Jemen-zemlya_ushedshikh_v_legendy_imenitykh_tsarstv

«Женский товар» также подвергали «сортировке». За девушек «высшего сорта» (не старше 11–13 лет) брали по 400-500 франков. Ступенью ниже стояли невольницы в возрасте от 13 до 18 лет; они уже стоили не дороже 300–350 франков каждая. Рабынь от 18 до 25 лет предлагали по 200–250 франков.

Раба и рабыню при покупке осматривали «с пристрастием», с головы до ног, раздев и оглядев все интересовавшие покупателя части тела. Существовал даже своего рода «гарантийный срок», когда в течение трех дней с момента приобретения невольника или невольницы их можно было обменять (22).

Одним из центров выгрузки рабов с судов, следовавших из Восточной Африки в Южную Аравию, был южнойеменский городок Зинджибар (это название за ним закрепилось в XVIII в.). Крупным перевалочным пунктом торговли рабам в Южном Йемене выступала бухта Абйан. Особое место в структуре работорговли, судя по работам арабских историков, занимал архипелаг Фарасан, что в Красном море. Именно там базировалась знаменитая флотилия ра- боторговцев-южноаравийцев, матросами на судах которой служили рабы-зинджи (23).

Смекалистых невольников, попадавших к работорговцам в Маскате и Адене, прежде чем выставить на продажу, обучали, порой, какому-либо ремеслу. Это занимало время, и требовало дополнительных расходов. Но так как «обученные зинджи» стоили дороже, то деньги, вырученные за них, покрывали все издержки (24).

На рынках, где велась торговля рабами, имелись «дома услад». Над ними вывешивали специальные флаги (райа) (25).

Активно торговли в городах-портах Южной Аравии, в том числе в Адене, Ходейде и Мохе, золотом, серебром, драгоценными камнями и ювелирными изделиями с ними. Женские украшения в Аравии – обязательная часть свадебного подарка жениха невесте. Некоторые ювелирные изделия все еще играют здесь роль оберегов. Особенно те из них, что выполнены в форме ладони (хамса), рыбки или полумесяца. Хамса или «Рука Фатимы» – это амулет от сглаза, талисман семейного счастья. Рыбка – оберег от напастей, талисман семейного благополучия.

Золотые и серебряные амулеты-подвески в виде ладони или рыбки часто инкрустируют сердоликом и кораллами. Сердолик, как уже отмечалось в этой книге, по поверьям йеменцев, наделен свойствами приносить своим владельцам покой, счастье и изобилие. Кораллы, особенно ярко красные и светло синие, способствуют, дескать, «укреплению памяти» и усилению «женской плодовитости». Питают аравитянки пристрастие и к бирюзе. Верят в то, что ювелирные украшения с бирюзой помогают женщине в ее усилиях по «поддержанию тишины», в семье и в доме»; «усмиряют гнев и гасят ссоры».

В горных районах в моде у йеменок и сегодня нагрудные и головные подвески с серебряными талерами Марии Терезии (1717– 1780), австрийской эрцгерцогини (с 1740). Выйдя из употребления во владениях Габсбургов, монета эта оказалась в Йемене. Вес ее – 23,386 гр., а содержание серебра в ней – 21,0474 гр.

Иностранные золотые и серебряные монеты, попав в Аравию, из нее уже «не возвращались», писал французский офицер-путеше- ственник Луи дю Куре, посещавший земли «Счастливой Аравии» в 1844–1845 годах. Денежные знаки эти, будь то английские золотые суверены или австрийские серебряные талеры, арабы использовали как по их прямому назначению, то есть для расчетов за товары и услуги, так и в изготавливаемых ювелирами женских украшениях, тех же монистах, ожерельях или бусах (26).

