2008 Кортунов covremennaya_vneshnyaya_politika_rossii_strateg
.pdf
81
Освободителя или советская мобилизационная модель развития.
При этом на всех этих этапах русской истории интерес национальный отождествлялся с государственным. Государство было главным критерием идейно-
политической идентификации. Позиционирование по отношению к государству оказывалось важнейшей составляющей национальной идентичности, а государственное строительство – перманентным приоритетом национального развития. Процессы государственного строительства задавали параметры развития национального.
Однако, как полагают В.Пантин и В.Лапкин, «социокультурные процессы в российском обществе в определенном смысле развиваются в противофазе с общемировыми: если там параллельно с эрозией ценностей национального государства идет выработка «основы жизненного мира для всемирного республиканства, то здесь общественное сознание старательно «освобождается» от характерных для минувшей,
большевистской эпохи представлений о «всемирном интернационале», о «единой республике трудящихся», т.е. от прежней универсалистско-имперской идентичности.
Восприняв ценность национального в период глобального кризиса национально-
государственной парадигмы, российское общество, образно говоря, разрывается между потребностью модернизации (в ее традиционном понимании, делающем акцент на ценности и рамочные условия национальной государственности) и необходимостью адаптации к «постмодерным», глобалистским тенденциям мирового развития».45
4.6.Соблазн особого пути
Составной частью российской национальной идентичности является «длинная» культурно-историческая память, представления о «великом прошлом» России. Эти представления актуализируют мифологемы о «великом народе» и «великой культуре»,
мессианские упования на историческую миссию России. С прошлым связываются представления о национальном достоинстве и национальной гордости, в то время, как современная политическая история ассоциируется с кризисом, со сдачей позиций великой державы и забвением национальных интересов. Поэтому столь живучей оказывается идеологема «особого пути», противопоставляемой сегодняшней модернизации. Как полагает В.Пантин, «объявить представления об «особом пути» развития России только предрассудком, пережитком традиционализма или «артефактом» было бы не только большим упрощением, но и искажением реального содержания этих представлений». Он считает необходимым не отмахиваться от реально существующей сложной проблемы, а
45 Там же, с. 39
82
докопаться до ее более глубоких причин.
В каждом обществе в той или иной мере распространены представления о собственной исключительности, об уникальности своего пути развития, о своей культурной специфике и т.п. Подобные представления в разных формах существуют и в США, и в странах Западной Европы, и в Японии, и в Китае, и в Индии, и во многих других странах. Россия в этом плане, конечно, не является исключением. Но специфика современной России по сравнению с перечисленными странами состоит прежде всего в том, что в настоящее время российское общество находится на решающем, во многих отношениях критическом этапе модернизации и переживает не только социально-
экономический и политический, но и глубочайший цивилизационный кризис. В этой ситуации, когда по существу решается вопрос «быть или не быть» российской цивилизации, представления об «особом пути» России начинают играть иную роль, чем в более благополучных странах Запада и Востока. В частности, они могут стать как основой сплочения общества и мобилизации его энергии для решения проблем экономической,
социальной, политической и культурной модернизации, так и фактором архаизации общества, его деградации или отката к жесткому авторитаризму или тоталитаризму.
В.Пантин выделяет следующие основные составляющие представлений массового сознания об «особом пути» развития России.
1.Оппозиция по отношению к радикальному либерализму, неприятие резкого имущественного расслоения, социальной несправедливости и произвола чиновников.
2.Потребность в патерналистском государстве, осуществляющем сильную социальную политику, заботящемся о наименее обеспеченных слоях населения и осуществляющем эффективное государственное регулирование экономики.
3.Ориентация на политический режим, сочетающий элементы авторитаризма и демократии – прежде всего всеобщие выборы на федеральном и местном уровнях.
4.Идеал великой державы, с которой бы считались во всем мире; недоверие к США
иих союзникам.
5.Сохранение и развитие российской культуры, традиций, обычаев и ценностей.
