Politicheskiy_islam_v_stranakh_Severnoy_Afriki

илевой оппозицией. Уступая левым партиям возможность подлинно демократического избрания нижней палаты, двор как бы «вынес» удобную для него и подверженную манипуляции часть бывшего парламента в отдельную верхнюю палату. Палата советников выразила задачи тех же учреждений, что и ранее избирали непрямыми выборами треть парламента. Для Марокко двухпалатный парламент не был новостью. Он был предусмотрен еще первой в истории страны Конституцией 1962 г., однако после чрезвычайного положения 1965–1970 гг. эта структура была пересмотрена в пользу однопалатного парламента. Если сравнить набор полномочий новых палат, то преобладание нижней палаты заметно только в том, что она может голосовать по программе нового правительства при его назначении. Однако, как отмечают российские

изарубежные эксперты по конституционному праву, круг полно-

мочий Палаты советников очень широк и превышает возможности верхних палат двухпалатных парламентов в других странах140.

Хотя конституционная реформа 1996 г. подчеркнула роль парламентских учреждений как центра процесса демократизации в Марокко, она все же не изменила подчиненного положения парламента по отношению к монархии. По-прежнему законодательные полномочия парламента строго ограничены конституцией, тогда как король занимает центральное место в законодательном процессе и его власть в отношении издания дахиров не признает функциональных границ. Если король не желает издавать принятый парламентом закон, он может сначала вернуть его в парламент на доработку со своими комментариями, а если закон вновь поддержат 2/3 голосов обе палаты парламента, –– вынести проблему на общенациональный референдум. Эти положения конституции делают невозможным проведение парламентом какого-либо законопроекта, неугодного дворцу. Наконец, король может распустить парламент и установить дату следующих парламентских выборов, т. е. при необходимости отложить выборы на удобный для него срок.

140Верхняя палата марокканского парламента может выразить вотум недоверия правительству (кроме Марокко этим правом наделены только верхние палаты парламентов Италии и ЮАР), обладает, как и нижняя палата, правом внесения законопроектов, создания парламентских комиссий по расследованию, обсуждения программы правительства. Наряду с обязательным «днем вопросов и ответов» правительства раз в неделю верхняя палата пользуется правом внести предложение о предупреждении премьер-министра, требующее от него разъяснить вопросы, беспокоящие депутатов, в течение шести дней. См.: Конституционное право зарубежных стран. Под общ. ред. М. В. Баглая, Ю. И. Лейбо и Л. М. Энтина. М.: Норма, 2000. С. 768–769; Сапронова М. А. Арабский Восток: власть и конституции. М.: МГИМО(У), РОССПЭН, 2001. С. 104–106; Baaklini A., Denoeux G., Springborg R. Legislative Politics in the Arab World... P. 125–126.

Реформа 1996 г. привела к заметным переменам в партийном пейзаже Марокко. После принятия новой конституции Хасан II предложил изменить традиционную для страны двухблоковую схему и создать три крупных партийных коалиции. Одна из них –– левый фланг, по замыслу короля, –– должна была группироваться вокруг социал-демократических ценностей и партий Демократического блока (Истикляль, Социалистического союза народных сил (ССНС), Партии прогресса и социализма (ППС) и Организации народного демократического действия141). Другая коалиция представляла собой правый фланг марокканской политики –– проправительственный блок «Согласие» (Вифак), сформировавшийся на основе консервативных ценностей в составе Народного движения, Конституционного союза и Национально-демократической партии. Наконец, король советовал умеренным партиям центра –– Национальному объединению независимых, Демократическому и социальному движению и Национальному народному движению142 –– организоваться в Центристский блок, долженствующий служить балансиром устремлений правых и левых. Разумеется, здесь двор был не вполне искренен –– «центристы» по большей части представляли собой совершенно лояльную ему группировку. Тем не менее реформа 1996 г. вызвала в Марокко энтузиастическую поддержку со стороны левых партий. Они рассчитывали на б´ольшие, чем раньше, возможности политического самовыражения и не ставили под вопрос ведущую политическую роль монархии (как это было

141Организация народного демократического действия (ОНДД) возникла в 1983 г. после выделения ультралевого крыла из ССНС и объединила бывших политических заключенных и эмигрантов-оппонентов короля Хасана II. В 1980-е годы ОНДД пользовалась популярностью в студенческой среде. В 1984 г. для дискредитации крупных левых партий была допущена к выборам, однако смогла провести в парламент только одного депутата.

