Jemen-zemlya_ushedshikh_v_legendy_imenitykh_tsarstv

ник, и зону расположения цистерн окружали, как и повсюду в Аравии, мощные крепостные стены со сторожевыми башнями. Такие места на Аравийском побережье, как та деревня (купцы-иноземцы называли их «водными станциями»), выполняли в прошлом функции почтовых постов и пунктов для отдыха (5).

Монеты, ходившие на рынках Древнего Йемена, являлись не просто денежными знаками и атрибутами торговли, но и символами власти того или иного располагавшегося на его территории королевства, княжества или султаната. Каждый правитель обязательно чеканил собственную монету. Но вот что интересно, те из них, что датируются археологами IV–III вв. до н. э., сделаны по образцам афинских тетрадрахм, твердой мировой валюты прошлого. Эти монеты указывают на наличие у йеменских царств и княжеств тесных торговых отношений с Древней Грецией.

В эпоху Александра Македонского в землях Аравии высоко ценилась выпущенная им по случаю завоевания Вавилона серебряная монета. На ее лицевой стороне был изображен Геракл, с наброшенной на тело шкурой Немейского льва; а на обратной стороне – Зевс, сидящий на троне со скипетром в левой руке и орлом на протянутой правой руке.

В XIX–XX столетиях самой ходкой монетой в Йемене являлся серебряный талер Марии Терезии. О нем пишет в своих воспоминаниях о Красном море, которое он дважды пересекал во время командировки в Индию (1869–1872), директор Горного департамента Российской империи К. Скальковский. Вдоль Аравийского побережья Красного моря, делится своими воспоминаниями К. Скальковский, лежало несколько небольших портовых городков. Но вот заходить туда за провизией в случае надобности мореходам не имело никакого смысла, ибо «всякая покупка там была возможна не иначе, как за серебряные талеры Марии Терезии», или «талари», как они фигурировали в речи местного населения. Монеты эти, давно вышедшие из употребления в Европе, в землях бассейна Красного моря, напротив, пользовались высоким спросом, притом на обоих его побережьях (6).

До 1926 г., рассказывает в своей книге «Йемен» И. Е. Генин, эта страна своей денежной единицы не имела. «На рынке обращался се-

ребряный талер Марии Терезии». Его чеканили в Вене, с 1780 г., и ввозили в страны Красноморского бассейна. В 1926 г. имам Йахйа начал чеканить собственную национальную монету – серебряный риал или ‘амади. Обе монеты, и талер, и ‘амади, имели один и тот же обменный курс – около 30 американских центов (1 руб. 20 коп.) (6*).

Торговые связи с царствами Древнего мира йеменцы поддерживали и по океану вод, как тогда говорили, и по морю песка. Процветанию караванной торговли способствовали сложные для судоходства условия в Красном море, обилие в нем рифов и отмелей, а также царившие во всех прибрежных водах Южной Аравии разбой

ипиратство (7). Через Йемен пролегали два крупных на Древнем Востоке караванных пути. Один из них (знаменитая «дорога ладана») шел из Хадрамаута, из древнего портового города Кана’ (нынешний Бир ‘Али), – через Ма’риб, Саба’ и оазисы Хиджаза – в Петру, в величайшее караванное царство прошлого, а оттуда – в Газу, Дамаск, Пальмиру, Тир и Александрию. В портах Леванта

иЕгипта товары грузили на суда и везли в крупнейшие торговые центры Средиземноморья – в Геную и Венецию. По другому караванному пути – через Йамаму, Герру и Наджд (Неджд) – товары поставляли в Месопотамию. Сам портовый город Кана’ защищала мощная неприступная крепость на горе Эль-Гураб (Воронье гнездо), возведенная царем Сама’а ибн Дабйаном.

Один из оживленных торговых маршрутов Древнего Йемена проходил между Хадрамаутом, «обителью благовоний», как отзывались об этом крае сами йеменцы, и городом Сана’а’, архитектурной жемчужиной «Острова арабов», где располагались десять крупных специализированных рынков. Из Хадрамаута в Сана’а’ завозили ладан и мирру, кассию и индийский кардамон, зерно и масло, шерстяные одеяла и женские накидки абайи, войлок для шатров и перья страусов. Из Сана’а’ в Хадрамаут вывозили (речь идет о середине XIX столетия) холодное оружие, оковы для рабов, ружья и гвозди, ювелирные украшения с использованием золотых и серебряных монет, и многое другое. Транспортные расходы – «за одного верблюда в день с одним человеком и багажом при нем, не превышающим нормы установленного веса для перевозки на вьючном животном», – составляли 3 франка (8).

