из электронной библиотеки / 158741742372512.pdf

мощную религиозно-мистическую и религиозно-мифологическую жизнь древних эллинов и римлян. Очевидно, что рационализация первобытного мифомышления у М.К. Петрова, как и последующие интерпретации развитых форм мифа, античной философии и теологии, связаны с экстраполяцией на прошлое развитых, «дисциплинарных» форм и рационализмов науки, хотя он сам постоянно и предостерегает от методологических угроз «эффектов ретроспективы».

Поэтому мы считаем, что были и другие культурные типы, помимо некоей абстрактной, слабо реконструируемой первобытности, которые возникали в ситуациях миграции и расселения и принесли также большой инновационный вклад в культуру человечества. Это, прежде всего, культуры неолитической революции, послужившие предпосылками первичных региональных цивилизаций.

Неолитическая революция стала важным рубежом и разрывом в

истории культуры и была связана так же, как и антропогенез, с многочисленными миграциями и расселениями, «открыла» многочисленные радикальные социальные инновации, дошедшие до наших дней, пусть и в «снятом» виде. В эту эпоху были открыты не только земледелие и оседлое скотоводство (почему-то кочевые скотоводческие культуры, подобные древним семитам и арабам вообще пропадают из поля зрения исторической культурологи, как мы отметили выше), но и ремесло (плавка металлов, гончарное искусство, ткачество, изготовление оружия и т.д.), письменность, государственная власть (царская и пастырская), на основе архаических мифологий возникают сложные религиозно-политеистические системы, коды которых в архетипах воспроизводятся вплоть до наших «атеистических» и «секулярных» времен.

К этому типологическому ряду следует отнести те исторические культурные системы (вернее, уже культурно-цивилизационные), которые так часто назывались «варварскими» или «языческими» с точки зрения якобы более «развитых» культур и цивилизаций, вступавших с ними в культурный диалог, что и приводило к беспрецедентному обмену культурными, социальными и рационально-техническими инновациями и знаниями, картинами мира, слиянием различных этнокультурных социокодов и мифологий в религиозном синкретизме. Их можно упомянуть: индоарийская

игреко-дорийская архаика, древнегерманская и древнеславянская культуры,

имногие другие – специалисты могут продолжить этот типологический ряд вплоть до наших дней.

Исторический прогресс не был линейным процессом, давал формы и замедленного, и взрывного, и тупикового развития. Нас интересует «классический» вариант – переход в результате «неолитической революции» к первобытным родовым общинам, основанным на производящем хозяйстве, земледелии и скотоводстве. «Варварский» период человеческой истории – период введения скотоводства (оседлого и кочевого) и земледелия, период овладения методами увеличения производства продуктов природы с помощью человеческой деятельности – начался в горных тропических и субтропических областях (от Балкан до Юго-Восточной Азии и в Южной

91

Мексике и Перу) и знаменовал переход общества к развитию на собственной основе, окончательному подчинению природно-биологических предпосылок социогенеза.

Примерно подсчитано1, что за одно тысячелетие «неолитической революции» население ойкумены возросло более чем в 16 раз, превысив 80 млн. человек, а плотность его в древнейших очагах возросла в 2,5 раза и достигла 1 человека на 1 кв. км. Производящее хозяйство способствовало увеличению прибавочного продукта, его накоплению в патриархальных семьях-общинах, что фактически явилось началом возникновения специфического феномена – социально-экономического отчуждения, базиса классообразования. На основе разделения пастушества, земледелия и ремесла появились в еще неразвитой форме товарообмен и деньги, которые постепенно подчинили не только межобщинный обмен, но и внутриобщинный институт дарения. Возросший экономический потенциал превратил отдельную семью в существенный хозяйственный элемент, а отдельного человека в существенную производительную силу, что обусловило рождение патриархального рабства. Возникли союзы племен,

формировался институт народного собрания, выделялись советы старейшин

ивоенные вожди с дружиной – это был период военной демократии, начало героической эпохи. В период военной демократии война стала экономическим фактором, появились укрепленные поселения и города.

