Канетти.Э.Ослепление

Она хоть в Бразилию побежит за этим,- любезно пояснил он коллегам. Америка была для него недоста­ точно далеко. Затем он, сияя и пыхтя, оглядел караулку и обнаружил на стенах крупные фотографии, показывав­ шие приемы джиу-джитсу.- В мое время,- прорычал он,- хватало и этого! - Он сжал могучие кулаки и сунул

их под восхищенные носы нескольких коллег сразу.

- Да, такие времена,- сказал отец и пощекотал Те­ резу под подбородком. У его мальчишки жизнь будет когда-нибудь лучше. Комендант рассматривал Кина. Это был профессор, хорошую семью он почувствовал сразу, и денег у таких в кармане полным-полно. Другой сумел бы приодеться. А такой ходит себе как нищий. Мир не­

справедлив.

Тереза сказала отцу:

- Да, доложу я вам, но прежде всего я домохозяйка! Она знала - на тридцать, но была еще слишком оскорблена. Кин неподвижно глядел на коменданта и прислушивался к ее то близкому, то далекому голосу. Когда привратник решил удалиться и нежно взял про­ фессора под руку, тот закачал головой и с поразительной силой вцепился в стол. Его пытались оторвать от стола, но тот последовал за ним. Тогда Бенедикт Пфафф зары­

чал на Терезу:

- Катись отсюда, стерва!.. Он не выносит этой бабы! - прибавил он, повернувшись к коллегам. Отец схватил Терезу и выставил ее со всякими шуточками. Она была очень возмущена и шептала, что лучше бы он не давал ей покоя позднее. В дверях она собрала остатки

голоса и закричала:

- Убийство, наверно, пустяк! Убийство, наверно, пу­ стяк!

Получив по губам, она с величайшей поспешностью заскользила домой. Убийцу она не впустит. Она поскорее запрется, на два оборота внизу, на два вверху, на два по­ средине, и проверит, не побывали ли в доме грабители.

Но профессора и десяти полицейским не сдвинуть

сместа.

-Она ушла,- подбадривает его привратник, опроки­ дывая глыбу своей головы в сторону двери. Кин молчит.

Комендант смотрит на его пальцы. Они назойливы, они двигают его стол. Если так будет продолжаться, он скоро будет сидеть перед пустотой. Он встает; подушка тоже

сдвинулась.

-Господа,- говорит ОН,- так не годится!

Добрая дюжина полицейских окружает Кина и угова­

ривает его отпустить стол.

- Каждый сам своего счастья кузнец,- полагает один из них. Отец обещает выбить у бабы дурь из голо­

вы, не далее как сегодня же.

- Жениться надо только на людях приличных! - уве­ ряет гений. Он возьмет в жены только женщину с день­ гами, поэтому у него еще нет жены. Комендант руково­ дит происходящим И думает: какой мне от этого прок? Он зевает и презирает всех.

- Не позорьте меня, господин профессор! - рычит Бенедикт Пфафф.- Пойдемте по-хорошему! Мы пойдем теперь домой!

Кин не уступает.

Но тут комендант уже не выдерживает. Он приказы­

вает:

-Вон!

Все двенадцать, которые только что уговаривали, бро­ саются к столу и стряхивают Кина, как сухой листок. Он не падает. Он удерживается на ногах. Он не сдается. Вместо бесполезных слов он достает свой носовой пла­ ток и сам завязывает себе глаза. Узел он затягивает туго, до боли. Его друг берет его под руку и выводит.

Как только дверь закрывается, обладатель гениальной памяти приставляет палец ко лбу и заявляет:

-Преступником был четвертый!

Караулка решает отныне не спускать глаз со швейца­ ра Терезианума.

На улице привратник предложил господину профес­ сору свою клетушку. В квартире тот начнет раздражаться, зачем эти неприятности? Ему нужен теперь покой.

- Да,- говорит Кин,- я не выношу этого запаха. Он воспользуется предложением привратника, пока

не вычистят квартиру.

