3.4. Национальные движения: типология и классификация

Специфика национальных движений в СССР и в постсоветском пространстве обусловлена конкретно-историческими условиями их формирования, в частности, устройством государства при жесткой централизации власти.

Начиная с 20-х гг. в результате проводимой кадровой политики в национально-территориальных образованиях СССР начала формироваться собственная политическая элита, которая оказалась фактически мононациональной и представленной только титульными этносами. Различного рода преференции и льготы, о которых уже говорилось, давали ей реальные возможности для самовоспроизводства, а с начала перестройки — все большей самостоятельности в принятии властных решений, что особенно явственно проявилось в процессе распада СССР, активными проводниками которого стали именно местные элиты, сформированные самой советской властью.

Национальные движения, возникавшие с середины 80-х гг., использовались этими статусными группами для достижения собственных политических целей, как на этапе дезинтеграции Союзного государства, так и в ходе строительства вновь образованных независимых государств, о чем косвенно свидетельствует тот факт, что практически во всех постсоветских государствах (за исключением Армении, Латвии и Эстонии) этнорегиональные советские элиты на первом этапе государственного строительства не только сохранили свои позиции в полном объеме, но и расширили сферу властных полномочий¹⁴.

При анализе национальных движений следует выделить целую группу общих причин и предпосылок их появления, к которым относятся¹⁵:

1) экономические (стагнация, низкий уровень жизни, засилье центральных ведомств);

2) исторические (воссоздание государственности, утерянной в ходе исторического развития, восстановление исторической правды о депортациях, репрессиях и т. п.);

3) территориальные (пересмотр существующих границ между республиками и автономиями как «несправедливых» и не соответствующих историческому расселению этноса);

4) экологические (проблема сохранения «природной среды» народа как его «исконной» территории формирования и развития народа);

5) правовые (требования пересмотра имеющихся договоров в части разграничения компетенции центра и регионов или их денонсации);

6) этнокультурные (проблема частичной культурной денационализации, связанной с утратой языка, традиций, обычаев и религии);

7) демографические (падение доли титульного народа в общей численности населения республики или автономии вследствие интенсивной трудовой миграции).

Соотношение отдельных «претензий» к Союзному Центру в программных документах национальных движений — различно, однако все они поначалу были направлены (или, во всяком случае, эта направленность декларировалась) на защиту национального самосознания от «размывания»¹⁶.

Так, например, в 1988 году в белорусских школах обучалось только 14% детей, белорусским языком пользовались лишь 10,5% белорусов (в том числе в городах — 1,5%); спектакли на белорусском языке шли в 3 из 16 театров республики¹⁷.

Аналогичные процессы затронули не одну только Белоруссию. В значительной мере утратили родные языки казахи и узбеки, об этом свидетельствуют, в частности, данные исследования «Межнациональные отношения студенчества в СССР», которые уже приводились. Сходную тенденцию обнаружила и перепись 1989 года: так, считали родным язык своих предков лишь 52,5% представителей малочисленных народов Сибири и Крайнего Севера18.

Однако уже к началу 90-х гг. проблема языка, национального возрождения (в духовном ключе) в деятельности национальных движений постепенно отходит на второй план, лишь сопутствуя основной задаче — построению национального государства, сами же движения в условиях малочисленности и разрозненности политических партий занимают пустующую нишу политической оппозиции КПСС".

Можно условно вычленить три основных типа национальных движений в СССР и в постсоветском пространстве и три этапа их функциональной и содержательной динамики.

Движения первого типа всецело ориентированы на этнокультурные цели (возрождение национальной культуры) и подкрепление национального самосознания в условиях частичной культурной денационализации. Такого рода ориентации характерны для малочисленных народов России, народов «в рассеянии» (советских евреев и немцев), инонациональных групп в крупных российских городах. Как правило, эти движения деполитизированы или, во всяком случае, их деполитизированность заявляется в уставных и программных документах.