Среди оберегов, популярных в племенах Йемена и Оманского побережья, обращал на себя внимание, как следует из воспоминаний путешественников, бывавших в тех краях, амулет-подвеска мишкаш со старинной венецианской монетой. На одной ее стороне был изображен герцог Венеции, преклонивший колено перед Святым Марком, а на другой – Священный Крест в обрамлении звезд. Женщины Южной Аравии веровали в то, что такой амулет, пришедший, кстати, из христианского Наджрана, центра христианства Древней Южной Аравии, помогает «увеличению семьи», то есть «дарует им желанное количество детей». При этом мусульманок нисколько не смущало то, что мишкаш, амулет целомудрия, которые носили девушки на выданье и только что вышедшие замуж, содержал христианскую символику. Если верить сказаниям

йеменцев, амулеты мишкаш делали женщин Наджрана «необыкновенно плодовитыми», а рожаемых ими детей – здоровыми и умными (27).

Больше всего йеменцы боятся «дурного глаза». Злой силой, по местным поверьям, обладает голубой глаз; людей голубоглазых йеменцы остерегаются. Опасаются они и людей с серыми и зелеными глазами. «Дурной глаз, – говорят они, – опустошает дома и наполняет могилы». И сегодня при первой встрече с незнакомым человеком йеменцы внимательно присматриваются к цвету его глаз. Поэтому, чувствуя на себе пристальный взгляд араба-собесед- ника, – не теряйтесь. Ни в коем случае «не бегайте взглядом», как говорят аравийцы. Помните, что людей с «бегающим взглядом» и йеменцы, и другие арабы Аравии считают людьми ненадежными.

Брелоки-обереги и амулеты-подвески от сглаза вывешивали в прошлом на дверях жилищ; надевали на шеи верховых животных, верблюдов, осликов и лошадей; цепляли на мачты рыболовецких парусников и торговых судов.

Йеменка, скрытая от «чужих глаз» черной накидкой абайей и чадрой, носила на себе множество ювелирных изделий. Голову ее украшали шелковые или кожаные повязки, унизанные старинными серебряными монетами, достойными внимания крупнейших музеев мира. Количество золотых и серебряных изделий на женщине являлось зримым свидетельством степени любви и внимания к ней мужа, а также демонстрацией финансового состояния семьи.

Вместе с ювелирными украшениями женщины «хранили» на себе и все семейные ценности, скопленные на черный день: те же золотые и серебряные монеты и драгоценные камни. Прятали их в расшитых жемчугом кожаных поясах с множеством отделений. Пояс женщины был ничем иным, как банковской ячейкой прошлого, если так можно сказать. Дело в том, что во времена джахилийи (язычества) посягать на женщин ни в межплеменных войнах, ни в набегах (газу) не смел никто. Такой поступок «марал честь и достоинство мужчины», и рассматривался арабами Аравии как самый «наисквернейший».

Подражая царице Савской, легендарной владычице Древнего Йемена и известной врачевательнице, йеменки и по сей день наде-

вают на мизинцы обеих рук колечки хамзар. Согласно бытующей здесь легенде, у мудрой Билкис, властительницы «страны благовоний и множества трав лечебных», на мизинце правой руки красовался перстень с астериксом, камнем мудрецов, обладавшим свойством, настраивать ее на то, чтобы «мыслить трезво и править по уму». А на мизинце левой руки – перстень с каким-то неизвестным никому магическим камнем, «озарявшим и воспламенявшим» ее при составлении лечебных настоек, а также ароматов. Восседала она, работая с травами и кореньями, благовониями и цветами, сообщают предания южноаравийцев, за богатым резным столом из слоновой кости, и непременно в царской золотой короне, разукрашенной дорогими самоцветами.

Столь же роскошным, к слову, был и трон Билкис, изготовленный, как гласят сказания, из золота и серебра, и украшенный драгоценными камнями – яхонтами, изумрудами, жемчугом, рубинами и бирюзой. Стоял тот чудо-трон в богатом храме, который находился неподалеку от главного святилища сабейцев, храма Алмаках. Длина его составляла 80 зра’ (1 зра’, мера длины, равнялся 65 см.), а ширина – 40 зра’. Царицу, когда она восседала на этом троне, обслуживали, согласно преданиям, 600 женщин (28).

