58 Ции Джованни Беллини — большая теплота и мягкость, почти женственность чувств. Очень харак­терно для Беллини движение богоматери, как бы стремящейся слиться воедино с телом Христа.

Совершенно избавиться от пережитков падуанской школы Беллини, однако, удается очень нескоро, его развитие идет крайне медленным шагом. Но оно удивительно последовательно. С каждой картиной усиливается эмоциональное отношение к природе, музыкальность концепции. Беллини стремится передать само настроение вечера или наступающего утра, когда природа про­сыпается очищенная, бодрая. Но всегда у него ликующее настроение подернуто глубокой и сла­достной грустью. Вместе с тем его живопись становится все более сочной, колорит приобретает золотой, горячий, иногда пылающий оттенок. Пожалуй, только к концу восьмидесятых годов можно говорить о вполне сложившемся, самостоятельном стиле мастера. В области самой из­любленной темы Беллини, изображения богоматери, этот сложившийся стиль лучше всего может иллюстрировать так называемая „Мадонна с деревцами", хранящаяся в Венецианской академии. Почти все мадонны Беллини принадлежат к одному и тому же типу. Мадонна изображена в виде полуфигуры, позади барьера, на котором сидит или, чаще всего, стоит младенец. Почти всегда фоном служит пейзаж, от которого мадонна обычно отделена или занавесом, или высокой спин­кой трона. Различаются композиции только поворотом младенца, жестом рук мадонны или при­бавлением каких-нибудь сопровождающих фигур. И мадонна и младенец у Беллини всегда мило­видны, очень просты и серьезны. Они не печальны и не улыбаются, но всегда погружены в ров­ную и важную задумчивость. Это чувство задумчивости, которое невольно передается и зрителю, составляет как бы воздух картин Беллини. Никто до него не умел так соединять все помыслы зри­теля на какой-то неопределенной сосредоточенности, приводить его к бесстрастному и беспред­метному созерцанию. Картины Беллини создают настроение, подобное тому, какое бывает на границе между бодрствованием и сном. Это настроение вызывается отчасти самой концепцией темы, самим подбором типов, жестов и положений, но ему в высокой мере содействуют также чисто живописные качества картин Беллини. У Антонелло да Мессины Беллини заимствовал тайну „пластического" колорита. Но постепенно Беллини далеко превосходит своего вдохнови­теля в смысле мягкости переходов, растворения контуров, в смысле чувственного и простран­ственного звучания краски. Уже в „Мадонне с деревцами" можно наблюдать чрезвычайную неж­ность и ощутимость воздушной среды, обволакивающей формы. И эта мягкая воздушная атмо­сфера, сливаясь с атмосферой духовной, создает то чудесное рассеяние мыслей и чувств, ту меч­тательность настроения, которая составляет главное очарование живописи Джованни Беллини.

Для того чтобы дать представление о том, какой степени совершенства Беллини достигает в этом направлении, напомню одну из самых замечательных работ мастера в чисто живописном отношении, исполненную им в зените своего таланта, в 1506 году. Это алтарная икона из церкви Сан Дзаккария в Венеции; она принадлежит к другому излюбленному типу композиции Беллини— к типу Sacra conversazione, где Беллини развивает дальше предпосылки, полученные от падуан­ской школы. Мадонна на троне в углублении круглой ниши в сопровождении четырех святых и ангела, играющего на виоле, — эта схема нескончаемое количество раз повторялась венециан­скими живописцами „золотого века", но никто не умел в ней достигнуть такой благоговейной тишины, как Беллини. Здесь чары беллиниевского настроения еще в большей степени зависят от чисто живописных средств — от полусумерек глубокой ниши, от золотистого света, пронизы­вающего и согревающего атмосферу. Два свойства колорита Беллини особенно следует выде­-

59 лить. Во-первых, изумительную прозрачность его красок, как бы светящихся внутренним светом. Во-вторых, их непреоборимый пространственный гипноз. Живописные приемы Беллини таковы, что мы не видим поверхности картины, не сознаем самого пигмента красок. Каждая краска от­ступает в глубину на то расстояние, которое соответствует ее силе и ее светоносности; и, таким образом, между зрителем и изображенными предметами все время как бы вибрирует пелена пространства. Не будет преувеличением сказать, что это открытие Беллини предопределило всю дальнейшую судьбу европейской живописи и что собственно только с этого момента определи­лись специфические качества европейской живописи, которых не знала и не знает живопись вне­европейских стран.

Хотя главная деятельность Беллини посвящена была религиозным темам и именно в этой области он стяжал себе наибольшую славу, но среди его картин есть небольшое число, написан­ных на мифологические и аллегорические темы. Две из них безусловно должны быть названы высшими достижениями Беллини. Первая находится в Уффици и носит название „Души в чисти­лище". И действительно, ее содержание крайне туманно, с тем преобладанием настроения над сюжетом, которое так характерно для венецианской живописи, начиная с Беллини. Изображена терраса, выстланная разноцветными плитами и обнесенная венецианскими мраморными пери­лами. Терраса расположена на берегу каких-то особенно спокойных, уснувших вод. На другом берегу — скалистые горы с пещерами и замок. На террасе — ряд фигур. Мадонна на троне с мо­литвенно сложенными руками, молодая женщина в черном платке, такие до сих пор носят вене­цианки. За мраморными перилами два старика, по-видимому, апостолы Петр и Павел. Посреди­не же террасы в глиняной вазе растет дерево с золотыми яблоками, возле которого играют четве­ро младенцев. С правого конца террасы к дереву медленно приближаются святой Иов и святой Себастьян. Если присмотреться внимательнее, то и на другом берегу можно найти странные фи­гуры — пастуха, пустынника, кентавра. Только недавно сюжет этой картины был до некоторой степени разгадан. Оказалось, что сюжет заимствован из французской поэмы XIV века под на­званием „Паломничество души". Младенцы — это души чистилища, о которых молятся их свя­тые покровители. Но это иконографическое истолкование не дает настоящего ключа к картине Беллини, потому что дело не столько в том, что изображено, сколько в самом чувстве мягкого лиризма, которым проникнуты и фигуры, и воздух, и заснувшие воды, и сумеречный пейзаж. Беллини изобразил сон, то состояние забвения природы, когда нет ни шелеста листьев, ни плеска воды, когда звучат только голоса блуждающих и созерцающих душ. Не менее замечательна и другая картина Беллини. Особенно, если вспомнить, что она написана за два года до смерти ма­стера, когда ему исполнилось восемьдесят четыре года. Она называется „Пир богов", и Беллини написал ее по заказу герцога Альфонсо д'Эсте. Но и здесь дело, конечно, не в богах и не в пире, а в изумительном слиянии человека с природой, с прохладным вечерним пейзажем, в чувстве благодати, разлитой во всей картине. Люди и здесь тоже ничего не делают, точно застыли в ожи­дании какой-то нечаянной радости или, может быть, прислушиваются к звукам неслышной для зрителя, но как бы видимой музыки. От этой картины ведет прямой путь не только к Джорджоне, но и к Пуссену.