II. Исторический опыт конституционной реализации принципа народного суверенитета во Франции.

2.1. Эволюция республиканской традиции конституционализма во Франции: поиск моделей народовластия

В эволюции французской республиканской традиции условно можно выделить четыре этапа. Первый из них связан с эпопеей Великой французской революции и опытом революционного конституционного строительства. Второй охватывает почти весь XIX в., когда на фоне быстрой смены политических режимов происходило закрепление специфических характеристик французского республиканизма. Третий период, сопряженный со становлением и конкуренцией двух полярных моделей демократии – представительной (многопартийной) и органической, – распространяется на последние десятилетия истории Третьей республики, краткосрочное существование петеновского фашистского режима и недолговечную Четвертую республику. И, наконец, четвертый период связан с возникновением и развитием конституционного режима Пятой республики, воплотившего оригинальный синтез идей органической демократии, этатизма (государственничества) и социального реформизма, национального величия и народного суверенитета.

Первый шаг к конституционному закреплению принципа национального суверенитета был сделан уже в самом начале Великой французской революции. В конституционных актах 1789–1795 гг. национальный суверенитет трактовался преимущественно в двух аспектах: формально-юридическом и фактическом (политическом). Формально национальный суверенитет закреплялся как единая, неделимая, неотчуждаемая и неотъемлемая власть организованной в государстве совокупности всех граждан. Это положение очень четко раскрывалось в Конституции Французской Республики 1791 г., где говорилось: «Суверенитет принадлежит нации: он един, неделим, неотчуждаем и неотъемлем. Ни одна часть народа, никакое лицо не может присвоить себе его осуществление». Правосубъектность нации закреплялась, прежде всего, в рамках конституционного (учредительного) процесса. Принадлежность к французской нации как политическому союзу предполагала и свободное распоряжение естественными правами и свободами, закрепленными в «Декларации прав человека и гражданина». Но о народовластии речь пери этом не шла – в стране создавалась конституционная монархия, где король выступал в качестве представителя нации, а избирательное право вводилось с широкими цензовыми ограничениями.

Якобинская конституция 1793 г. впервые закрепила основы республиканского строя во Франции, провозглашенного годом ранее. По своей доктрине эта конституция представляла собой наиболее радикальную модель реализации руссоистской теории народного суверенитета. Она закрепляла верховенство «суверенного народа», как совокупности всех французских граждан», исключительные прерогативы народа в качестве законодателя. Особо оговаривалось, что «Ни одна часть народа не может осуществлять власть, принадлежащую всему народу». Закрепляя права личности, конституция 1793 г. подчеркивала, что их реализация целиком и полностью «зиждется на народном суверенитете».

Конституционная модель, сформулированная в 1793 г., практически отождествляет понятия Республика и Нация, рассматривая народ в качестве единого политического сообщества. Нация-республика в понимании революционеров, злоупотреблявших символикой римской республики – это возрождение античной полисной традиции. Но в итоге огромная страна с республиканской формой правления, «не имея систематизированного законодательства, рассчитанного на управление такого рода государством, и никаких прецедентов, должна была попытаться быть одновременно республикой Руссо, американской республикой (то есть довольно слабым союзом небольших республик) и античным полисом (преимущественно римской республикой)». Не случайно, что такая конституционная модель практически не имела шансов на стабилизацию и более или менее долговременное существование.

После краха якобинской диктатуры республиканский строй во Франции был восстановлен в духе либеральной цензовой демократии. Акцент был перенесен на институт гражданства и детальное регулирование системы разделения властей. «Основой суверенитета» провозглашалась не воля народа, а «единство всех граждан». Завершалась же конституция весьма двусмысленной констатацией политической ответственности самого народа: «Французский народ свидетельствует настоящей конституцией свою верность Законодательному корпусу, исполнительной директории, администрации и судьям; свидетельствует верность отцов семей супругам и матерям, любовь молодых людей, мужество всех французов».