КРОХОТУЛЕЧКА

'~II

"~os . еред Терезианумом Фи-

шерле, которому удалоеь сбежать, встретила неожиданность. Вместо его служа­ щих, чья судьба и болтливость его тревожили, у ворот собралась взволнованная толпа. Заметив его, какой-то старик завопил: «Урод!» - и съежился со всей поспешно­ стью, на какую было способно его одеревенелое тело. Он боялся преступника, которого слухи раздули в исполин­

ского карлика; съежившись, он оказался таким же ма­

леньким, как тот. Какая-то женщина подхватила слабый возглас старика и сделала его громким. Теперь это услы­ шали все; счастье хотеть чего-то вместе овладело толпой.

- Урод! - катилось по площади.- Урод! Урод! Фишерле сказал: «Очень приятно!» - и поклонился.

Из людской массы можно извлечь массу выгод. Огорчен­ ный тем, что положил назад в карман Кина много денег, он надеялся вознаградить себя за это здесь. Он еще не пришел в себя от прежней опасности и не сразу почув­ ствовал новую. Восторженный возглас, пронесшийся над ним, обрадовал и его. Точно так же будет он в Америке выходить из своего шахматного дворца. Будет играть музыка, люди будут кричать, а он станет вытаскивать у них доллары из карманов. Полиция не нагреет руки; она должна будет смотреть сложа руки. Там с ним ни­ чего не может случиться. Миллионер - это святыня. Сто полицейских стоят при этом и покорнейше просят его угощаться. Здесь они понимают его не так хорошо. Он оставил их там, внутри. Вместо долларов здесь только

мелочь, но он возьмет все.

Пока он озирал свое поле боя, переулки, которыми можно было улизнуть, карманы, куда можно залезть,

ноги, среди которых можно затеряться, воодушевление угрожающе нарастало. Каждый хотел что-то урвать от похитителя жемчужного ожерелья. Даже самые спокой­ ные теряли самообладание. Ну и наглость - показывать­ ся на глаза людям, которые его узнают! Мужчины раско-

лошматят его вдрызг. Женщины сначала поднимут его до неба, потом исцарапают. Уничтожить хотят его все, что­ бы осталось только позорное пятно, каковым он и был, ничего больше. Но сначала надо увидеть его. Ибо хотя тысячи самозабвенно кричали «Урод'», заметил его разве что десяток людей. Дорога к чертову карлику была вымо­ щена добрыми ближними. Все алкали его, все жаждали его крови. Озабоченные отцы поднимали детей выше го­ лов. Их могли растоптать, и им следовало поучиться, двух зайцев одним ударом. Соседи злились на этих от­ цов, что те и сейчас еще думали о детях. Многие матери отрешились от детей; они предоставляли им сколько

угодно кричать, они ничего не слышали, они слышали только: «Урод':

Фишерле нашел, что шума делают слишком много. Вместо «Да здравствует чемпион'» люди кричали «Урод'», А почему здравствовать должен был именно урод, он не понимал. На него напирали со всех сторон. Лучше бы его меньше любили, да больше жаловали. Так ему ничего не достанется. Вот кто-то сжал ему пальцы. Вот он уже не разбирает, где у него горб. Красть одной рукой слиш­

ком опасно для него.

- Ребятки! - крикнул он.- Вы слишком сильно лю­ бите меня!

Только находившиеся совсем рядом услыхали его. С пониманием к его словам никто не отнесся. Толчки вразумляли, пинки убеждали его. Он что-то натворил, если бы только знать - что. Может быть, его уже схвати­ ли? Он посмотрел на свою свободную руку. Нет, она не была еще ни в чьем кармане. Мелочи-то он всегда нахо­ дил - носовые платки, гребенки, зеркальца. Он обычно брал их, а потом, в отместку, выбрасывал. Но сейчас его рука была позорно пуста. Что за блажь у людей - хватать его без вины? ОН еще ничего не украл, а они уже пинали его ногами. Сверху осыпали тумаками, снизу пинали, а бабы, конечно, щипали горб. Ему, правда, не было больно, в битье эти олухи ни черта не смыслили, в «Небе» они могли бы бесплатно обучиться битью. Но поскольку

