1.2. Принцип народного суверенитета в идеологии французского конституционализма в хх в.

Несмотря на относительную стабильность конституционного режима Третьей Республики, пережившего даже тяготы Первой мировой войны, обновленное республиканское движение во Франции не отличалось ни организационной, ни идеологической монолитностью. В его рамках объединились как сторонники классической либеральной идеологии, так и представители умеренно-демократических фракций. Их шаткое сотрудничество первоначально основывалось на жестком антиклерикализме – многие республиканцы состояли членами масонских лож, отрицавших общественную роль церкви. В эпоху Первой мировой войны разношерстный республиканский лагерь склонялся и к националистической пропаганде. Но более масштабной идеологической программы создано не было. На фоне постепенной активизации социалистического и коммунистического движения («левой Франции») республиканский политический лагерь начал превращаться в либерально-консервативную «правую Францию». Правые провозглашали своей основной задачей достижение гражданского согласия во французском обществе на компромиссной основе, с помощью прагматичной умеренной политики. Но эта стратегия практически исключала концептуальное решение проблемы народного суверенитета и, как следствие, утрачивала перспективу и прочную социальную опору.

Альтернативный взгляд на основы французского республиканизма предложили представители партии радикал-социалистов, созданной в 1881 г. под руководством Жоржа Клемансо. Радикалы отвергали идею социального компромисса и связанную с нею политику «оппортунизма». Они последовательно высказывались за искоренение клерикализма, демократизацию государственного устройства. А с начала ХХ в. партийная доктрина радикалов все в большей степени стала отражать идеи французского солидаризма. Это течение общественной мысли Франции внесло огромный вклад в разработку самой широкой политико-правовой и социально-экономической проблематики. Его лидеры Л. Буржуа, Ш. Жид, Л. Дюги выдвинули и новые ориентиры в развитии идеологии французского конституционализма.

Французские солидаристы отталкивались от идеи «естественной солидарности», понимая под ней «взаимную зависимость всех частей одного и того же организма», универсальную для любых форм жизни. Но чем более сложным, дифференцированным является организм, тем более интенсивной и одновременно конфликтной становится взаимосвязь его внутренних элементов. С этой точки зрения современное общество с характерными для него высокой степенью разделения труда, идеологическим плюрализмом, разнообразием политических и государственно-правовых моделей, создает предпосылки для гибельного нарастания социальных конфликтов, но предоставляет и возможность для развития высших форм солидаризма. Солидаристы подчеркивали необходимость усиления роли социального правового государства, призванного служить «органическому закону общественной жизни», требовать от индивида правовой дисциплины и укреплять социальный мир. «Демократия не есть только форма правления, – писал Леон Буржуа. – Она есть форма организации всего общества в целом. Политическому равенству должно соответствовать равенство экономическое: республика должна быть демократической и социальной».

Буржуа в своей книге «Солидарность» (1897) утверждал, что солидаризм является социализмом, но социализмом неколлективистским, отрицающим классовую борьбу и господство государства над человеком, обосновывавшим единство свободы личности и ее социальной ответственности. Юридические аспекты этой идеи подробно раскрыл в своих трудах Леон Дюги. Он полагал, что социальная солидарность («социальная норма») имеет естественную природу, но складывается постепенно. Первоначально от любого индивида требуется лишь уважать любое действие, продиктованное интересами социальной солидарности, не препятствовать его реализации. Эта установка соответствует общим правилам экономического поведения, взаимодействия людей в ходе производства, обмена и потребления материальных благ. Более высокий уровень – это требование воздерживаться от любого действия, цель которого противоречит солидарности. Подобный императив поддерживается моральными нормами. Высшей точкой в развитии общества становится ситуация, когда каждый индивид осознанно исходит из необходимости совершать активные действия, направленные на укрепление солидарности. Принудить человека к такому поведению может юридическая норма. Однако Дюги отказывался видеть в праве насилие со стороны государства. Он считал, что на определенном уровне развития цивилизации социальное принуждение действительно обеспечивается государством. Но сила не может быть источником права, как не может быть основанием и солидарности. Важно, чтобы юридически оформленные права и обязанности основывались на чувстве справедливости. «Для возникновения нормы права, – писал Дюги, – необходимо, чтобы отсутствие санкции этой нормы противоречило чувству справедливости, чтобы действие, нарушающее данную норму, рассматривалось как действие, посягающее на одну из форм справедливости». Тем самым, по мнению солидаристов сама дискуссия об источниках и пределах народного суверенитета является во многом искусственной – источником права является не рациональная политическая воля большинства или меньшинства, а социально-этический строй самого общества. Конституционная система, лишенная этой основы, неизбежно выхолащивается и превращается в подобие партийного политического клуба.