142ННД образовалось в июне 1991 г. в результате раскола Народного движения. Его лидером стал Махджуби Ахердан, выступивший за возврат к «племенной» системе управления взамен попыток внедрить в Марокко демократию в европейском понимании этого слова. Многие марокканцы, особенно левых взглядов, негативно относятся как к самому Ахердану, так и к его «берберитюду». Примечательно, что знаток политической жизни королевства Белькасем Белуши отзывается об Ахердане как человеке экзальтированном и самоуверенном, демагоге и самопровозглашенном «глашатае берберского народа», хотя «последнее основывается всего лишь на подчеркнутом акценте в его речи. При этом он воображает себя рожденным для какой-то особой миссии, исполнение которой превратит его в своего рода махди [в исламе –– провозвестник конца света, последний преемник пророка Мухаммеда. –– Авт.]». –– Belouchi B. Portraits d’hommes politiques du Maroc... P. 102. Между тем из созданного им в конце 1950-х годов Народного движения его попросту вытеснили, отстранив от руководства еще на съезде в октябре 1986 г., «молодые львы», в том числе нынешний генеральный секретарь этой партии Моханд Лаенсар (с 2001 г.).

Студенческие бунты и бесплодный поиск коалиции. Между тем в 1990-е годы изменилась и сама палитра марокканских исламистских движений. На общественной сцене страны этого десятилетия были наиболее заметны две неправительственные исламские структуры. Первая из них –– радикально настроенная организация «аль-Адль ва-ль-ихсан», в эти годы все более напоминавшая по своим программным установкам Исламский фронт спасения в Алжире. Вторая –– выделившееся из «аль-Адль» движение умеренного толка «Реформа и обновление» (аль-Ислах ва-т-тадждид), пропагандировавшее путь изменения общества посредством реформы образования и проведения общественных акций с целью создания «подлинно исламского государства». По своим позициям оно было родственно скорее умеренному крылу египетских «Братьев-мусуль- ман» или алжирской «ан-Нахда».

Отношение марокканского государства к первой из этих группировок в 90-х годах не претерпело изменений. Его можно охарактеризовать как стабильное неприятие, не доходившее, однако, до полного пресечения ее деятельности. Хотя 10 января 1990 г. все члены Общего руководящего совета «аль-Адль» были арестованы

ипредстали перед судом, власти вовсе не планировали ее полного разгрома. Такой подход был недальновиден –– ведь он угрожал маргинализацией «аль-Адль» и развитием в ней экстремистских тенденций, особенно в условиях разразившегося в августе 1990 г. ирако-кувейтского кризиса. В итоге взлет антизападных настроений на марокканской «улице» выразился в череде студенческих бунтов, прошедших в декабре 1990 и апреле 1991 г. События начались на медицинском факультете Касабланкского университета, где акция протеста первоначально не была происламистской. Однако от требований улучшить работу университетских служб студенты довольно быстро перешли к политическим забастовкам и митингам под лозунгами «борьбы за веру». Почти ежедневные столкновения между студентами-исламистами и их противниками –– марксистами

исоциалистами144 –– парализовали в конце 1990 г. работу других факультетов Касабланкского университета, а затем университетов Феса и Уджды. В Фесе исламистам из «аль-Адль ва-ль-ихсан» уда-

144Неприятие исламистами сограждан левых убеждений как «коммунистических отщепенцев», «предателей веры» и «безбожных агентов Советов» берет свое начало еще в 1980-х годах, когда в Марокко была развернута активная кампания помощи афганским моджахедам. В те годы в марокканских мечетях не только собирали продовольствие, одеяла, денежные средства, но и вербовали боевиков для отправки в Афганистан без какого-либо противодействия со стороны властей. –– Guid`ere M. Al-Qa¨ıda a` la conqueteˆ du Maghreb. Le terrorisme aux portes de l’Europe.

´

Monaco: Editions du Rocher, 2007. P. 188.