Как полагают В.Пантин и И.Семененко, «так или иначе, с широким представлением о необходимости «особого пути» развития России придется считаться любому политику,
реально претендующему на власть. Представляется также, что игнорирование укорененности подобных представлений в современном российском обществе и причин,
их порождающих, явилось одним из факторов (чуть ли не самым важным) поражения российских либеральных политических партий и их лидеров на выборах 2003-2004 гг. И
если российские либералы будут и дальше высокомерно отмахиваться от представлений
83
об «особом пути» как нелепых и утопических, они рискуют полностью отдать идеи своеобразия и самобытности культурного развития России на откуп националистическим и имперско-реваншистским силам. Последствия подобного развития идейно-политической ситуации в России, как нетрудно догадаться, могут оказаться весьма печальными».46
При ближайшем рассмотрении вышеперечисленные представления, однако, по существу ни чем не отличаются от тех, которые имеются и в других странах, в том числе западных (например, во Франции). Однако в России, благодаря титаническим усилиям наших «державников», они превратились в агрессивную антизападную идеологическую платформу, элементы которой стали частью не только элитного, но и массового сознания.
И это, конечно, тормозит интеграцию России в трансатлантическое сообщество.
Как же совместить жизненно важную необходимость обновления российской идентичности, связанной с потребностью успешной национальной модернизации и глубоко укорененными в российском обществе представлениями об «особом пути» и
национальной самобытности?
На наш взгляд, следует искать такой путь возрождения страны, который основывался бы на преемственности российских исторических традиций и ценностей при одновременном их сочетании с основополагающими демократическими нормами и принципами. Методы и пути реформ (экономических, политических, социальных,
правовых и т. д.) могут быть предметом дискуссий, но для национальной элиты любой страны необходимо наличие определенных ценностей и понятий общенационального значения, о которых не спорят. Вокруг этих фундаментальных ценностей, общего взгляда на определяющие вехи истории, и должно сложиться национальное согласие, столь необходимое для устойчивого и демократического развития страны, а также для интеграции России в мировое сообщество, в мирохозяйственную транснациональную систему ХХI века.
4.7. Традиция и Современность: поиски синтеза
Все эти вопросы, как представляется, имеют прямое отношение к формированию нового внешнеполитического курса России. Последовательные сторонники возрождения
«самобытной» российской цивилизации исходят из представления о принципиальной неподверженности ее базисных элементов каким бы то ни было модернизационным трансформациям, а потому видят в ней естественный и нерушимый оплот мирового
46 Там же, с.14
84
антизападничества. В этом случае решение проблемы социальной консолидации видится на путях превращения России в мировой центр антизападных, антикапиталистических,
антиглобалистских сил, объединяемых в международной среде неприятием западной системы ценностей и основ западной цивилизации. Однако и в этом случае заимствование
«технических» элементов западной цивилизации оказывается непременным условием
эффективного противостояния Западу.
Их оппоненты, в свою очередь, исходят из того, что Запад как консолидированное цивилизационное целое убедительно продемонстрировал свои неоспоримые преимущества в глобализирующемся мире, и потому попытки социальной консолидации путем реконструкции и воссоздания традиционных основ российской цивилизации в современных условиях заведомо бесплодны и бесперспективны. В рамках этого подхода переход России на инновационный тип развития обусловлен сменой ее цивилизационной парадигмы, т.е. отказом от традиционной системы ценностей. В этом случае императивом российского развития видится имплантация и последующее освоение западной системы ценностей и «кодов» западной цивилизации, а желанным результатом – вхождение в
качестве составной части в цивилизацию «объединенного Запада».
При очевидном антагонизме этих подходов их роднит бескомпромиссное стремление подавить, уничтожить чужеродные или национальные ценности,
цивилизацию, культуру. И в том, и в другом случае проблема поиска и последовательного выстраивания цивилизационных и ценностных оснований российского развития в условиях Современности оказываются «сняты» предрешенным выбором той или иной
«идеалтипической» конструкции. Оба этих подхода отказывают российскому обществу в наличии имманентной ему субъектности, и потому переводят проблему в плоскость глобальных геополитических абстракций. По существу Россия, потребности ее внутреннего самообновления вновь приносятся в жертву некоей судьбоносной для Мира миссии (будь то борьба с «капитализмом», «империализмом», «глобализмом», либо,
напротив, служение «либеральной миссии», поддержка Запада в его борьбе с
«варварством» и проч.).
