Глава 4. «подводные камни» российского федерализма

Характер национальных отношений в Российской Федерации прежде всего обусловлен ее национально-территориальным устройством. Напомним, что Россия - единственное федеративное государство из числа образовавшихся после распада СССР. В других государствах автономии не стали субъектами, формирующими государственность, и рассматриваются в контексте национальных меньшинств. [1] Кроме того, Россию отличает существенное преобладание титульного населения не только в целом по Федерации, но и в большинстве регионов, включая республики, входящие в ее состав. Именно республики в той или иной степени образуют основную «зону напряженности» России, и речь здесь идет, главным образом, об этническом взаимодействии русских и «нерусских», за исключением Северного Кавказа, где русские в ряде случаев (в частности, в осетино-ингушском конфликте) выступают как «третья сила», разъединяющая конфликтующих.

Специфической зоной напряженности являются крупные российские города, и прежде всего Москва и Санкт-Петербург, где, несмотря на численное преобладание русских в связи с возрастающей инонациональной миграцией, чаще всего не регистрируемой, «нерусские» переселенцы воспринимаются местным населением по данным исследований как «нежелательные чужаки», чему немало способствует экономический кризис и растущая безработица.

Усугубляется межэтническая напряженность в местах расселения малочисленных народов Крайнего Севера и Сибири, находящихся под угрозой этнического растворения вследствие нарушения экологического баланса и хозяйственной актив-48

ности центральных ведомств, к тому же велики цивилизаци-онные различия взаимодействующих этнических общностей.

Тревожность массового сознания русских повышается за счет потенциальной вероятности распада России по примеру СССР (надо сказать, что эта «тема» постоянно муссируется средствами массовой информации), а также в силу определенного «комплекса вины» за все «покорения», репрессии и депортации прошлых лет, которым подверглись «нерусские» народы Российской империи и Советского государства. Именно эта тревожность формирует неблагополучный этнопсихологический фон национальных отношений, который не в полной мере учитывается в национальной политике РФ.

В российских автономиях сейчас живет около 26 миллионов человек, из которых титульные народы составляют всего 10 миллионов - т.е. менее 40% всего населения. Менее 55% общей численности титульных народов проживает в границах своих образований. Уже этих данных достаточно, чтобы понять, что сегодня автономии лишь весьма приблизительно отражают реальное расселение российских народов.

Если предъявить к национально-территориальным субъектам Российской Федерации, как это предлагается рядом специалистов, лишь два простых требования - большинство представителей титульной национальности в границах своей автономии и проживание большинства представителей титульной национальности в пределах своего образования - то этому принципу расселения будут соответствовать согласно переписи 1989 года лишь Дагестан, Чечня, Кабардино-Балкария, Северная Осетия, Тува и Чувашия, т.е. шесть национально-территориальных образований из тридцати одного. (См. таблицу 3).

Иными словами национальные автономии существуют на многонациональных территориях: так, в частности, карелов в Карелии только 10%, хакассов в Хакассии - 11,3%, в Башкортостане, где новая конституция закрепляет право на самоопределение лишь одной нации, «давшей название республике», титульное население составляет всего 21,9%, в то время как национальных «меньшинств» в 3,5 раза больше (в том числе более чем миллионное татарское население).

Вступают в «особые» отношения с Центром не только такие крупные по населению и ресурсам республики как Татарстан и Башкортостан, но и значительно меньшие по размерам образования. Другие, напротив, имея и без того незначительную территорию, стремятся разделиться: так, например, в небольшой Карачаево-Черкессии уже была попытка провозгласить

49

Таблица 3

Национальная структура населения России

(по данным переписи 1989 г.)

50

три национальных и две казачьих республики, которая, правда, пока не увенчалась успехом.

В другом конце России, в иной природной и национальной среде происходят аналогичные процессы: после провозглашения на сессии облсовета Еврейской автономной области республикой, четыре из пяти административных районов этого образования заявили о выходе из нее и переходе под юрисдикцию Хабаровского края. Претензии области не удовлетворены, основная причина в том, что евреи составляют менее 5% населения. Эти и другие многочисленные примеры изменения статуса образования преследуют не цель национального возрождения и реализации этнокультурных интересов, а расширение властных полномочий местных элит.