наперед ничего не известно, а новички с виду уже не

раз оказывались на поверку крупными специалистами,

Фишерле принялся жалобно кричать. Обычно он издавал каркающие звуки, но когда нужно было, например сей­ час, голос его звучал как голос грудного младенца. Необ­ ходимое упорство у него тоже было. Находившаяся близ него женщина забеспокоилась и стала оглядываться. Ее ребенок лежал дома. Она испугалась, что он побежал за ней и затерялся в толпе. Она безуспешно искала его

глазами и ушами, успокаивающе щелкнула языком, как перед детской коляской, и наконец успокоилась сама. Остальные не пожелали принимать за младенца убийцу­ грабителя. Они боялись, что их скоро оттеснят, напор был слишком велик, и торопились. Удары их станови­ лись хуже, все чаще они промахивались. Но в круг всту­ пали новые, у которых были те же намерения. В общем, Фишерле отнюдь не был доволен. При желании он мог бы играючи избавиться от этой своры. Достаточно было слазить под мышки и разбросать перед ними банкноты. Может быть, на то они и рассчитывали. Конечно, это ло­ точник, эгоист, змея подколодная, настропалил людей, и теперь они хотят его денег. Он плотно прижал к себе

руки, возмущаясь хамством, которое приходится терпеть сегодня начальникам от своих служащих, он не станет терпеть, он выгонит к черту эту змею, она уволена, он

все равно уволил бы ее, и Фишерле решил упасть мерт­ вым. Если эти разбойники станут обыскивать его карма­ ны, он узнает, чего они хотят от него. Если же они не станут его обыскивать, то убегут, потому что он мертв.

Но его план легче было составить, чем выполнить. Он

старался упасть; коленки окружающих задержали его горб. Лицо уже умирало, кривые ноги подкосились, вместо рта, который был чересчур мал, дух испускал нос,

плотно закрытые глаза раскрылись, застывшие и угас­ шие - все приготовления были сделаны слишком рано. Из-за горба план его провалился. Фишерле слышал, в чем его упрекают. Жаль бедного барона. Жемчужное ожерелье не стоит всего этого. Жестокий испуг молодой баронессы. У нее теперь разбита вся жизнь, осталась она без мужа. Может быть, она выйдет замуж вторично. За­ ставить ее никто не может. Карликам дают двадцать лет. Надо бы вернуть смертную казнь. Уродов надо уничто-

жать. Все преступники - уроды. Нет, все уроды - пре­ ступники. Глядит себе этаким дурачком-простофилей. Лучше бы делал какую-нибудь работу. И не вырывал у людей изо рта кусок хлеба. На что ему жемчуга, такому уроду, и нос жидовский хорошо бы оттяпать. Фишерле

злился, о жемчужных ожерельях эти люди говорили как слепые о цвете! Если бы только оно бьmо у него!

Тут вдруг чужие коленки поддались, его горб выпрос­ талея, он наконец упал наземь. Погасшими глазами он установил, что его покинули. Уже когда они ругали его, ему показалось, что давка уменьшилась. Крик «Урод!»

звучал еще громче, но со стороны церкви.

-Вот видите,- сказал он с упреком, вставая и огля­

дывая двух-трех последних сторонников, которые у него остались.- Действительный преступник там!

Их взгляды последовали за его правой рукой, которая указывала на церковь; левой он мгновенно обшарил три кармана, презрительно выбросил гребенку, единствен­

ное, что он нашел, и дал тягу.

Фишерле так и не узнал, кому он был обязан своим чудесным спасением. На привычном месте его в обще­ стве остальных ждала Фишерша, и наскучило это ожида­ ние только ей.

Ибо ассенизатор вообще не заметил, как долго нет начальника. Он мог часами стоять на двух ногах и столько же времени ни о чем не думать. Ни развлечения, ни скука не были ему ведомы. Все люди оставались ему чужими, потому что они либо мешкали, либо торопи­ лись. Жена будила его, жена выпроваживала его, жена встречала его. Она была его часами и надлежащим вре­ менем. Лучше всего он чувствовал себя под хмельком,

потому что и другие тогда не замечали часов.

