Jemen-zemlya_ushedshikh_v_legendy_imenitykh_tsarstv

ческих сведений античного мира, именовал Аден «знатным рынком Аравии», «городом купцов и товаров со всех частей света», а Плиний (22/24–79) – ее «торговыми воротами», «местом обмена» товаров индийских и китайских на те, что «завозили из земель египетских и финикийских». Первенство правителей Маската и Адена в морской торговле в Индийском океане было, по словам Плиния, в его время бесспорным. Делясь собранными им сведениями о торговле в Адене, известный арабский географ Закарийа’ ал-Казвини (1203– 1283) писал, что товары и торговцы «стекались» туда отовсюду. Из рассказов греческого географа Агатархида (II в. до н. э.) известно, что товары свои из Адена в «земли фараонов» сабейцы и минейцы доставляли по суше и по морю, верблюжьими караванами и судами.

‘Адан (Аден), сообщает арабский историк Ибн Хордадбех (820–912/913), служил мореходам и негоциантам мира важнейшим портом так называемого красноморского коридора. В этом городе проживали крупные и влиятельные коммуны индийских, персидских и еврейских торговцев. У каждой из этих коммун имелся свой голова. Об одном из них, Мадмуне, старшине еврейских коммерсантов, упоминают именитый арабский путешественник Ибн Джубайр (посещал Аравию в 1183 г.) и известный исследователь арабоеврейских отношений Ш. Д. Гойтейн. Специализировался Мадмун на финансировании торговых операций аденских купцов с Каиром. Был хорошо знаком с разбойниками, промышлявшими на морских торговых путях у побережья Южной Аравии. И будто бы «имел с ними уговор», что позволяло ему выступать гарантом безопасности своих клиентов и их грузов от действий пиратов (8).

Все коммерсанты Адена, местные и иностранные, состояли в гильдии предпринимателей во главе с выборным старостой, который представлял их интересы в администрации города.

Богатая информация о корабельных стоянках Древнего Йемена содержится в работах арабского историка и географа ал-Йа’куби (ум. 897). Аден он именует «гаванью Сана’а’», куда «приходили суда из Индии и Китая» (9). Славился Аден, говорит ал-Йа’куби, и торговлей самоцветами. Сюда завозили топазы и изумруды, сапфиры и яхонты с Цейлона, рубины из Бадахшана (Северный Афганистан), бирюзу из Нишапура (Иран), аметисты из Хиджаза, оникс из Абис-

синии. Здесь же хранили и распродавали йеменский бериллий. В Аден, повествуют своды аравийской старины, поступали, складировались, а потом широко расходились во все концы света «самые дорогие товары» Древнего мира. Из Индии – пряности, перец и корица, а также драгоценные камни; из Африки – золото и слоновая кость; с Бахрейна – жемчуг, а с острова Сокотра – алоэ и камедь «драконового дерева».

Аден, рассказывает в своей «Географии» Абу-л-Фида’ (1273– 1331), – это порт в Южной Аравии; к его причалам пристают корабли с товарами из Индии и Китая. У города – двое ворот: одни выходят к морю, другие – на сушу, в сторону Верхней Аравии. Последние из них называются «Воротами носильщиков воды», поскольку именно оттуда, со стороны гор, в город на протяжении веков – до прокладки водовода – доставляли питьевую воду (10).

В «Перипле Эритрейского моря», написанном в I веке неизвестным купцом из Египта, Аден представлен главной торговой гаванью «Счастливой Аравии», куда поступали товары «с обеих сторон», как тогда говорили, то есть из Индии и Египта (11). Здесь можно было приобрести ладан и амбру, алоэ и мускус. Сюда завозили тигровые шкуры из Китая, рабов из Абиссинии, золото из Софалы, самоцветы с Цейлона.

Судов заходило в Аден «много и отовсюду», отмечал венецианский купец-путешественник Марко Поло. И приносила торговля бойкая султану аденскому «богатства неисчислимые». От пошлин, что взимали в порту том, с купцов и с судов, султану аденскому был «доход большой»; и слыл он одним из богатейших людей на свете (12). Поскольку торговали в Адене и лесом из Малабара, то располагалась в нем и судоверфь, одна из крупнейших в Южной Аравии.

Не один раз пытался покорить Аден и завладеть его торговлей богатой, говорится в сводах аравийской старины, могучий Рим. Предпринимал в этих целях военные экспедиции. Ходили римляне в земли «Счастливой Аравии», дабы сокрушить торговую империю южноаравийцев, которые держали в своих руках морские пути в Индию (13). Но преуспели лишь однажды, в эпоху Клавдия (правил 41–54), когда, хоть и ненадолго, но завладели Аденом.