Подобные тревожные тенденции могли бы быть преодолены новым типом федерализации России - по территориальному, а не национальному признаку, причем такое решение кажется не только оптимальным, но и справедливым. Ведь края и области, имеющие лишь теоретически по конституции равные права с республиками, составляют основной экономический потенциал страны, не говоря уж о человеческих ресурсах. Принятие новой Конституции лишь частично сгладило все эти противоречия: не все субъекты Федерации проголосовали за нее, и это открывает возможности для выдвижения очередных претензий. [1]

Однако решение национальных проблем как малых, так и крупных народов России, снижение степени этнического риска возможно лишь при сохранении целостности и стабильности государства, ибо в условиях смешанного проживания народов России любой из межэтнических конфликтов как бы волнами расходится по всей стране, разрывая не только национальное, но и политическое, в целом социальное «пространство».

Конфликт в том смысле, в каком его принято понимать (насильственные действия, война), является лишь заключительной фазой развития межнациональной напряженности.

Силовой фазе конфликта предшествует отчуждение и неприязнь. Отчуждение в какой-то мере всегда отличает взаимодействие различных этнических общностей и выражается в стремлении к национально однородным бракам, к мононациональному дружескому общению, к минимизации контактов с инонациональной средой, за исключением неизбежных -производственных и бытовых. Как показывают данные социологических исследований, именно такое поведение характерно

51

в последние годы для этнодисперсных групп в крупных российских городах, для русской диаспоры во вновь образованных государствах на территории бывшего СССР. Отчуждение в этноконтактной среде чаще всего обусловлено, кроме причин ситуативного характера, этнокультурными различиями, несхожими стереотипами поведения.

Переход в стадию неприязни связан, во-первых, с причинами экономическими (большая экономическая успешность одной этнической общности по сравнению с другой, особенно в условиях смешанного проживания и общего снижения уровня жизни всего населения), " во-вторых, правовыми (дискриминация одной этнической общности в пользу другой), в-третьих, политическими (сознательная манипуляция массовым сознанием со стороны национальных движений и политических партий), и, наконец, в-четвертых, культурными (частичная этническая денационализация, угрожающая самому существованию народа, вина за которую экстраполируется на общность соседствующую).

Для жителей крупных российских городов (прежде всего русских) ведущими оказываются экономические и психологические мотивы неприязни, для населения бывших союзных республик, российских автономий - в большей мере политические, культурные и правовые.

Конфликт обычно уже выходит за пределы собственно межэтнических отношений, ибо в него оказываются втянутыми люди не только по национальному признаку, но и политическим пристрастиям, включенности в те или иные группы «влияния», и, естественно, просто по месту жительства в зоне конфликта. [2]

По данным Российского Независимого Института Социальных и Национальных проблем (опрос 1994 года) 62% россиян полагают, что межнациональные конфликты могут привести к распаду России, лишь 14% придерживается противоположного мнения (22% затруднились ответить).

Профессор А.Г. Здравомыслов [3] группирует конфликты по тем притязаниям, которые выдвигаются в их контексте:

1) территориальные (для России наиболее типичным из этой группы конфликтов является осетино-ингушский);

2) сецессионные, предполагающие выход одной из частей государства из его состава (в настоящее время такого рода требования характерны для Чечни, а также для национальных движений Татарстана и Башкортостана);

52

3) статусные (местные власти добиваются расширения властных полномочий, т.е. повышения своего статуса).

К названным типам конфликтов можно добавить еще конфликты цивилизационного характера, возникающие из-за несхожества культур и национальных менталитетов.

Все типы конфликтов в настоящее время прослеживаются на Северном Кавказе, который без сомнения является наиболее взрывоопасной зоной напряженности Российской Федерации. На этом регионе следует остановиться подробнее, т.к. именно на Кавказе как «в капле воды» отражаются все противоречия и подводные камни российской национальной политики.

Кавказ - это определенная исторически сложившаяся система отношений, традиций и неписанных норм поведения, и в этом смысле правомерно говорить о некоем общем кавказском менталитете как веками формировавшемся образе жизни и мироощущении. Уродливое и оскорбляющее представителей кавказских народов словосочетание «лицо кавказской • национальности» в определенной мере как раз и отражает восприятие не-кавказцами, и прежде всего русскими, Кавказа как культурно-исторической и социально-психологической целостности.

