3. Социальные отношения. Управление

Несмотря на различный уровень хозяйственного развития, в социально-экономической жизни народов Сибири во второй половине XIX в. происходили общие процессы, связанные прежде всего с разложением патриархально-натурального развития капиталистического уклада. Наличие значительной имущественной и социальной дифференциации у народов Сибири отмечается еще в XVIII-начале XIX вв. По мере развития капитализма вширь и втягивания хозяйства аборигенов в систему рыночных отношении наблюдается падение роли и значения мелкотоварного производства, возрастание эксплуатации наемного труда. По данным сельскохозяйственной переписи 1917 г. в Иркутской губернии из 22472 бурятских хозяйств сроковых работников нанимало 2131 хозяйство, или около 11%. В то же время свыше 5% бурятских хозяйств губернии не имели никакого скота и вынуждены были существовать за счет доходов от найма.

В Якутии в 1917 г. наемным трудом пользовались от 7 до 20% хозяйств. Примерно 6,5% хозяйств вообще не имели скота, однако наряду с этим 3% хозяйств имели более 20 голов скота.

В Хакасии, по данным 1858 г., 3,6% хозяйств «инородческих» ведомств владели 54% коров и лошадей. В 1891 г. каждое третье хозяйство имело мало или совсем не имело скота. Байская верхушка насчитывала 3,2% хакасских хозяйств. На Алтае лучшие земли и пастбища, скот сосредоточивались в руках зайсанов, баев, зажиточных общинников.

В Туве социальные отношения представляют собой сложное переплетение основ патриархально-родового .быта и феодальных отношений. В северной части Тувы наметились капиталистические тенденции. Под влиянием имущественной дифференциации принцип наследования должностей «родоначальников» практически ликвидируется. Родоначальниками все чаще становятся выходцы из разбогатевших семей, оттеснивших на задний план «родовую аристократию».

Патриархально-родовые отношения сохранились у ненцев. У них хозяйство велось отдельными семьями, но существовали и коллективные охота и рыболовство. У оленеводов, как и большинства других племен, имущественное и социальное неравенство к концу XIX в. значительно усилилось. Так, например, у болыпеземельских ненцев 83% хозяйств владели 25% скота, а 17% хозяйств-75% всего поголовья скота.

Рост имущественного неравенства, проникновение товарно-денежных отношений в хозяйственный строй народов Сибири стали основой для роста капиталистических тенденций и выделения буржуазных и пролетарских элементов.

Феодальная и родовая верхушка якутов, бурят, хакасов, алтайцев, тувинцев обуржуазивалась, активно занималась ростовщичеством, торговыми операциями, предпринимательством. Крупными дельцами-миллионерами стали бурят П. А.Бадмаев, один из участников дворцовой камарильи при Николае II, А.Д. Старцев, якут Эверестов. Якутские тойоны Г. Никифоров, И. Попов, бурятский тойша И. Пирожков, алтайский бай А. Кульджин и другие обуржуазившиеся представители феодально-родовой аристократии эксплуатировали сотни соплеменников. В начале XX в. бурятская, татарская, якутская буржуазия стала равноправным партнером русских купцов в эксплуатации трудящихся и разграблении природных ресурсов Сибири.

С другой стороны, быстрыми темпами шла пролетаризация коренного населения Сибири. Охотники и рыбаки-ненцы, эвенки, ханты, буряты, якуты, шорцы попадали в кабалу к соплеменникам и русским купцам.

Фактически на положении наемных рабочих оказались рыбаки-буряты на Байкале, якуты – на Лене, эвенки – на Енисее, ненцы, ханты и селькупы – на Оби. Много представителей коренных народов Сибири было среди лесорабочих. Заметной их доля была на горных предприятиях. Казахи, буряты, якуты, тувинцы работали ломщиками на соляных озерах, возчиками руды, леса, заготовителями сена на рудниках, приисках. Со временем рабочие из коренных народов Сибири стали выполнять на предприятиях не только вспомогательные, сезонные работы, но и основные операции. Если в конце 70-х гг. на приисках Восточной Сибири они составляли 2% всех рабочих, то в 90-е гг. – около 7%. Появились среди сибирских татар, якутов, бурятов, хакасов, алтайцев и постоянные квалифицированные рабочие. Перепись 1897 г. учла в составе сибирских рабочих 2,5% татар (сибирских и казанских), 0,2% бурят и якутов.