Бедуины Аравии считают, что драгоценные камни наделены «чудодейственными свойствами». Одни из них «защищают от порчи». Другие «приносят удачу», а третьи «определяют судьбу человека». Поэтому их и вставляют в женские ювелирные украшения, многие из которых играют роль амулетов. «Уберечь любовь» своих мужей, как полагают аравитянки, основываясь на поверье предков, им могут помочь жемчужные бусы, «драгоценные камни моря». Йеменки называют их «амулетами любви», «оберегами замужества и семейного счастья». В бедных семьях прибрежной Йеменской Тихамы такие амулеты мастерили и мастерят из жемчужных раковин, «жилищ красавиц моря».

Долгое время через Южную Аравию шла транзитом монополизированная арабами Аравии торговля пряностями Индии с Европой. С побережья Малабара в порты Южной Аравии поступали перец, имбирь и кардамон; из Индонезии – гвоздика и мускатный орех, а из Шри-Ланки – корица. В средневековой Европе мясо

солили впрок, бочками, после осеннего убоя скота. И чтобы оно не портилось, использовали пряности.

Путешественники-исследователи Аравии, посещавшие Йемен, отмечали в своих воспоминаниях наличие в этой стране большого количества таможенных постов. В 1962 г., например, перед свержением монархического строя в Северном Йемене, на одной только дороге от Сана’а’ до Адена действовало 40 таких постов. Как и в других княжествах Аравии, все они были отданы на откуп торговцам и чиновникам – с правом свободного сбора пошлин (фиксированную их часть откупщики вносили в казну имама).

В первые годы 2-ой мировой войны таможенные поступления составляли примерно четверть всех государственных доходов; в 1944 г. – 12,5%, а в 1961 г. – 5% (29).

XV

О купцах сабейских с «Острова арабов» и «морском народе» Южной Аравии знали повсюду. В царствах Древнего мира южноаравийцев, народ «края мореплавателей и торговцев благовониями», именовали сабейцами и величали «самыми известными перевозчиками товаров по суше и морю». Долгое время понятия «сабеец» и «араб» были для путешественников и негоциантов прошлого идентичными. Знаменитый китайский «землепознаватель» Фа Сянь, который в 399–414 гг. посещал Индию и Цейлон, рассказывая в своих путевых заметках о встречавшихся ему там арабских торговцах, называл их сабейцами.

Арабы Южной Аравии являлись первопроходцами Индийского океана. Морская торговля шумеров и ассирийцев с ал-Хиндом и «землями зинджей», то есть с Индией и Африкой, велась при посредничестве южноаравийцев. В I тысячелетии до н. э. «йеменская морская держава», как она фигурирует в летописях «временных лет» Аравии, доминировала и на юге Аравийского полуострова и на Африканском роге (1).

Занимаясь морскими и сухопутными перевозками, южноаравийцы прекрасно ориентировались в «океане вод и в море песков». Уверенно водили караваны, морские и верблюжьи, по морским и сухопутным «тропам» в ключевые центры торговли прошлого в Индии и Восточной Африке, в ас-Сине (Китае) и царствах Верхнего моря (Средиземного моря).

Уже в III тысячелетии до н. э. «перевозчики товаров по морю

исуше» из земель, что у края Большой воды (Южной Аравии), доставляли в Шумер по «Нижнему морю» (Персидскому заливу) благовония и диорит (использовался как материал для изготовления памятных стел и храмовых статуй), слоновую кость и панцири черепах (2).

Греческий историк и географ Агатархид Книдский (200–120 до н. э.), служивший при дворе Птолемеев, в своем повествовании о гаванях и портах Южной Аравии довольно большое внимание уделил Адену и Музе (Эль-Мудже, Мохе), куда, по его словам, постоянно «наведывались корабли индийские». Товары, что там разгружали, сообщает он, шли потом по «дороге ладана», через земли сабейские, в «царство фараонов» и в города финикийцев. Говоря о сабейцах, народе «богатом и широко известном» в Древнем мире, Агатархид отмечал такую яркую черту характера сабейцев, как страсть к экспедициям в «чужие земли» – в целях торговли и «познания лица земли».

