3.4. Киргизия и Таджикистан: возможности энергетического сотрудничества с кнр в регионе

Резервы природного газа в Таджикистане достигают 5.6 млрд м³. Несмотря на разработку нескольких месторождений, объем добычи газа пока не превышает 40 млн м³. Поэтому 95% потребляемого Таджи­кистаном газа приходятся на импортные поставки.

Ситуация осложняется растущим неплатежеспособным спросом на газ в стране. В 2001 г. только 18% конечных потребителей газа запла­тили за него. В этих условиях таджикскому правительству приходится изыскивать возможности увеличения импорта газа со значительной отсрочкой платежей. Основной поставщик ресурсов – Узбекистан - вынужден с этим мириться. Дело в том, что единственный наземный транс­портный коридор, соединяющий основную территорию Узбекистана с Ферганским регионом, из-за сложного рельефа местности, частично проходит по территории Таджикистана (Канибадам – Бекабад). Газом Узбекистан оплачивает возможность железнодорожного и трубопроводного транзита.

Известно, что в 2004 г. Китай предложил странам ШОС более 900 млн долл. кредита в целях стимулирования их импорта из КНР. Однако есть данные, что в отношении Таджикистана Пекин решил частично ак­туализировать это кредитное предложение для инвестирования в транспортную и электроэнергетическую инфраструктуру страны. Как и в случае Кыргызстана, у Пекина вызывают большой интерес энергетические возможности Таджики­стана, однако сотрудничество в этой сфере, за редким исключением, еще не перешло в стадию масштабной практической реализации.

В июле 2005 г. в ходе встречи президента страны Эмомали Рахмона и первого заместителя премьера Госсовета КНР У И были обсуждены возможности участия КНР в возведении каскада различных по типу и мощности ГЭС, строительстве ЛЭП «Юг—Север» и т.д. Примерно до середины 2006 г. стороны обсуждали дета­ли реализации и финансирования проектов за счет упомянутого кредита. В кон­це 2006 г. началось сооружение ЛЭП—500 «Север—Юг» (350 км). ЛЭП—220 «Лолазор—Оби Мазор» (93 км). (Возможно, что позже эта ЛЭП будет продлена до Хатлона). Строительство указанных двух ЛЭП названо важнейшим электро­энергетическим проектом в Таджикистане¹.

В ноябре 2006 г. китайская корпорация «Sinohydro» заявила о своей готовно­сти участвовать в реализации проекта строительства одной гидроэлектростанции (ГЭС) на реке Зеравшан. Начало работ до сих пор ожидается. Эксимбанк КНР решил финансировать Зеравшанский проект стоимостью в 260 млн долл. Кроме того, китайских инвесторов интересует в Таджикистане сотрудниче­ство по модернизации и запуску Нурекской, Кайраккумской и Головной ГЭС. (На модернизацию одной только Нурекской ГЭС необходимо более 300 млн долл.).

Во время своего визита в Пекин в январе 2007 г. Эмомали Рахмон предложил Пе­кину инвестировать еще в ряд двусторонних экономических проектов. На основе китайских капиталовложений Таджикистан намеревается построить уже не од­ну, а целых три ГЭС на реке Зеравшан.

Сложная ситуация в энергетической сфере складывается еще в одном из государств региона – Киргизии. В советский период в Киргизии практически не существовало нефтегазовой отрасли (Киргизия имеет в своем распоряжении 7 действующих нефтегазовых месторождения). Нефть, газ и нефтепродукты поставлялись из других регионов СССР. С переходом к независимости бывшие поставщи­ки оказались не заинтересованы в продолжении экспорта в Киргизию. В этих условиях Киргизия взяла курс на самообеспечение. Планировалось, что в 2006-2007 гг. будет начата масштабная разработка нефтяных ресурсов. Одновременно должна развиваться собственная нефтеперера­ботка. Построенный в 1997 г., единственный в Киргизии, НПЗ Джелалабада может перерабатывать до 420 тыс.т нефти в год. Еще два завода по производству бензина из газового сырья были построены в 1990-е гг. в Чуйской области. Их мощности достаточно для обеспечения 40% по­требления бензина в стране.