В движениях второго и особенного третьего типа акцент в деятельности смещается на этнополитическую проблематику и национальное возрождение трактуется как политическое оформление своей этничности в виде национального государства. Причем если движения второго типа еще только идут к своей цели, выступая в качестве оппозиционной силы (например, в годы перестройки — украинский «РУХ» или литовский «Саюдис», а сегодня — узбекский «Бирлик» или Белорусский народный Фронт), то движения третьего типа, достигнув власти, зачастую сращиваются с прежними этнорегиональными советскими элитами и приобретают статус правящей политической партии, объединяющей под своими лозунгами лишь часть национального электората (например, АОД).

Каждому типу национального движения соответствует свой этап развития, что, конечно, вовсе не означает, что любое из них должно пройти все стадии содержательного видоизменения. Так, например, украинский РУХ за время своего существования от этнокультурных и экологических задач на первом этапе, через политическую оппозицию КПСС —на втором этапе, сегодня, на третьем этапе, превратился в одну из правящих политических партий национального государства. Татарское национальное движение (ТОЦ, «Иттифак») проходит вторую фазу своего развития20, а, к примеру, движение ингерманландских финнов («Инкерли») очевидно ограничится этнокультурными задачами первого этапа.

Все национальные движения по мере достижения цели — построения национального государства приобретают схожую динамику.

1. Массовые движения, объединявшие всех ангажированных людей демократической ориентации, с провозглашением независимости приобретают черты электоральной партии, где общенародные мероприятия типа «Балтийского пути» или стотысячных митингов в Ереване сменяются соперничеством политических элит в борьбе за власть во вновь образованном государстве.

2. Достаточно монолитные организации дробятся на более мелкие, разнохарактерные, вступающие друг с другом в отношения не только политического соперничества, но и открытой вражды, причем эти мелкие «элементы» прежде единого движения выступают под разными лозунгами — от социал-демократических до радикально-националистических (примером может служить РУХ, от которого отпочковалась не только Социал-демократическая партия Украины, но и ОУН),

3. Если на втором этапе своего развития (конец 80-х — начало 90-х гг.) национальные движения (народные фронты) объединяли людей не столько по этнонациональному признаку, сколько по общедемократической направленности (в этом смысле характерен лозунг НФ Латвии «За нашу и вашу свободу!»), то с формированием национальных государств либерально-демократические лозунги сменяются этнонациональными и проводится водораздел между участниками движения по этническому происхождению. В этом контексте сменяются и символы (так, потомки запорожских казаков отказываются от «крестного целования» Москве, а Коновалец и гетман Мазепа в ряду национальных героев сменяют Богдана Хмельницкого и Кочубея).

Таким образом, картина национальных движений на территории бывшего СССР исключительно пестра и разнообразна, хотя и обладает определенным сходством: анти-имперской направленностью, причем после дезинтеграции СССР образ «империи» переносится на Россию и новые «малые империи» (для абхазов — это Грузия, для карабахских армян — Азербайджан, для гагаузов — Молдавия и т. п.).

Последний факт впрямую связан с многослойностью национальных меньшинств в постсоветском пространстве.

Так, по отношению к русским все другие народы СССР можно рассматривать как национальные меньшинства, и национальные движения вплоть до 1991 года в большинстве республик были направлены на борьбу с «имперской нацией» — русскими, аналогичная ситуация сохраняется сегодня — во взаимоотношениях русских и титульных народов российских автономий. Однако во всех постсоветских государствах и в самой России не менее остро стоит проблема взаимоотношений нового «национального большинства» с меньшинствами вторичными, в положении которых оказались, в частности, абхазы и осетины в Грузии, татары в Башкирии или русские на территории национально-территориальных субъектов РФ.

Положение усугубляется еще и тем, что так называемое национальное меньшинство может численно доминировать на той или иной территории (так, в Башкирии татар больше, чем башкир, а в Северном Казахстане русские составляют до 80% населения), что приводит к весьма двусмысленной в правовом отношении ситуации, которая позволяет обвинить национальное движение в этнонационализме и радикализме.

«Многослойность» национальных движений, обусловленная «многослойностью» национальных меньшинств в постсоветском пространстве, почти неизбежно приводит к переходу латентной конфликтогенности в открытую фазу, причем национальные движения чаще всего оказываются не только «первопричиной», но и жертвой силовой стадии конфликта.