Jemen-zemlya_ushedshikh_v_legendy_imenitykh_tsarstv

–прямолинейного отрицательного ответа на задаваемый вопрос – избегать; слово «нет» – не употреблять. Отрицательный ответ давать либо в форме поговорки, пришедшей на ум, либо же, если таковой не припомните, – в виде некого, бытующего, дескать,

вваших землях, «крылатого выражения», вами же придуманного;

–передвигаясь по дому йеменца, помнить, что преимущество при входе в любое из помещений имеет тот, кто находится справа от вас. Не удивляйтесь, если йеменец, встретив вас за порогом своего жилища, первым войдет в него. Таков обычай. Так поступали в старину. Входя в свое жилье первым, йеменец демонстрировал тому, кто к нему наведывался, что оно не таит для него никакой угрозы;

–удивленно взирать на рыгающих после трапезы йеменцев не следует. Здесь так принято. Рыгнуть – значит показать хозяину жилища, что гость поел отменно, что предложенной ему едой и оказанным гостеприимством остался доволен.

«Застолье» по-йеменски – это принятие пищи на полу, сидя, скрестив ноги, на ковре или циновке, вокруг больших подносов с яствами; притом обязательно в присутствии нескольких человек. Анас ибн Малик (ум. 712), один из сподвижников Пророка Мухаммада и знатоков преданий о Посланнике Аллаха, Его поступках и высказываниях, юношей служивший в доме Пророка, рассказывал, как сообщает ал-Газали, что «Посланник, мир Ему, никогда не ел в одиночку».

Любимое блюдо йеменца – мясо козы. Забивая животное, голову его поворачивают в сторону Мекки. Приготовленное мясо, жаренное или вареное, хозяин жилища собственноручно разрезает на части и кладет на тарелку гостя.

Влюбом доме во время трапезы к столу обязательно подадут свежие и тонкие, как лист бумаги, круглые лепешки, испеченные в йеменской печи – глиняном таннуре. Намазав такую лепешку хумусом, то есть растертой фасолью с растительным маслом, получим бутерброд по-йеменски.

Вприбрежных районах Йемена гостя непременно угостят вяленой акулой (лашам), ухой и жареной королевской макрелью. Рыбы

вводах Йемена – невероятно много. Сушеные и толченые сарди-

ны в Тихаме и поныне скармливают верблюдам, овцам и баранам. Используют рыбу и для удобрения огородов.

Топленое масло и молоко жители йеменских горных деревень и по сей день хранят в «сосудах предков», как они их называют, – в вычищенных и обмазанных изнутри глиной тыквах.

Парадный обед в доме йеменца начинается, к немалому удивлению оказавшегося в этой стране россиянина, с арбуза или дыни. За ними следует, как рассказывает в своей статье «Арабы Йемена» А. И. Ступак, «бинт ас-сахн, то есть сладкое тесто, залитое растопленным маслом и медом. И только потом – молодой барашек, начиненный рисом и изюмом, миндалем и пряностями». После барашка могут подать еще и «отварное мясо с соусом хальба (острый соус из красного перца, горчицы и ароматной травы)». Заканчивается парадный обед в честь гостя бульоном. Все, как видим, не так, как в России, все наоборот. Пищу запивают водой, «пропитанной парами ладана» (3*).

После еды гостю предложат кат, кофе (с медом и финиками), а также чай. Сами йеменцы, как уже говорилось в этой книге, пьют кишр, напиток, сваренный не из зерен кофе, а из их кожуры (с корицей, имбирем и кардамоном). Кишр и по сей день заваривают в небольшом глиняном кувшине с узким горлышком, заткнутым пучком сухой травы. Чай у йеменцев – двух видов: «белый», то есть с молоком, и «красный», коим они именуют черный чай.

Перед употреблением кофе йеменцы обязательно моют руки и полощут рот. Кофе в Йемене – это символ гостеприимства. Следует помнить, что попивая кофе с финиками, нужно съедать нечетное их количество, а косточки держать в руке, и класть на грязную посуду только по окончании кофепития.

«Маджлис [встреча] без кагвы [кофе] и шиши [кальяна], что султан без дорогих одежд», – говорят кочевники-бедуины. «Тумбак [табак] без кофе и ката, что мясо без соли», – вторят им горожане.

Обязательный атрибут йеменского гостеприимства – угощение гостя катом. Кат, напомним читателю, – это растущий в горах, завезенный из Абиссинии (Эфиопии), кустарник с зелеными листьями, сок которых содержит легкие наркотические вещества, алкалоиды, которые действуют на организм человека как кокаин или морфий.