На долю природного газа приходится около 30% энергопотребления Киргизии. Поскольку собственной добычи в Киргизии фактически нет, почти весь газ импортируется. При этом резервы газа в Киргизии есть, и оцениваются в 5,6 млрд м³. Но для их активной разработки у Киргизии нет ни необходимых финансовых средств, ни инфраструктуры.

Наиболее важной инициативой в китайско-кыргызском энергетическом сотрудничестве является предложение Бишкека предоста­вить свою территорию для газопровода из Туркменистана, ввод в эксплуатацию которого запланирован на 2009 г. Бишкек даже готов вложить в этот проект собственные бюджетные средства. Если эти намерения осуществятся, то газо­провод пройдет через Ферганскую долину, которую в КНР считают очагом не­стабильности в регионе. Забота о безопасности газопровода может стать для Пекина мотивом усиления не только своего экономического, но и политического, а также оборонного влияния в Кыргызстане.

В настоящее время реализуется проект строительства газопровода из Узбекистана в Китай. Часть его пройдет по кыргызской территории. Для этого госконцерн «Узбекнефтегаз» проводит реконструкцию газопровода «Мубарек — Янгиер — Андижан (все три — в Узбекистане) — Ош (Кыргыз­стан)». Далее, с участием казахских и китайских компаний строится новый газопровод «Ош — Кашгар». Его мощность должна составить не менее 20 млрд куб. м в год¹.

Кроме того, Пекин и Бишкек заинтересованы в увеличении поставок кыр­гызской электроэнергии в приграничные районы КНР. На сегодняшний день объем энергопоставок из Кыргызстана в Китай составляет 1,5 млн кВт/ч ежегодно².

Кыргызско-китайская комиссия по торгово-экономическому сотрудниче­ству разработала специальную программу многопланового партнерства двух стран на 2004—2014 гг. В этой программе сторонам удалось документально за­крепить пункт о прокладке между Кыргызстаном и КНР 35-киловольтной элек­тролинии. Наряду с этим кыргызская сторона предложила китайским энергети­кам сотрудничать в таких направлениях, как параллельная работа двух энерго­систем и транзит электроэнергии, инвестиции в гидростроительство и осуществ­ление энергопоставок в крупных объемах, а также строительство и модерниза­ция электросетей и электростанций, особенно работающих на угле, реконструк­ция ТЭЦ в Бишкеке. В частности, в 2006 г. энергетические ведомства Китая и Кыргызстана подписали протокол о намерениях в сфере долговременного энер­гетического сотрудничества. Китай заинтересован в энергетическом сотрудни­честве с Кыргызстаном с точки зрения развития своей самой западной части — района Кашгара¹.

Китайские и кыргызские компании проводят реконструкцию Учкурганской ГЭС, строительство каскада Сарыджанских и Камбаратинских ГЭС, а так­же сооружение линии электропередач до Кашгара. К этим энергетическим про­ектам готов подключиться и Таджикистан.

Предприниматели из Кыргызстана и китайские компании уже ведут по­ставки кыргызского угля в южные районы СУАР. В августе 2007 г. китайская нефтеразведочная компания Zhungneng Co. Ltd. по итогам тендера приобрела 100%-ый пакет акций АО «Баткеннефтегаз» (нефте и газодобыча, геологоразведочные работы). Новый собственник обязуется инвестиро­вать в «Баткеннефтегаз» 66,5 млн долл., увеличить производственные мощности по добыче нефти и газа на юге Кыргызстана, погасить кредиторскую задолжен­ность предприятия и помочь ему выйти на новые рынки сбыта.

Таджикистан и Киргизия, с учетом сложившейся ситуации, вынуждены следовать определенной стратегии поведения в энергетической сфере, которая может быть успешно реализована только в рамках региональной организации сотрудничества:

1) обеспечить максимальное использование собственной ресурс­ной базы для обеспечения энергопотребления;

2) привлечь иностранные инвестиции в добычу углеводородов речь идет, прежде всего, о Китае и бывших советских республиках. За­пад едва ли заинтересуется подобными проектами при отсутствии у Киргизии и Таджикистана экспортного потенциала;

3) создать условия для стабильных импортных поставок энергоно­сителей из соседних стран на приемлемых для себя условиях (бартер, кредит);

4) развивать сотрудничество на межгосударственном уровне с ис­пользованием широкого спектра экономических и политических активов.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что Киргизия и Таджикистан в достаточной мере заинтересованы в сотрудничестве с Китаем. И не вызывает сомнения тот факт, что Китай любыми способами будет стараться развивать сотрудничество с этими государствами на выгодных для себя условиях.