Так называемые регулярные торговые караваны насчитывали, как правило, до одной тысячи груженных товарами верблюдов. Встречались караваны в две и в две с половиной тысячи верблюдов. Вопрос охраны караванов решался просто – посредством заключения караванщиками договоров с шейхами племенных даир (мест обитания племен), через которые двигались караваны. Племя, под защитой которого находился караван, поставляло купцам верблюдов и вооруженных погонщиков, содержало охраняемые и оборудованные для стоянок места (караван-сараи).

В группу проводников больших торговых караванов, ходивших, к примеру, из Хадрамаута в Багдад или Дамаск, непременно включали «хранителей воды», состоявших при верблюдах-водоно- сах. Каждый из таких верблюдов нес на себе по два больших меха с водой. Мастерили их из шкуры целого верблюда; вмещал он в себя 50–60 галлонов воды (1 галлон=4,546 литра). Лучшей емкостью для хранения воды в пустыне считался в прошлом у бедуинов Йемена бурдюк, сшитый из кожи горной козы. Будучи притороченным к седлу верблюда, он во время передвижения обдувался ветром, по ночам в пустыне довольно прохладным, охлаждался – и студил воду.

Нигде в мире вода не имеет такой ценности, как в аравийской пустыне. И никто не относится к ней так бережно, и не использует так расчетливо, как бедуины. «Жажда – это вкус смерти», – говорят и сегодня кочевники Йеменской Тихамы. «Верными спутниками» в знойных аравийских песках они называют верблюда и собственное сердце; источники воды величают не иначе как «драгоценными жемчужинами пустыни».

Любым из торговых караванов руководил раис. Им выступал один из членов артели погонщиков верблюдов, специализировавшихся на обслуживании того или иного конкретного торгового пути. Раисы хорошо знали друг друга. Участники каравана находились под личной защитой раиса. Случалось, что человек, настигнутый в дороге теми или иными важными для него новостями, вынужден был срочно менять маршрут передвижения. Тогда его передавали, как говорится, из рук в руки – раису другого каравана. Происходило это в местах пересечения караванных путей, где располагались ханы или караван-сараи для отдыха. Если нужный кара-

ван к тому времени уже снимался с места стоянки, то раис посылал ему вдогонку (вместе с тем человеком, кому нужно было сменить маршрут передвижения) одного из погонщиков. Он предъявлял оружие своего раиса (нож или кинжал с васмами, то есть метками рода и артели) раису другого каравана, и излагал ему ту или иную конкретную просьбу (9). Система работала безотказно.

Для того чтобы получить звание раиса, погонщику необходимо было иметь безупречную репутацию и среди членов своей артели, и всего сообщества погонщиков в целом; слыть человеком честным и умным, решительным и находчивым. Владеть «искусством вождения караванов» по горам и в пустыне в ночное время, ориентируясь по звездам и «запахам пустыни», «цвету и вкусу песка» (оказывается, есть и такие), и «картинам гор». Знать, «как пальцы на руке», все «караванные тропы в море песка» и в «обители гор», места расположения колодцев и источников воды, а также «способы ухода от опасностей». Быть лично знакомым с шейхами племен, через земли которых передвигался ведомый им караван; более того, пользоваться их доверием. Обладать навыками врачевания: «умением лечения» ран и устранения расстройств желудка, снятия лихорадки и оказания помощи при укусах змей и скорпионов, а также при вывихах и переломах рук и ног. Раис лично отвечал за безопасность каждого человека в своем караване и за ущерб, причиненный его грузу. Если караван подвергался нападению, и кого-либо ранили, то раис выплачивал потерпевшему компенсацию (диа), заранее оговоренную и скрепленную договором, притом как за полученные увечья, так и за порчу или утрату имущества и груза (10).

В порты Южной Аравии, в том числе в Аден и Эль-Муджу (Моху), поступали, складировались и широко расходились оттуда во все концы света самые «дорогие товары» Древнего мира. Из Индии везли пряности, перец и корицу, драгоценные камни и серебро; из Африки – страусовые перья, золото и слоновую кость; из Персидского залива – жемчуг (вылавливали его и в Красном море). Крупными потребителями товаров собственного йеменского вывоза – ладана, алоэ и мирры, а также ароматов и амбры – были храмы Египта, Месопотамии и Греции, а потом Римской империи и Византии.