Следствием новых способов предметно-трудовой деятельности и форм общения было изменение речевой коммуникации и психологических структур. Рост индивидуального труда земледельца, ремесленника и скотовода (оседлого и кочевого), расшатывание родовых традиций в борьбе знатных (старых) родов и «простых» (молодых), антагонизм совета старейшин и народного собрания, споры в народном собрании и военные походы, которые давали военной дружине во главе с вождем аргумент силы

ивласти, колоссально развили социально-психологический механизм контрсуггестии, служивший базисом инновационного усовершенствования языка и речи, их индивидуализации и интериоризации, вплоть до появления письменности. На этой основе началось становление самосознания отдельного человека, и он в героическую эпоху вырвался за рамки человекафункции в ролевой структуре первобытной общины – земледельческая и скотоводческая община была вынуждена предоставить отдельным индивидам статус личности: вождям, старикам, народным умельцам и...

шаманам-поэтам, поэтам-пророкам, наконец, жрецам). Это подтверждается и фольклорными источниками, и данными языкознания.

Когда мы пишем о развитии «коллективного сознания», его трансформации и дифференциации в особые формы, то не должны забывать, что сознание не есть некий «духовный левиафан», оно не витает в воздухе, на

манер гегелевского абсолютного духа, и не существует наряду с

1 Подробнее см.: Долуханов П.М. Экология каменного века: исследование с помощью ЭВМ // Природа. 1982. №2. С. 64-73; Римский В. П. Миф и религия: проблема генезиса и культурно-исторической специфики архаических религий. Белгород, 2003.

92

конкретными живыми индивидами и их «индивидуальным сознанием». Но противоречие развития духовной культуры в том и проявляется, что «производство сознания» в условиях становления первичных цивилизаций с чертами социального неравенства становится уделом особых групп людей, т.е. превращается в духовное производство. Институты духовного производства (или специализированного производства культуры) не появляются вдруг, из воздуха, а оформляются в глубинах первобытности на основе деятельности особых социальных групп1.

Эти процессы и определили становление таких культурноцивилизационных систем, которые М.К. Петров относил к «олимпийско-

традиционному культурному типу». Он писал: «С одной стороны, это обнаружение и включение в ритуал циклических процессов, отличающихся периодичностью и постоянством (скотоводство, земледелие, обработка неорганических материалов), а с другой – насыщение технологии устойчивыми специализирующими включениями (животные, орудия, древесина, камень, металлы, земля), которые создают и новый тип окружения, и новый тип технологий, и новое распределение предметных,

кибернетических и энергетических составляющих в социальном ритуале (выделено нами – авт.)... Только с этого момента мы получаем право говорить о появлении человека как устойчивой социальной реальности, в чем-то отличном от имени. Если в ситуативно-именном ключе человек мелькал как элемент (выделено нами – авт.) мозаичного набора в калейдоскопе ситуативных технологий, то теперь он нечто устойчивое – гарант целостности орудийно-исполнительной системы в сложных и циклических технологиях. Вместе с тем, выступая условием целостности таких технологий, человек здесь частичен (выделено нами – авт.) по отношению к ритуалу, связывает лишь часть социально необходимых технологий, т.е. он вынужден входить в связи с другими людьми и реализовать в этих связях целостность социального организма»2. Это и можно отнести к тем культурно-цивилизационным системам, которые возникли в результате неолитической революции, и которые мы выше схематично описали.

Однако, мы пытались дать более усложненную характеристику «олимпийским культурам»3, которые, с их точки зрения, определяли жизнедеятельность человека в «дворцовых», «морских» и «речных» цивилизациях. Да, здесь возник феномен профессионально-именных социокодов и профессиональных технологий, ориентированных на развитую систему разделения труда и подкрепленных кастовым (это более редкость, чем правило!) и общинным устройством. Олимпийские культуры

1Подробнее см: Римский В.П. Тоталитарный Космос и человек. Белгород, 1998. С. 23-45; Мельник Ю.М., Римский В.П. Время жить и время созерцать… Экзистенциальные смыслы и философское понимание времени в классической европейской культуре. СПб., 2013. С. 42-82.

