31. Динамика экономической стратификации современного российского общества и методы её изучения.

СОВРЕМЕННОЕ   состояние российского общества характеризуется несколькими видами социального неравенства, некоторые из которых возникли вновь, а неко­торые существовали ранее, но были модифицированы за годы реформ. Для их изучения предлагается исполь­зовать многомерный анализ, который позволит дать адекватную картину существующих социальных различий как в масштабе всего общества, так и в отдельных регионах. Многомерность анализа предусматривает, во-первых, анализ уровня жизни как комплекса материального благосостояния и жи­лищных условий населения; во-вторых, анализ социальной стратификации по нескольким дифференцирующим обще­ство критериям; в-третьих, анализ про­блем формирования среднего класса в России и в регионах; в-четвертых, выде­ление групп по типам трудовой мотивации, что позволяет представить струк­туру занятого населения в соответствии с используемыми адаптационными стратегиями. При проведении предлага­емого анализа принципиально важно ис­пользовать возможности динамических сравнений как статистических данных, так и данных социологических опро­сов — общероссийского и региональ­ных..

В последние два десятилетия про­изошли большие изменения в соци­альной дифференциации российского общества. Важно отметить три ее существенные особенности.

Во-первых, динамичный характер со­циальной дифференциации за послед­ние пятнадцать лет, когда произошел переход от преимущественно этакратического типа социальной структуры, где положение группы определяется местом во властной иерархии и в этом смысле социальная структура была одномерна, к новому типу, где действует множество факторов и критериев.

Во-вторых, социальная дифференциацня в современной России еще до конца не сложилась, поскольку транс­формационные процессы в общест­ве далеко не закончились, возможны возвратные движения даже в силу влияния политического фактора на перераспределение собственности, власти, социальных статусов. Сейчас российское общество может быть представлено как своего рода коктейль пере­ходного состояния, где сосуществуют материальные и социальные страты, рожденные еще при социализме, и те, которые могли возникнуть только в процессе рыночных реформ. Это заставляет думать, что релевантное представление о социальной стратифи­кации современного общества можно получить только при использовании комплекса критериев, представляющих в совокупности социокультурное про­странство.

В-третьих, изменился масштаб со­циального неравенства и социальных дистанций между слоями и группами по сравнению с советским периодом, ког­да они были, по современным представ­лениям, весьма незначительными.

Отмеченные изменения явились следствием появления новых механиз­мов расстановки субъектов в социаль­ном пространстве страны. В социали­стический период подавляющая часть населения полностью зависела от государства как основного и единствен­ного работодателя или социального защитника. Теперь же государство по­теснилось, уступив часть пространства рынку, вступая в новые отношения с субъектами хозяйствования. Отмечу пять значимых факторов формирова­ния социального пространства Рос­сии.

Первое. Произошел своего рода "микс- государственного и рыночного способов формирования слои частных собственников. Усилиями властных структур, рожденных еще в социали­стический  период,  была сформирована группа крупных собственников, которые соединили в своем бизнесе интересы активной части советской номенклатуры и свои собственные интересы по приумножению капитала. Был образован олигархический слой, сконцентрировавший в своих руках нити управления и собственность. Не­смотря на различные взаимоотношения власти и крупного бизнеса за весь период реформ, государство занимает по отношению к нему7 патерналистскую позицию.

Второе. С большими усилиями воз­ник слой средних и мелких собствен­ников, которые использовали свои собственные сети и материальные ре­сурсы для организации бизнеса. Прес­синг со стороны местной бюрократии, криминальных структур, правоохрани­тельных органов, а с другой стороны, неготовность самого населения риско­вать, брать ответственность на себя не позволили стать этому слою массовым. Его рост практически остановился на уровне 4—5% от занятого населения страны, что меньше, чем в странах не только Западной Европы, но и в бывших социалистических странах (табл. 2.1).

Третье. Сегодня наемные работники в России дифференцированы по уров­ню доходов не меньше, чем частные предприниматели, что связано с их занятостью в различных отраслях и в государственном или частном секторе. Ушло в прошлое государственное регу­лирование уровней зарплат в отраслях хозяйства. Сейчас выделяются отрасли с высокими доходами: банковский, не­фтегазовый, отрасли первого передела (металлургия, химия) и сектора, в ко­торых самые низкие доходы: сельское хозяйство, образование, здравоохране­ние, культура.