Из Йемена с торговыми караванами попала в Египет, а оттуда – в Афины и Рим, знаменитая «парфюмерная трубочка», имевшаяся у каждой из знатных женщин. Сделана она была из тростника и наполнена смесью из растертых в порошок сурьмы и цинка. Использовалась женщинами, будучи предварительно смоченной водой, для подкраски бровей и ресниц.

Через Розовый город в скалах, как величали Петру арабы Аравии, торговцы-йеменцы доставляли в «земли фараонов» и в Палестину, в Аш-Ша’м (Сирию) и царства Средиземноморья бирюзу из Нишапура (Иран), малахит из Абиссинии, рубины, изумруды и сапфиры с Цейлона, и золото из Софалы. Петра в те времена являлась одним из крупнейших на Востоке рынков торговли цветными камнями и золотом.

Места закупок золота в землях зинджей (черных людей), то есть в Африке, долгое время были одним из величайших секретов торговцев и мореходов Южной Аравии. Другой их коммерческой тайной, хранившейся «за семью аравийским замками», своды йеменской старины называют районы произрастания корицы. Чтобы обмануть иноземных купцов, прежде всего греческих и финикийских, и направить их по ложному следу, негоцианты и мореплаватели «Океанской Аравии», Йемена и Омана, распространяли всюду, куда хаживали и где бывали, разного рода мифы и небылицы. О корице, к примеру, произрастающей в Южной Индии и на Цейлоне, рассказывали, что родом она, дескать, из Сомали и с острова Сокотра.

«Старательно тайны свои береги, сболтнешь – и тебя одолеют враги», – часто повторяют и сегодня торговцы Южной Аравии слова почитаемого на полуострове персидского поэта и мыслителя Саади (ум. 1292). И добавляют: присказка предков гласит, что «кошка, которая постоянно мяукает, не поймает ничего».

Торговцы Йемена имеют очень высокую репутацию среди коммерсантов Аравии, так как отличаются честностью, порядочностью и «крепко держат слово». Издревле повелось так, что на рынках Таиза и Сана’а’, Ходейды и Адена, Мохи и Бейт-эль-Факиха c нечестными торговцами поступали очень сурово – навсегда изгоняли из городов. Имущество их распродавали, а вырученные деньги

пускали на нужды гильдий или общин, к которым принадлежали «запачкавшие» себя торговцы. Появляться в городах, где они проживали прежде, и на рынках, где торговали, ни им, ни их потомкам не дозволялось. Торговец, «очернивший лицо города» и «надругавшийся над честью рынка», особенно того, где устраивались ярмарки, «вычеркивался из списка живых». Торговец, пренебрегший заветами основателей рынков, согласно которым обвешивать или обсчитывать покупателя считалось тяжким грехом, становился изгоем всего торгового сообщества Йемена. Молва о нем, как о «хищном», то есть нечистом на руку человеке, моментально облетала все йеменские города и порты, рынки и караван-сараи. И такой торговец заканчивал жизнь вдали от родных мест – бежал в «чужие земли». Притом не только в другие уделы в Аравии, но и далеко за ее пределы. Чаще всего в Персию, Сирию и Палестину.

Иноземных купцов, в поведении с торговцами-йеменцами не в меру надменных, горделивых и холодных, являвшихся в прошлом в Южную Аравию с торговыми караванами со стороны Сирии (АшШа’ма), йеменцы именовали ша’мами, то есть северянами. И все потому, что так же, как и холодные ветра, дувшие с той стороны, торговцы Сирии вообще и Дамаска в частности выделялись среди купечества Арабского Востока своей крайней несговорчивостью, иными словами – «холодностью», как выражались торговцы Южной Аравии.

На северо-западной оконечности великой аравийской пустыни Руб-эль-Хали, на главном торговом пути из Южной Аравии в Прибрежную Аравию Персидского залива, лежал процветавший в период со II в. до н. э. по V в. н. э. оазис Карйат Зат Кахл (нынешний Карйат-эль-Фа’в). Там располагалась столица легендарных йеменских племен ал-кинда, бану мазхидж и бану кахтан. Раскопки археологов выявили высокий уровень благосостояния жителей этого оазиса. «Дорогие товары», в том числе красивые изделия из бронзы, стекла и слоновой кости, завозили туда из Средиземноморья и Египта, Леванта и Месопотамии, Индии и Южной Аравии.