2Петров М.К. Самосознание и научное творчество. Ростов н/Д, 1992. С. 26, 27.

3См.: Римский В.П. Тоталитарный Космос и человек. Белгород, 1998. С. 23-45; Мельник Ю.М., Римский В.П. Время жить и время созерцать… Экзистенциальные смыслы и философское понимание времени в классической европейской культуре. СПб., 2013. С. 42-82.

93

характерны для древнего Вавилона, Египта, Иудеи, Крита и Микен. Именно олимпийская культура предполагала цикличность космических и социальных процессов. Они базировались на профессиональных технологиях, связанных с жестким разделением труда и кастовой стратификацией первичных, «естественных цивилизаций», опирались на жреческий ритуал,

профессионально-именной социокод, воплощенный в мифопоэтических

знаково-символических системах политеистических религий, и на такой

институт обновления как семья, в рамках которого шло создание и наследование инноваций и профессиональных технологий, их закрепление и совершенствование по принципам родства – от отца к сыну.

Мы хотели внести уточнение и в эту характеристику «олимпийских культур». Они связаны с тем, что надо учитывать тот факт, что именно в это время усложнение жизнедеятельности человека сказалось в выделении отдельных лиц и групп, которые частично освобождаются от «производственной» деятельности, постепенно формируется социальная группа, которая занимается не только воспроизводством мифосознания в религиозных формах и трансляцией «культурных традиций», но и

продуцирует и социальные инновации и новое знание. Мы имеем в виду,

прежде всего, институт жречества, которому М.К. Петров уделил мало внимания в своей реконструкции матриц производства и передачи инноваций. Ну, а по другому и не могло быть – ведь это «жрецы», носители «опиума народа», живой религиозности… Но и не только жрецов. Это уже были не только земледельческие и ремесленные технологии, но и военные, административно-бюрократические, жреческие, писцовые, педагогические и т.д. Они, конечно, строились по принципам родства и по мифопоэтическим кодам профессионально-наследственной традиции и весьма эффективно накапливали опытно-рецептурное знание. Но надо учитывать и те факты, которые говорят о формировании нового стиля мышления и новой нарративно-поэтической рациональности.

М.К. Петров совершенно справедливо замечал, что сложные и цикличные профессиональные технологии были весьма эффективными способами стабилизации и устойчиво-динамичного развития первичных цивилизаций, время существования которых определялось десятками тысяч лет (Египет). Профессионально-именные культуры обнаружили и определенную пластичность, создавая иногда культурно-цивилизационные мутации и переходные системы. Те цивилизации, окружение которых создавало постоянную ситуацию нестабильности (внешнее окружение и внутренние факторы – и природные, и человеческие), исчезали с лица Земли, не дав на Вызов достойный Ответ, по терминологии А. Тойнби. Но на том же месте постоянно возрождались аналогичные новые цивилизации олимпийского типа.

Но почему тогда появляются цивилизации нового типа? Были ли это «осевые цивилизации», открывшие нечто принципиально новое в культуре человечества, или был только один разрыв, связанный с генезисом античного полиса и античной культурно-цивилизационной системы, положившей

94

«начало европейскому способу мышления»? А может быть неолитическая революция и миграции-расселения, связанные с ней, и вели к появлению сразу, одновременно, в нескольких местах и независимо «осевых цивилизаций» первого порядка?

Именно неолитическая революция и миграции-расселения, связанные с ней, привели через период «олимпийских цивилизаций» к появлению сразу, одновременно, в нескольких местах и независимо «осевых цивилизаций», по выражению К. Ясперса, в которых произошел всемирно-исторический синтез не только предшествующих новых социальных технологий и культурносемиотических систем, но и начался диалог между самими новыми культурами и цивилизациями, открывшими человека. Революционные «срывы» и «кризисы» в культуре осевого времени затронули древние Китай, Индию, Египет, Вавилон и Иудею.