Портовый город этот, как следует из работ знаменитого греческого географа и историка Агатархида Книдского (200–120 до н. э.), служил в его время «местом встреч» для торговцев из Индии и Китая, являлся ключевым звеном океанской навигационной цепочки между Красным морем и Индией.

ВI в. н. э. Аден уступил свои позиции отстроенной химйаритами Музе (Эль-Мудже), ставшей называться со временем Мохой. Процветал во времена правления в Йемене династии Расулидов. Хроники сохранили сведения о том, что правители из этой династии (1229–1454) непременно раз в году наведывались в Аден из Забида, и проживали там не менее месяца.

После первого завоевания Йемена турками (1538–1635) Аден вновь угас, но поднялась Моха. Когда в 1735 г. Аден перешел в руки правителя султаната Лахдж, то был в руинах, а Моха, напротив, процветала. Зато в 1839 г., когда Аден подпал под власть британцев, то обрел новое дыхание, а вот Моха – завяла.

Йеменцы, к слову, называли Аден «глазом Йемена», а два других порта, Моху и Ходейду – «глазами Тихамы».

Впрошлом все водосборники в Адене, куда стекала дождевая вода, сдавались в аренду купцам, чаще всего индусам, с торгов, сроком до двух лет. Если осадков выпадало мало, вспоминали посещавшие Аден русские путешественники и капитаны судов, то цена на воду повышалась раз в десять.

Всказаниях арабов Аравии упоминается о том, что с Аденом связано одно из великих знамений конца света, предсказанных Пророком Мухаммадом. Речь идет о «гигантском пламени, которое выйдет из Йемена, из пещер Адена; распространится по всей земле;

ипогонит людей к месту назначенного им сбора в Аш-Ша’ме». На протяжении нескольких дней кряду огонь этот будет «просыпаться» по утрам и утихать по вечерам.

Знатным местом торговым именовали купцы и мореходы

иЭль-Худайду (Ходейду), йеменский порт на побережье Красного моря. Именитый исследователь Аравии, американский миссионер С. Цвемер, отзывался о Ходейде как о месте, «похожем на Джидду», с такими же, как в «городе праматери человечества», узкими и кривыми улочками, и пронырливыми торговцами.

На восточной окраине Ходейды располагался район, куда, кроме проживавших в нем людей, да любознательных чужеземцев, не хаживал никто. Дело в том, что в то время (начало XX столетия) его населяли отпущенные на свободу рабы-африканцы, занятые на погрузочно-разгрузочных работах в порту, и одно небольшое арабское племя, о происхождении которого никто ничего не знал и не ведал. Коренные жители Ходейды называли обитателей этого района трущоб «слугами арабов» (ахдам ал-‘араб). Считали их париями, людьми отверженными. Работы в городе они выполняли самые грязные и тяжелые; носить оружие и жить в каменных домах им запрещалось. К ахдамам, к «касте отверженных», йеменцы причисляли также цирюльников, мясников , банщиков и бродячих певцов (даушан), занимавших в этом списке «людей презренных» самое последнее место (14).

В конце 20-х – начале 30-х годов XX столетия (начиная с 1928 г.) пароходы «Совторгфлота», принимавшие участие в перевозке паломников-мусульман из Советской России, доставляли в Джидду и пилигримов-йеменцев. Везли их из Ходейды. По данным, представленным в работе Е. Вейта «Аравия», через Ходейду в начале 1930-х годов проходило «до 70% импорта и 80% экспорта Йемена». Ежегодно порт Ходейду посещало тогда «до 200 пароходов иностранных компаний, главным образом английских». В городе ходили австрийские талеры Марии Терезии, английские золотые фунты, турецкие золотые лиры и выпущенная в 1926 г. «собственная монета ‘амади (приравнивалась к 1 руб. 20 коп)». Население города насчитывало 8 тыс. чел. Взимался налог с имущества и ценностей, «включая женские украшения», в размере 2,5%. Все жители, достигавшие 15-летнего возраста, платили в казну (в пересчете на рубли) около 2 рублей подушной подати, «евреи – 3 руб. с человека» (15).