Четвертое. Государственная система социальной защиты населения могла в годы реформ обеспечить только уровень простого выживания для лиц, нуждающихся в ее услугах. Альтерна­тивная система социальной защиты не была создана. Доля слоя, получающего средства государственных социальных фондов, составляет в стране почти чет­верть всего населения, а размеры пен­сий и пособий чрезвычайно низкие.

Пятое. Открытие границ России для трудовых эмигрантов привело к тому. что новым весомым элементом на со­циокультурном пространстве России в докризисные годы стали трудовые эми­гранты из стран ближнего зарубежья. которые составляли,  пи оценкам, от 5 до 15% занятых в экономике России. Часть из них получала российское гражданство, часть осталась граждана­ми своих государств, но воздействие этого слоя на рынок труда в России, на отраслевое перераспределение на­селения, конфигурацию социальной стратификации пока еще недооценено специалистами.

И шестое, что непосредственно касается проблематики социокультур­ного портрета регионов. Устранение государства от регулирования уровней развития регионов привело к возрастанию диспропорций в экономическом и социальном развитии территорий страны.

Отмеченные выше процессы пре­образовали социальное пространство России, обеспечив глубокое расслое­ние населения по уровню жизни, со­циальным статусам, адаптации к со­временным социально-экономическим процессам.

Пожалуй, самый сложный и злобо­дневный вопрос — как влияет экономи­ческое неравенство на макроэкономи­ческие процессы, стимулирует ли оно или тормозит экономическое развитие. Другими словами, при каком уровне не­равенства возникает социальная конку­ренция, оказывающая стимулирующее влияние на экономическое развитие региона, а при каком неравенстве социальная аномия консервируется, усугубляется спад экономической актив­ности населения.

Видимо, существует некоторый порог, при котором для бедного населения становится невоз­можной активность в преодолении бедности собственными легитимными способами. Тогда бедность приобретает необратимый характер, способствует изоляции ее носителей от распростра­ненных в обществе социокультурных норм, порождает противоправные дей­ствия, влияет на организованную пре­ступность.

За последние 15 лет реформ российское общество сложи­лось как новая социальная реальность.

Прежде всего, изменения обернулись глубокой социальной дифференциацией. Как показывают иссле­дования Института социологии РАН, население России распределяется на 10 основных страт, уровень и качество жизни которых принципиально различны.

В рамках данной модели выделяются две низшие страты (первая и вторая), которые на начало 2007 г. объединяли 19-21% россиян. Это именно та доля населения, которая по своему реальному уровню жизни находится за чертой бедно­сти. Чтобы понять ситуацию, характеризующую повседнев­ную жизнь названной категории людей, следует отметить, что две трети из них крайне негативно оценивают возможность удовлетворения базовых потребностей: питание, одежда, жи­лищные условия.

Третья страта носит промежуточный характер и объеди­няет россиян, балансирующих на грани бедности. Данная стра­та включает 16-18% населения. Ее характерной особенностью по отношению к двум нижним стратам является не столько уровень жизни - по многим показателям он одинаков, сколько другой существенный факт: представители данной страты еще не люмпенизировались и ведут, по сути, такой же образ жизни, как и та доля населения, которая является более благо­получной.

Четвертая страта охватывает ту часть наших сограждан, которые живут на уровне малообеспеченности, объединяя четверть населения страны (24—25%). Именно уровень жизни, характерный для этой страты, является и «срединным» для данного региона проживания, и наиболее типичным. Предста­вители четвертой страты задают стандарт потребления, который воспринимается россиянами как возможно приемлемый прожиточный минимум. В связи с этим вызывает тревогу весь­ма негативная тенденция: единственное значимое изменение в численности всех страт за последние три года связано со «спол­занием» части представителей четвертой страты в состав третьей.

Как это расценивать? Думается, не иначе как наглядное свидетельство исчерпания у части малообеспеченного населе­ния России ресурсов для самостоятельного поддержания мини­мально приемлемого уровня жизни.

Страты с пятой по восьмую, объединяющие не менее трети населения, представляют средние слои. Они заметно различаются между собой, тем не менее могут рассматривать­ся как относительно благополучные на общероссийском фоне. Ядро этих страт - российский средний класс. Он охватывает 20-22%.