Мы ранее помещали Древнюю Грецию и Древний Рим, греко-римскую цивилизацию (в их полисной, а потом имперской форме) в тот тип

классических культурно-цивилизационных систем «осевого времени»,

которые характеризуются базисной полисодицеей, проявленной во всем многообразии культурных парадигм, спекулятивно-теоретическими технологиями, государственно-политическим ритуалом, наррадигмальным социокодом и философско-корпоративными институтами обновления знаний

ипроизводства инноваций, письменными семиотическими формами,

преобразующими все предшествующие знаково-символические миры. Это весьма подвижные, конфликтные, центростремительно/центробежные, цикличные, устойчиво-динамичные и диалогичные (мимезис) социокультурные системы вторичного, искусственного происхождения. Им свойственно космополитическое пространственное мировидение и транцендентно-циклическое мировосприятие с осознанным делением времени на «сакральное» и «профанное», историческое. Это, прежде всего,

античная, греко-римская цивилизация, классические Китай и Индия, дораввинистическая Иудея и Израиль1. Сюда, на наш взгляд, можно отнести

ивсе так называемые «олимпийские цивилизации», которые были просто

моментами, периодами стабилизации в «осевом» развитии человечества после неолитической революции. Это как раз и есть тот культурный тип, который выделял и М.К. Петров, напрасно назвав «европейским», и который вызывает очень много споров и недоразумений, на что мы уже указывали выше.

Отнесение античности к «европейскому культурно-цивилизационному типу» порождает больше вопросов, чем дает разрешений сложнейшим культурно-историческим проблемам. Почему же именно античная цивилизация, выросшая на обломках олимпийской Крито-Микенской, пошла не по пути воспроизводства и повторения навыков социальной деятельности

имышления, попыталась и открыла новые горизонты творчества и рационального познания? Почему античный полис оказался способным к

1 См.: Римский В.П. Тоталитарный Космос и человек. Белгород, 1998. С. 23-45.

95

обновлению и творчеству? Наши дальнейшие замечания по поводу концепции М.К. Петрова и собственные уточнения касаются, прежде всего, скептического отношения к интерпретации античного культурноцивилизационного типа в качестве «европейского». Вряд ли «греки» себя осознавали «европейцами»: здесь перед нами был бы все тот же «Ноздрев на мотоцикле», как методологическая процедура сбоя ретроспективы, по поводу которой так иронизировал М.К. Петров.

Само по себе наличие города-государства не гарантирует преодоления циклических социальных и производственных технологий олимпийского типа – подобным социальным устройством обладали многие восточные цивилизации. Но именно античный полис оказался открытым социальным модификациям и новым технологиям. На один из факторов – демократизация полиса через изменение социального статуса и роли вооруженных дружин, народных собраний во главе с вождями – мы уже указали. Но этот фактор М.К. Петров ограничил только пиратами-колонистами-воинами1, рассматривая в качестве культурно-антропологического типа легендарного гомеровского Одиссея. По его мнению, в образе пирата возникает феномен человека-государства (микрокосма), в деятельности которого на первый план выходит не повторение и подражание, а принятие решения в необычной, стихийной обстановке, обдумывание ситуации, выбор решения и словесный приказ, т.е. то, что в социологии М. Вебера получит название

целерационального действия.

Конечно, М.К. Петров выстраивает заманчивую и красивую гипотетическую модель трансформации «закрытой» олимпийской цивилизации в «открытую» антично-европейскую. Роль мореплавания и системообразующую доминанту колонизации в становлении европейской цивилизации, как и других, отмечал и А. Тойнби, а на расселенияколонизации и миграции в этногенезе указывал именно в 70-е годы ХХ века Л.Н. Гумилев2. Но вряд ли одним распространением «пиратского ремесла» можно объяснить появление нового типа деятельности, а тем более нового типа социокультурного образования, каковым явился античный полис.

Следует обратить внимание на то, что именно вторичный характер дорийской «осевой цивилизации» обусловил ее искусственность. Положение обострилось в связи с экологическими и этно-демографическими факторами. Уже в VIII веке до н.э. оскудение природы континентальной Греции в совокупности с перенаселением создали эффект «этнического перегрева» (Л.Н. Гумилев) и обусловили выплескивание эллинов на острова и побережье Средиземного и Черного морей – начался процесс колонизации. Каждое племя и полис-община имели собственные колонии. Интересно, что при основании колоний греки не только строили и выстраивали социальное

1См.: Петров М.К. Самосознание и научное творчество. Ростов н/Д, 1992. С. 67.

