1.1. Зарождение идеи народного суверенитета во французской политико-правовой мысли Нового времени

Суверенитет является одной из фундаментальных категорий теории государства и права. Проблемы суверенитета сложны теоретически и достаточно остро стоят в политическом плане, причем главной трудностью на сегодняшний день является то, что «у теоретиков и политиков имеются серьезные разночтения в понятиях» . Вместе с тем можно выделить ключевые характеристики правовой категории «суверенитет», имеющие глубокие исторические истоки и связанные с формированием теории суверенитета в ее современном сущностном контексте. Французская политико-правовая мысль внесла особенно важный вклад в формирование этой «исторической», а точнее сказать «сущностной» версии теории суверенитета.

Сам термин «суверенитет» берет свое начало в старофранцузской языковой традиции. Слово sovrains, произошедшее от средневекового латинского superior, superanus, означало здесь буквально «более высокий». В широком смысле «суверенами» в средневековой Франции называли как короля, так и феодалов, тех, кто не только имел верховную власть, но просто занимал достаточно высокое положение в сословной иерархии и обладал особыми привилегиями в правовой сфере.

«Отцом-основателем» современного понятия «суверенитет» считается французский политический мыслитель Жан Боден (1530–1596), хотя в действительности заслуга концептуального разграничения понятий «суверенитет» как характеристик источника власти и носителя власти принадлежит голландскому юристу Гуго Гроцию. Именно Гроций ввел категории «общий субъект» суверенитета (государство) и «собственный субъект», под которым понимается непосредственный носитель суверенитета . Идеи Гроция вели к формированию классической (голландско-англо-американской по происхождению) республиканской концепции, в рамках которой ключевое место будет уделено идеям естественных прав человека и договорного гражданского общества. Спецификой же взглядов Бодена, напротив, стали отказ от противопоставления народа и государства и доказательство сущности суверенитета как органической характеристики всего общественного строя. Подобный концептуальный подход был связан с попыткой Бодена обосновать историческую природу и политическую целесообразность абсолютизма. Но в перспективе он имел огромное значение и для формировании оригинальной французской традиции республиканизма.

Понятие суверенитета государственной власти Боден использовал для критики феодальной децентрализации и религиоз¬ного сепаратизма. Он сформулировал и обосновал понятие суверенитета именно как существенного признака абсолютистского государства: «Суверенитет – это абсолютная и постоянная власть государства... Абсолютная, не связанная никакими законами власть над гражданами и подданными». Суверенитет, по Бодену, означает, прежде всего, независимость государства – от церкви, от германского императора, от сословий, от другого государства. Суверенитет как верховная власть включает права издавать и отменять законы, объявлять войну и заключать мир, назначать высших должностных лиц, осу¬ществлять верховный суд, право помилования, права чеканить монету, устанавливать меры и веса, взимать подати. Но Боден полагал, что все эти исключительные прерогативы основываются не на насилии, а на особой правовой природе государства. Государство Боден определял как «правовое управление многими семьями», поскольку именно в семье он видел изначальный источник суверенного авторитета. Поэтому государство, как правовой институт, – это совокупность именно семей, связанных узами органического права, а не отдельных лиц, влекомых собственными эгоистическими интересами и потребностями. С другой стороны, изначальной основой семьи, а впоследствии и государства Боден считал частную собственность, подчеркивая, что общность имущества противоречит божественным установлениям и природе человека.

Итак, государственная власть, по Бодену, суверенна, то есть верховна по своим исключительным прерогативам и постоянна во времени и пространстве. Суверенитет может принадлежать либо одному лицу (королю), либо одному собранию (парламенту), либо всему народу, смешанная форма государства с разделением государственного суверенитета невозможна. Смешанной может быть только правительственная (исполнительная) власть. В любом случае суверен вне (выше) закона и не связан волей других субъектов политической системы в законодательной, исполнительной, судебной государственных сферах. При этом власть суверена принципиально ограничивается естественными и божественными законами. Государственность возникает в ходе исторической эволюции общества и ее высшая цель заключается в том, чтобы, гарантируя мир внутри общности и защищая общность от нападения извне, обеспечивать естественный ход человеческой жизни. Поэтому государственной власти, стоящей выше всяких человеческих законов и свободно распоряжающейся жизнью и смертью своих подданных, нельзя вмешиваться в дела семьи, нарушать принцип веротерпимости, и в особенности взимать подати с подданных без их согласия, помимо воли собственника.

