспликацию возможностей оптимизации связей ради достижения системной цели. Ввиду значительного объема подобного анализа мы остановимся только на некоторых его аспектах, таких как формирование «мягкой власти» посредством регионального образования, а также инноваций, стремясь показать их системную взаимосвязь.

Одним из главных противоречий взаимодействия органов государственной власти и высшего образования является интенсивное развитие самого образования и связанные с этим процессы его модернизации и внедрения инновационных моделей4. В этой связи не случайным выглядит основное требование, которое предъявляется к системе высшего образования в мировом масштабе, а именно – современность. Это требование к качеству образования включает в себя: ориентацию на внедрение лучших образцов отечественного и зарубежного обучения; внедрение новейших образовательных технологий, в том числе интерактивных форм работы со

1 См.: Берталанфи Л. фон. Общая теория систем – критический обзор / Исследования по общей теории систем: Сборник переводов / Общ. ред. и вст. ст. В. Н. Садовского и Э. Г. Юдина. М., 1969. С. 23-82.

2См.: Лекторский В.А., Садовский В.Н. О принципах исследования систем. URL: http://vphil.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=38&Itemid=55 (дата обращения: 21.06.2012).

3L. Bertalanffy «Allgemeine Systemtheorie», «Deutsche Universitätszeitung», 1957, № 5-6, S.10.

4См. Маланин В.В., Шерстнев В.А. Вузы и региональная власть // Университетское управление. М., 2000. № 2(13). С. 32-34.

239

студентами; использование для обучения сети Интернет, которая стала наиболее доступной и популярной системой информации.

Существуют данные, что 23 января 2009 года количество пользователей Интернета достигло миллиарда, а в настоящее время эта цифра значительно выросла. Недооценивать роль сети в сфере образования невозможно. Доступность информации стала одним из критериев развитости государств и их систем образования. Более того, этот критерий наполняется новыми социальными смыслами, поскольку уже в 1997 году в рамках одной из программ развития ООН было введено понятие «информационное неравенство», которое отражает рост социальной дифференциации населения по новому принципу – доступу к информационным технологиям и интернету. Очевидно, что высшее образование в условиях региона поставлено в этом аспекте в противоречивую ситуацию разобщенности цели – информатизации в соответствии с мировыми трендами, и возможности, не только финансированием, но также региональной образовательно-информационной средой, доступностью информации за пределами вуза, в школах, общественных местах (обеспечивающимся беспроводным доступом к интернет) и т.д. Вузы могут выступать здесь скорее как интеграторы региональной информационной среды в целом, соединяя и приспосабливая ее к образованию1.

Другим аспектом указанной проблемы является новый характер образования в контексте создания «экономики знаний», то есть принципиально нового способа производства с существенной долей интеллектуального труда. Вследствие чего качественное образование, способное создавать новый продукт (инновационный), становится конкурентным преимуществом в конкуренции стран и экономик. Сфера образования все более интегрируется с экономикой. Производство знаний уже стало основой экономического роста ряда стран: «в наиболее развитых странах инвестиции в сектор знаний превышают 5% ВВП. В Норвегии, Дании, Финляндии на это тратится 7-8% ВВП, в США – 5,7%, в небогатой Индии расходы на образование составляют 3,5%»2. То есть сам переход от индустриальной парадигмы развития к постиндустриальной зависит не только от развития образования и науки, но также от коммерциализации высшего образования и знания вообще, от развития менеджмента образования и науки, трансфера технологий и эффективного управления инновациями. Отметим сейчас, что значительное место в этих изменениях могут занимать региональные органы власти.

Концептуальные изменения претерпел также сам подход к процессу образования, поскольку сегодня одним из требований к нему является интегрированность в другие сферы жизнедеятельности общества, создание образовательной среды, включающей в себя не только учреждения

1См.: Еляков А.Д. Современная информационная революция // Социологические исследования. 2003. № 10. С. 29-38.

2Ашин Г.К. Стратегия России в постиндустриальном мире и элитное образование // Власть. 2008. № 1. С. 3-11.

240