2См.: Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1990; Гумилев Л.Н. Этногенез – природный процесс // Природа. 1971. №2. С. 80-82; Гумилев Л.Н. Этногенез и этносфера // Природа. 1970. №1. С. 46-55; № 2. С. 43-50.

96

пространство новых городов по принципу подражания образцам метрополии, но и создавали новые формы, освобождались от старых городских традиций.

Но было ли это свойственным лишь Элладе? Мы оспаривали и эту интерпретацию М.К. Петрова1, доказывая, что имелось отношение культурно-типологического совпадения между «временем Моисея и временем Одиссея» – древняя Иудея прошла путь, аналогичный античному, что и позволило в пространстве и времени позднего эллинизма им объединиться и породить мощный культурно-цивилизационный разлом и творческий взрыв, связанный с появлением христианства. Вряд ли стоит здесь также ограничиваться одной социальной или этнической группой при рассмотрении вопроса о преодолении «традиционных» технологий и становлении принципиально новой «двухсубъектной деятельности» (М.К. Петров), в которой слово-знание предшествует деятельности. Пираты и воины-наемники, колонизаторы и купцы-мореплаватели, греки и персы, израильтяне, иудеи и финикийцы (все народы семитские), этруски и другие латинские племена, реформаторы и законотворцы (Солон и Ликург, Моисей и Авраам), религиозные пророки, мудрецы-софосы и философы – все они творили новую «осевую» культурно-историческую реальность и нового человека. И это был особый этап в развитии разных традиционных осевых культурно-цивилизационных систем, исторически связанных с генезисом современной европейской «онаученной» цивилизации модерна, но никак прямо не программировавших её появление в будущем.

Надо учитывать и другие факторы, определившие специфику греческой культуры и философии. Мы считаем, что натурфилософские космогонии, все эти идеальные формы – «архэ», «фюзис», «единое» и «многое» – не были «побочным продуктом» философии как теоретической номотетики, а ее органичной формой. Об этом говорят и те все смысловые оттенки самого термина «номотетика» («номос» – закон; «тетос» – установленный; «технэ» – искусство, «этика» и «этос» – «привычка», «нрав», «обычай»). Подтверждают и смыслы термина «теоретическая», если очистить его от модернизаторских переводов и интерпретаций, что в свое время и сделал А.В. Потемкин: «Необходимо отметить, что всякий, кто внимательно прочитает перевод заключительного абзаца первой главы первой книги «Метафизики», не может не споткнуться о слово «наука», использованное для перевода двух слов theoreticos и episteme. Можно было бы оправдать использование этого слова в данном случае, если бы оно не придавало фразам, в которых оно присутствует, статуса определений, звучащих вполне в духе нашего столетия»2.

Он пишет, что термин «theoreo» в текстах Платона и Аристотеля «нагружен значениями «созерцать», «рассматривать», «размышлять», «исследовать (в словесной форме)». Производное от него theorema (теорема), имея основное значение «зрелище», использовалось также Платоном и

1Мельник Ю.М., Римский В.П. Время Моисея и время Одиссея // Человек. №2. М., 2013. С. 48-63.

2Потемкин А.В. Метафилософские диатрибы на берегах Кизитеринки. Ростов-на-Дону, 2003. С. 301.

97

Аристотелем в значениях «представление», «видение», «образ», «воззрение», «взгляд», «умозрение», «положение», «принцип», «правило», «положение», «теорема». Слово theoria у них присутствует в значениях «созерцание», «умозрение», «размышление», «теория», «учение», имея за пределами философских текстов широчайший спектр значений: от «путешествия» и «театральных зрелищ» до «теории» – религиозного посольства из одного греческого государства в другое для участия в празднествах и играх. Например, афиняне отправляли теоров на Истмийские игры в честь Посейдона, для чего снаряжался священный корабль «Теорида» (theoris)»1. Вот как неожиданно «корабль пиратов Петрова» сомкнулся со «священным кораблем Потемкина», его друга, единомышленника и оппонента.