Подобная логика рассуждений подводит Бодена к мысли о том, что суверенитет можно рассматривать двояко. С одной стороны, единственным политическим субъектом, обладающим суверенитетом, является государство – в лице монарха или парламента. Но с другой, источником суверенной власти выступает само общество: «Суверенитет кроется в совокупности свободных и разумных существ, составляющих народ». Именно поэтому прерогативой суверенного государства является издание законов, но не создание права: «право несет с собой справедливость, а закон – приказ» . Но эта мысль Бодена не ведет к идее народовластия – речь идет об органическом понимании самой власти, которая не может быть в своих сущностных проявлениях и признаках противопоставлена народному сообществу как его естественный, внутренний закон жизни.

Характерно, что к демократии Боден относился отрицательно: в демократическом государстве очень много законов и властей, а общее дело в упадке; толпа, народ – «зверь многоглавый и лишенный рассудка» – не может постановить что-нибудь хорошее, преследует богатых, искореняет и изгоняет лучших, избирает худших. Не одобрял Боден и аристократию, государство, где власть принадлежит коллегии знатных: среди аристократов умных людей мало, в результате правит глупое большинство; принятие решений связано с раздорами, с борьбой партий и группировок; государство недостаточно энергично подавляет возмущения народа, вечно восстающего против вельмож. Наилучшей же формой государства Боден считал монархию. «Если мы будем рассматривать природу более внимательно, то повсюду увидим монархию, – пишет Боден, – Среди пчел есть вожак, в стаде оленей всегда есть главный, среди стада овец выделяется баран, и в более отдаленной от живой природы вещах один всегда поражает своим превосходством: алмаз – среди камней, золото – среди металлов, Солнце – среди звезд и, наконец, единый Бог среди – повелитель и творец всего мира». Монарх так же естественно, как бог Вселенной, без помех повелевает подданными; он обладает властью по собственному праву (вначале приобретенному силой, затем передаваемому по праву наследования).

Боден оспаривал мнение о том, что монархия может быть избирательной – в период выборов неизбежны смуты, раздоры и междоусобицы; выборный монарх не заботится об общем достоянии, поскольку неизвестно, кто сменит его на престоле. Но он подчеркивал, что единство, неделимость суверенитета государственной власти на практике вполне совмещаются с дифференциацией власти и управления, которые не всегда находятся в тождестве. Носитель суверенной власти поручает временно и на определенных условиях осуществление некоторых функций власти назначаемым должностным лицам. В этом случае складывается «королевская монархия» – государство, в котором верховная власть (суверенитет) целиком принадлежит монарху, а управление страной (порядок назначения на должности) сочетает принципы аристократические (на ряд должностей, преимущественно в суде и войске, король назначает только знатных) и демократические (некоторые должности доступны всем).

Политико-теоретические взгляды Бодена по своему интеллектуальному содержанию и историческому смыслу представляют собой настоящий прорыв в понимании сущности правовой государственности. Его концепция абсолютистской монархии, ставшая ответом на общественные проблемы эпохи религиозных и гражданских войн, во многом предварила формирование просветительских концепций общественного договора и конституционализма. Причем, в отличие от голландских и английских мыслителей XVII в. Боден опирался на представление о естественности (первичности) социальных связей, а не индивидуальной правосубъектности. Эта черта воззрений Бодена позволяет соотнести их с оригинальной французской традицией в понимании сущности национального сообщества.

Среди историков нет согласия относительно того, когда во Франции возникают нация, национальная идея, национальное чувство и национальное сознание. Одни авторы ищут начало нации как социального явления и связанных с этим идей, представлений и эмоций в Средневековье, в первую очередь в эпохе Столетней войны. Другие связывают их возникновение с происходившим в конце XV–XVI в. образованием централизованного национального государства. Третьи склонны относить их появление к периоду, который начинается с Французской революции конца XVIII в. и завершается в последние десятилетия XIX в. Однако при всех неясностях и разногласиях очевидно, что уже в Средние века во французском языке существовал термин нация, а значит, имелся и связанный с ним некий комплекс идей и представлений.

