2. 4. 2. 2. Художественная литература Киевской Руси.

«Слово о полку Игореве»

До революции исследователи мало использовали данные «Слова о полку Игореве».

Принято считать, что «Слово…» было написано вскоре после неудачного похода Новгород-Северского князя Игоря Святославича на половцев (апрель – май 1185 г.) – в 1187–1188 гг.

Оригинал рукописи не сохранился. Имеющиеся в нашем распоряжении тексты «Слова…» представляют собой копии со списка XV в. или начала XVI в., найденного в 1795 г. в библиотеке Спасо-Ярославского монастыря. Этот список был приобретен собирателем русских древностей графом А.И. Мусиным-Пушкиным в Ярославском архиерейском доме в числе других старинных рукописей. В 1796 г. была сделана копия для Екатерины II, впервые опубликованная академиком Пекарским в 1864 г. В 1800 г. «Слово…» было издано А.И. Мусиным-Пушкиным в сотрудничестве с А.Ф. Малиновским и Н.Н. Бантыш-Каменским. Рукопись «Слова…» погибла при пожаре вместе с другими книгами библиотеки А.И. Мусина-Пушкина в 1812 г. во время нашествия французов на Москву.

Погибшая рукопись была отдалена от оригинала более, чем на 300 лет. Но дошедший до нас список восходил, разумеется, не непосредственно к оригиналу, а к какому-то другому списку, в свою очередь переписанному с более раннего списка. Какое количество таких промежуточных списков отделяет единственную известную нам рукопись «Слова…» от его подлинника, неизвестно.

После гибели сборника, содержавшего текст «Слова…», стали высказываться сомнения в подлинности памятника (И.И. Давыдов, М.Т. Каченовский, митрополит Евгений Болховитинов, О.Л. Сенковский). Защитниками подлинности «Слова…» были Н.М. Карамзин, А.С. Пушкин, М.А. Максимович, Р.Ф. Тимковский.

В качестве доказательства подлинности «Слова…» приводятся следующие факты.

1. Были обнаружены памятники, созданные после XII в., но ранее XVIII в., содержащие ссылки на «Слово…», цитаты из него. К.Ф. Калайдович в Пскове обнаружил «Апостол» (церковный памятник, включавший в свой состав отрывки библейских книг) 1307 г. с припиской писца, представляющей собой немного измененную цитату из «Слова…», был открыт другой памятник древнерусской литературы – «Задонщина» (XIV–XV вв.), являющийся по существу переработкой текста «Слова…».

2. Язык «Слова…» совпадает с реальным языком XII в. В тексте «Слова…» последовательно употребляются формы двойственного числа, звательного падежа; формы имен существительных со свистящими «з, ц, с» на месте заднеязычных согласных перед «» и «и» (влъци, на брез, пороси, греци); формы дат., твор. и мест. пад. мн. ч. имен существительных разных типов склонения; хорошо представлена система глагола древнерусского языка: формы инфинитива с суффиксом «-ти» (начати, быти, пти); формы 2-ого л. ед. ч. глаголов наст. вр. с флексией «-ши» (сидеши, отворяеши, стреляеши); четко различаются три формы прошедшего времени глаголов (имперфект, аорист, перфект); используются старые формы сослагательного наклонения.

Синтаксическая структура памятника также свидетельствует о древности «Слова…»: собирательные имена существительные требуют формы мн. ч. глагола; формы вин. пад. одушевленных существительных не совпадают с формами род. пад.; употребляются словосочетания с беспредложным управлением.

Все эти конструкции, вероятно, были свойственны живой восточнославянской речи, т.к. они широко представлены в деловых памятниках XI–XIII вв.

3. В тексте «Слова…» присутствует лексика, которая встречалась в повествовательных жанрах XI–XIV вв., но исчезла из языка после татаро-монгольского нашествия и в более поздних памятниках не употребляется: # потяти («убить»), комони («кони»), туга («печаль»), тур («зубр»), поскепати («расщепить»), зегзица («чайка или кукушка»), носады («речные суда»), котора («распря, раздор»), карна («мука, скорбь»), клюка («хитрость»), хоть («супруга»), къметь («воин»), чага («рабыня»).

Значение «Слова о полку Игореве» в ИРЛЯ

«Слово…» – ценный источник сведений о русском литературном языке старшего периода.

Судить по «Слову…» о фонетической стороне литературного языка того времени трудно, т.к. в дошедшем до нас списке стерлись многие фонетические данные того живого языка, который отражал оригинал памятника. Известный нам текст «Слова…» в числе прочих более поздних речевых отклонений отражает второе южнославянское влияние на русский язык, имевшее место в XV в. Многие церковнославянизмы были внесены в текст его последующими переписчиками. Об этом свидетельствует выписка из текста «Слова…», сделанная переписчиком «Псковского апостола» в 1307 г. Однако некоторые сведения представляются достоверными. Последовательно различаются «» и «е», что свидетельствует о том, что звук «» в языке того времени был еще вполне живым. Что касается употребления «ы» и «и» после заднеязычных, то в тексте «Слова…» встречаются сочетания «ги», «ки», «хи», но, наряду с ними, наблюдаются и старые «гы», «кы», «хы». С.П. Обнорский считал сочетания «гы», «кы», «хы» элементами второго южнославянского влияния.

