насчёт братства и сегодня есть сомнения. Так что, подытоживает президент в отставке, революция – дело долгое.
4.6. «Братья-мусульмане» в поисках себя, или В религии нет принуждения
В главе III я вкратце рассказал о том, какой непростой этап переживают ныне БМ в Египте. Движение дезорганизовано и раздираемо внутренними склоками. Посмотрим же на их собратьев из Туниса.
X Всеобщая конференция движения «Возрождение» в конце мая 2016 приняла ряд реформаторских решений о будущем проекта. Тунисская пресса просчитала этот съезд качественным поворотом в идеологии и политической практике «Возрождения», поскольку именно их – идеологию и практику – на нём решено было окончательно разделить: партии осталась только политика. Председатель законодательного совета «Возрождения» Фатхи аль-Айяди сказал, что движение хочет продвигать свой исламский проект будучи «политической гражданской демократической партией, берущей корни из своей исламской идентичности». Иначе говоря, верхушка «Возрождения» вспомнила известный коранический аят «В религии нет принуждения».
Проведя партийные выборы, съезд подтвердил полномочия Рашеда аль-Ганнуши в качестве председателя партии. Да и в целом весь этот съезд стал торжеством аль-Ганнуши над прежней внутрипартийной оппозицией. Незадолго до него в Тунисе проводились опросы, которые показали, что три четверти граждан – за разделение религии и политики. И шейх аль-Ганнуши показал, что он услышал их мнение и уважает республику как государственный строй своей страны – что он согласен играть по правилам республики. Выбор официально сделан в пользу политической борьбы. Отсюда далеко до завоевания «единства арабского Магриба», о котором шла речь в уставном документе «Возрождения» в далёкие 1970-е, но для Туниса это явно хорошая новость.
Все тунисские партии уже пять лет как заведённые говорят о широком национальном диалоге как средстве разрешить проблемы страны. Однако диалог заведомо теряет всякий смысл при нежелании
партий «Возрождение» и «Конгресс за республику» в нём участвовать. Это проявилось, в частности, в ходе работы, а точнее, саботажа членов «Возрождения» в конституционной комиссии, когда они отвергали всякие поправки не в свою пользу на том основании, что они инициированы извне этой самой комиссии. Сложно было придумать более бредовую причину при обсуждении проекта конституции, которое априори должно иметь широкий общественный характер, но это работало («На стук эсэсовцев в дверь Штирлиц ответил: «Никого нет дома!».. Вот уже пятый месяц талантливый разведчик водил гитлеровцев за нос»).
Партия «Возрождение», если она хочет обрести устойчивое политическое лидерство в Тунисе, должна будет отказаться от узкогруппового характера движения. Этого не смогли (да и не захотели) сделать «Братья-мусульмане» в Египте, ввиду чего их период пребывания во власти закончился, едва начавшись. Само собой, способность и желание кадрового костяка движения «Возрождение» эволюционировать в этом смысле также под вопросом. Этот переход совершенно точно выдержит не каждый. В своей первой книге я писал о том, что партии и движения т. н. политического ислама в арабском мире ещё не преодолели внутренние споры по поводу того, нужно ли им в принципе выходить на политическую сцену, или следует продолжать действовать неофициально, в качестве пропагандистской сети. Иначе говоря: стоит ли бороться за умы, или продолжать бороться за сердца? Даже в движении «Возрождение», уже побывавшем во власти, и даже после «эпохального» X съезда этот вопрос полностью ещё не решён. А ведь речь идёт уже о следующем переходе: с простого политического движения, идущего как бы надстройкой к движению религиозной пропаганды и служащего его политическим представительством, к более широкому движению общенационального характера, которое совершенно точно вынуждено будет пожертвовать своей изначальной идеологической базой, чтобы завоевать симпатии большинства народа. Потянет ли «Возрождение» такой переход в ближайшие годы? Большой вопрос. Ведь для его ускорения придётся не только много работать над собой, избавляясь от тех, кто не впишется в новую партийную жизнь, но и инкорпорировать извне политиков с абсолютно иным бэкграундом, чем подпольные проповеди.