лось даже закрепить свой контроль над студенческой корпорацией и оказать неожиданно сильный отпор силам правопорядка, тем более, что им на помощь прибывали группы студентов-исламистов из Рашидийи, Марракеша, Уджды и других городов. Всего в фесских событиях 1990–1991 гг. участвовало около 3 тыс. исламистов.

Студенческие волнения, хотя и довольно разрозненные, обратили внимание двора на более гибкие формы и методы взаимодействия с исламистскими структурами. В первой половине 1990-х годов королевские спецслужбы предпочли применить более изощренную тактику –– спровоцировать идеологический раскол в этих организациях. При этом они старались изолировать от общества радикальные силы в «аль-Адль», выступавшие за замену королевской власти советом алимов и отрицавшие исламский характер алауитской государственности. В то же время умеренные исламисты, признававшие незыблемость монархических устоев даже в планируемом ими исламском государстве, наоборот, пользовались негласной поддержкой двора. Впрочем, по мере развертывания внутриалжирского конфликта «умеренных» становилось все больше –– вожди «аль-Адль» всемерно стремились отмежеваться как от Исламского фронта спасения, так и от Вооруженных исламских групп. Бурное развитие событий в соседней стране заставило марокканских исламистов занять более компромиссную позицию по отношению к королевскому двору и смягчить свою критику марокканской действительности.

В целом, как явствовало из заявлений оставшихся на свободе теоретиков «аль-Адль», ассоциация по-прежнему выступала за решительные изменения на политической сцене Марокко, но уже без применения насилия. В частности, об этом заявляла дочь Абд ас-Са- ляма Ясина Надия в своем интервью еженедельнику «Le Journal»145 . В политическом словаре лидеров «аль-Адль» во второй половине 1990-х годов стало чаще появляться понятие «демократия», хотя та же Надия Ясин, действующая как своего рода рупор идей своего отца, подчеркивала, что западная демократия –– «продукт исторического процесса, чуждого мусульманскому обществу». Однако, как она предположила, в Марокко возможен и «третий путь» развития, который «близок к исламу и недалек от принципов, которые защищает демократия»146. Стремясь идти в ногу с политическими процессами, проходившими в стране, вожди «аль-Адль» предлагали легализовать их полуподпольную группировку. В этом случае она, по их мнению, смогла бы привить неприятие насилия «коллегам»

145Le Journal. 26.10.1998.

146Le Journal. 26.10.1998.

из конкурирующих исламистских структур и помочь Хасану II избежать алжирского варианта развития событий, т. е. сползания государства к гражданской войне. Разумеется, как утверждалось в коммюнике «аль-Адль», опубликованному в газете «аль-Алам», для достижения этих целей было необходимо отменить режим домашнего ареста для Абд ас-Саляма Ясина, разрешить публикацию периодических изданий организации, ослабить контроль за мечетями и освободить из заключения 30 ее активистов147.

Существенно, что подвергая критике марокканский парламент и правительство за неэффективность, лидеры «аль-Адль» стремились к достижению права на легальное существование самостоятельно. Они отвергали возможность своего включения в политическую жизнь страны в рамках какой-либо из легально действующих партий. Неверие руководства «аль-Адль» в союзы со светскими силами не было поколеблено и конституционными реформами 1992 г., равно как и 1996 г. А вот махзен, не оставлявший попыток наладить диалог со «здравыми» исламистами, наоборот, начал в середине 1990-х годов подыскивать альтернативу несговорчивому шейху Ясину и его окружению.

Смене политики помогло трагическое происшествие. В конце 1994 г. в южной столице королевства –– Марракеше –– произошел террористический акт. Трое неизвестных ворвались в холл отеля «Атлас––Асни» и открыли огонь по группе испанских туристов, двое из которых скончались148. В ходе расследования были арестованы несколько сот исламистов, но марокканские власти предпочли обвинить в подготовке и засылке террористов алжирские спецслужбы. Жесткий приговор убийцам –– смертная казнь для троих террористов и пожизненное заключение для ряда их пособников –– показал не только заботу королевских властей об облике страны, но и то, что отныне союзников в исламистской среде власти будут искать тщательно, не допуская со стороны партнеров «двойной игры». Но, вопреки ожиданиям, после марракешских событий давление спецслужб и правоохранительных органов на «аль-Адль ва-ль-ихсан» было ослаблено. Так, уже 14 декабря 1995 г. Абд ас-Салям Ясин получил полную свободу передвижения, а в 1995–1996 гг. были восстановлены на прежних местах работы руководители ассоциации, уволенные из государственных учреждений еще в 1989 г. и находившиеся под арестом в 1990–1992 гг. –– Мухаммед Аббади, Фатхаллах Арсалан, Мухаммед Башири, Мухаммед Алауи и Абд аль-Ваххаб аль-Мутаваккиль. Более того, был снят

147Аль-Алам. 09.01.1998.