В то же время поиски стратегии ценностной и цивилизационной адаптации России требуют более глубокого и всестороннего анализа новых возможностей, открывающихся в условиях глобализующегося мира. Более того, интеграция России в мировое сообщество возможна лишь при условии успешности ее внутренней консолидации на основе синтеза
(всякий раз, по определению, |
уникального) Традиции и Современности. |
В противном |
||
случае «интегрировать» |
по |
сути будет |
нечего: радикальное решение как |
|
«почвенническое», так |
и |
«западническое», |
форсирует процессы |
дальнейшей |
85
дезинтеграции российского общества, утраты и распада национально-цивилизационной идентичности, и потому речь будет идти уже скорее не об «интеграции» России как самостоятельного целого в сообщество более высокого порядка сложности, а об освоении отпадающих от него территорий и этнонациональных общностей иными субъектами современного мирового развития.
После завершения коммунистического эксперимента Россия должна преодолеть, к сожалению, уже состоявшуюся атомизацию общества, явившуюся результатом плохо продуманных реформ 90-х гг. прошлого века, когда каждого гражданина превратили в «люмпена», поставив перед проблемой физического выживания. Страна должна найти способ соединиться в качественно новую консолидированную общность, что является непременным условием превращения
«люмпенов» в граждан. Новая российская идентичность должна быть основана на сочетании русского и отчасти советского позитивного исторического опыта,
дополненного теми демократическими механизмами, которые во всем мире уже доказали свою эффективность.
Не стоит опасаться, что демократическая государственность и следование фундаментальным ценностям могут ущемлять самобытность России. Демократизация,
становление правового государства не означают утраты самобытности. Наоборот,
только правовое государство и является единственно надежным способом обеспечения действительно самостоятельного самобытного развития. Демократическая ориентация,
доверие к обществу и открытость – именно это и предполагает возможность «самому быть». Все остальное – не самобытность, а попытки навязать народу чьи-то сугубо личные или корпоративные представления о российской самобытности.
Гораздо важнее с точки зрения национальной идентичности другое обстоятельство. Российское государство было и пока остается принципиально наднациональным. Жизнь дает все больше свидетельств того, что Россию подстерегают серьезные опасности при ее трансформации в национальное государство. На этом пути неизбежно встает «русский вопрос» с нерешенной проблемой границ в случае идентификации России по национально-этническому признаку. Россия исторически всегда находила свою национальную идентичность в поле сверхнациональной и метаисторической парадигмы.
Не должна ли она и сейчас быть сверхнациональной и метаисторической? И не настало ли время, когда она должна вновь осмыслить себя в категориях планетарного масштаба, исторического предназначения и цивилизационной роли?
На этот вопрос пока ни у кого ответа нет. Во всяком случае, для реализации
86
поставленной политическим руководством РФ весьма амбициозной задачи – вывести Россию в число мировых лидеров уже к 2020 г. – это условие является непременным. В
противном случае, лишь как периферия мирового капитализма, Россия никому в мире не будет интересна.
5. Роль и место России в современном мире
5.1.Внешнеполитическое наследие 2000-2008 годов
Таким образом, вопреки ожиданиям романтиков, мир ХХI века оказался весьма жестким, если не сказать жестоким. Окончание глобальной конфронтации двух сверхдержав, крушение биполярного мира, развитие процессов глобализации не привели, как полагали некоторые идеалисты, к прекращению межгосударственных конфликтов и соперничества, «растворению» национальных интересов в
«общечеловеческих». Напротив, традиционно узкое понимание национальных интересов, а в ряде случаев и просто национальные эгоизмы вновь вышли на первый план.
В системе современных международных отношений, которая характеризуется высокой подвижностью и стремительными переменами, выигрывают те государства,
которые способны мгновенно реагировать на происходящие изменения, быстро адаптироваться к новым требованиям, осваивать постоянно возникающие все новые и новые «правила игры», соизмеряя цели и имеющиеся ресурсы, искусно используя свои экономические, политические, военные, технологические, информационные и интеллектуальные возможности.
В этих условиях уже не допустимы субъективные внешнеполитические решения, продуманные лишь на полшага вперед и опирающиеся лишь на конъюнктурные соображения, поскольку они могут носить стратегический характер и вести к долговременным последствиям. Многие из таких решений в ряде случаев уже невозможно исправить, что чревато нанесением катастрофического ущерба долгосрочным национальным интересам страны и непосредственно интересам ее граждан, поскольку глобализация стирает грань между внешней и внутренней политикой.