Первым о кате рассказал в своих работах великий энциклопедист прошлого Абу Рейхан ал-Бируни. Попал кат в Йемен в VI в., во времена господства в этой стране абиссинцев. Широкое распространение получил к концу XIV – началу XV века. Употребляют кат

вЙемене двумя способами. Во-первых, заваривают, как чай. Отсюда – и такие названия, как «африканский чай» или «чай йеменский». И, во-вторых, – путем пережевывания. Образующуюся во рту массу или «горьковатую кашицу», как ее называет в своей увлекательной книге «Йемен» И. Е. Генин, держат за щекой; «слюну растирают по небу». Кат глубоко вошел в быт населения. Жевание ката – общенациональная, можно сказать, привычка. В Йемене кат величают «другом беседы», ибо без него не проходит ни один из маджалисов, мужских встреч-посиделок. Есть даже поговорка, гласящая, что «просуществовать без пищи можно и несколько дней кряду, но вот прожить без ката нельзя и дня». Не в чести кат сегодня только в Хадрамауте, где, как и вино, он – под запретом, так как толкает человека, как гласит вердикт старейшин этого края, на «неконтролируемые слова и поступки». Какое-то время лиц, уличенных

вупотребление ката, в Хадрамауте наказывали даже тюремным заключением.

Во времена существования двух йеменских государств кат из Йеменской Арабской Республики, то есть из северной части, вывозили на юг, в Народную Демократическую Республику Йемен. После объединения Йемена (1990) кат получил распространение и в провинциях Юга. Шагнул в Эль-Махру и «протиснулся» в Хадрамаут.

Кат, в понимании йеменцев, – ценность. Горожане хранят его в мафрадже, в самом верхнем помещении дома-многоэтажки. Иными словами, там, где издревле принято держать казну семьи и устраивать маджалисы, мужские катовые посиделки с кофе и наргиле (кальяном) или с курительной трубкой (мада’а). Во время таких посиделок решаются многие вопросы: заключаются сделки купли-продажи земельных участков, собранного за сезон зерна и кофе; согласуются условия заключения браков; регулируются се- мейно-родовые и родоплеменные споры. «Катофагия [буквально – «поедание ката»; здесь – «употребление ката»], – отмечает такой

именитый российский исследователь Йемена, как П. В. Густерин, – один из признаков национальной идентификации арабов Йемена»

(4). И с этим трудно не согласиться. Кат – неотъемлемая составляющая повседневной жизни йеменцев.

Листки ката срывают рано утром, «с утренней росой», как говорят йеменцы. Делают из них небольшие связки, и непременно завертывают в траву, так как именно в таком состоянии листки ката сохраняются в хорошем состоянии почти неделю.

По оценке Центра стратегических исследований Йеменской Республики, сообщает П. Густерман, плантации ката занимают около 10% всех возделываемых сегодня в Йемене земель, что позволяет ежегодно снимать до 750 млн. порций ката. Поскольку 1 га ката приносит владельцу земли приблизительно 15 тыс. долл. США в год, а один га кофе – 3, 5 тыс. долл. США, то посевы кофе и других сельскохозяйственных культур год от года сокращаются. Так, если в 1970 г. катовые плантации охватывали площадь около 8 тыс. га, то в 2000 г – уже 103 тыс. га. Основные места произрастания ката – это провинции ‘Амран, Дамар, Ибб, Са’ада, Сана’а’, Таиз, Хадджа, Эд-Дали, Эль-Байда. В «катовую индустрию» (выращивание, сбор, доставку и сбыт) вовлечено примерно 25% населения Йемена, занятого в сельском хозяйстве. Кат употребляют 70–80% населения (как мужчины, так и женщины) (5).

Спиртных напитков в Аравии к столу не подают. Вино у мусульман – под строжайшим запретом. Мейсир (азартная игра на части туши верблюда), жертвенники, гадальные стрелы и вино – это мерзость, деяния сатаны, поучал правоверных Пророк Мухаммад. Запрет на вино, введенный исламом, «охраняет, – по выражению мусульман, – разум человека и покой его близких». Надо сказать, что до принятия ислама «побаловаться вином» в племенах Аравии, особенно в царствах Древнего Йемена, любили. Жители Йемена – древнейшие виноградари и виноделы. Вино считалось «напитком предков», воинов и поэтов. «Воспевание вина», восторженные слова о нем, присутствуют в стихах всех великих поэтов доисламской Аравии, писал в своем «Очерке истории ислама» востоковед-арабист Рейнхарт Дози (1820–1883). «Вино возбуждает человека к доблести и щедрости». Так отзывались о нем столпы