При его выделении использовались довольно жесткие кри­терии:

а) уровень образования не ниже среднего специального (профессионального);

б) душевой доход в семье не ниже медианного для данного региона;

в) характер труда - не физический;

г) самоидентификация со средними слоями общества.

Девятая-десятая    страты    объединяют    около    5% населения, которое, с точки зрения большинства россиян, можно назвать богатыми. По международным критериям, это, скорее, высший слой среднего класса.

В свете качественно новой социальной структуры, которая сложилась в постсоветском обществе, становится ясным, почему социологические замеры последних лет фиксируют резкую актуализацию в массовом сознании россиян проблематики богатства и бедности, социальных неравенств и социальной несправедливости и,  как следствие,  неэффективной госу­дарственной социальной политики. 

Результаты исследова­ний ИС РАН убедительно показывают, что проблема легити­мизации социальных неравенств  в  современной России и преодоления недовольства россиян сложившейся в стране си­туацией   заключается  не   столько   в   повышении   зарплат бюджетникам или пенсий пенсионерам,  сколько  в  общем изменении правил «игры», сближением этих правил с теми представлениями  о  социальной  справедливости,  которые являются основополагающими для российского национально­го самосознания.

При этом основанием легитимности разли­чий в получаемых благах является, в представлениях россиян, именно труд, справедливое его вознаграждение, а не близость к власти или умение «отхватить» в ходе приватизации «жир­ный кусок».

Еще одной важной причиной массового недовольства вы­ступает не только неприятие россиянами сложившейся в обще­стве модели социальных неравенств, но и резкое несоответст­вие социального, профессионального статуса людей уровню их социальных ожиданий. Неслучайно две трети работающего населения убеждены в том, что, учитывая и квалификацию, и реальные нагрузки, они зарабатывают значительно меньше, чем того заслуживают. И лишь 18% полагают, что их труд оце­нивается по достоинству.

В аспекте существующих социальных неравенств особое внимание необходимо обратить на то, что большая часть рос­сиян убеждена в отсутствии в России адекватной оценки интел­лектуальных усилий и квалификации, а это делает неубеди­тельными затраты, вкладываемые в формирование и накопле­ние человеческого капитала. В результате в процесс реально­го инвестирования ресурсов в накопление человеческого капи­тала вовлекается весьма незначительная часть наших сограж­дан. Только каждый десятый россиянин инвестирует свобод­ные средства в случае их появления в образование! Такого рода инвестиции, учитывая роль человеческого капитала в закреплении социальной дифференциации, при их малой распространенности служат лишь дальнейшему углублению социального неравенства.

Обращает на себя внимание, что впервые за годы реформ социальное недовольство проявляется на фоне сравнительно благоприятной экономической обстановки в стране, повыше­ния (хотя и не очень большого) реальных доходов населения. Это говорит о том, что значительную часть общества уже не устраивает социально-экономическая модель и социальная по­литика государства, которая предполагает стабильность без развития.Стабильность без конвертации экономического ро­ста в улучшение качества жизни, если не всех, то большинства граждан.

Кроме того, все последние годы быстрыми темпами шло формирование «средних слоев» населения, для которого «стратегия выживания» уже не является сверхактуальной про­блемой. Эти вполне многочисленные группы формируют спрос на качественные социальные услуги, который, как пока­зывают наши исследования, существующая социальная инфра­структура не способна удовлетворить. Большинство этих услуг по-прежнему либо низкого качества, либо недоступны по при­чине их дороговизны.

В этом отношении надо заметить, что проблема социаль­ной справедливости начинает остро переживаться уже не толь­ко беднейшими слоями населения, но и вполне благополучны­ми людьми, которые много работают, неплохо по российским меркам зарабатывают и которые вправе рассчитывать на удовлетворение своих социальных потребностей. Неслучайно ситуация с реализацией принципа социальной справедливости россиянами характеризуется весьма негативно. Хуже оце­нивается лишь ситуация с жильем.