Впонимании мастеров-корабелов Южной Аравии, как следует из сводов аравийской старины, спуск судна на воду – это такое же чудо, как и рождение ребенка. Строить парусник, согласно бытовавшему среди них поверью, надо было в течение девяти месяцев. За это время, судно, зарождавшееся «в чреве верфи», как и ребенок, вынашиваемый в утробе матери, «обретало свое лицо», и было готово «увидеть свет». Две из самых известных в прошлом судоверфей Южной Аравии работали в Йемене – в ‘Адане (Адене) и Эль-Муд- же (Мохе). На них сооружали быстроходные и маневренные самбуки, которые использовали для ловли жемчуга; выдолбленные из стволов пальм хури и сплетенные из пальмовых ветвей и обтянутые кожей рыболовецкие шуи и шуши; грузовые баркасы-тяжеловесы бумы, доу и баглы, а также прочные и устойчивые в непогоду красноморские джалабы. Лучшим деревом для постройки судов считался тик. Его завозили из Индии (из Малабара), а также из Индонезии

иБирмы. Борта судов скрепляли, повествует знаменитый арабский путешественник Ибн Джубайр (1145–1217), канатами ал-кан- бар, сплетенными из коры кокосовой пальмы. Конопатили паклей из коры финиковой пальмы, и густо смазывали акульим жиром.

Мачты завозили с Цейлона. Паруса вначале плели из ветвей пальмы сорта ал-мукл. Впоследствии, когда стали использовать полотно, то завозили его с Бахрейна. Притом на все судоверфи Аравии, так как бахрейнское полотно для парусов считалось лучшим. Нос аравийского парусника обязательно покрывали кожей животного, которого, по обычаю предков, забивали при первом спуске судна на воду.

В ведущих портовых городах Южной Аравии, в том числе в Адене и Эль-Мудже (Мохе), располагались крупные складочные и перевалочные пункты, предназначавшиеся для хранения «изделий заморских земель» и товаров собственного вывоза: ладана и мирры, алоэ и амбры, жемчуга и камеди «драконового дерева», и некоторых других (3).

Торговцы-южноаравийцы поддерживали тесные коммерческие связи с землями, лежавшими, как тогда говорили, «по обеим сторонам» Аравии, то есть с Африкой, с одной стороны, и с Фарсидой и ал-Хиндом (Персией и Индией) – с другой. В центрах морской торговли Индии и Китая, Восточной Африки и Цейлона проживали коммуны южноаравийских купцов. По свидетельствам арабских историков, 10-тысячная колония торговцев из Южной Аравии, в основном из Йемена и Омана, в Каликуте была одной из самых «влиятельных во всей Индии». Ибн Баттута (1304–1377) утверждал, что в его время вся торговля Каликута, этого «пристанища всевозможных товаров», находилась в руках купцов-аравийцев; и что от «их воли зависела даже судьба самого правителя Каликута». Другой известный арабский путешественник, ‘Абдарразак ас-Самарканди (1413–1482), отзывался о жительствовавших в Каликуте торговцах из Южной Аравии, как о самых знатных тамошних горожанах.

Издревле негоцианты-аравийцы торговали и со «страной асСин» (Китаем). Несмотря на то, что Китай у мореходов «Океанской Аравии» считался «краем света», ходили они туда за товарами, приносившими прибыль, часто и охотно. Экспедиция морем из Южной Аравии в Китай и обратно занимала больше года. Поэтому торговцы-южноаравийцы держали в Китае своих постоянных представителей. Со временем в Ханфу и Кантоне возникли крупные арабские колонии; их статус регламентировался специальным договором, заключенным с императором Китая (4). Мореходы Аравии

заимствовали у китайцев не только «дом иглы», то есть компас, но и металлический якорь. В Аравии его до сих пор называют китайским.