Итак, следует отметить, что Китай путем переориентации на себя тру­бопроводов не только намерен активировать новые источники углеводородов в ЦАР, но и перенаправить на себя уже имеющиеся ресурсы, которые поступают или поступили бы в Россию в будущем. Переброска энергопотоков в Централь­ной Азии с западного направления на юго-восточное знаменует собой сдвиг в ре­гиональной расстановке сил, поскольку благодаря ей происходит ограничение позиций России как монотранзитера центральноазиатских углеводородов.

Пекин аргументирует свои действия в ЦАР стремлением умело использовать фактор взаимодополняемости и сравнительных экономических преиму­ществ КНР и центральноазиатских стран. Это видится ему одним из важных направлений экономического курса в ЦАР. Надо признать, что крупные энер­гетические проекты, такие, как нефтепровод "Атасу—Алашанькоу", действи­тельно могут способствовать формированию интегрируемого энергетического пространства в рамках ШОС.

Если расценивать энергетическое сотрудничество Китая и стран региона как особый политико-экономический механизм ориентирования центральноазиатских государств на Китай, то надо признать, что Пекин всячески стремится повысить эффективность этого механизма. Китай охотно переплачивает за при­обретение контроля над желаемыми активами и даже позволяет себе нести убытки, как это случилось, когда КННК уступила "КазМунайГазу" часть акций PetroKazakhstan¹. Пекин объяснил это своей доброй политической волей, намере­нием сгладить озабоченность некоторых депутатов Казахстанского парламента, обеспокоенных превалированием в нефтегазовой сфере их страны иностранных компаний. Но, думается, эта акция диктовалась стремлением Китая оперативно расширить свое присутствие в стратегических отраслях экономики Казахстана и таким образом консолидировать свои генеральные позиции в этой стране.

Несмотря на некоторые подвижки в сфере коллективного сотрудничест­ва в рамках Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), материально осязаемое взаимодействие между странами-членами организации пока реализуется в основном на двусторонней основе не только в топливно-энергетической отрасли, но и в области добычи полезных ис­копаемых, в нефтехимической, пищевой и легкой промышленности и сельском хозяйстве. К тому же ни одна из стран ЦАР не вышла ощутимым образом на внутренний китайский рынок с товарами, иными, нежели сырье. Государства ЦА, похоже, уже обрели статус перманентных поставщиков сырья в КНР и покупателей его потребительских товаров. Данное обстоятельство может стать фа­ктором, способствующим торможению промышленного развития стран региона вследствие утечки капитала и застоя перерабатывающих отраслей. Таким об­разом, центральноазиатские государства пока не могут качественно воспользо­ваться плодами развития Китая. Даже Казахстан и Узбекистан, достигшие оп­ределенных успехов в возрождении своей перерабатывающей промышленности, и то вынуждены довольствоваться ролью нетто-поставщиков сырья в КНР. По­ложение же Киргизии и Таджикистана в этом плане еще более незавидно.

Складывающаяся парадигма экономического диалога «Китай — страны ЦАР» по схеме «сырьевые ресурсы в обмен на готовую продукцию» свидетельствует о том, что в условиях глобализации, которая для региона все больше носит "китайское лицо", центрально-азиатским странам (так и не сумевшим обра­зовать эффективный региональный экономический союз) пока отводится не осо­бо комфортная роль. Поскольку основные доходы в торговле с КНР страны региона извлекают от экспорта энергоресурсов, то в итоге получается, что нефтегазовый сектор центральноазиатских государств постепенно переориентиру­ется на обслуживание экономических интересов китайских покупателей угле­водородов, а не отечественных потребителей. Это ведет к тому, что при квали­фицированной переработке нефти и газа основная часть прибыли формируется за пределами ЦАР.