Совместный труд с русскими, несомненно, способствовал формированию национальных кадров рабочих у коренных народов Сибири, преодолению националистических предрассудков в массе трудящихся, выработке традиций пролетарского интернационализма.

В целом для народов Сибири второй половины XIX – начала XX вв, характерна пестрота социальных отношений. У них существовали отношения патриархально-родовые, патриархально-феодального и капиталистического типа.

В первые пореформенные десятилетия управление народами Сибири строилось на основе «Устава об управлении инородцев», принятого еще в 1822 г. Административное устройство аборигенов, введенное Уставом, основывалось на родовом принципе и разделении коренных жителей на три разряда: оседлых, кочевых и бродячих. Поразрядная система обусловливала и гражданское состояние аборигенов, причем оседлые «инородцы» приравнивались к сословию государственных крестьян во всех податях и повинностях, кроме рекрутской. Кочевые жители сравнивались с крестьянами в налоговом отношении, но сохраняли самостоятельность в управлении и суде. На «бродячих жителей» распространялись правила для «кочующих». Допускались лишь незначительные – исключения из этих правил.

Органы самоуправления кочевых жителей разделялись на три ступени: низшая – родовая управа, средняя – инородная управа, высшая – степная дума. Должностными лицами, выбираемыми в состав органов самоуправления аборигенами, были старосты, головы и тайши. Такая система управления существовала у бурят, хакасов и урульгннских эвенков. У якутов степных дум не было. Южные алтайцы в административном отношении делились на 7 дючин, во главе которых стояли зайсаны. Все выборные лица утверждались в должности губернской администрацией, допускалось наследование должностей. Это обстоятельство приводило к тому, что на практике должности родоначальников, как официально называли должностных лиц управления аборигенами, подолгу не выходили из узкого круга лиц привилегированных фамилий. Подобная практика наследования должностей порождала нередко вопиющие злоупотребления родоначальников.

В 50-х гг. XIX в. у оседлых аборигенов Западной Сибири начинается организация так называемых образцовых волостей, имевших целью введение у коренных жителей системы управления, тождественной управлению русскими крестьянами. Служебные обязанности должностных лиц в образцовых волостях практически не отличались от функций лиц крестьянского самоуправления. Наряду с этим администрация Западной Сибири выдвигает проект о причислении оседлых аборигенов к русским волостям.

Аналогичные тенденции наблюдаются и в Восточной Сибири, где родилось предложение об упразднении поразрядной системы и уравнении податных окладов кочевых аборигенов с окладами русского крестьянства.

Следует отметить, что если в Уставе 1822 г. особое внимание уделялось убеждению коренных жителей в том, что они без собственного согласия не будут переводиться в другие сословия, то теперь сибирская администрация открыто призывала к насильственному перечислению кочевых жителей в категорию оседлых.

Эти проекты не были утверждены. Тем не менее одновременное появление их весьма симптоматично. Они отразили наметившуюся в правительственных кругах тенденцию к изменению системы управления аборигенами, вызванную стремлением самодержавия к повышению платежеспособности коренных жителей, с одной стороны, и попытками полного подчинения их действию общероссийского законодательства – с другой. Проекты сибирской администрации вливались в общий тон правительственной политики того откровенно реакционного курса, который устанавливается в 80-90-х гг. и характеризуется В. И. Лениным как период «разнузданной, невероятно бессмысленной и зверской реакции»⁸⁴.