Переход радикалов на солидаристские позиции вызвал их сближение с лево-центристскими республиканскими группировками и активизацию всей левой оппозиции во Франции. Своего пика этот процесс достиг во второй половине 1930-х гг. в период существования левой коалиции Народный фронт. Однако именно в эти годы наглядно проявился и тот барьер, который препятствовал реализации левой стратегии народного суверенитета – чем больше идеи солидаризма смещались в плоскость реальной политики, тем меньшую роль в их воплощении играли социально-этические механизмы, а на первое место выходила активная регулирующая роль государства. Многие республиканцы расценивали эту тенденцию как угрозу демократии и подрыв народного суверенитета. Впрочем уже в межвоенный период среди французских юристов начало распространяться и иное мнение о роли государства в реализации народного суверенитета. Ярким примером являются воззрения основоположника французского институционализма Мориса Ориу.

В своем концептуальном труде «Основы публичного права» Ориу попытался возродить этатистское понимание суверенитета, но соединить его с республиканской, а не монархической идеей. «Национальный суверенитет есть суверенитет государства, поскольку он содержится в корпоративно организованной нации», – утверждал Ориу. Для доказательства этого тезиса Ориу принципиально разделяет три понятия: «суверенитет государства в конституционном смысле слова», «суверенитет нации» и «демократия». Суверенитет государства Ориу считал сущностной чертой конституционализма, то есть изначальный свойством политической организации общества. Этот суверенитет Ориу рассматривал как «внутреннее усилие государства, направленное на самоограничение в интересах политической свободы». Таким образом, суверенитет конституционного государства, по мысли Ориу, прежде всего, является верховной властью. Суверенитет же нации является лишь одним из видов суверенитета конституционного государства, который исторически формируется значительно позже, чем «правительственный», то есть властный. Ориу считал, что вопрос о суверенитете нации возникает тогда, когда, с одной стороны, начинает чувствоваться необходимость ограничения абсолютной власти правительства, а, с другой стороны, люди замечают, что существует некий установившийся порядок вещей, которому власть должна подчиняться. Этот установившийся порядок вещей и отождествляется с нацией, как корпоративно организованной группой, охватывающей одновременно и правительство, и управляемых, и господствующей над ними всеми.

Появление демократии, на первый взгляд, ничего не меняет в этих сущностных основах конституционализма – под давлением народных масс происходит лишь дальнейшая эволюция государственного устройства, призванная закрепить принципы политического и социального равенства. Но Ориу подчеркивал, что в действительности эпоха демократии приводит к неизбежному противопоставлению принципов народного и национального суверенитета. Причина заключается в том, что народовластие может пониматься в «органическом» смысле или в «революционном» смысле.

Ориу полагал, что «нация – это социальная группа в корпоративном смысле вместе со всей своей социальной и политической организацией, следовательно, со всеми своими правящими классами и как со своим правительством, так и со своим народным классом». Социальным сообществом нация является постольку, поскольку она господствует над всеми своими составными элементами, следуя универсальному правилу – организованное целое осуществляет господство над каждым из своих органов в силу принципа порядка, содержащегося в самой организации. Таким образом, В общем нация – эго корпоративное и органическое сообщество, принцип национального суверенитета можно определить как органический по своему характеру.

Народ, по мнению Ориу, представляет собой «антикорпоративный и неорганический коллектив, то есть коллектив, в котором смешаны все слои и классы и в котором нет порядка, в котором нет даже постоянных органов правительства, где движение целого определяется непосредственно импульсом большинства собравшихся индивидов; это – возврат к орде, стаду, толпе, возврат к тому, что в социологии называется стадным состоянием». Таким образом, если национальный суверенитет – это господство организованного целого, то народный же суверенитет – это господство неорганического целого, для которого революционные инстинкты оказываются более значимыми, нежели категория социального порядка. Поэтому, народный суверенитет по своей сути враждебен представительному правлению и ведет к непосредственному правлению, когда «народ, как неорганизованная совокупность граждан страны, смешивается с толпой, и суверенитет народа становится суверенитетом толпы, используемым для избрания себе властелина».

