§ 4. Синтез теорий Монтескье и Руссо

По справедливому указанию проф. Новгородцева, учение Монтескье стоит в коренном и резком противоречии с учением Руссо*(185); у Монтескье, по сравнению с Руссо, совершенно иное политическое миросозерцание*(186); сущность учения Монтескье такова, что влияние его врезывалось клином в основные положения Руссо и парализовало силу вытекавших из него последствий*(187).

С другой стороны, однако, тот же проф. Новгородцев цитирует мнение Шампиона, справедливо утверждающего, что XVIII век был склонен скорее сближать, чем противопоставлять Руссо и Монтескье: "Их ученики не образовывали двух школ, но соединялись в одну, в которой обоим учителям воздавались равные похвалы... во все моменты революции их называли рядом, как авторитеты, между которыми царит совершенное согласие"*(188).

Естественно возникает вопрос: каким же образом при взаимодействии двух существенно-различных учений могло образоваться, по выражению проф. Новгородцева, "некоторое среднее учение", которое и явилось настоящей доктриной революции?

Предшествующее изложение должно было ответить на поставленный таким образом вопрос. Ни Монтескье, ни Руссо законченной теории народного представительства не дают. Но у Монтескье политическая мысль революционной Франции заимствует его глубокое убеждение в необходимости и спасительности представительных учреждений; у Руссо - воззрение на народное представительство как на представительство народное, в собственном смысле этого слова. Депутаты - комиссары и слуги "volonte generale",- этот лозунг революции является лозунгом Руссо. Из элементов учения Монтескье и Руссо революционная эпоха создает современную теорию народного представительства. Рикер отцом этой теории называет Сийесa*(189); с таким же основанием он мог бы им назвать и Мирабо, и Баррера и мн. др. Важно одно: не в германских лесах, как полагал Монтескье, а в учредительных собраниях революционной Франции возникает и складывается теория народного представительства, господствующая до наших дней.

V. Классическая теория народного представительства § 1. Доктрина французской революции

Суверенитет принадлежит народу - такова аксиома, из которой исходит политическая мысль революционной эпохи; на ней, как на гранитном фундаменте, она строит великолепное здание обновленной и свободной Франции*(190). Суверенитет неотчуждаем, ибо воля не может быть отчуждена: неотчуждаемо право мыслить, хотеть и действовать. Все власти, без различия, являются эманацией volonte generale; все они исходят от народа. Народ поручает осуществление власти доверенным лицам; их власть является их обязанностью, а не правом*(191).

Народ революционной доктрины - совокупность индивидов, свободных и равных друг другу. Народная воля - арифметическая сумма индивидуальных воль. Народный суверенитет - суверенитет большинства: la volonte generale esf forme par la volonte de la pluralite*(192).

Народ не является продуктом исторического развития; он не рождается, не растет, не умирает. Народ возникает сразу; он создается, готовый и законченный, свободным соглашением индивидов. Toute societe ne peut etre que 1'ouvrage libre d'une convention entre tous les associes*(193).

Между индивидом и государством не может и не должно быть посредствующих, сословных и территориальных, корпораций. Франция, по словам Сийэса, единое целое, составленное из интегральных частей; эти части не имеют отдельного существования, потому что они вовсе не цельности (des touts), соединенные вместе, но части, образующие одну и единую цельность*(194). Отсюда - осуществленное, по инициативе Сийэса, Учредительным Собранием уничтожение исторических провинций и замена их искусственным административным делением - департаментами, построенными на числовом принципе*(195).

В учении о народном суверенитете революционная доктрина воспроизводит с фотографической точностью основные начала "Общественного договора" Руссо. В учении о народном представительстве, изменяя Руссо, она пользуется аргументацией "Духа законов" Монтескье.