Но если такой переход свершится, то Тунис вновь – как в начале «Арабской весны» – станет на время политическим флагманом арабского мира, войдя в моду как страна, которая сумела разрешить извечный ближневосточный конфликт между «бородатыми» и «голощёкими».
4.7. Noli nocere!
Отрадно, что в тунисской политической жизни доминирует принцип ‘Noli nocere’ – т. е. «Не навреди!»; и что его придерживаются даже исламисты, которые посмотрели на судьбу египетских собратьев и решили: «Мы пойдём другим путём». В Тунисе есть, конечно, общие процессы с Египтом, но и отличия существенны. Скажем, в главах о Египте в этой книге мне не было необходимости освещать состав египетского парламента, потому что при нынешнем типе и стиле руководства страны он не имеет никакого значения, а основная оппозиционная сила загнана в подполье (впрочем, поделом). В Тунисе же нет одного общепризнанного лидера, и состав парламента в целом верно передаёт расстановку сил в стране и политические воззрения её жителей.
От Египта Тунис отличает и ситуация с продовольствием. Если Египту без импорта еды никак не обойтись, то Тунис, хоть и импортирует значительные её объёмы, но продаёт за рубеж ещё больше. Продаёт фрукты, овощи, финики и даже зерно. Кроме того, в Тунисе широко распространено мнение, что многие французские вина и оливковые масла на самом деле являются в основе своей тунисскими: якобы французы закупают в Тунисе дешёвое сырьё, проводят купаж, а затем продают уже под своими марками за совсем другие деньги. Наиболее известная и качественная марка тунисского вина – ‘Magon’ (как в Ливане – ‘Ksara’). По поводу фиников: я не большой их любитель, а объективной оценке вкусовых качеств мешает то, что в каждой арабской стране вам обязательно расскажут, что именно их финики – самые финикийские, т. е. самые вкусные и настоящие.
В Тунисе широко обсуждается необходимость расширения и модернизации существующей ж/д сети, что в ходе переговоров с представителями ОАО «РЖД» в 2014 признавал и Фейсал Гуйя, на тот момент госсекретарь Туниса. В районах перспективных ж/д (от
месторождений фосфатов на юге) безработица так высока, что граждане дерутся с полицией в знак протеста против ограниченного количества рабочих мест в местных муниципальных органах (другой работы там просто нет). Можете себе представить? Люди дерутся с полицейскими, потому что местный райком не может нанять столько газонокосилыциков! Учитывая, что Тунис по-прежнему нуждается в проектах, способных потянуть за собой всю его экономику, вопрос продвижения ОАО «РЖД» в Тунис на 90 % является вопросом финансирования.
Тунисские комментаторы (политологи, журналисты и прочая пишущая братия) справедливо указывают на то, что сословие «остатков» прежнего режима стало основным бенефициаром от постреволюционного брожения и нестабильности. Вот только стоит ли винить его в том, что принцип «Кадры решают всё» остаётся актуальным в любую эпоху? Старая власть была, может, и вороватая – но хотя бы даже в силу этого вынуждена была что-то делать и для страны, чтоб потоки не пересыхали. Власть исламистов и до такого качества управления не доросла. Вам какой министр внутренних дел симпатичнее: тот, что просто из бюджета подворовывает, или тот, что подворовывает, да ещё и лагеря боевиков на территории страны размещает? Понятно, что выбор плохой. Но – «Других писатэлей у нас для вас нэт, таварыщ Фадэев». Разве это приросшие к своим креслам чинуши виноваты в том, что никакая политическая сила Туниса не сформировала ещё собственное, альтернативное управленческое сообщество? Где эти трудовые резервы, выращенные на идеалах патриотизма и неподкупности?