148Pennell C. R. Morocco since 1830... P. 373.

запрет с публикаций «аль-Адль» –– на VII Международном книжном салоне, прошедшем в Касабланке в ноябре 1998 г., интерес публики вызвали открыто экспонировавшиеся публицистические работы Абд ас-Саляма Ясина, легально изданные в Марокко, а также во Франции и Бельгии: «Завтрашний день ислама», «Революция в исламскую эпоху», «Ислам и вызов марксизма» и ряд других.

Путь нейтрализации «Справедливости и благодеяния» теперь пролегал по-другому. Некоторое потепление отношений между властями и «аль-Адль» послужило только фоном для интенсивного развития контактов официального Рабата с наиболее умеренным крылом исламских движений страны. Государство необычно терпимо отнеслось к выделившейся из «аль-Адль» в начале 1990-х годов группе «Реформа и обновление» (аль-Ислах ва-т-тадждид) во главе с Абд аль-Иляхом Бенкираном и Ахмедом Райсуни. Бенкиран рекламировал свои воззрения на политику и веру как некое «новое прочтение» взаимоотношений между властью и исламистскими движениями, обвиняя жесткую исламистскую оппозицию в тщетности усилий149. Сначала Абд аль-Илях Бенкиран попытался создать

в1992 г. на базе «аль-Ислах» собственную Партию национального обновления и зарегистрировать ее. Однако соответствующие прошения были отклонены, и Бенкиран вместе с Райсуни начал изыскивать возможность коалиции со светскими политическими силами. Лидеры «аль-Ислах ва-т-тадждид» оказались готовы участвовать в политической жизни страны под прикрытием какой-нибудь легальной партии.

Поначалу умеренные фундаменталисты вступили в тесный контакт с Истикляль, однако быстро разочаровались в своих надеждах. Эта партия была слишком солидным партнером, способным не поддержать, а скорее поглотить родственное ей по идеологии, но малочисленное движение Абд аль-Иляха Бенкирана. Недаром он позже уверял, что его взаимоотношения с лидерами Истикляль,

втом числе с ее генеральным секретарем Мухаммедом Бусеттой, были «скорее духовными, чем политическими»150. Более перспективным союзником для «аль-Ислах ва-т-тадждид» оказалась почти захиревшая тогда партия Народно-демократическое конституционное движение (НДКД), которая образовалась еще в 1967 г.

врезультате раскола Народного движения. Ее возглавил ветеран марокканской политической сцены Абд аль-Карим аль-Хатиб –– близкий к королевскому двору деятель, герой (хотя и довольно

149El Ouazzani A., Tozy M. L’islamisme, les clercs et l’etat´ // Maroc. Les signes

кой насеровских властей Комитете освобождения Арабского Магриба152. Тот назначил аль-Хатиба своим представителем в Марокко, и молодой врач направился не в Рабат или Касабланку, а в Рифские горы. И это было отнюдь не первым шагом на его боевом пути; он уже имел дело с оружием и знал, где его добыть, хотя начало карьеры д-ра аль-Хатиба этого не предвещало. Уроженец г. Мазаган (современная Эль-Джадида), он вырос в среде провинциальной арабской элиты –– его мать происходила из махзенской семьи альГеббас. Там же, в Мазагане, он окончил школу. Высшее образование получил в Париже, где обучался и стажировался по специальности «хирургия»; затем подвизался в придворных кругах, а позже женился на дочери одного из бывших министров республики Риф.