Так ли уж далека дистанция от пиратского «захватывающего» зрелища грабежа до «захватывающего» театрального действа или «захватывающей дух» религиозной мистерии? «Философия для Аристотеля так же, как и у Платона, не столько вид познания, сколько образ жизни свободного человека, причем наилучший из возможных. Поэтому социальная функция философии и состоит в обосновании наилучшего общественного порядка, а еще конкретнее – наилучшего способа управления»2. Добавим, не только для самих философов, но и для полноправных граждан греческая политейя, как синкретическая, религиозно-нравственно-политико-правовая субстанция

(все это наши, модернизаторские смыслы), представлялась не только пространством «политейных добродетелей» (забота об общем благе), но и катартических практик (забота о себе, о душе)3, а философия воспроизводила в идеальных логико-грамматических формах не только социальные проекты и номос-закон, но и «практики самости» (Фуко) свободного грека (как и римлянина).

Факты подводят нас именно к такой интерпретации специфики форм античной рефлексии, теоретической, философской, политической, практической, религиозной и этической. Конструирование моделей государственного устройства как для полиса-метрополии, так и для полисаколонии (собственно, в «Законах» Платона речь и велась о государственном устройстве новой колонии) было делом повседневным и распространенным. Ликург и Солон, Фалес и Эпименид, Пифагор и Демокрит, софисты, Платон и Аристотель оказываются причастными как к конструированию античного полисного космоса в форме идеальных проектов-образцов, так и к их осуществлению в реальной практике. Как правило, проективная номотетика обострялась в периоды углубления того общего кризиса, который охватил античную цивилизацию с VII по III века до н.э.

Да, здесь была теоретическая номотетика, как проектирование должной социальности. Совершенно правильно указывают на тот факт, что

1Потемкин А.В. Метафилософские диатрибы на берегах Кизитеринки. Ростов-на-Дону, 2003. С. 301-302.

2Там же, с 312.

3Фуко М. Герменевтика субъекта: Курс лекций, прочитанный в Коллеж де Франс в 1981-1982 учебном году.

СПб., 2007. С. 196.

98

не только у Аристотеля «Политика» была практопией1, но и «Политейю» Платона нельзя относить к утопии как ментальному продукту поздних эпох, а к феномену вполне «практопическому»2, который и породил в эпоху Александра Македонского и эллинизма сотни «александрий», носителей античной Пайдейи.

Здесь надо учесть и еще важнейший фактор специфики античной культуры и античной философии – античную Пайдейю, которая просуществовала до отмены Афинской философской школы и была воспринята в перекодированном виде христианский «духовным просвещением». Через систему воспитания и образования человека на основе антропологического идеала калокагатии как наилучшего, прекраснодоброго («калокагатия» в буквальном переводе и означает «прекраснодоброе») можно было сформировать гражданина полиса, а тем самым и сам полис как прекрасное «социальное тело», целостный организм3. Античные философы помимо проективно-теоретической номотетики занимались и другими инновациями, связанными не только с воспроизводством полиса, но

ипродуцированием идеалов должного (М.К. Петров об этом упоминает вскользь в связи уже со средневековой теологией) через идеальные образцы калокагатии в теоретической, созерцательной этике. Отталкиваясь от аристократических норм доблести-добродетели, они творят собственные образцы «прекрасно-доброго»: софисты, революционеры-инноваторы в сфере образования, разработали прагматично-интеллектуальный (энциклопедический) тип калокагатии, прямо связанный с проективной номотетикой и направленный на воспитание полисной элиты и гражданской

аретэ; Сократ стоит у основания диалогической, эвристической модели калокагатии*; Платон попытался создать несколько идеализированный вариант гармоничной философской калокагатии, которую Аристотель довел до совершенства. Но что это, как не формирование практик самости, «заботы о себе» и этики должного поведения уже вне полисной жизни, о которых писал М. Фуко?