«Слепой» В ожидании развлекалея по-царски. Вче­

рашние щедрые чаевые ударили ему в голову, он надеял­

ся на еще более щедрые сегодня. Вообще-то он выйдет из фирмы «Зигфрид Фишер» и откроет - столько он вскоре заработает - универсальный магазин. Магазин широченный, скажем, на девяносто продавщиц. Их он подберет сам. Меньше чем на девяносто кило он ни одной не возьмет. Он будет хозяин и сможет брать кого

захочет. Он будет платить самое высокое жалованье, он отобьет у конкурентов самых тяжелых. Везде, где такая появится, до нее сразу дойдет правдивый слух: в магази­ не «Иоганн Швер» платят лучше. Владелец, бывший сле­ пой, человек проницательный! Он обращается с каждой в отдельности как со своей женой. Тут она плюнет на других мужчин и придет к нему. В универсальном мага­ зине можно купить все: помаду, настоящие гребни, сетки

для волос, чистые носовые платки, мужские шляпы, корм для собак, черные очки, карманные зеркальца, во­ обще что угодно. Только пуговиц не будет. В витринах будут висеть большие объявления: Пуговицы здесь не про­ даются.

А лоточник обыскивал церковь, ища наркотики. Их близость действовала на него усыпляюще. Он то и дело находил тайный пакет, но знал, что это не на самом

деле, смышлености у него хватало. Все трое мужчин молчали.

Только Фишерша выказывала растущую озабочен­ ность. С Фишерле что-то случилось. Его все нет, а он та­ кой маленький. Он свое слово держит. Через пять минут, сказал он, он будет на месте. Сегодня утром в газете со­ общалось о несчастном случае, она тогда сразу же поду­ мала о нем. Столкнулись два паровоза. Один - наповал, другой угнали тяжело раненным. Она сейчас пойдет по­ смотрит. Если бы он не запретил, она пошла бы. Они напали на Фишерле, потому что он большой начальник. Он зарабатывает много денег и всё носит с собой. Она же знает: он - что-то особенное. Его жена натравила на него врагов, потому что он не выносит ее. Она для него слишком стара. Ему стоит только развестись - в «Небе» его захочет любая. У церкви черным-черно от людей. Фишерле попал под машину. Она все-таки пойдет по­ смотрит. Остальные пусть останутся здесь. Он умеет так хорошо ругаться. Его глаз она боится. Когда он глядит на нее, ей хочется убежать, а убежать она не может. Что себе думают эти трое, он же начальник. Они тоже долж­ ны бояться. Он лежит под колесами. Горб они ему разда­ вили. У Фишерле пропали его шахматы. Он ищет их

и злится, вот и волнуется. Он у нее еще, чего доброго, заболеет. Она должна будет ухаживать за ним. Она так сразу и подумала утром. В газете было написано. Он ни­ когда их не читает. Теперь она пойдет, теперь пойдет.

После каждой фразы она умолкала и озабоченно мор­ щила лоб. Она шагала взад и вперед, качая горбом, под­ ходила, собрав новые слова, к коллегам и произносила их громким шепотом. Она чувствовала, что все точно так же тревожатся, как она. Даже «слепой» ничего не гово­ рил, а в хорошем настроении он любил разглагольство­ вать. Ей хотелось поискать Фишерле совсем одной, и она боялась, что другие увяжутся за ней.

- Я сейчас приду! - прокричала она несколько раз, чем дальше она удалялась, тем громче. Мужчины не тро­ гались с места; несмотря на свой страх, она была безмер­ но счастлива. Она найдет Фишерле. На служащих он не станет злиться, при таком-то несчастье. Он сказал, чтобы

они ждали.