Большее значение имеет «Слово…» для изучения морфологии: последовательно употребляются формы двойственного числа у имен существительных; правильно и последовательно употребляется форма звательного падежа; широко представлены формы существительных на «-у» в род. и мест. пад. ед. ч. (# у Дону, о плъку, из луку, на слду), которые должны были иметь в род. пад. ед. ч. окончание «-а», а в местном падеже – «-». Окончание «-у» – свидетельство влияния распавшегося склонения с основой на *u. Имен. пад. мн. ч. основ на *о сохраняет древнее окончание «-ы / -и» (# позвониша въ колоколы, врани, князи, орли); последовательно выдержаны архаические формы существительных в дат., твор. и мест. пад. мн. ч. (# начати старыми словесы, под облакы, пред пълкы, другаго дни, преградиша чрьвлеными щиты). У существительных еще не вполне определилась категория одушевленности: у одушевленных существительных формы вин. пад. совпадают то с род. пад., то с имен. пад. Встречаются такие своеобразные конструкции, как родительный разделительный (# да позрилъ Синего Дону; под снию зелену древу; на брез синему морю); дательный принадлежности (# погасоша вечеру зори; отворяеши Кыеву ворота). Правильно употребляются формы аориста, перфекта, имперфекта, особенно часты случаи употребления аориста, что связано с повествовательным характером памятника.

В области синтаксиса характерны: (а) закономерная постановка прилагательных перед существительными (препозитивная позиция); (б) преобладание сочинительных конструкций с союзом «а» над подчинительными, частое бессоюзное сочетание предложений; (в) употребление беспредложных конструкций (# копие приломити конец поля половецкого, избивая гуси и лебеди завтраку и обеду и ужин); (г) повторение предлогов (# по Руси и по Сули).

В языке «Слова…» очень полно представлено богатство и разнообразие лексики. В отличие от лексического состава религиозной литературы, насыщенной словами с символически отвлеченным значением, лексика «Слова…» носит ярко выраженный предметный, конкретный характер. Представлены различные тематические группы лексики: природная лексика, военная лексика, названия животных и птиц, представлена охотничья и земледельческая терминология, богата и разнообразна глагольная лексика: много глаголов, значение которых связано с движением (# ехать, лететь, скакать, рыскать помчать), и глаголов звучания (# шуметь, звенеть, кликнуть, кричать, ржать, брехать), глаголов военного действия (# стрелять, опешить, биться, одолеть, побеждать, полонить). Многочисленны существительные и прилагательные, обозначающие зрительное восприятие, многочисленны прилагательные цвета (# багряный, серый, белый, зеленый, синий, шизый ( = сизый), светлый, темный).

Многочисленны в «Слове…» синонимические ряды существительных: # слава – хвала – честь; печаль – тоска – туга; время – година – веци – лето; ратный дух – буесть – буйство – мужество.

Преобладает исконно русская по происхождению лексика. Иноязычная лексика редко встречается в «Слове…»: в нем присутствует небольшой процент лексических старославянизмов, представлено небольшое количество латино-греческих заимствований (# вино, къметь, поганый, корабль, теремъ, кровать, оксамитъ («парча»), паполома («шелковая ткань») и др.), несколько полнее представлены слова, заимствованные из тюркско-татарских языков (# бояринъ, коганъ (титул хазарского правителя, а затем титул киевских князей), кощей («пленник, слуга»), телега, харалугъ («сталь»), жемчугъ, япончица («верхнее платье, покрывало»), орътьма («накидка, плащ»), чага («молодая невольница»), яруга («овраг») и др.).

Очень часто встречается в «Слове…» параллельное употребление старославянских и русских вариантов того или иного слова – с неполногласием и полногласием: # Володимиръ и Владимиръ, преградиша и перегородиша, глава и голова, соловию и славию, ворота и врата, воронъ и вранъ, дорогый и драгый, городъ и градъ, хоробрый и храбрый, берегъ и брегъ, голосъ и гласъ, младой и молодой, а также ночь и нощь, одинъ и единъ.

Такое параллельное употребление связано со стилистическими задачами автора.

Старославянские формы встречаются в книжных контекстах, а русские – в контекстах, связанных с влиянием УНТ.

Слова, связанные либо с повседневной бытовой жизнью, либо с военным делом Киевской Руси, встречаются только в полногласном варианте: # колокол, корова, паволока, солома, шелом.

В конкретном значении также употребляются восточнославянские варианты: # голова. В составе же различных устойчивых словосочетаний с отвлеченно-переносным значением обычно представлен старославянский вариант слова с неполногласием: глава. Например: главу приложити = погибнуть в бою, главы подклонити = изъявить покорность. Аналогично употребляются варианты боронь и брань, хоробрый и храбрый.