Ходейде принадлежало заметное место в деятельности резидентов ГПУ в Аравии и на Ближнем Востоке в целом. Йемен вообще и Ходейда в частности рассматривались в те годы Москвой в качестве ключевого «опорного пункта» работы ГПУ в Аравии и Абиссинии. Агенты ГПУ, как можно заключить из воспоминаний бежавшего из Советской России известного разведчика-чекиста Г. С. Агабекова, были нацелены на то, чтобы подкупить и даже по-

пытаться завербовать влиятельных вождей племен. И в случае войны с Англией задействовать их для «дезорганизации военного тыла Великобритании», а именно: для создания различного рода трудностей в работе принадлежавших ей нефтяных промыслов в Аравии, Месопотамии и Персии (16).

Ходейда, куда в 1929 г. прибыла группа советских кинематографистов, чтобы снять фильм о Йемене, вспоминал В. Шнейдеров, участник этой экспедиции, являлась главным портом страны. Примерно 70% товарооборота Йемена, который оценивался в то время в 2,5-3 млн. фунтов стерлингов, обеспечивала Ходейда. Советский Союз поставлял в Йемен лес, керосин и сахар, а импортировал кофе, кожсырье и хну. Губернатор Ходейды и всей прибрежной области Тихама, принц Мухаммад, «красивый, воспитанный и культурный молодой человек», лет 28-ми, управлял краем трезво и умно. Был неплохим коммерсантом и «крепким проводником» политики своего отца; с противниками расправлялся жестко и решительно.

Резиденция принца, где проходила его встреча с кинематографистами, располагалась на набережной города. Охраняли ее «полуголые черные рабы, суданцы и абиссинцы», увешанные оружием и патронташами, с головы до ног. В большой светлой комнате на четвертом этаже резиденции, с окнами, убранными резными деревянными решетками, с «раскачивавшимися опахалами на потолке», кроме самого принца, находилось еще человек десять, в том числе кади (судья) и главный мулла Ходейды. При приближении гостей принц встал, сделал несколько шагов навстречу и поприветствовал их, «здороваясь по-европейски». Обычно, как обмолвился потом в разговоре с В. Шнейдеровым церемониймейстер, чужеземцев принц принимал сидя. Угощали гостей кофе и прохладительным напитком – гранатовым соком. В подарок принцу кинематографисты поднесли «роскошный письменный прибор из серого уральского камня (изделие треста «Самоцвет»)» и два ящика «Нарзана». Во время аудиенции передали ему и проекционный киноаппарат с набором фильмов.

По просьбе принца, тут же, не откладывая, устроили кинопросмотр. «Бурю восторгов», по словам В. Шнейдерова, особенно у женщин, «сидевших за ширмой», вызвала лента, снятая в 1928 г., в

ходе экспедиции на Памир, – с кадрами бурных горных рек, «снегопадов и ледяных гротов»; а также документальный фильм о Москве и параде войск на Красной площади.

Перемещались по городу москопы, как йеменцы называли пожаловавших к ним москвичей-кинематографистов, на предоставленном в их распоряжение стареньком «Рено» принца. По запруженным людьми улочкам Ходейды машина двигалась медленно, «неистово гудя под лай собак и визг мальчишек».

Городской базар, с узкими проходами, прикрытыми сверху – для защиты от солнца – навесами, сплетенными из пальмовых ветвей, «работал чуть ли не круглые сутки», и охранялся стражей. Имелся там и магазин «Востгосторга» с товарами, поступавшими в Йемен из Советской России. Лавки, ларьки и палатки на рынке «были разбиты по товарному признаку». На главной улице хозяйничали мусульмане-индусы, торговавшие мануфактурой. В массе своей они выступали агентами индийских фирм, сбытовые филиалы которых размещались в Адене. Функционировали меняльные конторы. Большинство из них также принадлежало индусам. Основной денежной единицей являлся в то время (1929 г.) австрийский серебряный талер Марии Терезии, «выпуска 1794 г.». В «дворцовом монетном дворе» имама (в г. Сана’а’) чеканили разменную серебряную и медную монету. Жили торговцы-индусы обособленно, крепко спаянной коммуной. Выписывали английские и индийские газеты. Содержали – для встреч и бесед – клуб, открытый только для них, и прозванный в народе «домом маджалисов [встреч-посиделок] народа ал-хинд [индусов]».

Посещая ряды, торговавшие керосином, В. Шнейдеров обратил внимание на то, что широким спросом у йеменцев пользовался советский керосин. Тара от него, «жестяной бидон с серпом и молотом», попадалась ему на глаза чуть ли не повсюду. Завозили советский керосин в бидонах, упакованных в деревянные ящики. Так вот ящикам тем йеменцы тоже нашли применение. Использовали их в качестве стройматериала: зарешечивали балконы и покрывали крыши в домах горожан.