Суверенитет принадлежит народу; однако непосредственное осуществление суверенитета народом невозможно,- и не только потому, что современные государства отличаются огромностью своих размеров и многочисленностью своего населения*(196), но и потому, что современные народы неспособны к непосредственному осуществлению власти. Современные европейские народы, говорит Сийэс, существенно отличны от древних народов. Они больше всего заняты торговлей, промышленностью, земледелием. Стремление к богатству превращает европейские государства в обширные фабрики, и люди не столько заботятся о счастье, сколько о потреблении и производстве... Огромное большинство людей превращается, таким образом, в рабочие машины (machines de travail). Однако и этой толпе, лишенной образования, всецело поглощенной работой, не может быть отказано в гражданских правах: повинуясь, как каждый из вас, закону, они должны, как каждый из вас, участвовать в составлении его. Они могут участвовать в этом в двоякой форме: либо непосредственно содействуя изданию законов, либо доверив эту функцию некоторым из своей среды. Но огромное большинство наших граждан не обладает ни достаточным образованием, ни достаточным досугом для того, чтобы непосредственно участвовать в законодательстве; они сами понимают, что должны ограничиться избранием представителей (leur avis est donc de nommer des representants). Не отчуждая своих прав, они препоручают осуществление их. В интересах общественной пользы они назначают представителей, более способных, чем они сами, понимать общественный интерес и сообразно с этим истолковывать их собственную волю*(197).

С негодующей иронией отзывается Сийес о тех "друзьях народа", которые представительную систему считают несовместимой с демократическим принципом. В действительности представительное начало встречается повсюду - как в области гражданских, так и в области публичных отношений. Одна лишь представительная система способна привести Францию к вершине свободы и благоденствия, какой только возможно достигнуть*(198).

Народное представительство является высшей формой общественного развития*(199). Народ не отчуждает своей воли - своего права хотеть (droit de vouloir). Это право - неотчуждаемое свойство народа; но его осуществление поручается представителям. И это поручение, однако, не является безусловным и полным.

Из полноты своей власти народ поручает лишь ту ее часть, которая необходима для охраны и поддержания порядка. Народное представительство не может, не имеет права преступать границ препорученной ему власти*(200).

Учредительная власть принадлежит народу. Она отличается, по своему существу, от учрежденной законодательной власти. Однако и учредительная власть непосредственно не может быть осуществляема народом. Она поручается им особому учредительному собранию - собранию чрезвычайных, избираемых ad hoc, для определенной цели, представителей*(201).

Таким образом, представительный строй характеризуется двумя моментами: во-первых, законодательная воля народного представительства не является полной и безграничной ("се n'est qu'une portion de la grande volonte commune nationale"); и, во-вторых, народные представители осуществляют не свое, а чужое право (la volonte commune n'est la qu'en commission)*(202).

Народному представительству принадлежит законодательная власть. Ни палата пэров, ни король не являются представителями нации; они - ничто в законодательной власти. Только нация может хотеть за себя; только нация может создавать для себя законы. Элементы, входящие в состав законодательного корпуса, лишь постольку управомочены голосовать за народ, поскольку они снабжены его полномочием. Но нет и не может быть полномочия там, где нет генеральных и свободных выборов*(203).

Народное представительство является представительством народа. Необходимо создать одну нацию, одно представительство, одну общую волю. Депутаты представляют не тот избирательный округ, которым они избраны; они призваны представлять совокупность граждан (la generalite des citoyens), голосовать за все королевство*(204).

Разумеется, может показаться, что каждый избирательный округ, избирая отдельно своих представителей и не участвуя в избрании представителей от других подразделений, обязан признавать законом лишь те волеизъявления, которые исходят от его собственных представителей. В таком случае у каждого избирательного округа имелось бы liberum veto в отношении к законодательству.