Старославянский корень злат- употребляется в составе устойчивых украшающих эпитетов: златъ столъ, злато седло, злато стремя, златый шеломъ.

Старославянизмы играют значительную роль в ритмическом строе поэтического памятника. Они ярко выделяются в качестве речевых элементов, создающих ритмическую завершенность поэтического синтаксиса, подчеркнутую звуковыми повторами, ассонансами и аллитерациями. Ритмическая стройность была бы нарушена, если бы автор предпочел восточнославянскую полногласную лексику. Старославянизмы способствуют созданию синтаксического параллелизма, подчеркнутого морфологической рифмовкой: # «Тогда по Русской земли ретко ратаеве кикахут, но часто врани граяхут», «Страны ради, гради весели», «отня злата стола поблюсти», «отвори врата Новуграду».

Старославянские элементы способствовали значительному обогащению древнерусского литературно-письменного языка. Наличие в словарном составе древнерусского литературного языка парных стилистических вариантов многих слов позволяло авторам свободно выбирать любые из них, искусно избегая монотонности и тавтологии. Обогащая синонимические ряды, старославянизмы давали возможность русским авторам избегать буквальных повторений при построении параллельных оборотов.

В лексике «Слова…» встречается много архаических элементов. В «Слове…» нашли отражение древнее мировоззрение славян, их древние обычаи и обряды.

«Слово…» – это памятник не только литературного языка, но и художественного, поэтического языка.

Язык «Слова…» насыщен метафорами, сравнениями, но в отличие от символически абстрактных метафор церковной литературы здесь метафоры конкретны: в них заложен образ конкретного предмета или явления. Метафоры основываются на образах из мира природы или крестьянского труда: битва метафорически сравнивается с молотьбой, или предстоящая битва сравнивается с надвигающейся грозой, гибель воинов Игоря сравнивается с брачным пиром, пролитая кровь – с вином.

Мир «Слова…» динамичен. Природа, животные, растительный мир активно участвуют в событиях. Природа действует или «аккомпанирует» действиям людей, она динамична, «события» мира природы параллельны событиям людской жизни, символичны. В «Слове…» нет статичного литературного пейзажа, типичного для литературы нового времени. Для этого произведения характерна передача состояния человека через состояние природы. Динамизм, действенный характер передается обилием и семантическим разнообразием глагольной лексики.

Язык и стиль «Слова…» отражают сочетание и тесное единство двух речевых потоков: (1) устного народно-поэтического творчества, фольклора; (2) книжной речевой традиции, идущей от Византии.

В «Слове…» представлены многие фольклорные черты, характерные для языка былин, сказок, народных песен:

а) постоянные эпитеты: # сизый орел, синее море, зелена трава, стрелы каленые, чистое поле, острые стрелы, острые мечи, бръзые комони, серые влъцы, красные девы, кровавые раны, храбрая дружина, черный ворон, черная туча, студеная роса;

б) отрицательные сравнения: # «Не десять соколов пускал Боян на стадо лебедей, но возлагал свои вещие персты на живые струны», «Не буря соколы занесе чрес поля широкая – галици стады бежать к Дону великому»;

в) повторения однокоренных слов (тавтологизмы, или плеоназмы): # трубы трубять; мосты мостити; ни мыслию мыслити, ни думою сдумати; свет светлый; пети песнь;

г) синтаксические параллелизмы: # Комони ржуть за Сулою, звенить слава в Кыев;

д) многочисленные сравнения из мира природы: действия людей часто сравниваются с повадками животных и птиц.

Синтаксис «Слова…» имеет песенно-эпический характер (параллелизм, одинаковое начало предложений, повторяющиеся концовки, симметричность расположения членов предложения, значительное количество безличных предложений).

Встречаются в «Слове…» и книжные элементы, например, метафорические эпитеты: # вещие персты, железные полки, злато слово, жемчужна душа. Книжный характер носят такие метафорические выражения, как: # «истягну ум крепостию своею и поостри сердца свою мужеством, наплънився ратнаго духа»; «спала князю умь похоти, и жалость ему знамение заступи искусити Дону великаго»; «храбрая мысль носит ваш ум на дело»; «растекашется мыслию по древу … шизым орлом под облакы»; «скача славию по мыслену древу, летая умом под облакы».

Традиции книжной литературы сказываются и в тексте «мутного сна» Святослава, и в его «золотом слове».

Простое сопоставление часто вырастает в противопоставление, параллелизм перерастает в антитезу.

Автор «Слова…» творчески обогатил традиции новыми чертами. Он использует приемы цветописи и звукописи. Цветовые прилагательные используются в символическом значении: в сочетаниях чръная паполома, синее вино, бусови врани они выступают в качестве символов беды, несчастья.

Таким образом, в «Слове…» произошло соединение и взаимообогащение двух типов древнерусского литературного языка: книжно-славянского и народно-литературного.