§ 2. Расширение и углубление представлений учащихся о лирике в IX—XI классах

Литературные знания находят практическое применение, ста­новятся активной силой тогда, когда учащиеся научатся анали­зировать, сопоставлять сходные явления, устанавливать преем­ственные связи между творчеством писателей, живших в раз­личное время, рассматривать литературу в движении, в непре­рывном развитии. Проблема преемственной связи и новаторства приобретает особое значение при изучении лирики Лермонтова, преемника и последователя Пушкина, и Некрасова, который продолжил, углубил и обновил лучшие традиции своих великих предшественников.

Как великие поэты творчески используют литературное наследие своих предшественников, оставаясь в то же время са­мобытными творцами и новаторами, покажем на «Современной оде» Некрасова и стихотворении А. Блока «О, весна без конца и без краю...»

Перед изучением стихотворения «Современная ода» ученики должны выполнить такое домашнее задание:

1. Вспомните, что такое ода, а также известные вам стихо­творения этого жанра.

2. Определите стихотворный размер «оды» Некрасова.

3. Обратите внимание на композицию стихотворения.

4. Определите отношение Некрасова к типу людей, к кото­рым принадлежит герой стихотворения.

5. Выясните художественно-изобразительные средства.

6. Подготовьте выразительное чтение «Современной оды». Один из учащихся (по выбору преподавателя) выразительно читает стихотворение на уроке и анализирует его, опираясь на вопросы, поставленные в домашнем задании. Под руководством преподавателя класс принимает участие в обсуждении как ма­стерства чтеца, так и содержания его сообщения. В результате коллективной работы учащиеся должны прийти к следующим выводам: ода как один из основных жанров поэзии классицизма с течением времени претерпела существенные изменения. Восторженная громозвучная лира Ломоносова («Лира восхищен­на») прославляла родину и государственных деятелей («велики имена»), Державин в традиционный хвалебный жанр внес эле­менты сатиры, Радищев, а вслед за ним и Пушкин одический жанр использовали как средство революционной пропаганды. Традицию Радищева и Пушкина продолжил Некрасов. Продол­жил по-своему. В «Современной оде» отразились злободневные социальные проблемы некрасовского времени и самобытное поэ­тическое мастерство поэта.

«Современная ода» написана трехстопным анапестом.

Украшают тебя добродетели, До которых другим далеко...

Схема:

Почему же поэт отступил от ямба, которым, как правило, писались оды? Трехсложные размеры (дактиль, анапест, амфибра­хий) способствуют напевности стиха. В них легко, без «нажима» вставляются многосложные слова. Трехсложные размеры широ­ко использовались в народных песнях. Некрасов опирался не только на мастерство своих выдающихся поэтов-предшествен­ников, но и на опыт народных певцов и сказителей. Традиции фольклора сказались на построении стихотворения. Слова зачи­на повторяются в конце оды (кольцевая композиция).

Элементы народного творчества в «Современной оде» при­сутствуют не случайно. Некрасов смотрит на изображенный им тип человека глазами простого русского народа.

Некрасов нарисовал обобщенный образ дельцов буржуазно­го склада, беспощадных стяжателей, людей без чести и совести, которые носят маску добропорядочности, но в сущности глубоко безнравственных. Слово «добродетель» в то время не сходило со страниц официальной печати. Добродетельными людьми на­зывались помещики-крепостники, якобы заботившиеся о бла­ге своих крепостных, откупщики и подрядчики, беспощадно гра­бившие население, чиновники всех рангов, расхищавшие казну и бравшие взятки с просителей. По словам агента III отделе­ния Булгарина, даже палач Аракчеев «был образцом доброде­телей». В XI главе «Мертвых душ» Гоголь писал: «Теперь у нас подлецов не бывает, есть люди благонамеренные, приятные, а таких, которые бы на всеобщий позор выставляли свою физио­номию под публичную оплеуху, отыщется разве каких-нибудь два, три человека, да и те уже говорят теперь о добродетели». Разоблачая ложь и лицемерие официальных кругов, Гоголь в «Мертвых душах» «припряг подлеца» Чичикова, который «о доб­родетели рассуждал... очень хорошо, даже со слезами на гла­зах», Некрасов в области тематики и проблематики пошел по пу­ти, проложенному Гоголем: он прикрепил слово «добродетель» к отъявленным подлецам и тем самым обнажил лицемерие со­временных ему Чичиковых. Автор вносит в текст оды малень­кую деталь, и похвальные слова герою вдруг приобретают про­тивоположный смысл.