Продовольственные ряды на рынке выделялись свисавшими на крюках, у входов в лавки, тушами баранов, и сложенными у стен,

штабелями, мешками с импортным сахаром и мукой. Сахар, поступавший из Советского Союза, считался среди горожан лучшим.

Богатства прилавков рыбного ряда, местоположение которого можно было определить совершенно точно по шедшему оттуда характерному запаху, замечает В. Шнейдеров, не поддавались описанию. Чего на них только не было. Именно там чаще всего мелькали в толпе «пейсы йахудов», то есть местных евреев, проживавших в Ходейде в отдельном квартале.

В кожевенных рядах мастера шили сандалии, патронташи и пояса для кинжалов. Базар упирался в ворота, выходившие на площадь, усыпанную кофейнями. Всегда наполненные народом, они представляли собой лучшие в городе места для отдыха и деловых встреч. Там, за чашечкой кишра, потягивая наргиле (кальян) и пожевывая кат, часами просиживали и горожане, и заезжие гости. Время от времени в них заглядывали музыканты. Устраивал представления старик-заклинатель змей, «местная знаменитость». Стайками, то и дело, проносились мимо «нагие ребятишки», с болтавшимися на шеях голубыми бусинками на кожаных ремешках, – «амулетами от сглаза».

За городской чертой располагались кузницы, где «остатки рельс, – как следует из очерков В. Шнейдерова, – начатой когда-то французами железной дороги, превращались мастерами в гвозди, ножи и кинжалы».

На прибрежной полосе, прямо у моря, «шеренгой», стояли строившиеся и ремонтировавшиеся парусные суда. Неподалеку дымились печи, «обжигавшие на известь выломанные в море куски кораллов».

Пресной воды в городе не было. Ее доставляли на осликах и верблюдах с гор, отстоявших от Ходейды на расстоянии 80 километров. Брали воду и из колодцев, располагавшихся в 2–3 километрах от Ходейды, но она была солоноватой. Лучшей водой у жителей города считалась та, что привозили из деревушки Эль-Мафруза, что у подножья горы в местечке Баджиль (на вершине этой горы располагался один из дозорно-сторожевых постов Тихамы). Продавали дорого. Питьевая вода в Ходейде считалась у торговцев товаром ходким и прибыльным. Европейцы,

втом числе сотрудники «Востгосторга», брали питьевую воду на заходивших в порт пароходах.

Нравы в городе царили строгие. Женщин, пойманных на занятии проституцией, и мужчин, уличенных в употреблении алкогольных напитков, нещадно пороли; притом публично, на самой людной площади, базарной.

Зажиточное население Ходейды, представленное торговцами, чиновниками и офицерами местного армейского гарнизона, жительствовало в «квартале знати», как его называли йеменцы, у моря,

вглинобитных домах в три и четыре этажа, обнесенных со всех сторон, как крепости, мощными стенами.

Вокрестностях города, в соломенных хижинах, ютилась беднота: рыбаки, уборщики улиц и портовые грузчики (хаммалы). Со слов В. Шнейдерова, хаммалами были потомки невольников-афри- канцев, суданцев и абиссинцев, завезенных в свое время в Аравию работорговцами. Смешавшись с арабами, они сложились в некую «расу метисов». Из нее и набирали хаммалов. Почти голые, «обернутые только тканью вокруг бедер», в белых, вязаных из ниток, шапочках, они вереницами передвигались по порту, «перетаскивая на себе огромные тюки». Получали, в удачный, заметим, день, пишет В. Шнейдеров, за 12 часов работы, 60–70 копеек в пересчете на наши деньги, что позволяло им едва-едва сводить концы с концами. За каждый пронос груза – от пристани до склада – приказчики торговцев, которым принадлежали переносимые грузы, «с мешками медных денег у ног», прятавшиеся от солнца под навесами, выплачивали проходившим мимо них хаммалам (с грузами на спинах) по 2–3 копейки каждому. Тот из них, у кого руки были заняты, «брал монету ртом, закладывая ее за щеку языком». Хаммалы представляли собой одну из низших каст, и права на ношение оружия, обязательного атрибута костюма мужчины-йеменца, не имели.

Помимо хаммалов, в городе были артели плотников, водовозов, дубильщиков кож, работниц и работников кофейных факторий, то есть сортировщиков кофе и тех, кто очищал кофейные зерна от кожуры. Во главе каждой артели стоял выборный старшина. Артелью сортировщиц управляла «отвратительная», по выражению В. Шнейдерова, негритянка – «развратница, наркоманка и сводница».