Следует отметить, что характерной чертой исторического развития Франции было то, что французское государство создавалось как государство-нация. Уже в Средние века начала вызревать идея, что все французы составляют одну нацию и эта нация занимает территорию, на которую распространяется власть династии Капетингов. Сам термин нация появляется во французских источниках с XII в. и происходит от латинского natio (рождение, племя, народ). Поначалу он употреблялся именно в латинской форме natio, которую со временем вытеснила французская nacion, а позднее nation. Слово natio обычно указывало на людей, объединенных общим происхождением.

Французская монархия все явственнее выступала как централизующая и унифицирующая сила, нацеленная на то, чтобы преодолеть местный партикуляризм и заставить все королевство жить по одним законам, подчиняться одним властям, исповедовать одну религию. Это стремление нашло выражение в известной формуле: «Один закон, одна вера, один король» («Une loi, une foi, un roi»). Именно на этом фоне с конца XV в.понятие «французская нация» и вошло окончательно в обиход. Французы уже в это время начинают считать себя объединенными не только властью короля, но и общим происхождением и историей.

С идеей нации тесно было связано понятие родины. Это слово в латинском варианте «patrid» употреблялось с конца XII в.; французский же эквивалент «la patrie» появился у гуманистов начиная с XVI в., а вскоре возникли понятия патриот и патриотический. На исходе Средневековья понятие родины приобрело статус основополагающей ценности, ради которой светские и духовные власти требовали от всех безусловного самопожертвования. Всем подданным полагалось не жалеть своей жизни во имя защиты страны (родины). Богословы сравнивали смерть человека ради общего дела (страны, родины, государства – эти понятия являлись синонимами) с жертвой Христа во искупление рода человеческого. Не случайно, что многие историки считают ключевым моментом становления национальной идеи во Франции события Столетней войны. Созданная в этот период французскими юристами концепция родины как мистического тела королевства и популярная в патриотической поэзии времен Столетней войны идея защиты единой родины-Франции, внедряясь в сознание французского дворянства, формировали у него сознание принадлежности к единой государственно-политической общности. Образ короля-суверена и принцип верности королю и монархии вплоть до конца Старого порядка оставались существенными элементами национальной идеи во Франции. Концепция Бодена органично соединила эту линию в развитии общественного сознания с зарождавшейся теорией суверенитета.

В эпоху Просвещения идеи нации и суверенитета получили мощный толчок для развития. Постепенно вырабатывалась принципиально новая концепция нации как самобытного и суверенного сообщества, независимого от короля. В ее формировании главную роль сыграли философы-просветители, которые, с одной стороны, прославляли патриотический идеал, а с другой – считали его несовместимым с абсолютистским режимом. Отсюда вытекали идея необходимости изменить политическую систему и прославление греко-римской античности в противовес последующим варварским векам. Формировалась интеллектуальная традиция, в которой понятия нация, родина и гражданин были неразрывно связаны между собой как различные аспекты народного бытия. Рассуждая о формировании того, что он называл духом народа, Ш. Л. Монтескье отмечал роль природного фактора, культуры в самом широком смысле слова и исторического опыта. «Многие вещи управляют людьми, – писал он в «Духе законов», – климат, религия, законы, правила правления, примеры прошлого, нравы, обычаи, и как результат всего этого, образуется общий дух народа». Вольтер в числе факторов, формирующих нацию, называл общность законов и языка: «Чтобы нация превратилась в единый народ, чтобы она стала могущественной, выносливой, мудрой, конечно, необходимо очень много времени. ... На протяжении столетий необходимо сочетание благоприятных обстоятельств, чтобы образовалось большое сообщество людей, объединенных общими законами; то же самое необходимо и для того, чтобы возник язык». Не в последнюю очередь благодаря Вольтеру понятия дух нации (I'esprit de la nation) и национальный дух (I'esprit national) получили широкое хождение в литературе XVIII в.