«Не спрошу я, откуда явилося, Что теперь в сундуках твоих есть. Знаю: с неба к тебе все свалилося За твою добродетель и честь!..»

У читателя не остается сомнения в том, что это хула в фор­ме похвалы, резкое осуждение пороков современного поэту об­щества в виде прославления, это ода наизнанку, беспощадная инвектива. Так с течением времени трансформировалось содер­жание оды и ее художественно-изобразительные средства. Позд­нее учитель еще раз вернется к этому вопросу и обратит вни­мание учащихся на то, что Маяковский одно из своих стихотво­рений демонстративно назвал «Ода революции».

На изучение лирики Блока по программе можно отвести 2 ча­са. Чтобы учащиеся поняли содержание стихотворения «О, вес­на без конца и без краю...», надо рассказать им, что Блок жил в период великой смены двух всемирно-исторических эпох: эпохи буржуазии и эпохи социализма.

Из обзорной темы, предваряющей курс советской литературы в X классе, учащимся известно, что в конце XIX — начале XX века обострилась идейная борьба в литературе и ис­кусстве.

Теоретики символизма провозгласили автономность искусства, независимость его от общества и идейной борьбы, отказались от прогрессивного литературного наследия, считали себя твор­цами нового искусства.

В автобиографии, написанной в 1915 г., Блок назвал «новое искусство» модой, «мистическим шарлатанством» и сожалел, что «отдал дань этому новому кощунственному «веянью». (Блок А. А. Собр. соч., т. VII. М.—Л., 1963, с. 14. В дальнейшем ссылки на это издание указаны в скобках: римскими цифрами обозначен том, араб­скими — страницы.)

В начале творческого пути Блок принял исходные положе­ния символизма. «И все, как быть должно, пошло: Любовь, стихи, тоска...» («Зачатый в ночь, я в ночь рожден...», 1907.)

Молодой поэт углубляется в личные переживания и мало инте­ресуется тем, что происходит вокруг него. «Душа молчит. В холодном небе Все те же звезды ей горят. Кругом о злате иль о хлебе Народы шумные кричат... Она молчит». («Душа молчит...», 1901.)

Безысходное чувство одиночества, неудовлетворенность, ожи­дание мистической Прекрасной дамы, устремленность к «иным мирам», ожидание какого-то чуда, которое потрясет и обновит мир,— вот преобладающие мотивы ранних стихотворений Блока. Душа поэта «...внемлет крикам, и зрит далекие миры... неустающим слухом ловит далекий зов другой души». И любовные чув­ства Блок облекает в мистические одежды. По представлению поэта, любовь — это служение какой-то неземной Прекрасной даме. В стихотворении «Безмолвный призрак в терему» читаем: «Со мной всю жизнь — один Завет: Завет служенья Непостижной».

«Стихи о Прекрасной даме» — так назвал Блок цикл своих ран­них стихотворений. В этом цикле, содержание которого навеяно учением Вл. Соловьева о «вечной женственности», сквозь ми­стику проступают и реальные образы людей с их земными чув­ствами и мыслями. В Прекрасной даме современники без труда узнавали черты Любови Дмитриевны Менделеевой, ставшей же­ной поэта в 1903 г.