Никакого машинного производства в Ходейде в 1929 г. не существовало. Кустарным способом мастерицы изготавливали в своих домах-хижинах цветастые паласы, а «женщины-кофейницы» сортировали вручную кофе. На окраине Ходейды изредка попыхивала маленькая мельница, приводимая в действие керосиновым моторчиком. Автомобилей насчитывалось всего три: два из них, «ломаных-переломанных», принадлежали принцу, а третий – итальянскому торговому дому. По особо торжественным случаям автомобили принца приводили в порядок; но через некоторое время они опять выходили из строя.

Что касается «кофейных факторий» Ходейды, то самые крупные из них, как можно понять из очерков В. Шнейдерова, принадлежали греческой фирме «Братьев Ливрато», экспортировавшей йеменский кофе во все страны мира, и шейху ‘Умару, родственнику правителя Йемена. Двор итальянской фирмы, на которой побывали кинематографисты, был буквально завален «горами кофейных зерен». От кожуры зерна очищали с помощью огромных каменных жерновов. Профессия «чистильщиков кофейных зерен» считалась «высокооплачиваемой» – зарабатывали они в день до 80 копеек.

Очищенными от кожуры кофейными зернами, сваленными в кучи, занимались сортировщицы. Работу эту выполняли жены и дочери хаммалов, то есть портовых грузчиков, а также рыбаков и лодочников в порту. Руки и ноги некоторых из них украшали дешевые серебряные браслеты, носы – серебряные кольца, а шеи копошившихся рядом с ними голых детишек – простенькие амулеты. Бритые головы ребятишек венчали «курчавые чубы» – лучшие, по поверью йеменцев, обереги от сглаза.

Заработок сортировщицы кофе за полный рабочий день, «от восхода солнца до заката», составлял всего 10–15 копеек. Сортировали кофе вручную, с помощью плетеных подносов-решет. Отсортированный кофе собирали в корзины, и относили в специально обустроенные для ссыпки и хранения места. Там же взвешивали и расфасовывали по мешкам, весом по 100 килограммов каждый. Из Ходейды йеменский кофе поступал на ведущие кофейные биржи мира – в Нью-Йорк, Геную и Гамбург.

Когда в гости к советским кинематографистам, проживавшим в здании «Востгосторга», приезжал принц, то первым в помещение, согласно местному протоколу, входил начальник городской полиции с «отделанным золотом ятаганом принца» на вытянутых руках. Если же обедали у принца, то под окнами его резиденции непременно играл военный оркестр, состоявший из «15 одетых в белые одежды музыкантов, во главе с турком-капельмейстером». Надо сказать, замечает В. Шнейдеров, что то, что они исполняли на своих инструментах, переносилось с трудом. Даже верблюды, стоявшие на привязи у ограды, и те вскоре начинали «истошно реветь».

Ели руками, «предварительно сполоснув их водой из кувшинов». Целиком зажаренного барашка, «наполненного рисом, изюмом и фисташками», разрезал на части и клал на тарелки гостей шут. Вслед за барашком слуги вносили «с десяток других блюд, круто приправленных перцем, имбирем и прочими пряностями». Покончив с едой, переходили в кофейную комнату, где всем присутствовавшим на трапезе предлагали кофе с кальяном. При этом чистым кофе угощали только гостей-чужеземцев; йеменцы попивали кишр.

Европейцу в Ходейде, заключает В. Шнейдеров, с тамошним тяжелым климатом, находиться было нелегко и непросто. Свидетельством тому – довольно большое кладбище за стенами города, «приютившее» тех из них, кто все же отважился приехать туда на работу. По словам сотрудников «Востгосторга», жили они в Ходейде, как на «необитаемом острове». Газеты получали с большим опозданием, и мечтали лишь об одном – о скорой, как можно, смене. Рискнули как-то вызвать семьи. Но жены и дети, оказавшись в Ходейде, сразу же заболели, практически все. И их пришлось срочно вывозить. Сначала – на африканское побережье, «в итальянскую колонию Эритрея», а оттуда, морем, – в Одессу (17).

Автор этой книги, работавший во второй половине 1970-х годов в советском консульстве в Ходейде, подтверждает, что многое из того, что видел там В. Шнейдеров в 1929 г., нисколько не изменилось и спустя полвека.

Активно функционировал в Красном море и порт Эль-Муджа (Моха), о котором мы уже рассказывали в этой книге. Купцы Древ-