Прочтение «Апологии Сократа» позволяет нам заключить, что Сократ, как следует из его речи, в молодости действительно пытался связать практики самости, «обретения себя» с участием в публичной, политейной жизни Афин, участвуя в войнах, заговорах, судебных агонах и т.п. Но ведь здесь же он прямо говорит о том, что только уход из «политейной жизни» позволил ему осознать необходимость «заботы о себе». Очевидно, что сам Сократ себя помещает как бы на границе частной и общественной жизни, zoé

иbios. Именно практики «заботы о себе» позволяют, по мысли Сократа, связать в «политейную ткань» эти две «зоны жизни». Вот эта пограничность самого Сократа и практик самости не воспринималась многими афинянами,

1Доватур А. И. «Политика» Аристотеля // Аристотель. Сочинения: в 4 т. М., 1983. Т. 4. С. 38-52.

2См.: Римский В.П. Демоны на перепутье: культурно-исторический образ тоталитаризма. Белгород, 1997.

С. 86-87.

3Подробнее см.: Бухтина Т.П., Римский В.П. Философская антропология и воспитательно-образовательные

парадигмы: от античной Пайдейи к Просвещению. Волгоград, 2004.

* «Школа должна учить мыслить», – как повторит в наши дни Э.В. Ильенков.

99

включенными в полис посредством насилия номоса, а не добродетелей. Ничем особым в этом плане от греческого полиса не отличалась и римская республика: философ или подчинялся насилию номоса и подчинял «заботу о себе» «заботе о других», или был обречен на положение «свободного маргинала», этакого свободного атома в «интермундиях» полиса (республики), если не на участь homo sacer. В эту эпоху закладывается как «идеал правителя-мудреца», так и «идеал свободного, «автаркийного» мудреца, который проповедовали стоики, то есть собственно идеал эллинистической личности. Соответственно идеалу философской калокагатии, гармонизирующей душу и тело, строится и соответствующий

образ человека и классической Пайдейи, системы образования и воспитания абстрактной, философской личности грядущей эпохи эллинизма1. Это относится не только к архитектуре и скульптуре, стержню античного пластического искусства, но и к другим сферам духовного творчества.

Новаторство и свобода наиболее полно реализовались в деятельности мудрецов и философов. Поэтому становится понятным, что в античной философии не было и не могло быть как «гносеологии», так и «онтологии»; объяснимым становится уход от якобы «онтологической» и «гносеологической» (логической) проблематики в «этическую» (эпикурейцы и стоики). «Неоплатонизм» – это уже несколько другой предмет, попавший в притяжение христианского богословия.

Поэтому совершенно необоснованным выглядит и вывод М.К. Петрова о Пайдейе в античности как исключительно институте трансляции, но не «обновления», о периферийности философии как института обновления: «Основным институтом трансмутации (выделено нами – авт.) было Народное собрание, которое определяло и официальную форму новации – предложение, и официальную процедуру признания – запись фесмофетами принятого предложения на правах решения… Рядом с этим официальным трансмутационным каналом возникают полуофициальные – суд и

неофициальные – театр, искусство, философия, но при всем том весьма действенные каналы трансмутации, каналы обработки общественного мнения, в каждом из которых устанавливаются своя форма продукта и своя процедура социализации-признания»2. Инновационность философии, как и театра, и искусства, состояла не в маргинальном воспроизводстве номоса, а в воспитании свободного человека, обречённого на свободу между частной и политейной жизнью. Аналогичные мысли высказывает и В.М. Розин: «Каждая культура – древняя, античная, средневековая, Нового времени – открывалась своеобразным «проектом нового человека»… Поскольку в каждой культуре семиотический процесс существенно менялся (что не исключает переосмысленных заимствований из предыдущих культур),

менялись и психика, и телесность человека»3.

1См.: Бухтина Т.П., Римский В.П. Философская антропология и воспитательно-образовательные парадигмы: от античной Пайдейи к Просвещению. Волгоград, 2004. С. 49.

2Петров М.К. Язык, знак, культура. М., 1991. С. 174-175.

3Розин В.М. Человек культурный. Введение в антропологию. М., 2003. С. 38.

100