Конституционная теория М. Ориу во многом была направлена на преодоление угрозы «левого бунта» и закрепление режима «управляемой демократии». Но в исторических условиях середины ХХ в. идеи «органического порядка» и «корпоративного единства» получили и совершенно иную направленность – они легли в основу идеологической доктрины фашизма. Во Франции фашистское движение классического типа в предвоенные годы так и не сложилось. Однако после военного поражения 1940 г. режим Ф. Петена взял курс на фашизацию французского общества.

В качестве стратегической цели правительством Петена была провозглашена «национальная революция», основанная на идеалах «Труда, Семьи и Родины» (вместо лозунга французского республиканизма «Свобода, Равенство, Братство»). «Национальная революция» рассматривалась как путь к ликвидации классового антагонизма, «порочной» парламентской демократии, обеспечению «нового социального порядка». В области трудовых отношений ставилась цель «покончить со старой системой классовой борьбы». Для регулирования отношений корпораций и отношений между ними была разработана «Хартия труда», которая закрепила статус всех отраслевых объединений как «единой профессиональной семьи», подчиненной идее «объединения и гармонии интересов». Правительство Петена провозгласило начало борьбы за возрождение христианской цивилизации, «моральное и социальное очищение французской расы» на основах корпоративного единства и органического конституционализма. «Человек, по своей природе, обладает основными правами, но они гарантированы ему сообществами, которые его окружают: семьей, которая его воспитывает, профессией, которая его кормит, нацией, которая его защищает, – утверждалось в конституционной декларации «Принципы единства» 1940 г. – Всякий гражданин, который ищет свое личное благо вне интересов сообщества, идет против разума и своего собственного интереса».

Борьба против фашизма в рядах движения Сопротивления объединила самые разнородные политические силы – от либералов-республиканцев и католиков до националистов и коммунистов. Этот внутренне конфликтный политический альянс стоял у истоков и конституционного режима Четвертой республики, сформировавшегося после окончания войны. Большинство партий склонялись к идее восстановления парламентской демократии по образцу Третьей республики, но с более ярко выраженным социальным характером государственности. Опорой нового конституционного строя должна была стать система многопартийной демократии. Тем самым, восторжествовала концепция национального суверенитета, разработанная французскими республиканцами еще на рубеже XIX-XX вв. и направленная на формирование договорного гражданского общества. Это курс вызвал резкое неприятие у двух крупнейших послевоенных партий – коммунистов и голлистов (сторонников лидера Сопротивления генерала Шарля де Голля). Те и другие оказались в «принципиальной оппозиции». Но если коммунисты не могли рассчитывать на статус правящей партии, то голлисты становились все более серьезной политической силой.

На фоне многопартийных правящих коалиций Четвертой республики, скованных правительственной дисциплиной, сложной системой взаимных «пактов» и полуофициальных договоренностей, а потому идеологически безликих и пассивных, голлисты выделялись ярким идейным пафосом. Шарль де Голль не был, конечно, оригинальным политическим мыслителем. Но он сумел в емкой и образной форме сформулировать современную версию концепции конституционализма, основанную на идее органической демократии.

Отправная идея де Голля – о приоритете нации в общественном развитии – была традиционной для французских правых (республиканцев). Но в сочетании с идеей «сильного» государства и социальным реформизмом она превращалась в новое идейно-политической явление. Де Голль ассоциировал нацию скорее с государством, нежели социальным сообществом, но не с государством как управленческой системой, а с государством, выражающим национальный дух, несущим историческую ответственность за судьбы нации. Поэтому в качестве основы государственной политики де Голль видел принцип национального величия, а не национального суверенитета. Эта идея была далека от обычного национализма. Франция воспринималась ими как особый организм, обладающий собственными интересами, целями, жизнью, помимо интересов и жизни отдельных граждан, как вневременное сообщество всех поколений французов, живших в прошлом, и тех, кто будет называть себя французами в будущем.

Создать государство, достойное национального величия Франции, по мысли де Голля, можно лишь на основе последовательной реализации принципа народного суверенитета. Это принцип де Голль фактически противопоставлял «режиму партий» Четвертой республики и ассоциировал и прямой, а не представительной демократией. «Так как я был убежден, что суверенитет принадлежит народу только тогда, когда он имеет возможность высказывать свою волю непосредственно и во всей массе, я не мог допустить, чтобы этот суверенитет был разделен между политическими партиями, выражавшими различные интересы», – писал де Голль. Помимо практики референдумов основой реализации народного суверенитета де Голль считал сильное государство, возглавляемое всенародно избираемым президентом. Эти идеи и легли в основу конституционного строя Пятой республики.