Действительно, несмотря на территориальную принадлежность Северного Кавказа России и государственную независимость трех закавказских республик, Кавказ, образно говоря, -неделим, ибо за столетия совместного существования на относительно ограниченной территории судьбы десятков больших и малых народов настолько сплелись, что проведение отчетливых границ между ними, тут же неоспоренных ближайшими соседями, становится неразрешимой проблемой. В этом как раз и состоит, с одной стороны, опасность, с другой же, - бесплодность территориальных конфликтов в этом регионе.

Хрупкое равновесие кавказских этносов, неустойчивость межэтнического взаимодействия в условиях собственных геополитических интересов с одной стороны - России, с другой -Турции и Ирана превращают этот регион евро-азиатского по-рубежья в источник постоянно «тлеющей» войны. Ибо, в любой из конфликтов по законам общекавказской комплиментарное™ немедленно оказываются вовлеченными наряду с непосредственными участниками событий и все соседи по кавказскому «дому». Именно общекавказскую солидарность использует в своей деятельности мощное транснациональное Движение Конфедерация народов Кавказа, созданное еще в

53

1989 году с целью, по словам ее президента Мусы Шанибова, «воссоздания единого кавказского мышления и кавказского сознания».

С течением времени эта общественная организация стала параллельной властью, которая одними признается в роли равноправных партнеров (Чечня), другими - игнорируется или даже вызывает неприятие со стороны официальных органов как более популярный конкурент в борьбе за власть не столько формальную, сколько неформальную (Кабардино-Балкария, Дагестан). Если на первых порах движение действительно выполняло миротворческие функции, которые постулировало в своих программных документах, предотвратив, в частности, столкновение между чеченцами-акинцами и лакцами в Дагестане, то вмешавшись с 1992 года в грузино-абхазский конфликт, а затем и в чеченский, превратилось в откровенно дестабилизирующую силу.

Знаменательно, что в число народов Кавказа Конфедерацией приняты и казаки, поэтому договор одного из атаманов о дружбе с Д. Дудаевым, не так и абсурден, как кажется на первый взгляд: часть казачества обладает как бы двойным самосознанием - русско-кавказским, и ближайшие соседи иной раз оказываются казакам ближе, чем родные «по крови» москвичи или сибиряки. О специфике казачьего менталитета говорят, в частности, и данные одного из наших исследований, приведенные во второй части книги.

Взрывоопасность Кавказа предопределена и его географическим положением на стыке двух цивилизованных систем (источник цивилизационного конфликта), причем, если в Закавказье в качестве форпоста христианской цивилизации выступает Армения, а исламской - Азербайджан, то на Северном Кавказе лидером продвижения ислама стала Чечня, что отчетливо проявилось в ходе чеченской войны, когда сторонники Дудаева «в пику» России и российской Конституции выдвинули лозунг «Чечня - субъект Аллаха». В самой Чечне цивили-зационным «антиподом» выступают как местные русские, в основном, мигранты времен первых пятилеток и послевоенных лет, а также терские казаки со своими собственными культурными стереотипами и менталитетом. Столкновение этих трех сил между собой на фоне развернувшейся военной компании, когда уже все жители региона, независимо от национальной принадлежности, становятся «жертвами» федеральной армии, делает чеченский конфликт особенно опасным и трудноразрешимым.

54

В российском сознании издавна сложился особый «образ Кавказа», излишне мифологизированный и довольно далекий от реальности, который, тем не менее, косвенно влияет на кавказскую политику России, на восприятие представителей кавказских народов, приезжающих в центральную Россию. «Покорение Кавказа», а попросту говоря, колонизация этого региона, ибо большая часть Северного Кавказа была все же покорена, воспринимается нами сквозь флер «Кавказского пленника» и «Бэлы», а реальных Шамиля и Хаджи-Мурата вытеснили из нашего восприятия мощные художественные образы Л. Толстого. В определенном смысле русское восприятие Кавказа - литературно, как литературен и мистифицирован «злой чечен», сегодня превратившийся в «лицо кавказской национальности», которое «нас» грабит и убивает. Именно антикавказская мотивация сегодня, судя по данным наших исследований, становится «ядром» этнонегативизма русских.