Имели место в истории китайско-аравийских отношений в период Средневековья и визиты на «Остров арабов» посольских миссий и торговых экспедиций из Китая. В 1427 г., например, крупное китайское посольство посетило Йемен. В Аден и другие порты «земель ладана и серой амбры», несколько раз заходил, командуя легендарной «Армадой династии Мин», выдающийся китайский флотоводец Чжэн Хэ (1371–1435). О землях Южной Аравии он говорил как о «родине великих корабелов и мореходов». По его мнению, в XV веке южноаравийские океанские торговые суда доу были самыми быстрыми в мире (их скорость составляла 8-9 узлов в час), а мореходы и лоцманы Южной Аравии – самыми компетентными и именитыми.

«Пределы мореплаваний» арабов Южной Аравии, пишет в своей «Истории мировой торговли» А. Бэр, пролегали там, где «заканчивались их познания земного шара» (5). И что примечательно, добавляет он, где бы южноаравийцы не торговали, дела вели честно, и потому всюду находили поддержку у местных владык, и становились под их опеку: будь то в Индии или Китае, на Цейлоне или в Корее.

Мореходов-южноаравийцев, ведавших «секретами морских путей» в Индию и в Юго-Восточную Африку, в Китай и Корею, Индонезию и Австралию (задолго, заметим, до появления там европейцев), народы Древнего мира именовали «финикийцами восточных морей».

О мореходах Южной Аравии, как высоких профессионалах, отзывались в своих сочинениях Агатархид и Артемидор, Арриан и Страбон, ал-Идриси и ал-Казвини. Мореплавание в былые времена было делом нелегким, а в водах, омывающих Аравийский полуостров, богатых песчаными отмелями, коралловыми рифами и «буйными ветрами», и вовсе опасным. Даже легендарные финикийцы, «короли морей» Древнего мира, и те, отправляясь в «темные воды», что у «Острова арабов», приносили жертву богам. По возвращении же из «страны благовоний», живыми и здоровыми, возжигали в храмах ладан и мирру. Их с почетом препровождали туда, притом сразу же

после высадки на берег, украсив головы венками, родные и близкие. Воскурив благовония, мореходы выражали тем самым благодарность богам за дарованное им избавление от «опасностей», столь многочисленных у края «Большой воды», то есть в прибрежных водах Южной Аравии (6).

Отдельную группу в касте мореходов-аравийцев составляли му’аллимы, авторитетные лоцманы-наставники, досконально знавшие «лица морей и океанов». Му’аллим прокладывал курс корабля, отвечал за установку и работу компаса, а также за правильное размещение груза на судне. В Красном море обязанности капитана и лоцмана выполнял зачастую один и тот же человек, именовавшийся у красноморских мореходов руббаном. Распоряжениям и приказам капитана корабля, «шейха судна», матросы повиновались безропотно и безоговорочно. «Десять капитанов на одном корабле, – повторяли они поговорку предков, – сегодня же судну быть на дне».

Для защиты от пиратов и от «козней джиннов» мореходыаравийцы надевали на себя байраки, амулеты-обереги. Бытовало поверье, повествует Ибн ал-Муджавир (ум. 1291), что байраки приносят удачу – «хорошие ветра» и безопасность на море. Мореходы Океанской Аравии верили в то, что у каждого судна есть свой ан- гел-хранитель, и, отправляясь в плавание, произносили в его адрес благодарственные слова и обращались к нему с просьбами о покровительстве и защите.

«Знатным пристанищем торговым» и «удобной стоянкой корабельной» издревле слыл среди мореходов и негоциантов ‘Адан (Аден). Город этот, отмечал в своих сочинениях арабский географ ‘Абд ар-Рашид ал-Бакуви, расположен «на берегу моря ал-Хинд [Индийского океана]. Назван так в честь ‘Аднана ибн Исма’ила ибн Ибрахима [внука Авраама]». ‘Адан (Аден) – это город-рынок для купцов и пристань-гавань для мореходов. Торговцы являются сюда «с грузами товаров из ал-Хинда, ас-Сина, ас-Синда, ал-Хабаша, из Фарса и Ирака» (7). Невдалеке от города, посреди моря, «стоит гора красного цвета», из которой «огонь выходит»; и название горе той – Ан-Нар (Огонь).

Аден считался крупнейшим морским транзитным пунктом прошлого. Клавдий Птолемей (ок. 100–170), автор свода географи-