арабской поэзии, тот же Имр’-л-Кайс (уроженец Хадрамаута) и ‘Антара, Лабид и ал-Харис. Вино, сказывал ‘Антара, легендарный поэт

ивоин Древней Аравии, «растворяет врата сердца» и «придает крылья коню речи». Только в том случае, рассказывает Р. Дози, когда смерть любимого человека повергала аравийца в горе, он отказывался от вина. Если же на нем лежал долг кровной мести, то он не притрагивался к кубку с вином до тех пор, пока не исполнял этот долг (6). Из-за запрета на вино многие из современников Пророка, особенно поэты, медлили с принятием ислама. Знаменитый «златоуст» ал-А’ша (565 – ок. 629), например, прямо говорил, что вино и поэт – неразлучны (жил он в селении Эль-Манфуха, что в Йемене). «Воспеватель вина», как именуют своды аравийской старины поэта Абу Мухджана (ум. 637), наказанный за употребление вина самим халифом ‘Умаром, от «напитка радости» так и не отказался, и завещал похоронить себя под «виноградной лозой».

Будучи приглашенным на маджлис в дом к йеменцу, особенно к шейху племени, надлежит быть немногословным, но в то же время – «яркословным», как выражаются аравийцы. Многословие у йеменцев ассоциируется с несерьезностью. Краткость же речи, красивой к тому же по форме и по содержанию, воспринимается как «признак ума». «Достоинство слова – в краткости», – гласит поговорка арабов Древней Аравии. «Слова человека – мерило его ума», – сказывала мудрая царица Билкис. «Речь человека – зеркало его ума

изнаний», – говаривал царь Соломон. Красноречие в понимании йеменца – это «искусство слова» и одна из «граней ума».

Пользоваться словом, поучают молодежь главы родов и шейхи племен, надо уметь так же хорошо, как и оружием. «Не одну войну разжигало единственное слово», – часто повторяют в племенах Горного Йемена изречение ал-Йамани (656–735), известного толкователя Корана и знатока южноаравийских хроник, служившего во времена халифа ‘Умара главным кади (судьей) г. Сана’а’.

Предания йеменцев повествуют, что, рассуждая о скоротечности жизни, ал-Йамани высказывался в том плане, ссылаясь на изречение пророка Дауда (царя Давида), что «человек умный должен знать время, в котором он живет», чувствовать биение его ритма. Советовал йеменцам следовать и другим «мудрым мыс-

лям-наставлениям Дауда», как то: «придерживать, когда надо, язык свой»; «сполна отдаваться делу своему»; «не заниматься тем, в чем сомневаешься». Иными словами, быть тем, кем его сотворил Господь – человеком разумным; и, не переставая, «копить богатства ума». «Лишенный разума – решето», человек никчемный, гласит мудрость древних. Наделенный же разумом, знаниями и опытом жизни, – «солнечный диск». А «решетом, как известно, солнечный диск не закрыть». «Если нет того, чего желаешь, – советуют молодым людям йеменцы-аксакалы, – желай то, что есть». И добавляют: «Умный уповает на труд свой, а глупец – на свои надежды».

«Язык его, что секущий меч, слово его, что пронзающая насквозь стрела», – говорят йеменцы о тех, кто «познал искусство речи», – о сказателях, ораторах и поэтах.

Ораторы в царствах Древнего Йемена были в чести. Состояли членами ближайшего окружения шейхов, эмиров, султанов и королей. Дело в том, что в племенах существовал тогда обычай «предварять схватки на мечах поединками речи». Случалось, что племя «златоуста», терпевшего поражение в «словесном поединке» с противником, признавало себя побежденным, и покидало поле брани без боя.

Особым вниманием и почетом пользовались в царствах Древнего Йемена, как, впрочем, и повсюду в Аравии, поэты. Владыки

сабецев и химйаритов считали не только почетным, но и крайне важным иметь при дворе именитых поэтов, «гончаров слова», способных увековечить и донести до потомков в сложенных ими стихах подвиги и деяния предков, и «не позволить времени пройти пером забвения по их жизни». Для йеменцев времен джахилийи (идолопоклонства) поэзия являлась ничем иным, как передаваемой и пополняемой из поколения в поколение изустной повестью «временных лет» племени; скрижалями, хранившими сведения о рождении племени и его деяниях, об обычаях, сказаниях и преданиях; этакой энциклопедией накопленных знаний, к которой обращались при принятии важных решений.

Слава поэта или «златоуста», как его еще величали в племенах Древнего Йемена, ширила среди них добрую молву о племени, к которому принадлежал тот или иной поэт, прославившийся на тур-

нирах «витязей слова». Проходили они на рынках древних городов Йемена, таких, к примеру, как Забид и Таиз, Шибам и Сана’а’.