Перед революцией 1905 г. Блок все чаще и чаще задумыва­ется над тем, о чем он пишет и для кого пишет, начинает посте­пенно всматриваться в жизнь с ее социальными контрастами и противоречиями. Он создает стихотворения с необычными для него названиями — «Из газет», «Фабрика» и др. Внимание поэ­та привлекают фабричные окраины Петербурга. Он видит «со­гнутые спины» рабочих, измученных непосильным трудом.

Накануне революции поэт остро почувствовал неизбежность гибели старого мира. Он пишет о том, что «из тьмы погребов» поднимутся обездоленные люди и разрушат привычный уклад жизни. Грядущий катаклизм поэт воспринимает как историче­скую неизбежность. «Мы не станем искать и гадать: Пусть заменят нас новые люди! В тех же муках рождала их мать, Так же нежно кормила у груди...» («Поднимались из тьмы погребов...», 1904.)

Об обновлении жизни, которое внесут «новые люди», в аллего­рической форме говорится в стихотворении «Барка жизни вста­ла» (1904).

Что подспудно зрело в сознании поэта, угадывавшего при­ближение социальной катастрофы, подтвердили события 1905 г. «Старое рушится... Какое важное время! Великое вре­мя!» (VIII, 131) — пишет Блок в июне 1905 г. В письме к В. Я. Брюсову имеется следующее признание Блока: «Вероятно, революция дохнула в меня и что-то раздробила внутри души, так что разлетелись кругом неровные осколки, иногда, может быть, случайные» (VIII, 164).

Сочувствие революции наиболее отчетливо проявилось в та­ких стихотворениях Блока, как «Сытые» (1905) и «Митинг» (1905). Блок явно не на стороне «сытых». Значение революци­онных событий в эволюции творчества Блока огромно. Если в предреволюционные годы в его стихах доминировала отвле­ченная, мистическая тематика, то теперь пристальный взор поэ­та обращается к реальной жизни. Еще слабо заметную смену вех в творческом пути Блока, сдвиги в его мировоззрении уло­вили теоретики символизма. Недовольный содержанием его сти­хотворений, Белый призывает Блока опомниться, вернуться к те­матике сборника «Стихов о Прекрасной даме». «Я не мистик, а всегда был хулиганом, я думаю,— отвечает Блок.— Для меня и место-то, может быть, совсем не с Тобой, Провидцем и знаю­щим пути, а с Горьким...» (VIII, 138).

Здесь попросим учащихся вспомнить творчество Горького пе­риода реакции и ту травлю пролетарского писателя, которую начали декаденты-символисты. В оценке творчества Горького Блок резко расходится со своими друзьями-символистами. В статье «О реалистах» (1907), относясь к творчеству Горького неодномерно, Блок все же отводит ему важное место в литера­туре. «...Если есть это великое, необозримое, просторное, тоск­ливое и обетованное, что мы привыкли объединять под именем Руси, — то выразителем его приходится считать в громадной сте­пени — Горького» (V, 103).

Литературу, во главе которой стоял Горький, Блок называет «деловой», в ней «бунт революции иногда совсем покрывает бунт души и голос толпы покрывает голос одного. Эта литера­тура нужна массам, но кое-что в ней необходимо и интеллиген­ции. Полезно, когда ветер событий и мировая музыка заглуша­ют музыку оторванных душ и их сокровенные сквознячки» (V, 114).

Относясь сочувственно к Горькому, Блок в то время еще не мог принять безоговорочно партийную направленность его твор­чества.

В разгар полемики с символистами Блок создает лирический цикл «Заклятие огнем и мраком». Первое стихотворение этого цикла — «О, весна без конца и без краю...» (1907) — произведе­ние полемическое, программное, в котором определилось новое отношение поэта к миру и творчеству. Блок часто говорил и пи­сал о том, что его лирические произведения следует читать и «между строк» (VIII, 385). Действительно, многие стихотворе­ния его таят в себе второй, скрытый план, который нужно уви­деть, не увидишь — до конца не поймешь ни глубокой мысли автора, ни движений его мятежной души. И слова в его стихо­творениях часто многозначны, могут быть восприняты как в пря­мом, так и в переносном значении. Эти и другие особенности поэтики Блока следует учитывать при анализе стихотворения «О, весна...»