В наиболее зрелом варианте представление о нации как суверенном сообществе граждан, наделенных равными и едиными правами, оформилось в философской концепции Ж.Ж. Руссо. Руссо отличал народ от толпы как «особого рода ассоциацию, объединенную общим благом и политическим организмом». При этом народ, использующий свое право суверена и законодательствующий в качестве ассоциированной общности, Руссо называл нацией. При этом Руссо полагал, что нация – это естественно формирующееся сообщество людей, которое может существовать и без государства. Признаками, отличавшими одну нацию от другой, у Руссо также выступали в первую очередь национальные обычаи и характер: «Каждая нация обладает особым, своеобычным характером, каковой можно определить, наблюдая не какого-нибудь единичного ее представителя, но целый ряд таковых». Образ нации у Руссо можно назвать органическим: нация развивается, подобно живому организму, переживает младенчество и зрелость. Поэтому большую роль Руссо отводил национальному воспитанию. По мнению Руссо, «именно воспитание должно придавать душам национальную форму и так направлять мнения и вкусы граждан, чтобы они были патриотами по склонности, по страсти, по необходимости. Дитя, раскрывая глаза, должно видеть отечество, и до смерти не должно ничего видеть, кроме отечества».

Представление о «естественном состоянии» как отправной точке истории общества, в том числе складывания государственных форм и системы права, являлось характерной чертой просветительской идеологии. Руссо придал ему ярко выраженный демократический характер. В своих произведениях он доказывал, что появление государства было результатом добровольного общественного договора, заключенного людьми ради обеспечения гражданских прав и достижения благополучия. При этом Руссо отрицал роль насилия в формировании государства и считал, что общественный договор позволяет достичь состояния гражданской свободы. В отличие от свободы естественной, гражданская свобода не противопоставляет людей, а предполагает их тесное сотрудничество, формирование гражданской ассоциации. «Каждый из нас передает в общее достояние и ставит под высшее руководство общей воли свою личность и все свои силы, – рассуждал Руссо, – и в результате для нас всех вместе каждый член превращается в неразрывную часть целого».

Руссо считал, что поскольку государственная власть имеет договорную природу, то под сувереном следует понимать народ как единое целое. Это целое он называл Республикой, или Политическим организмом. Сформулировать принципы общественного договора, по мнению Руссо, призван Законодатель, выражающий общую волю всех граждан, а не сумму отдельных интересов. Основной задачей Законодателя является поиск такой формы гражданской ассоциации, которая бы защитила личность и имущество каждого его члена, обеспечив, тем самым, справедливость для всех и свободу для каждого из граждан.

Таким образом, в XVIII в. под влиянием просветителей вырабатывалось особое понятие нации, основанное на принципах народного суверенитета и общественного договора. Эта новая идея нации-суверена, нации как сообщества граждан, свободных и равных в правах, нашла отражение в публицистике предреволюционных лет. Но при этом, если просветители либерального направления акцентировали индивидуально-личностное начало как конституирующее общество и формы правления, то просветители демократического направления, напротив, видели такое начало главным образом в воле коллективного суверена, своего рода коллективного действующего лица, определяющего тип общества и его политического устройства. В результате сложилось противоречие между либеральной и демократической интерпретациями принципов естественного права и общественного договора.

Либеральная традиция, представленная Монтескье, Вольтером, физиократами утверждала верховенство гражданских прав личности. Свобода, гражданское равенство, собственность были кардинальными ценностями этого либерального видения общества и политики. Демократическая традиция усматривала в праве собственности социальное право, источником которого является общественный договор, и потому подвластное регулированию со стороны общества с целью последовательного утверждения принципа равенства. Либеральная же традиция, напротив, считала это право естественным, предшествовавшим социальной организации, а потому и находящимся вне компетенции сообщества граждан. Таким образом, согласно либеральной мысли, право собственности призвано было гарантировать каждому гражданину определенную независимость от решений политической власти.

В противоположность либеральной традиции в демократической традиции, получившей обоснование в сочинениях Руссо, Дидро, Мабли, под естественными правами понимались, прежде всего, права нации, коллективного суверена и утверждался приоритет общенациональных интересов над частными интересами граждан. Права каждого гражданина, важнейшими среди которых, согласно демократической традиции, считались равенство и свобода, обуславливались его участием в формировании общей воли всех членов общества и в подчинении ей.