Подобное право избирательных округов является, однако, антиполитичным. Необходимо признавать аксиомой, что каждый депутат представляет ассоциацию в ее целости. Никто не отрицал бы этой истины, если бы весь народ - все общение могло соединиться для избрания всего корпуса представителей. От такого предполагаемого порядка ничем не отличается порядок существующий. Ввиду того что все граждане не могут и не желают собираться в одном месте, они делятся на избирательные округа, согласившись на том, что каждый округ избирает пропорциональное число представителей. Все округа взаимно уполномочивают друг друга (s'autorisent et se commettent reciproquement) на такое частичное избрание, которое рассматривается поэтому, как дело совокупного общения. Таким образом, никаких затруднений: le pouvoir legislatif est toujours le produit de la generalite de volontes individuelles*(205).

Каждый депутат назначается отдельным избирательным округом от имени совокупности избирательных округов; он является депутатом народа в его целом*(206).

В своем докладе Конвенту, 10 июня 1793 г., Геро-де-Сешель заявляет: "Для того чтобы получить эту общую волю, которая, по строгости принципов, не может быть делима и образует представительство, а не совокупность представителей, мы желали бы осуществить избрание всех представителей сразу совокупностью всего народа. Однако ввиду физической невозможности подобный порядок осуществить, мы решили прибегнуть к наиболее простому и наиболее естественному способу, предлагаемому нашим проектом..."*(207).

Если, таким образом, депутаты являются представителями народа, они не могут и не должны получать обязательных инструкций от своих избирателей. Представитель избирательного округа, по мнению Сийеса, не может и не должен быть простым передатчиком его голосований (porteur de votes). Если бы каждый депутат обязан был строго придерживаться пожеланий и мнений своих доверителей, он не мог бы вступать в соглашение с другими депутатами; в таком случае из совокупности голосований оказалось бы невозможным извлечь общую волю народа. А между тем именно общая воля нужна; и всякое средство, которое дать ее не может, является радикально негодным. Поэтому каждое общение оказывается вынужденным с большим доверием отнестись к своим представителям. Оно снабжает их полномочием (elle les fond de procuration), дающим им право собраться в одно место, участвовать в обсуждении, соглашаться друг с другом, желать сообща: вместо простых передатчиков голосований оно избирает действительных представителей*(208).

Если мы допустим, говорит Баррер, систему обязательных мандатов, мы лишим наше собрание решающей власти, предоставим право ужасающего вето (un veto effrayant) каждому из 170 избирательных округов королевства*(209).

Депутат совокупности граждан не может считаться с пожеланиями одних только обитателей избирательного округа. Нет и не может быть для депутата обязательных мандатов; он должен постольку считаться с советами своих доверителей, поскольку они совпадают с пожеланиями народа*(210).

По словам Талейран-Перигора, признавать обязательность мандатов - это значит открыто желать подчинения частной воле бальяжа или провинции общей воли народа*(211).

Отрицая обязательные мандаты, получаемые депутатами от своих непосредственных избирателей, политическая доктрина революционной эпохи признает и допускает один только обязательный мандат - мандат, который дается единой и нераздельной нацией единому и нераздельному представительному собранию. Народное представительство является представительством по уполномочию народа - по выражению Сийесa, un gouvernement exerce par procuration*(212). Народная воля - единственный мандат, обязательный для депутата*(213).

Как представительство по уполномочию, народное представительство не отрицает суверенитета народа. Парламент - слуга народа; чрез посредство своих уполномоченных законодательствует народ. "La volonte commune n'est la qu'en commission" (Сийес)*(214).

Резюмируем сказанное.

Французская революция, санкционируя начало народного суверенитета, вместе с тем признает невозможным непосредственное осуществление суверенитета народом. Не только единственно осуществимой, но и наилучшей формой правления она считает представительный строй. Народное представительство - представительство всего народа. Депутат выражает желание и волю народа, а не того избирательного округа, которым он послан в парламент; поэтому обязательные мандаты, получаемые депутатами от своих избирателей, не могут и не должны иметь места. Народное представительство осуществляет законодательную власть по уполномочию народа; юридическим титулом его власти является всенародный мандат. Поэтому и в представительном государстве сувереном остается народ*(215).