Вот почему ведущие государства современного мира предпочитают приложить максимум усилий, чтобы иметь:
87
во-первых, четкую и понятную всем внешнеполитическую стратегию, с
обозначением приоритетов внешней политики и национальных интересов,
союзников, партнеров и оппонентов;
во-вторых, высокоэффективный механизм подготовки, принятия и выполнения решений по стратегическим вопросам международной деятельности;
в-третьих, связанную с таким механизмом систему стратегического планирования, способную обеспечить сопряжение принимаемых внешнеполитических решений с имеющимися ресурсами, в первую очередь,
экономическими ресурсами страны;
в-четвертых, умелую имиджевую политику, доводящую до мировой общественности достоверную информацию о национальной внешней политике,
национальных интересах и их убедительное обоснование;
в-пятых, высокопрофессиональную дипломатическую службу.
Не надо быть специалистом по внешней политике, чтобы увидеть, что до решения этих задач нашей стране очень далеко. Именно об этом необходимо сегодня задуматься России, причем не только политическому руководству, а всему политическому классу в целом.
Как уже отмечалось выше, в истории России никогда международная обстановка не была столь благоприятна для относительно спокойного внутреннего развития, как в начале ХХI века. Отсутствие широкомасштабных внешних угроз, ставивших и в ХХ, и
в ХIХ, и в XVII, и в XIII веках под вопрос само национальное выживание России и русского суперэтноса, возможно, впервые позволяет стране сосредоточиться на проблемах внутренней политики. В этих условиях внешняя политика должна стать не столько инструментом самоутверждения России в качестве великой державы (хотя и это тоже очень важно), сколько важнейшим ресурсом национальной модернизации, что тождественно переходу страны на инновационный тип развития.
В этом контексте и следует, как представляется, оценивать внешнеполитическую деятельность России и то наследие в международных делах,
которое досталось новому президенту России Д.А.Медведеву. Попробуем это сделать объективно и непредвзято.
В официальных и экспертных оценках состояния дел в области российской внешней политики вот уже несколько лет преобладает непонятная эйфория. В
частности, заявляется, что позиции России за последние восемь лет сильно укрепились
(знаменитое путинское «руки России крепчают»), с ней якобы начали больше считаться, а не любят ее в мире, мол, тоже потому, что «она снова стала сильной и
88
независимой». Этим бравурным пафосом, напоминающим худшие образцы советской внешнеполитической пропаганды, пронизаны в последние годы выступления первых лиц государства, придворных «аналитиков», равно как и все без исключения официальные документы, включая последний обзор МИД РФ «Внешнеполитическая и дипломатическая деятельность Российской Федерации в 2007 году» и новую Концепцию внешней политики Российской Федерации, утвержденную Д.Медведевым
12 июля 2008 г.
Есть ли под этими оценками объективные основания? Каково внешнеполитическое наследие В.Путина, оставленное им новому Президенту страны?
Честный и политически неангажированный ответ на эти вопросы вряд совпадет с теми панегириками, которые озвучивают официальные и «неофициальные» эксперты Кремля. Спору нет, по сравнению с началом и серединой 90-х годов прошлого века положение России в мире заметно улучшилось. Но это улучшение не стало результатом успешной, активной и хорошо просчитанной внешней политики, которая с тех пор по существу (а не в риторическом измерении) нисколько не изменилась. Некоторое улучшение позиций России достигнуто за счет двух факторов, никак от нее не зависящих: относительное ослабление политических позиций США (вследствие провала в Ираке) и Евросоюза (в результате временного торможения процессов евроинтеграции) и благоприятная для нас конъюнктура на мировых энергетических рынках. Справедливости ради следует отметить, что свою роль здесь сыграл и такой фактор, как внутренняя консолидация российского государства, начавшаяся еще в середине 90-х годов, когда цены на мировые энергоносители для России не были столь благоприятны.
Если же попытаться охарактеризовать одним словом состояние дел в нашей внешней политике, то этим словом является кризис. При этом речь идет не о каком-то маргинальном кризисе или о кризисе внешней политики РФ на отдельных направлениях. Кризис является всеобъемлющим и всесторонним, системным и структурным, развивающимся как по «вертикали», т.е. сверху донизу, так и по
«горизонтали», т.е. на всех мыслимых направлениях. Это одновременно концептуальный, институциональный, ресурсный, интеллектуальный, имиджевый и технологический кризис. К тому же это кризис, сопровождающийся синхронизированным и нарастающим давлением основных международных субъектов на Россию. Что же касается разговоров о «прагматизме» и «многовекторности» внешней политики, которым якобы следует Кремль, то за ними пытаются скрыть лишь тот уже всем очевидный факт, что внешняя политика России формируется стихийно,
89
строится как система ответов, а не превентивных шагов, носит не продуманный на перспективу, а чисто ситуативный характер. Стоит ли удивляться, что в международных делах нам по-прежнему не доверяют и считают непредсказуемыми?
