1.2. Определение приоритетных направлений сотрудничества Китая с государствами региона (1996 – 2001 гг.)

Во второй половине 1990-х годов Китай заметно активизировал центрально-азиатское направление своей внешней политики, отказавшись от «стратегии выжидания» в пользу «стратегии постепенного проникновения»¹ в регион. Помимо глобальных и долгосрочных причин, повышение значимости ЦА для КНР было продиктовано растущей обеспокоенностью Пекина комплексом вопросов экономического развития своих приграничных территорий.

На смену концепции «внешнеполитической стабильности для решения внутренних задач» приходит теория «нового международного порядка»¹. В новых исторических условиях баланс двух принципов - «самоограничения» и «некоторых действий» в унаследованной от Дэн Сяопина диалектической установке смещается в пользу второго при­нципа². Стратегия, в рамках которой на первом месте были «самоог­раничение» и сдержанность, а «некоторые действия» носили второстепенный характер, уже не всегда имела должный эффект. Поэтому приоритет должен быть отдан «действенной» стороне, что не означало, однако, утраты значе­ния «самоограничения»: оно проявлялось в том, чтобы опре­делить действительную важность вопроса, выбрать нужный момент и наиболее эффективный способ действий в соответс­твии с собственными силами. При этом предпочтительной становилась позиция «активного участника».

Такая позиция планомерно отразилась в практических действиях Китая в регионе. Пекин начал предпринимать более целенаправленные и практически значимые шаги по экономическому проникновению в регион:

В 1996 году, опираясь на механизм взаимодействия в рамках рабочей группы «4+1», апробированный в первой половине 1990-х годов, Пекин совместно с Москвой инициировал создание нового института регионального сотрудничества – «Шанхайской пятерки» (Китай, Россия, Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан). В дальнейшем в 2001 году на ее базе была сформирована Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), к которой присоединился Узбекистан³. Таким образом, Китай впервые в своей истории стал не только одним из инициаторов, но и, по сути, основным локомотивом создания многопрофильной международной организации в регионе, в которой сразу же занял лидирующие позиции.

Центральная Азия, где к тому времени было подтверждено наличие значительных запасов нефти и газа, а также, обладающая другими сырьевыми ресурсами и емким рынком сбыта (с населением примерно в 55 млн. человек), стала рассматриваться Пекином в контексте реализации национальной стратегии «Большого освоения Запада»¹ – программы по ускоренному развитию внутриконтинентальных территорий КНР. Как в силу экономико-географических, так и иных факторов одной из главных задач в стратегии освоения «Большого Запада» стало развитие СУАР. Используя географическую близость Центральной Азии, Пекин рассчитывал задействовать ресурсно-сырьевую базу центральноазиатского региона для ускоренной индустриализации Синьцзяна, а также планировал продвинуть через СУАР на рынки стран ЦА китайскую продукцию, стимулируя всеми этими усилиями экономический рост в своих приграничных с регионом территориях.

Развитие экономических отношений также нашло отражение в начале проектно-инвестиционной деятельности КНР в ЦА (главным образом, в нефтегазовой отрасли) и увеличении масштабов торговли.

В то же время, структура торговли стран региона с Китаем стала все более отчетливо складываться по формуле «сырье в обмен на готовую продукцию». Экспорт государств ЦА в КНР включал энергоносители, химическое сырье, текстильное сырье (хлопковое волокно, шелк-сырец, кожевенное сырье), черные и цветные металлы (включая даже металлический лом) и т.п. В свою очередь, экспорт из КНР в страны ЦА состоял в основном из товаров широкого потребления, которые в значительной степени насыщали потребительские рынки государств региона.

Дальнейшей интенсификации торговых связей Китая с государствами Центральной Азии в значительной степени способствовал и финансово-экономический кризис в России 1998 года, который привел к резкому снижению масштабов российско-центральноазиатских экономических отношений. Страны региона начали проявлять все больший интерес к увеличению объемов импорта китайской продукции, в основном товаров широкого потребления, а также машиностроения. СУАР же стал играть роль торговой площадки, замыкая на себе до 60-70% китайско-центральноазиатской торговли.

С началом XXI века Китай еще более активизировал свое экономическое проникновение в Центральную Азию, что во многом связано с фактором усиления присутствия США в ЦА и вокруг нее. Для Пекина стало важным не допустить развития ситуации в Центральной Азии в невыгодном для себя плане и гарантировать максимально беспрепятственный доступ к богатым сырьевым ресурсам региона. Поэтому, если ранее экономическая составляющая отношений была все же второстепенной (например, по сравнению со сферой безопасности и политико-дипломатическими вопросами), то в начале первого десятилетия наступившего века Пекин определил экономическое проникновение, по сути, в качестве первостепенного элемента своей стратегии в ЦА. При этом Китай сделал ставку на кардинальное укрепление своих позиций в экономиках стран Центральной Азии за счет увеличения объемов торговли, интенсификации проектно-инвестиционной и финансовой деятельности, особенно в плане кредитования наиболее значимых для КНР отраслей экономик государств региона.

В целом, во второй половине 1990-х годов внешняя политика Китая в отношении Центральной Азии стала приобретать конкретные контуры, характеризоваться все более решительными действиями по постепенному расширению присутствия КНР в ЦА. При этом, реально оценивая собственные, пока явно ограниченные возможности, Китай в реализации целей своей политики в регионе сделал ставку на тандем с Россией,  учитывая четко проявившиеся к тому времени заинтересованность Москвы в развитии стратегического сотрудничества с Пекином, а также общность подходов к вопросам глобальной и региональной безопасности.

Однако переход Китая к более активной политике в Центральной Азии имел противоречивые последствия. С одной стороны, подобную политику можно назвать успешной, учитывая прорыв в развитии сотрудничества практически по всем направлениям. Пекин в принципе определился в своих приоритетах в регионе и начал последовательно их реализовывать.

С другой стороны, именно в середине – конце 1990-х годов сложился крайне деформированный формат экономических отношений между странами Центральной Азии и Китаем. Главным индикатором этого стала структура торговли между ЦА и КНР по формуле «сырье в обмен на готовую продукцию». Не менее важно то, что китайская проектно-инвестиционная активность в целом только закрепляла подобный формат отношений, так как была нацелена исключительно на сырьевые секторы экономики стран региона и формирование соответствующей транспортной инфраструктуры («по вывозу сырья» и «завозу готовой продукции»). При этом очевидно и то, что в 1990-е годы Пекин объективно не мог стать неким локомотивом экономического развития региона: у него еще не было достаточных финансовых ресурсов даже для развития СУАР, не говоря уже о Центральной Азии.