Единство и непримиримое противоборство либеральной и демократической линий в развитии французской республиканской идеологии нашло яркое отражение в годы Великой французской революции. Характерным примером является содержание Декларации прав человека и гражданина 1789 г. Ее первоначальный вариант тяготел к либеральным идеям. На смену абсолютистскому принципу «государственного интереса» приходит не руссоистский принцип «общей воли» народа, а «принцип верховенства нации». Декларация провозглашала, что «источник суверенитета зиждется, по существу, в нации. Никакая корпорация, ни один индивид не могут располагать властью, которая не исходит явно из этого источника» (ст. 3). При этом сама нация трактовалась как гражданское договорное сообщество, объединенное признанием безусловной ценности естественных прав и свободы каждого человека: «Цель всякого политического Союза – обеспечение естественных и неотчуждаемых прав человека. Этими правами являются свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению». (ст. 2).

В версии якобинцев Декларация уже приобрела ярко вырожденные руссоистские черты. «Народ французский, убежденный в том, что забвение естественных прав человека и пренебрежение к ним – единственные причины бедствий человечества, принял решение изложить в торжественной декларации эти права, священные и неотъемлемые, дабы все граждане, имея возможность постоянно сравнивать действия правительства с целями всякого общественного учреждения, никогда не допускали угнетать и унижать себя тиранией, – утверждалось в Декларации 1973 г., – Дабы народ всегда имел перед глазами основы своей свободы и своего счастья, должностные лица – правила выполнения своих обязанностей, законодатель – предмет своего назначения. Вследствие этого он провозглашает перед лицом верховного существа следующую декларацию прав человека и гражданина».

В еще более жестком варианте демократическая версия теории суверенитета отразилась в воззрениях Максимилиана Робеспьера. Согласно Робеспьеру, в фундаменте политического союза должны лежать три начала. Первое из них – охрана и обеспечение естественных прав гражданина, развитие всех его способностей. Второе – право каждого гражданина на участие в законодательстве и управлении, обусловленное естественным равенством и прирожденной свободой людей. Третье – верховенство власти народа в государстве. Но именно третье оказывается ключевым, поскольку «конституционное правление», основанное на договорном принципе, является эффективным лишь в условии спокойного и преемственного развития. А вот защитить суверенитет народа, по мысли Робеспьера, способно лишь «революционное» правление, то есть революционная диктатура, действующая в интересах всего народа.

Робеспьеризм привнес в республиканскую идеологию тот этатистский (государственнический) пафос, который ранее был представлен в идеологии абсолютизма. Диктатура Робеспьера со всеми ее многогранными проявлениями – от экономической политики максимумов до культа Верховного существа, от политического террора до революционных войн в Европе – была в конечном счете направлена не столько на централизацию власти, сколько на тотальную идейную и политическую консолидацию самого общества. Робеспьеризм как политическая философия стал ярким проявлением этатистского мышления, не оставляющего пространства для групповых интересов, регионального сепаратизма, индивидуалистического эгоизма в тех случаях, когда речь шла о главном – интересах общих национальных, солидарных.

Ту же линию специфическим образом продолжил и бонапартизм эпохи Первом империи. Политические воззрения Наполеона Бонапарта, конечно, нельзя характеризовать в контексте демократического конституционализма, однако бонапартизм в первую очередь предполагал ограничение любых корпоративных интересов, противопоставленных интересам нации. Авторитарная диктатура, действующая во имя интересов нации, рассматривалась как наилучший гарант индивидуальных социальных прав и экономических свобод, гражданского мира. При этом сам Наполеон предпочитал говорить не о диктатуре, а о своеобразной «гелеоцентрической» государственной системе: «Правительство поставлено в центр общества подобно солнцу – различные общественные институты должны вращаться по орбите вокруг него, никогда не отдаляясь. Правительству необходимо поэтому так обеспечивать взаимодействие всех этих институтов, чтобы они способствовали поддержанию общей гармонии».