Самое же главное состоит в том, что при продолжении подобной политики мы обречены на новые поражения.
Выше уже говорилось о том, что практически ни одна из задач внешней политики России глобального порядка, поставленная в Концепции внешней политики России,
утвержденной В.В.Путиным в 2000 году, - в основном не по нашей вине – не была выполнена. В данной главе важно проанализировать поставленные в 2000 году региональные задачи внешней политики, в решении которых Россия могла сыграть куда большую роль:
развитие добрососедских отношений и стратегического партнерства со всеми государствами – участниками СНГ как приоритетного направления внешней политики России; при этом первостепенной задачей является укрепление Союза Беларуси и России как высшей на данном этапе формы интеграции двух суверенных государств;
решительное противодействие сужению функций ОБСЕ, в частности попыткам перепрофилировать ее деятельность на постсоветское пространство и Балканы;
превращение адаптированного Договора об обычных вооруженных силах в Европе в эффективное средство обеспечения европейской безопасности;
развитие интенсивного, устойчивого и долгосрочного сотрудничества с Европейским союзом, лишенного конъюнктурных колебаний;
противодействие планам расширения НАТО;
сохранение наработанных человеческих, хозяйственных и культурных связей с государствами Центральной и Восточной Европы, преодоление имеющихся кризисных явлений и придание дополнительного импульса сотрудничеству в соответствии с новыми условиями и российскими интересами;
развитие отношений с Литвой, Латвией и Эстонией в русле добрососедства и взаимовыгодного сотрудничества;
сохранение территориальной целостности Союзной Республики Югославии,
противодействие расчленению этого государства, что чревато угрозой возникновения общебалканского конфликта с непредсказуемыми последствиями;
90
преодоление значительных трудностей последнего времени в отношениях с США, что прежде всего касается проблем разоружения, контроля над вооружениями и нераспространения оружия массового уничтожения, а также предотвращения и урегулирования наиболее опасных региональных конфликтов;
активизация участия России в основных интеграционных структурах Азиатско-тихоокеанского региона, в частности форуме АТЭС;
развитие дружественных отношений с ведущими азиатскими государствами, в
первую очередь с Китаем и Индией;
устойчивое развитие отношений с Японией, за достижение подлинного добрососедства, отвечающего национальным интересам обеих стран,
оформление международно признанной границы между двумя государствами.
В отношении Содружества Независимых Государств наша политика оказалась просто провальной. Здесь не только не удалось достичь ни одного прорыва (хотя именно такую задачу ставил В.Путин), но пришлось отступить по всем без исключения вопросам. Потеряна перспектива интеграции не с какими-то отдельными странами – будь то Грузия, Украина или Белоруссия – потеряна перспектива интеграции на этом пространстве вообще. Положение дел здесь особенности усугубилось после заявления В.Путина о том, что от СНГ, мол, и ждать было нечего, и с самого начала оно задумывалось как «процедура цивилизованного развода».
В связи с кризисом интеграционного проекта на постсоветском пространстве особенно настораживает стремление Кремля вместо того, чтобы провести глубокий анализ сложившейся ситуации, «списать» развал СНГ на действия неких внешних сил.
Спору нет, эти силы действовали. Однако все эти «оранжевые революции» носили в первую очередь объективный характер, поскольку явились протестом против обанкротившихся и коррумпированных постсоветских режимов, которые, вопреки российским национальным интересам, пытался сохранить Кремль.
России даже не удалось за все эти годы снять военно-политические угрозы вблизи своих государственных границ, что убедительно продемонстрировал грузино-
югоосетинский военный конфликт в августе 2008 г., в который она была втянута.
Приходится констатировать, что вокруг России, не без поддержки извне, формируется недружественное военно-политическое окружение.
Европейское направление. Здесь не удалось ни остановить тенденцию к сужению функций ОБСЕ (более того, за последние восемь лет она превратилась по существу в антироссийскую организацию), ни расширение НАТО, ни эрозию ДОВСЕ