Тихо пробирается она на площадь перед церковью. Она уже за углом, вместо того чтобы торопиться, она

замедляет свои и так-то крошечные шаги и судорожно поворачивает головку назад. Если появится лоточник,

или пуговичник, или ассенизатор, она резко остановит­

ся, как машина, которая переехала Фишерле, и скажет: «Я только посмотрю». Лишь когда они повернут назад, она двинется дальше. Иногда она немного ждет, ей чу­

дятся за церковью чьи-то штаны, затем их там не оказы­ вается, и она крадется дальше. Такой толпы она уже дав­ но не видела. Тут бы каждому купить по газете, и ей хва­ тило бы на неделю. Вся пачка лежит в «Небе»; на газеты

у нее сегодня нет времени, потому что она состоит на службе у Фишерле. Тот платит двадцать шиллингов в день, по собственному почину, потому что фирма у него крупная. Она прячется, чтобы найти его; она дела­ ется еще меньше; он лежит где-то на земле. Она слышит его голос. Почему она не видит его? Она проводит рукой

по тротуару.

-Не настолько же он маленький,- шепчет она, ка­

чая головой. Она уже в гуще толпы, и оттого, что она

(

сплошь высоких? Все давят ее, его они тоже давят, Фи­ шерле раздавлен, пусть они выпустят его! Ему нечем ды­ шать, он задыхается, он погибнет!

Вдруг кто-то совсем рядом с ней кричит: «Уроди­ на!» - и ударяет ее по горбу. Другие тоже кричат, тоже бьют ее. Толпа набрасывается на нее, здесь люди находи­

лись вдали от драки, тем энергичнее они наверстывают

упущенное. Она лежит на животе и не двигается. Ее из­ бивают вовсю. Метят в горб, а попадают куда придется. Со стороны Терезианума люди толпой стягиваются сюда. В том, что горб настоящий, сомнений не может быть. На него и обрушивается гнев толпы. Пока она способна на это, Фишерша дрожит за судьбу Фишерле и стонет:

-Он - единственное, что у меня есть на свете. Затем она теряет сознание.

СФишерле все было в порядке. За церковью он встретил троих из четырех служащих; Фишерши не было.

-Где она? - спросил он, подняв руку до высоты своего живота. Он имел в виду эту крохотульку.

- Она смылась,- быстро ответил лоточник, сон

унего был легкий.

-Ну, ясно, баба,- сказал Фишерле,- она не может

ждать, ей надо что-то делать, она занята, она потеряла свои деньги, она разорена, все бабы - уроды!

- Моих баб оставьте в покое, господин Фишерле! - угрожающе перебил его «сдепой».э- Мои бабы не уроды. Не ругайтесь! - Он чуть не начал описывать свой уни­ версальный магазин. Взгляд на конкурентов образумил его.- У меня пуговицы запрещены полицией! - упомя­

нул он только и умолк.

- Ушла,- проворчал ассенизатор. Этот веский ответ, только что наконец сложившийся, относился еще к пер­ вому вопросу Фишерле.

А лицо начальника растерянно сморщилось. Его голо­

ва упала на грудь, его вытаращенные глаза наполнились

слезами. Он безнадежно переводил взгляд с одного на другого и молчал. Правой рукой он бил себя вместо лба

по носу, и так же сильно, как его кривые ноги, дрожал

его голос, когда он наконец подал его.

-Господа,- заплакал ОН,- я разорен. Мой покупа­

тель меня,- судорога возмущения тряхнула его вырази­

тельное тело,- обманул. Знаете что? Он приостановил платежи и отправился с моими деньгами в полицию!

Ассенизатор свидетель!

Он подождал подтверждения. Ассенизатор кивнул, но лишь через несколько минут. За это время универ­

сальный магазин развалился, похоронив девяносто слу­ жащих. Церковь рухнула: наркотики, которые в ней на­ ходились или еще только должны были попасть туда, погибли. О сне уже нечего было и думать. При расчистке развалин в подв~~ах магазина обнаружился колоссаль­

ный склад пуговиц.