Процветанию торговли в княжествах Йемена с приходом в них ислама содействовало поощрение коммерции Пророком Мухаммадом, которую Он возвел в ранг деяний пристойных. Соглас-

но одному из хадисов, Пророк Мухаммад, высказываясь о торговцах, говорил, что «в Судный день честный и праведный торговец будет находиться рядом с мучениками за веру» – «будет сидеть в сени Божьего престола», ибо такие купцы являются «посланниками мира и доверенными слугами Господа на земле» (11).

Арабский писатель и богослов ал-Джахиз (775–868) в сочинении «Похвала купцам и осуждение чиновникам» отмечал, что Аллах одобряет торговлю как род занятий. И подтверждением тому – выбор Им своего Пророка из торговой общины курайшитов (12).

Основу коммерции Древней Южной Аравии, прежде всего Йемена и Омана, составляла торговля благовониями. Их там произрастало так много, писал древнеримский энциклопедист Плиний Старший (22/24–79), что сабеи (сабейцы) даже варили себе еду на кострах из ветвей ладана и мирры. И потому от городов и селений их шел такой же дивный запах, как от алтарей храмов, греческих и римских.

По легенде, бытующей в племенах Хадрамаута, Мирра, дочь одного из царей Древнего Кипра, страшно прогневала отца своего, когда сошлась со слугой-рабом. Проведав о том, что царь-отец решил ее наказать, прилюдно выпороть и чуть ли не казнить, она бежала и укрылась в землях далекой «страны ладана». Там, тоскуя по дому, по родным и близким, и обливаясь горькими слезами, иссохла настолько, что стала походить на тень одиноко стоявшего напротив ее жилища небольшого деревца. Боги, благоволившие к ней, заметили это сходство – и превратили ее в такое же дерево, но непростое, а благовонное. И назвали его миррой (13). И вот почему. Сок, стекающий с порезов на этом дереве, как и слезы со щек принцессы-беглянки, – горькие на вкус (слово «мирра» в переводе с арабского языка значит «горький»). Но вот кусочки камеди мирры, будучи зажженными в курильнице, источают такой же приятный запах, какой исходил от волос и кожи красавицы Мирры.

В Аравии вообще и в Йемене в частности принято умащивать себя ароматами и окуривать одежды благовониями, особенно по праздникам и торжественным случаям. В одеждах, пропитанных благовониями и ароматами стойких аравийских духов, всякий раз

входила в тронный зал царя Соломона, оставляя за собой благоуханный след, гостившая у него царица Савская.

Пристрастием к аравийским духам и благовониям отличалась и легендарная царица Забиба, гордая владычица «страны Кедар» (мест обитания племени бану кедар, что в северной части Аравии). «Поставить ее на колени» и заставить платить дань, как гласят предания племен Аравии, смог только один мужчина – воинственный ассирийский царь Тиглатпаласар III (правил 745–727 до н. э.). Благовониями или «запахами Аравии», как их называла Забиба, ежедневно окуривали и ее покои, и тронный зал, и входивших к ней во дворец ее фаворитов и гостей.

Обожала аравийские духи и благовония блистательная «властительница арабов» в землях Верхней Аравии, «яркая, как солнце», царица Шамси, современница ассирийских царей Тиглатпаласара III и Саргона II (правил 721–705 до н. э.), «ходивших на нее с мечом». Более того, она слыла обладательницей-хранительницей лучших на Востоке ароматов. Привечала у себя и щедро одаривала самых именитых «составителей ароматов» из Южной Аравии и Месопотамии. Слава об искусстве мастеров-парфюмеров царицы Шамси, как повествуют сказания, гремела по всему Востоку.

Из истории благовоний известно, что любила их и Клеопатра. На ладьях этой удивительной женщины-властительницы Египта, ходивших по Нилу, ставили надушенные паруса, чтобы запах, источаемый ими, «стелился по ее пути» и оповещал подданных, простой народ и служилый люд, на царских стоянках вдоль реки о скором явлении им себя владычицей. По свидетельствам историков, Клеопатра была царицей образованной и живо всем интересовавшейся. Много времени проводила в александрийском Мусейоне, в этом известнейшем в Древнем мире «доме мудрости», где работали многие именитые ученые прошлого.

Клеопатра регулярно отправляла в «страну благовоний» торговые экспедиции. Уходили они из Клеопатриса, нынешнего Суэца. Возвращаясь из «земель сабейских», торговцы везли Клеопатре не только благовония, но и широко известные и популярные в Египте аравийские ароматы, а также тушь для ресниц (кохль), коралловые

заколки для волос и «царственный», как она о нем отзывалась, аравийский жемчуг.