Прежде всего сосредоточим внимание учащихся на слове «весна». Что это? Время года? Возможно, пробуждающаяся природа вдохновила поэта. Но в стихотворении отсутствуют ка­кие бы то ни было признаки весны как времени года. Видимо, это слово употреблено в переносном значении. Весна — символ вечно развивающейся и обновляющейся жизни. Такое понима­ние вполне оправдано тем, что в дальнейшем речь идет именно о жизни (в широком понимании этого слова) и об отношении к ней поэта.

«Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!»

Слово «принимаю», повторенное в трех последующих строфах (анафора или единоначатие), образует смысловой и эмоцио­нальный центр первой части стихотворения. Слово «встречаю» определяет идейное содержание и эмоциональный настрой вто­рой части стихотворения. Слово «принимаю» многозначно. Оно таит в себе глубокий, скрытый смысл. Чтобы постичь его, надо ретроспективно посмотреть на творчество поэта. В ранней ли­рике Блока преобладала отвлеченная тематика с мистическим оттенком. Поэт мало интересовался тем, о чем «кричали наро­ды шумные».

«Я насадил мой светлый рай И оградил высоким тыном», — вот творческая позиция молодого Блока. Теперь реальная жизнь для него — источник радости, огорчений и творческого вдохно­вения. Поворот к жизни, постепенный отход Блока от тематики сборника «Стихов о Прекрасной даме» начался в предреволю­ционные годы и стал очевидным в период реакции. За смену вех в творческом пути упрекали Блока его друзья-символисты, «...Не понимаю Твоего отношения к моей литературной деятельности, — пишет Блок Белому в августе 1907 г., — поскольку Ты считаешь мои новые произведения не связанными с прежними» (VIII, 190). Блок в это время не только не чуждался действительно­сти, а напротив, считал, что повседневная жизнь с ее противо­речиями и должна быть в центре внимания поэта. Эта мысль и выражена в следующих строчках стихотворения «О, весна...»

«Принимаю тебя, неудача, И, удача, тебе мои привет! В заколдованной области плача, В тайне смеха — позорного нет!» Строфа острополемична. В ней содержится скрытый ответ Бе­лому и С Соловьеву, поборнику «чистого искусства». Поэт вво­дит в текст слова Белого, который писал Блоку в сентябре 1907 г. о том, что в своих мыслях о будущем он смещается «в сто­рону плача» (VIII, 587). Изображать жизнь с ее извечными, безысходными («заколдованными») людскими страданиями («область плача»), открытыми и скрытыми радостями («тайна смеха») — такова задача поэзии (в этом «позорного нет»). Это декларация нового понимания жизни и задач поэзии, явный от­ход от символизма. В августе 1907 г. поэт тактично писал Бело­му: «В Вашем войске... действовать я не могу, потому что не умею принять приглашения укреплять теорию символизма» (VIII, 200). Через год в письме к К. С. Станиславскому Блок без оговорок соглашается с тем, что «все «измы» в искусстве включаются в «утонченный, облагороженный, очищенный реа­лизм» (VIII, 266). Эта истина далась ему нелегко: она рождалась в спорах с друзьями, сторонниками «чистого искусства» и в борьбе с самим собой. Блок верит в себя, ощущает, по его словам, «в себе какую-то здоровую цельность и способность и уменье быть человеком — вольным, независимым и честным» (VIII, 197).

О принципиальных спорах, в которых Блок отстаивал свои взгляды на искусство, поэт намекает в третьей строфе стихотво­рения «О, весна...»