Главной ареной, где ежегодно собирались, чтобы «померяться силой слова» лучшие поэты, сказатели и ораторы со всей Аравии, и куда послушать их и обменяться товарами стекались люди со всех концов полуострова, отмечал в своей «Книге услады и развлечения» знаменитый арабский мыслитель Абу Хаййан ат-Таухиди (ум. ок. 1023), был рынок Сук-эль-‘Указ, что в Хиджазе. Тот, кто побеждал на нем, удостаивался права вывешивать свои стихи (касиды), вышитые золотыми нитями на шелковой ткани, у дверей Ка’абы. Потому-то и стали называть их в народе либо словом «му’аллака» («подвешенные»), либо «музаггаба» («позолоченные»). Касиду поэ- та-победителя, то есть поэму в стихах, посвященную своему племени, его деяниям и героям, их беззаветной преданности племени, по кусочкам разносили по всем уголкам Аравии представители других племен.

Там же, на встречах-конкурсах «мастеров слова», соревновались ораторы (хатибы) и сказатели (гассы). Первые из них, ораторы, обращались с зажигательными речами к гостям рынка со спин своих дромадеров. Гассы же повествовали о жизни предков, украшая их легендами, преданиями и сказаниями, расположившись на специально оборудованных для этих целей, приподнятых над землей, деревянных площадках-подмостках (7).

По возвращении домой поэту, громко заявившему о себе на «поединке златоустов», устраивали пышный прием. Девушки, по существовавшей тогда традиции, наряжались в брачные одежды, как бы демонстрируя тем самым, что все они готовы были бы стать невестами «витязя слова», победившего на «турнире речи», открытом и честном. Соседние племена направляли на такие торжества специальные депутации, чтобы поздравить «племя поэта» с удачей.

Величали поэта сохранившимся и по сей день в арабском языке словом «ша’ир», то есть человеком, хорошо сведущим в духовных ценностях аравийцев и достойно воспевающим их. «Искусство составления касиды из слов-жемчужин», как тогда выражались, считалось у арабов Древней Аравии ценнейшим даром, каким только мог облагодетельствовать человека Всевышний.

Величайшим из поэтов Древней Аравии, их «знаменосцем», арабские историки прошлого считали Имр’-л-Кайса (род. ок. 500). Предания арабов нарекли его «блуждающим принцем». Принадлежал он к знатному семейно-родовому клану племени бану кинд, отодвинувшемуся из Йемена в восточную часть полуострова, а потом, в V веке, – в Центральную Аравию, и заложившему там легендарное царство Киндитское.

По-доброму, с подчеркнутым вниманием в землях Йемена относились и относятся к сказателям и собирателям старины.

Широкой популярностью среди населения пользовался проживавший в Сана’а’ сказатель ‘Абид ибн Шарийа ал-Джурхуми (ум. в конце VII в.). Слава о его «глубоких познаниях прошлого» гремела по всему Халифату. Повстречаться с ним и послушать его рассказы захотел халиф Му’авийа (661–680), который, как гласят своды арабской старины, «отличался ученостью и красноречием». Так вот, прибыв ко двору халифа, ал-Джурхуми рассказывал ему по вечерам, на протяжении года, древние предания о «царях арабов и неарабов», о причинах ухода племен из Йемена и расселении их по землям Верхней Аравии и Месопотамии, Сирии и Палестины, Египта и Северной Африки. Хикма, то есть мудрость, не раз говаривал этот просвещенный халиф, – лучшая черта правителя и мужчины.

Крупными знатоками прошлого Йемена сами арабские историки называют Вахбу ибн Мунаббиха, автора сочинения о древних правителях Йемена («Книги о коронованных царях химйаритов»; «Китаб ал-мулук ал-мутавваджа мин химйар»), и Хишама ибн ал-Калби (ум. 833), составившего «Книгу венцов о химйаритских царях» и еще несколько трудов о Южной Аравии.

Уважаемыми мужами в племенах Древнего Йемена были ‘аррафы (прорицатели). Йеменцы воспринимали их, также как и жрецов-оракулов, «доверенными лицами богов», наделенных даром «считывать знаки-послания богов», содержащиеся во снах людей. Самые известные из прорицателей, вошедшие в сказания народов «Острова арабов», – это Шикк и Сатих. Своды йеменской старины повествуют, что Сатиха, к примеру, не раз приглашали к себе владыки Йемена. Выслушав содержание сна одного из них, Сатих предрек

йеменцам нашествие на их земли абиссинцев. Во сне царь увидел, что со стороны «земель зинджей» [черных людей] появилась из мрака большая голова, разинула пасть, напала на Тихаму, и съела там все подчистую». Сон этот, сказал царю Сатих, извещает о том, что лет через 60–70 после смерти твоей явятся в земли Йемена абиссинцы и надолго завладеют ими. Обеспокоенный таким сообщением, царь пригласил к себе другого прорицателя, Шикка. Но и он предсказал то же самое.