Фишерле заприходовал кивок ассенизатора и сказал: - Мы все разорены. Вы теряете место, а у меня раз­ бивается сердце. Я думал о вас. Все мои деньги ухнули, и меня разыскивают ввиду незаконных коммерческих операций. Через несколькО дней вывесят объявление

о розыске, вы сами увидите, мои сведения из надежного источника. Я должен скрыться. Кто знает, где я объяв­ люсь снова, быть может в Америке. Если бы только у меня были деньги на дорогу! Но я уж сумею улизнуть.

Человек моего шахматного ума никогда не пропадет.

Только за вас я боюсь. Полиция может вас слопать. За такое пособничество дают два года тюрьмы. Люди помо­ гают человеку, просто по дружбе, и вдруг их сажают на

два года - почему? Потому что они не умеют держать

язык за зубами! Знаете что? Вы можете вообще не сесть! Если вы будете умные, Бы ничего не скажете. «Где Фи­

шерле?» - спросит полиция. «Понятия не имеем,),- ска­ жете ЕЫ. «Вы служили У Фишерле?» - «Какое там!,)­ скажете БЫ. «До нас дошли слухи'» - «Слухи эти, С ваше­ го позволения, ложные-.э- «Когда ВЫ видели Фишерле в последний раз?» - «Когда он исчез из "Неба"?,)­ «Может быть, его жена помнит, какого это было числа».

Если вы точно назовете число, это произведет плохое впеча гление. Если вы точно не назовете число, то спро­

сят жену, пускай и она сходит разок ради мужа в поли­

ци:о. ей зто не вредно. «Чем торговала фирма "Зигфрид СХ' '>'Р и Компания?"> - «Да откуда же нам это знать,

господин старший генерап?» Как только вы начнете от­

пираться, вас сразу отпустят. Стоп, у меня появилась блестящая идея! Такого вы еще не слышали! Вам вообще

не придется идти в полицию! Полиция оставляет вас в покое, она о вас знать не желает, она не интересуется

вами, вы не существуете для полиции, вас нет на свете _

как мне вам это объяснить? А почему? Очень просто, по­

тому что вы держите язык за зубами. Вы не говорите ни слова, никому ни слова, во всем «Небе»! Теперь я вас спрашиваю, как тут может прийти кому-нибудь в голову сумасшедшая мысль, будто вы имеете ко мне какое-то отношение? Исключено, говорю вам, и вы спасены. Вы приступаете к работе как ни в чем не бывало. Ты идешь

торговать вразнос и не можешь уснуть, а ты отдаешь сво­

ей бабе три четверти жалованья и убираешь дерьмо, ведь

и ассенизатор, я считаю, на что-то нужен, что делать с таким количеством дерьма огромному городу, если ассенизатор будет лежать на боку, а ты пойдешь опять

попрошайничать, собака-то у тебя есть, и очки тоже. Бросят тебе пуговицу - поглядишь в сторону, бросят не

пуговицу - поглядишь куда надо. Пуговицы - твоя беда, смотри, еще убьешь кого-нибудь! Вот как вам надо вести себя, I а у меня самого нет ничего, а я еще каждому даю совет. Хотел бы я иметь то золото, которого стоит мой

совет, я все раздариваю, потому что я вам сочувствую!

Взволнованный и растроганный, Фишерле стал ша­ рить у себя в карманах штанов. Его печаль по поводу

разорения прошла; говоря, он разгорячился и забыл раз­

меры несчастья, постигшего его самого. Он был вопло­ щенной отзывчивостью, судьба друзей занимала его больше, чем его собственная. Он знал, как пусты его карманы. Порванную подкладку левого он вывернул на­

ружу, в правом он нашел, к своему удивлению, шиллинг и пуговицу. Он извлек то и другое - кто сказал А, дол­ жен сказать и Б - и воодушевленно прокаркал:

-Последний шиллинг я делю с вами! Четыре служа­

щих и один начальник, вместе это составляет пять. На каждого приходится по двадцать грошей. Долю Фишер­

ши я пока сохраню у себя, потому что Шиллинг принад­ лежит мне. Может быть, я встречу ее. Кто даст сдачу?