Все социальные группы, за исключением высокодоходной, отмечают, что справедливости в обществе стало меньше, как бы сигнализируя органам власти, что все реформы, и прежде всего реформы в социальной сфере, должны быть нацелены на обеспечение принципа об­щего блага, равных возможностей, и наоборот, принцип «элитизации» доступа к качественным социальным услугам должен быть ограничен.

В целом можно сделать такой вывод: результаты исследо­ваний ИС РАН свидетельствуют озаметном разрыве между общественными ожиданиями и реальной повседневностью в социальной сфере.

проб­лема справедливости и оправданности социальных неравенств остается «болевой точкой» российского самосознания.

в принципе россияне достаточно толе­рантно относятся к большинству «бытовых» социальных неравенств, за исключением неравенств в оказании медицин­ской помощи. Куда более резкий протест вызывает у них чрез­мерная глубина неравенств в распределении собственности и доходов..

Особо следует сказать об отношении россиян к неравенству доходов в зависимости от их источника. Как отмечалось выше, россияне негативно воспринимают сложившуюся дифференциа­цию доходов, считая ее чрезмерно глубокой. Однако, вопреки расхожим представлениям, это не социальная зависть - во всех без исключения доходных группах около 85% респондентов согласны с тем, что различия в доходах в современной России сей­час слишком велики. Более того, даже в самой благополучной по доходам группе (в которой, по их явно заниженной самооценке, доходы составляли свыше 10 тыс. руб. в месяц на человека) 70% были безусловно согласны с тем, что дифференциация доходов неоправданно велика, и еще 20% были скорее согласны с этим.

Это значит, что протест против чрезмерной дифференциа­ции доходов среди россиян — не результат стремления все «от­нять и поделить», а также некоторая социокультурная норма, согласно которой дифференциация доходов должна существо­вать, но не может превышать определенной глубины. Норма, ко­торая в сегодняшней России не просто нарушена, а грубо и от­кровенно попирается.

Какая же глубина дифференциации доходов представляется россиянам нормальной? Как показывают данные проведенного исследования, - вполне сопоставимая с показателями реальной социальной дифференциации в западно-европейских странах.Среднеарифметический показатель того, во сколько раз, с точки зрения россиян, доход высококвалифицированного специалиста или руководителя может превышать средний уровень дохода по стране, составлял, по данным исследования, 4,6 раза. Учитывая, что черта бедности, по мнению россиян, проходит примерно на уровне 50% от средних доходов, мы получаем вполне легитим­ную глубину неравенств для основной массы населения в 9-10 раз, а с учетом бедных и богатых слоев населения - еще больше.

Доминирующей нормой в современной российской культуре является представление о необходимом разрыве в доходах меж­ду высококвалифицированными специалистами и руководите­лями, с одной стороны, и средними доходами по стране, с дру­гой, в 4-5 раз.

Более того, именно с проблемой нелегитимности распреде­ления в стране частной собственности оказалось связано и ча­сто испытываемое многими россиянами чувство несправедли­вости всего происходящего вокруг. Так, среди тех, кто часто ис­пытывал чувство несправедливости всего происходящего, 85% считали, что нынешняя система распределения в России частной собственности несправедлива и лишь 4% придерживались проти­воположного мнения. По всем остальным видам неравенств же­сткой связи не прослеживалось, и даже по неравенству в доступ­ности медицинских услуг, где эта связь была наибольшей, лишь 52% тех, кто часто чувствовал несправедливость всего происхо­дящего вокруг, считали несправедливым связь получаемой меди­цинской помощи с объемом располагаемых денежных средств.

При этом россияне отнюдь не являются противниками част­ной собственности как таковой - 87% в ходе опроса согласились с тем, что право иметь частную собственность должно быть не­отъемлемым правом любого человека, лишь 3% были с этим не согласны и 10% - согласны отчасти. Об огромной роли частной собственности в мировосприятии россиян свидетельствовали и данные нашего исследования 2005 г. «Собственность в жизни россиян: мифы и реальность», где число противников частной собственности составляло всего 10-11%.

Таким образом, дело здесь отнюдь не в негативном отноше­нии россиян к частной собственности вообще, а именно в нелеги­тимности ее распределения в обществе, когда все создававшиеся трудом многих поколений национальные богатства и «от бога данные» природные ресурсы буквально в одночасье оказались сосредоточены в руках немногочисленной группы крупных соб­ственников.