После краха Первой империи и невзирая на политические реалии эпохи Реставрации противостояние либерального и демократического течений французской общественной мысли возобновилось с новой силой. Французские либералы выработали новую концепцию народного суверенитета и новое видении нации. Их идейный лидер Бенжамен Констан выступил с парадоксальной на первый взгляд идеей ограничения суверенитета народа. «Принцип суверенитета народа, т.е. главенство общей воли по отношению к любой отдельной воле, неоспорим, – писал Констан, – Этот принцип применим ко всем институтам. Теократия, королевская власть, аристократия, господствующие в умах, суть общая воля. Одним словом, в мире существует только две власти: одна из них незаконная – это сила; другая легитимная – это общая воля. Но одновременно с признанием прав этой воли, т.е. суверенитета народа, необходимо немедленно как следует осмыслить его природу и определить его широту. Без ясного и отчетливого определения победа этой теории могла бы обернуться катастрофой при ее применении. Абстрактное признание суверенитета народа никоим образом не увеличивает сумму свобод индивидов; и если придать суверенитету широту, которой он не должен иметь, свобода может быть утрачена вопреки этому принципу или даже благодаря ему». Далее Констан весьма пророчески рассуждал: «Когда установлено, что суверенитет народа не ограничен, в человеческом обществе создается и бросается наугад порция власти, которая сама по себе слишком велика и представляет собою зло, в чьих бы руках она ни оказалась. Доверьте эту власть одному, или многим, или всем, – она равным образом будет злом. Вы будете упрекать носителей власти, вы будете поочередно обвинять монархию, аристократию, демократию, смешанные правления, представительную систему… Совершенно очевидно, что в обществе, основанном на суверенитете народа, суверенитет не принадлежит никакому индивиду, никакому классу, который подчиняет все оставшееся общество своей частной воле; но неверно, что все общество в целом обладает в отношении всех своих членов безграничным суверенитетом».

Отталкиваясь от таких рассуждений Констан выдвигал ключевой принцип либеральной политической мысли: «Сувереном является всеобщность граждан в том смысле, что ни один индивид, ни одна группировка, ни одна ассоциация, объединяющая часть граждан, не может присвоить себе суверенитет... Суверенитет существует лишь ограниченным и относительным образом». Но что способно ограничить суверенитет народа? Французские либералы считали, что, прежде всего, необходимо отказаться от ложного принципа, в силу которого народ может управлять только непосредственно и самостоятельно. Прямые выборы должны сочетаться с широкой системой цензовых ограничений. В частности, речь шла об установлении имущественного ценза. Но главную роль приобретает сама конфигурация государственной управленческой машины – формирование жесткой системы разделения властей в рамках правового государства.

Альтернативную позицию занимали представители разнообразных революционно-демократических и социалистических группировок и течений. Французский революционер и социалист О.Бланки отмечал: «Нечего скрывать, что между классами, составляющими нацию, происходит война на смерть. Из этой истины вытекает, что подлинно национальной партией, в ряды которой должны вступать все патриоты, является партия масс».

Поскольку для социалистов именно народ становился истинной нацией, на первый план для них вновь выходит принцип народного суверенитета – в его изначальной, как им казалось, а отнюдь не в либеральной трактовке. И это представлялось тем более важным, что, с их точки зрения, буржуазия постоянно стремилась стать сувереном, «оставить суверенитет себе», тогда как «Революция – это народ». «Два принципа разделяют Францию, – отмечал Бланки, – принцип легитимности и принцип народного суверенитета.... Идея народного суверенитета объединяет всех людей будущего, массы; измученные эксплуатацией, они стремятся разбить рамки, в которых задыхаются. Нет третьего знамени, нет третьего пути».

Пафос борьбы с буржуазией и возвеличивание революционной роли народа достигло апогея в эпопее Парижской Коммуны. Французский либерализм не познал существенных политических побед и взлетов на протяжении почти всего XIX столетия. При этом Франция пережила две революции, смену двух империй и двух республик. Поражение в войне в Пруссией привело к радикальному обновлению политической элиты страны. На авансцену вышло новое поколение республиканцев, готовых к временных компромиссам с монархистами и бонапартистами, но добивавшихся установления прочного конституционного правопорядка.