«Принимаю бессонные споры...» Четвертая строфа перекликается с шестым разделом статьи Блока «О лирике», посвященным книге стихов С. Соловьева «Цветы и ладан»: «Принимаю пустынные веси И колодцы земных городов! Осветленный простор поднебесий И томления рабьих трудов!»

Вот что пишет Блок в статье «О лирике»: «... Мысль автора «Цветов и ладана» витает около того «града, обещанного ре­лигиями», «вместо которого,— по его словам,— человечество вы­брало город — реальное Нет, безобразное дитя природы (?), со­зданное духом похоти и смерти» (V, 152). Блок отрицает эсте­тическую ценность стихов С. Соловьева, который воспевает ми­стический «град, обещанный религиями» и проклинает реаль­ный город. В стихотворении «О, весна...» поэт полемически противопоставляет мистическому соловьевскому «граду» реаль­ные «веси» (деревни) и «колодцы земных городов». В этой связи становится понятным, почему Блок употребляет эпитет «земных городов», кажущийся на первый взгляд странным. Слово «ко­лодцы» — существенный признак города — скученность, теснота и мрак. Прилагательное «рабьих» употребляется в значении трудных, тяжелых, изнурительных трудов, которыми заняты «ве­си» и города. И все же живая, реальная жизнь «весей» и городов со всеми мучениями, тревогами, страданиями и радостями Бло­ку ближе и дороже, чем мистические мечтания о «небесных гра­дах» и «иных мирах». Эта мысль была высказана им в одной из рецензий. «Черпать содержание творчества из отвлеченно-бесплотного— значит расстаться с творчеством, — писал Блок в 1905 г. — Черпать его из самого живого и конкретного — зна­чит углублять и утверждать творчество» (V, 585).

Говоря о связи искусства с жизнью, Блок опирается на тра­диции русской поэтической классики. Не случайно к лирическо­му циклу «Заклятие огнем и мраком» он берет эпиграф из сти­хотворения Лермонтова «Благодарность». При этом Блок не включает последние строчки лермонтовского стихотворения, вы­лившиеся в минуту временного уныния поэта: «Устрой лишь так, чтобы тебя отныне Недолго я еще благодарил». Блоку чужда пассивность, как была она чужда Пушкину, Лермонтову, Нек­расову и другим прогрессивным писателям XIX века. Как и про­грессивные писатели XIX века, Блок считает, что сила и цен­ность поэзии не только в утверждении (принятии), но и в отри­цании. Поэт отнюдь не сторонний наблюдатель жизни, но преж­де всего активный деятель ее. Эта простая мысль, облеченная в сложную форму, является «рациональным зерном» второй ча­сти стихотворения «О, весна...». В пору написания цикла «За­клятие огнем и мраком» Блок еще не был свободен от влияния декадентско-символистской поэтики с ее усложненной метафо­ричностью понятий и с ее словами-символами. Все эти особен­ности письма отчетливо проявились во второй части стихотворе­ния «О, весна...».

«И встречаю тебя у порога — С буйным ветром в змеиных кудрях...» «Буйный ветер» — символ мятежности, бунтарства, разрушитель­ной силы. Эпитет «змеиные кудри» навеян, может быть, строкой Пушкина «И жало мудрыя змеи...» и стихотворением Тютчева «Не верь, не верь поэту, дева» (Поэт всесилен, как стихия, Не властен лишь в себе самом; Невольно кудри молодые Он обожжет своим венцом.). Как и пушкинский поэт-пророк, блоковский поэт живет «С неразгаданным именем бога На холодных и сжатых губах», т. е. ищет истину, стремится познать «глубинные загадки бытия». Опираясь на традиции классической русской поэзии, Блок создает образ поэта-борца, встречающего жизнь во все­оружии.

«Перед этой враждующей встречей Никогда я не брошу щита...» Щит — символ борьбы. В цикле «На поле Куликовом» Блок повторит: «И вечный бой! Покой нам только снится...»