Реальность значительно прозаичнее: именно на Кавказе наиболее отчетливо, имея ввиду и территорию бывшего СССР и России, вошли в почти неразрешимое противоречие принцип территориальной целостности и право народа на самоопределение. Причем, если одни (в России - чеченцы, вне ее -абхазы, карабахские армяне, осетины Южной Осетии) настаивают на соблюдении второго из них, то Россия, Грузия и Азербайджан настаивают на незыблемости государственных границ в духе Хельсинских соглашений и собственных Конституций.

Правовая коллизия заключается в том, что отделение части территории вместе с народом, проживающим на ней, неизбежно нарушает территориальную целостность уже существующего государства и, таким образом, законное отделение вообще невозможно, особенно, если государство, от которого отделяются, не согласно с этим. Конфликт неизбежен и поэтому азербайджанцы пытались «усмирить» армян, грузины -абхазов, а российская армия - чеченцев.

Международное право в этом отношении весьма противоречиво, лучший пример тому - Югославия. Распад Федеративной республики Югославии был признан в духе реализации права народов на самоопределение, в то время как в Боснии отдано предпочтение территориальной целостности этого государства, а право на самоопределение боснийских сербов ущемляется. В то же время надежда на боснийское «нациестроительство», которое бы объединило соперничающие общности, равна нулю.

55

На Кавказе ситуация еще более многослойная. Так, Чечня заявила права на полную независимость, хотя имеет лишь одну внешнюю границу с Грузией, которая к своему северному соседу относится более, чем настороженно, памятуя активное вмешательство чеченских добровольцев в грузино-абхазский конфликт. Кроме того, в новой Конституции право на выход «субъекта» из ее состава вообще не декларируется. Карабах с его практически мононациональным составом населения желает выйти из состава одного государства (Азербайджана) и войти в состав другого государства (Армении). Южная Осетия, где осетин и грузин примерно поровну, хочет воссоединиться с российской автономией - Северной Осетией и, таким образом, опосредованно войти в состав России. Наконец Абхазия, также как Чечня, требует государственной независимости, хотя и не исключает возможность вхождения в состав России на правах субъекта Федерации.

Конечно, право народа на самоопределение - бесспорно, но ведь оно может быть обеспечено не одним лишь территориально-государственным самоопределением, которое является лишь крайней формой его выражения, почти заведомо ведущей к конфликту.

Первичным является индивидуальное самоопределение человека независимо от его национальной принадлежности, т.е. безукоснительное, обеспеченное законом, практическое соблюдение гражданских прав. Безусловное соблюдение прав человека независимо от его отнесения к коренным или некоренным, к национальному большинству или национальному меньшинству, к проживающим на «своей» этнической территории или вне ее - все это заметно снижает опасность не только регионального сепаратизма и сецессионных конфликтов, но практически сводит на «нет» и межэтническую напряженность на стадиях отчуждения и неприязни. Если чеченец - в Петербурге, а петербуржец - в Грозном в равной мере будут чувствовать себя равноправными гражданами, а не лицами какой-нибудь национальности и, главное, это восприятие утвердится не только в правовых актах, которые в России чаще всего не выполняются, но и на уровне массового сознания, всякий дальнейший территориальный передел станет бессмысленным и целостность России будет обеспечена не силой оружия, а выбором ее граждан.

Для России в перспективе оптимальным было бы не формальное правовое, а истинное, на групповом и индивидуально-личностном уровне, формирование российской нации,

56

трактуемой не только как многоэтничное суверенное сограж-данство, но и сообщество в духе единой российской комплиментарное™.

Оформление России как нации-государства с единым общероссийским самосознанием представляется оптимальной моделью полиэтнического бытия в наших условиях, однако обретение «своей» государственности на «своей» территории все еще видится чуть ли не единственным средством сохранения культурной самобытности и этнополитического самоутверждения. [4] ,

Россия состоялась как независимое государство, но россияне как нация еще не сложились, исход же этой исторической драмы зависит не только от политики российского руководства, но и общественного сознания граждан нашей страны.

57