Принятие Клеопатрой ванн с лепестками из роз и умащение тела благовониями и ароматами являлось обязательным атрибутом перенятого египтянами у правивших в царствах Древнего Йемена династий «церемониала подготовки к ночам любви». Проходить они должны были непременно в обрамлении букета незабываемых запахов. По поверью, пришедшему в Египет из Йемена вместе с благовониями, и все еще бытующему там, дымы ладана и мирры изгоняют злых духов, усмиряют гнев мужей и помогают женщинам «пленять сердца мужчин».

Запахи ладана и мирры, утверждают йеменцы, благотворно влияют на человека. Благовонные дымы ладана очищают воздух, воду и организм человека, снимают стрессы и «укрепляют память». В сводах йеменской старины говорится о том, что благоуханные дымы «мешают проникновению в жилища людей злых духов», слуг-ратников Иблиса (шайтана), пытающихся сбить правоверных с дарованного им Аллахом праведного пути. Иными словами, создают атмосферу гостеприимства, радушного застолья, а потом и дружеской беседы за чашечкой кофе. Когда же, по окончании беседы, хозяин дома подносит гостю курильницу с благовониями, то на языке протокола аравийцев это означает, что настало время прощаться. Таков древний обычай, гласящий, что «после воскурения нет сидения».

Верили в прошлом в магическую силу ладана, изгоняющего бесов, и на Руси. Отсюда и поговорка: «На вора тюрьма, на черта – ладан».

Ладан и мирра произрастают только в одном месте – в Южной Аравии (в Хадрамауте и Дофаре; в горах у Зафара, бывшей столицы царей Химйара; и на острове Сокотра). Многие именитые исследователи Аравии считают, что аравийские благовония и положили начало парфюмерии. Кстати, слово «per fumes» в переводе с латинского языка значит «через дым». Искусство парфюмерии, зародившееся в царствах Йемена, – древнейшее в мире.

Секреты составления ароматов йеменцы держали в тайне. Признанным мастером-составителем мужских и женских арома-

тических эссенций из трав, благовонных смол, цветов и корений была царица Билкис, больше известная как царица Савская. Среди множества подарков, «дорогих и диковинных», доставленных ею ко двору царя Соломона, предания упоминают о понравившихся ему мужских духах, вызывавших, по его словам, «любострастие» у всех жен и наложниц. Благовония в речи аравийцев – это «ароматы рая»

и«острые стрелы женщин, мужчин наповал разящие».

УАлександра Македонского, отдавшего приказ готовить экспедицию в Аравию, пишет древнегреческий историк и географ Арриан Флавий, было для этого несколько мотивов, то есть побудительных причин. Одна из них состояла в том, чтобы, покорив «Страну благовоний», наполнить ими самый большой корабль и отослать его в подарок своему воспитателю, Леониду. Дело в том, сообщают Арриан и Плиний, что в детстве Александр возжигал ладан, один из самых дорогих товаров Древнего мира, на алтарях храмов в царстве отца своего, не зная меры. И тогда Леонид, воспитатель Александра, посоветовал ему «повременить с проявлением царственной щедрости» до той поры, пока не покорит он «Страну благовоний», и не отдаст она ему богатства свои – ладан и мирру. Александр слова воспитателя запомнил. И с тех самых пор, какие бы земли он не завоевывал, не переставал помышлять о «Ладаноносной стране». Страстно мечтал о том, чтобы, овладев ею, послать Леониду в подарок корабль с ладаном. Более того, в сопровождении делегации владельцев «благовонных рощ», дабы лично засвидетельствовали они его победы и завоевания, и поведали Леониду, из первых уст, легенды и сказания сложенные арабами и о благовониях Аравии, и о нем самом, завоевателе Тира и Вавилона, и покорителе «Счастливой Аравии».

Из трудов древнегреческих историков и географов следует, что караваны с благовониями, приходившие в Петру из Южной Аравии, представляли собой «целые армии». Передвижение караванов по «дороге ладана» стоило купцам немалых денег. Расходы по оплате услуг караванщиков утяжеляли выплаты шейхам племен – за безопасный проход их даир, то есть мест обитания. Приходилось платить также и стражникам при въездах в города, где останавливались караваны, и должностным лицам таможенных постов, дабы