Еще раньше этот врач, никогда не служивший Гиппократу, принимал активное участие в деятельности подпольных структур, кото-

В итоге он становится не столько вожаком, столько «патроном» партизанского движения в Марокко, причем действовал он на се-

152Комитет освобождения Арабского Магриба был основан в 1947 г. военачальником и «президентом» повстанческой республики Риф на севере Марокко Абд аль-Каримом аль-Хаттаби. После ее падения в 1926 г. Абд аль-Карим 20 лет отбывал ссылку на острове Реюньон. В 1947 г., покинув в Порт-Саиде транспортное судно, шедшее на Корсику, испросил политическое убежище в Египте. Относительно этого побега есть немало версий. Одна из них, вполне правдоподобная, заключается в том, что его подстроил вице-консул США в Александрии Харри Бланк (впоследствии сотрудник ЦРУ), внушавший египтянам, что пленник французов «равен султану в своей стране. Надо его оставить в Египте» (Realit´es/Хака’ик´. № 1006. 7–13.4.2005. P. 14). Впрочем, султан Марокко Мухаммед бен Юсуф и сам понимал, сколь велик престиж эмира на родине. Немудрено, что позже он навещал великого рифца в Каире, но предпочел, чтобы тот никогда не ступил на родную землю.

вере страны в качестве представителя сопротивления, а не партии Истикляль153. Осенью 1955 г. вооруженная борьба здесь перекинулась из городов, где она и зародилась, в сельскую местность, что произошло накануне возвращения Мухаммеда V на родину, но вряд ли ускорило решение этого вопроса. Французы тогда уже осознали свою ошибку, ибо нового, посаженного ими на трон султана марокканцы не признали, трижды пытались его убить и истребили многих европейских колонистов. Поэтому правительство Эдгара Фора решило реабилитировать изгнанника и договориться с ним. Завернув по дороге с Мадагаскара в Париж, законный султан 16 ноября 1955 г. с триумфом въехал в Рабат. Следовательно, проведенная незадолго до этого операция марокканской Армии освобождения была, по сути, бессмысленной. Речь идет об атаке этой армии на французский блокпост в ущелье Таза 2 октября 1955 г., где она получила свое боевое крещение. Видимо, в это время фотокамера и запечатлела с винтовкой за плечом д-ра Абд альКарима аль-Хатиба, получившего боевое прозвище «Мясник»154.

Ни бербером, ни жителем Рифа он не был, но проявлял к нему особый интерес. Это могло объясняться его брачными узами с уроженкой этого края, хотя, скорее всего, данное обстоятельство не было мотивацией его действий, а лишь сыграло ему на руку. Что же до действий, то отношение д-ра аль-Хатиба к вспыхнувшему в 1958 г. крестьянскому мятежу в Рифе остается неясным. Уличенный в возбуждении этой «марокканской жакерии», он два месяца отсидел

вкоролевской тюрьме, из которой бежал вместе с сотоварищами

вМадрид. Впрочем, он скоро вернулся в Марокко и уже в 1959 г. возглавил совместно с выходцем из Среднего Атласа, бывшим офицером французской армии Махджуби Ахерданом, партию Народное движение. Позднее аль-Хатиб назначался на самые разнообразные,

153Однажды в одном из лагерей Армии освобождения Абд аль-Карим аль-Ха- тиб услышал речь сторонника Истикляль, восторгавшегося достоинствами Алляля аль-Фаси, на что он заметил оратору: «Здесь следует славить только родину и короля». –– El Alami M. Mohammed V. Histoire de l’independance´ du Maroc. Rabat:

´

Editions A.P.I., 1980. P. 119.

154Об этом одному из авторов этой книги поведал в марте 2004 г. сам этот голубоглазый джентльмен 83-х лет –– богач, филателист и обладатель коллекции европейских комнатных скульптур, украшающих его особняк на окраине Рабата. Перед визитом к нему неофициальной российской делегации из 4-х человек, которую он охотно принял, его посетили репортеры телекомпании «аль-Джазира», и хозяин удивленно заметил, что вопросы, заданные ему одним из авторов этих строк, совершенно совпадают с рядом вопросов только что удалившейся арабской группы. Они касались именно того времени (1953–1955), когда, как выяснилось по ходу нашей беседы, д-р аль-Хатиб и получил свое прозвище. Об этом он сообщил без всякого смущения, сказав: «Я ведь хирург, ну вот поэтому...».