Тем не менее, у Туниса есть два огромных плюса – это реальный демократический опыт и этноконфессиональная гомогенность, т. е. однородность населения (практическое отсутствие каких-либо меньшинств). Таким образом, у тунисских политиков нет оснований мутить воду заявлениями в духе «Шииты – недомусульмане» или «Берберы выпили всю воду в кране»; а тунисский парламент не дождётся своего Бонапарта и не услышит фразы «Караул устал». Можно сколько угодно называть Рашеда аль-Ганнуши «умеренным исламским интеллигентом», как это делают некоторые комментаторы на «аль-Джазире»: но зачем тогда было всё веселье, если вы опять хотите диктатора, пусть хоть трижды умеренного и интеллигента в
пятом поколении? У нас в России, кстати, тоже есть прослойка деятелей, которых по инерции называют «либералами», но которые абсолютно нетерпимы к мнениям, отличающимся от их собственного (а их общая антисоциальная и антирусская заряженность всем прекрасно известна). Оппозиция тоже должна нести ответственность за страну; больше того, настоящая национальная оппозиция буквально алчет этой самой ответственности. Если нет – значит, она либо не национальная, либо не оппозиция вообще.
Закономерно, что тунисская армия не вмешалась, как это было в Египте, в политический процесс, сосредоточившись на выполнении своих прямых обязанностей, несмотря на то, что её призывали к вмешательству левые. Закономерно потому, что тунисские исламисты проявили большую договороспособность, чем их египетские собратья. Они цеплялись за власть, конечно, но удержались от большой крови. Поэтому для страны в целом невыгодна была бы их маргинализация по египетскому образцу. Гораздо разумнее, чтобы они оставались в политическом поле и втягивались в широкую общественную дискуссию по поводу будущего страны. В конце концов, осознание проблемы – есть первый шаг к её решению).
Политическая риторика всегда страдала от расхождения с делами, но в последние годы это соотношение максимально приблизилось к оруэлловскому принципу «Правда – это ложь». Вот США проецируют своё поведение на Россию: обвиняют нас в допинге, пока их мутантыихтиандры, накачанные неизвестными взбадривающими веществами, ставят мировые рекорды, привозя конкурентам по 12 секунд – и это в плавании! А вот арабы с кукишем за спиной клянутся в приверженности единству арабской нации, изо всех сил вредя не какимто там «крестоносцам» и сионистам, а друг другу.
Тунисские братья-исламисты, как и их египетские коллеги, оказались бессильны перед новым витком экономического кризиса и своими собственными властными вожделениями (не каждый способен на «большой джихад» против своих страстей). Народ стал спрашивать, зачц-о-етояв майдан ворчать, что все жасмины революции выпили с чаем, и то это оказался не жасмин, а чубушник. Тем не менее, тунисский филиал БМ проявил всё же куда больше сговорчивости и благоразумия, и потому повторения «казней египетских», учинённых президентом ас-Сиси, Тунис не увидел. В Тунисе даже исламисты
отказываются от власти при кровопролитии. Сравните это с поведением их египетских собратьев, которые готовы подбросить дров в любую заварушку, чтобы только впоследствии иметь повод обвинить «кровавый режим» в насилии над «мирными протестующими».
Тем не менее, шахматная доска властного конфликта в Тунисе выглядит так: партия «Зов Туниса» и её томатный спонсор – ОАЭ – против движения «Возрождение» и его катарских кураторов.
Когда-нибудь арабы прекратят резать друг друга, выберут себе нормальных руководителей и на зависть Дубаю отстроят Халеб и Хаму, Аден и Таиз, Сирт и Бенгази. Но чтобы сделать это возможным, им придётся прекратить писать на киосках с колой «Даст Бог», рожать максимум троих детей и вообще больше думать о земном. Впрочем, перспективы конкретно Туниса, как одной из самых европеизированных арабских стран, выглядят неплохими. Что особенно симпатично, так это то, что в период кризиса выход их него ищут политические партии, а наравне с ними – профсоюзы, а не собрания улемов, как в том же Египте. И они заслужили Нобелевскую премию мира куда больше, чем Обама.