Началом полного подчинения народов Сибири действию общероссийского законодательства явилось «Временное положение о крестьянских начальниках» 1898 г. Согласно новому закону органы управления аборигенами, основанные на принципах Устава 1822 г., заменялись волостными управами, устроенными по русскому типу. В основе «Временного положения...» лежали идеи закона о земских начальниках от 12 июня 1889 г. Однако, по сравнению с земскими начальниками, права крестьянских начальников в отношении подведомственного населения были значительно расширены. Крестьянские начальники активно вмешивались в деятельность органов самоуправления аборигенами, контролировали сбор податей и выполнение натуральных повинностей, решали вопросы хозяйственной жизни аборигенов. Тяжелой повинностью для сельского населения явилось содержание нового аппарата управления.

В злоупотреблении властью, хищениях крестьянские и «инородческие» начальники далеко превзошли своих предшественников. Ф. Энгельс отмечал, что в России царская администрация была развращена до мозга костей, а чиновники больше жили «воровством, взятками и вымогательством, чем своим жалованьем»⁸⁵. Все это порождало открытую неприязнь сельского населения к представителям нового института власти. После падения в феврале 1917 г. царского режима русское и коренное население Сибири требовало немедленного упразднения института крестьянских и инородческих начальников.

В подборе кандидатов на должности вновь вводимых чиновников правительство стремилось следовать строго сословному принципу и сосредоточить управление сельским населением исключительно в руках дворянства. Однако в Сибири самодержавию не удалось полностью осуществить этот принцип. В Западной Сибири 39% чиновников было из разночинцев, в Восточной Сибири – 72%,в Забайкалье, на которое «Временное положение...» было распространено в 1901 г., – 79%.

В целом закон 1898 г. по-своему отразил изменения в характере социально-экономического развития народов Сибири, связанные прежде всего с разложением патриархально-феодальных и развитием капиталистических отношений. Реформа 1898 г. способствовала замене старых единиц управления, основанных на родовом принципе, территориальными административными единицами. Наконец, административные преобразования были направлены на усиление полицейской опеки над народами Сибири и их скорейшую русификацию.

Реформа, проводимая помещичье-бюрократическим государством, сохраняла ясно видимые феодальные черты. Тенденция к усилению полицейского надзора за органами управления аборигенами усиливается по мере расширения революционного движения в стране и в Сибири. Эту цель преследовали обширные проекты высшей и собственно сибирской администрации, имевшие целью окончательную унификацию системы управления русского и коренного населения региона. Данной цели служило введение паспортной системы у аборигенов, имевшее несомненное значение как средство контроля за передвижением коренных жителей.

Русификаторские цели имела и церковная политика самодержавия. Во второй половине XIX в. наряду с традиционными методами обращения в христианство аборигенов при помощи «кнута и пряника» особое значение приобретает миссионерская деятельность. Главную роль в этом играло Всероссийское православное миссионерское общество, основанное в 1870 г. в Москве. Отделения и комитеты общества были открыты во всех 12 сибирских епархиях. К 1895 г. эта «общественная организация» насчитывала в своих рядах около 10 тыс. членов и располагала огромным капиталом в 1 млн. 300 тыс. р. 45% денежных средств общества расходовалось на содержание девяти постоянно действующих сибирских миссий. Распространение православия царское правительство рассматривало как один из важных способов воспитания у «иноверцев» верноподданнических чувств. Поэтому законодательство самодержавия всесторонне разработало теорию и практику пропаганды прйвославия как «главенствующей и первенствующей» религии России. Законодательство предусматривало освобождение крестившихся аборигенов натри года от уплаты ясака, создание специальных поселений крещеных «инородцев», отдавало последним предпочтение при утверждении их на выборные должности и т.д.

К началу XX в. значительная часть народов Сибири была обращена в христианство. Однако принятие православия зачастую носило формальный характер.

Русификаторская политика способствовала усилению позиций самодержавия на окраинах империи, усилению идеологического воздействия царизма на народные массы. В условиях антагонистического общества искусственное «приравнивание» коренных народов к русскому населению означало равенство в бесправии, но при всем этом сближение русского и коренного населения, их взаимное влияние друг на друга объективно имело прогрессивное значение.

Царским законодательством народы Сибири причислялись к одному из податных сословий - «инородцам». В соответствии с этим определялись и их податные обязанности.