Затхлый быт «сытых», чей «прогнивший хлев» был потрево­жен в 1905 г., «позорный строй» России — все это внушало поэ­ту «только отвращение» (VIII, 289). Этому «страшному миру» поэт и объявляет войну. «Более чем когда-нибудь я вижу, что ничего из жизни современной я до смерти не приму и ничему не покорюсь» (VIII, 289), —пишет Блок матери.

«Никогда не откроешь ты плечи... Но над нами — хмельная мечта!» Блок прибегает к аллегории, сравнивая жизнь с женщи­ной. Это, очевидно, отголосок ранних стихотворений, в которых поэт воспевает таинственную Прекрасную даму. «Не откро­ешь ты плечи...» — останешься во многом таинственной и чуж­дой.

Как бы ни была тяжела, мучительна и порой даже страшна жизнь, тем не менее она прекрасна.

«И смотрю, и вражду измеряю, Ненавидя, кляня и любя: За мученья, за гибель — я знаю — Все равно: принимаю тебя!»

Преподаватель поступит правильно, если напомнит здесь уча­щимся пушкинские стихи: «Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе Грядущего волнуемое море. Но не хочу, о други, умирать. Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать». («Элегия», 1830.)

Пушкинским жизнелюбием и оптимизмом веет от концовки сти­хотворения Блока «О, весна...».

Таким образом, стихотворение «О, весна...» — поэтическая декларация, в которой Блок ведет спор с символистами, утверж­дая, что реальная жизнь — источник творческого вдохновения, говорит о связи своего творчества с прогрессивной поэтической классикой.

К проблеме традиции и новаторства вновь обратимся при изучении лирики Маяковского, зачинателя социалистического реализма.

Новаторство Маяковского было обусловлено не только осо­бенностью его дарования, но и временем, революционной эпохой. «Он считал себя бойцом революции и был таковым по су­ществу своего творчества. Он стремился слить с революционным народом не только содержание, но и форму своих произведе­ний», — писал М. И. Калинин. (Калинин М. И. О коммунистическом воспитании. М., 1947, с. 84.)

Учащиеся XI класса располагают значительным запасом ис­торико-литературных и теоретико-литературных знаний, владеют в известной степени навыками умственного труда и некоторыми приемами анализа лирических стихотворений. Тем не менее поэ­зия В. В. Маяковского является для многих из них весьма трудной.

Создавая акцентные стихи, Маяковский опирался на «народ­ное стихосложение», в котором тоника является организующим началом.

На уроке надо обратить внимание учащихся на то, что поэт не отрицал силлабо-тоническое стихосложение, с уважением от­носился к своим предшественникам, блестяще владевшим клас­сическим размером стиха, и сам нередко пользовался двуслож­ным и трехсложным размером русского силлабо-тонического сти­ха. Например, превосходное вступление к поэме «Во весь голос» написано пятистопным ямбом.

В статье «Как делать стихи?» Маяковский пишет, что боль­шинство его стихотворений «построено на разговорной интона­ции». Невозможно «ввести разговорный язык в поэзию» с по­мощью ямбических строк. «Безнадежно складывать в 4-стопный амфибрахий, придуманный для шепота, распирающий грохот ре­волюции!» Нельзя «бежать перед первомайскими колоннами и голосить: «Мой дядя самых честных правил». Классический размер стиха не отвечал в полной мере тем задачам, которые ставил перед собой поэт, — влиять «словом на толпы рево­люции».

Акцентный стих, построенный на основе разговорной, оратор­ской интонации, легко и убедительно звучал на собраниях, ми­тингах, демонстрациях.

В последующих темах курса XI класса, в которых речь пой­дет о советской поэзии, покажем учащимся, какое огромное влияние оказал Маяковский на своих младших современников и поэтов нового поколения — Э. Багрицкого, М. Светлова, А. Суркова, К. Симонова и поэтов наших дней.