Сказания йеменцев сохранили имена еще двух знаменитых прорицателей, проживавших в Йемене и Неджде, – Ибн ‘Аджала и Аблака ибн Ас’ади. Первый из них уведомил йеменцев о грядущем властвовании в землях Йемена персов. Второй нагадал одной женщине-мекканке, что «родит она царя, имя которому будет Му’авийа». Действительно, став женой Абу Суфйана, знатного человека из клана курайшитов, «господ Мекки», родила она от него мальчика, будущего халифа Му’авийю, основателя династии ‘Умаййидов (Омейядов, 661–750).

Почитали в Древнем Йемене мудрецов. Именем одного из них, Лукмана ал-Хакима, названа даже сура («глава») Корана. Изречения его, передаваемые из поколения в поколение, часто фигурируют в речи йеменцев и сегодня. Был он, как гласят легенды, мудрейшим из старшин ‘адитов, древнейшего из народов Аравии, проживавшего на территории нынешнего Йемена, но «исчезнувшего с лица земли» и превратившегося в «арабов утерянных». Лукман – один из немногих ‘адитов, кто, как мы уже рассказывали в этой книге, внял проповедям посланного к ним пророка Худа, и в Бога Единого уверовал. За это Аллах не подверг его наказанию, как других ‘адитов, а даровал ему мудрость великую, и жизнь долгую, «равную жизни семи коршунов».

Обучая сына правилам достойного поведения среди людей, притом повсюду, куда бы ни забросила его судьба, йеменец сошлется на следующий айат («стих») из суры («главы») «Лукман»: «Не криви свою щеку перед людьми и не ходи по земле горделиво. Поистине, Аллах не любит всяких гордецов, хвастливых!» (8). Наставляя сына говорить по делу и не болтать попусту, он, опять-таки, прибегнет к суре «Лукман», поучающей: «…соизмеряй свою поход-

ку и понижай голос: ведь самый неприятный из голосов, – конечно, голос ослов» (9).

Особое место в жизни арабов Древнего Йемена занимали ясновидящие и гадалки. Чаще всего именно к ним обращались за советом по вопросам женитьбы. Прибегали к их услугам и в качестве третейских судей – для урегулирования межплеменных неурядиц и устранения разногласий между шейхами и племенами. Коллективная память аравийцев сохранила имена некоторых из них.

Провидица Тарифа, к примеру, предсказала разрушение Ма’рибской плотины. И заблаговременно, как сообщает арабский энциклопедист ан-Нувайри (1279–1332), ссылаясь на предания йеменцев, увела род свой на север, четко указав, каким путем ему надлежит передвигаться и куда следует переселиться.

Вещунья Зарка’ бинт Зухайр, о которой упоминает в своих работах ал-Исфагани, призвала к объединению рассеянные йеменские кланы во главе с родом ал-Куда’а, поселившиеся в Йамаме и на Дильмуне (Бахрейне). Посоветовала им наречь себя племенем танух и перебраться в Нижнюю Месопотамию, что те и сделали.

Собиратели аравийской старины рассказывают, что когда древние йеменцы хотели получить ответ на вопрос о том, стоит ли им заняться тем или иным делом, то зачастую обращались за советом к птицам. Традицию эту заложил, дескать, мудрец Кус ибн Сайд, лучший среди арабов Древней Аравии гадатель судеб людей на основании наблюдений за поведением птиц – по их крику и направлению полета. Птица, движущаяся справа налево от смотрящего на нее человека, поучал он, – это саних, то есть вестник благих изменений в жизни человек, а слева направо – барих, птица-пред- вестник несчастья. Отсюда, как полагают йеменцы, – и направление письма у арабов: справа налево.

Почитали в племенах Древнего Йемена святых старцев-от- шельников, обладавших даром излечивать тяжелобольных. Им, говорили йеменцы, доступно видеть прошлое и будущее; им открыта воля Божия, и потому они могут дать правильный совет. Когда старцы умирали, над их гробницами возводили склепы, к которым приходили и поклонялись. Надолго отлучаясь из дома, йеменцы складывали у гробниц святых старцев домашнюю утварь и запасы