После нового зигзага политической истории, связанного с эпопеей Первой империи и эпохой Реставрации, французский республиканизм вернулся на политическую авансцену уже к середине XIX в. Однако предыдущие десятилетия не были провалом в истории французской конституционной традиции. Бонапартистская империя оставила после себя юридический памятник огромной важности – Гражданский кодекс, а разработка конституционных хартии 1814 и 1830 гг. стали важным шагом на пути формирования специфически французского конституционализма – сочетания яркой политизации с прагматичностью и юридической преемственностью, гражданского пафоса с принципами этатизма и бюрократической централизации.

Революция 1848 г. возродила мощную республиканскую традицию, а вместе с нею и принцип народного суверенитета. Республиканизм середины XIX в. предложил новую и вполне реальную альтернативу системе патронажа, на которой дворяне и роялисты основывали свою власть. В качестве противовеса их влиянию республиканцы выдвинули на ведущие позиции избирательные комитеты, политические партии и разного рода общества, где обычные люди, объединяясь, могли противостоять нотаблям и поколебать их монополию на занятие государственных должностей.

Однако французский республиканизм не стал в прямом смысле слова массовым движением. Апеллируя к народным массам, он одновременно формировал новую политическую аристократию – профессиональный политический класс. Правда, в 1848 г. это еще не стало заметным явлением. Более того, революционный республиканизм вовлек народные массы в политику, для особое значение имело не только провозглашение республики, но и введение всеобщего избирательного права. Принцип народного суверенитета впервые получил полномасштабное воплощение в рамках системы представительной демократии. Но народные массы были увлечены революционным порывом. Поэтому после того как республиканское правление утвердилось, оно вошло в неизбежный конфликт с теми сторонниками республики, чей экстремистский характер мешал им находиться на стороне какой-либо власти. К тому же французский республиканизм по прежнему обнаруживал «склонность к широким жестам во имя человеколюбия и к благородным поступкам, которые не служили классовым или частным интересам». Как следствие народные симпатии очень скоро были большей частью утрачены республиканцами, а сам республиканский лагерь оказался расколот на сторонников трех разнонаправленных течений: сторонников веры в идеальное правительство (неосуществимой на практике), представителей протестной («народной») оппозиции всякой власти и партию нового истеблишмента, ценившую политический компромисс и преемственность. Этот раскол открыл дорогу бонапартизму Второй империи.

Возвращение республиканцев к власти в 1870-х гг. первоначально не привнесло почти никаких принципиальных новаций в конституционную практику реализации народного суверенитета. Первые десятилетия существования режима Третьей республики во Франции были периодом острого противоборства сторонников и противников республиканского строя, частой смены правительственных кабинетов, всплесков массового политического недовольства. При этом, специфика французской политической культуры, сочетающей традиционную (католическую), этатистскую (бонапартистскую), либеральную и радикально-демократическую субкультуры, способствовали закреплению многопартийной системы и практики фракционной парламентской борьбы. В такой ситуации стабилизация конституционного режима зависела не столько от создания сбалансированной, эффективной конституционной модели, сколько от способности лидеров крупнейших политических партий найти основу для коалиционного объединения, достичь политического компромисса.

Специфика политического режима предопределила и формально-юридические особенности конституции Третьей республики. Она не только не приобрела кодифицированный характер, но и оказалась ориентирована только на регулирование системы разделения властей. Три основных конституционных закона 1875 г. – Закон об организации государственных властей, Закон об организации Сената, Закон об отношениях государственных властей, – в совокупности содержали всего 24 статьи. Дополняющий их закон об избрании депутатов вводил прямые, всеобщие, тайные и равные выборы. Но даже эта демократическая система представительства не могла изменить политическую архитектуру Третьей республики. Ее устойчивость зависела не от способности политических партий предложить долговременную стратегию национального развития, опираясь на широкую поддержку избирателей, а от успеха коалиционной тактики и поиска межпартийных компромиссов. По сути это и стало причиной краха Третьей республики.