После сложных расчетов - ни у кого не было мелочи на целый шиллинг - дележ удался по крайней мере час­ тично. Лоточник получил шиллинг и отдал свои шесть­ десят грошей. За это он остался должен двадцать грошей ассенизатору, которому нечего было отчислять жене и у которого поэтому ветер гулял в кармане. Из мелочи лоточника «слепой» взял свою одинарную, Фишерле­ свою двойную долю.

-Вам хорошо смеяться! - сказал Фишерле, он был единственный, кто смеялся.- Я вам в подметки не го­ жусь со своими двадцатью грошами, у вас есть работа, вы богатые люди! А у меня одно только честолюбие, такой уж я человек. Я хочу, чтобы все в «Небе» говорили обо мне так: Фишерле исчез, но это была благородная душа!

-Где нам теперь найти такого шахматного чемпио­ на? - посетовал лоточник.- Теперь я единственный

чемпион - по картам.

В его кармане легко поплясывал тяжелый шиллинг. «Слепой» стоял неподвижно, закрыв по привычке глаза,

и еще протягивал по привычке сложенную горстью ла­ донь. Его доля, две никелевые монетки, лежали в ней, такие же грузные и неподвижные, как их новый владе­ лец. Фишерле засмеялся:

-Тоже мне чемпион - по картам!

Ему показалось смешным, что чемпион мира по шах­ матам разговаривает с такими людьми - с ассениза­ тором-семьянином, с лоточником, который страдает бессонницей, с самоубийцей из-за пуговиц. Заметив про­ тянутую руку, он быстро положил в нее пуговицу и за­

трясся от смеха.

- Всего наилучшего вам всем! - прокаркал он.­ И будьте умниками, ребятки, будьте умниками!

«Слепой» открыл глаза и увидел пуговицу; он что-то почувствовал и хотел убедиться в обратном. В смертель­ ном испуге он посмотрел в сторону Фишерле. Тот повер­

нулся и крикнул:

- До свидания, до встречи в лучшем мире, на том свете, дорогой друг, не принимай близко к сердцу!

Затем он все-таки поспешил, этот тип мог, чего доб­ рого, не понять шутки. В ближайшем переулке он

всласть посмеялся над тем, что все люди такие глупые.

Зайдя в какое-то парадное, он подпер руками горб и за­ качался влево и вправо. Из носу текло, никелевые монет­ ки звенели, горб болел, он в жизни не смеялся так долго, это продолжалось добрых пятнадцать минут. Перед тем

как двинуться дальше, он опорожнил нос у стены и, су­ нув его в подмышки, понюхал каждую. Там лежал его

капитал.

Уже через несколько переулков его охватила грусть из-за больших убытков. Банкротство было преувеличени­

ем, но две тысячи шиллингов - это состояние, а ровно столько денег осталось у специалиста по книжной части. Полиция вообще ни к чему. Она мешает деловой жизни. Что понимает такой бедный чиновник с паршивым окла­ дом, без капитала, только для слежки и нужный, в делах, какими ворочает большая фирма? Он, Фишерле, напри­ мер, не постыдится поползать и собственноручно по­ добрать деньги, которые должен ему и со зла швырнет наземь его покупатель. Его, может быть, и пнут разок, но для него это не беда. Он постарается отпихнуть ногу, две ноги, четыре ноги, все ноги, он, сам начальник; деньги грязные и мятые, они не выходят свежими из давки, человек партикулярный постесняется прикоснуться к ним - а он возьмет их. Конечно, у него есть служащие, целых четверо, он мог бы набрать и восьмерых, шестна­ дцать - нет, конечно, он мог бы послать их и приказать: «Подберите, ребятки, эти грязные деньги!» Но он на та­ кой риск не пойдет. Люди только и думают, как бы украсть, у них на уме одно воровство, и каждый считает себя великим артистом, оттого что припрятал какие-то крохи. Начальник потому и начальник, что полагается на самого себя. Это можно назвать и риском. Он, значит, подбирает восемнадцать сотенных, недостает только двух еще, они уже почти у него в кармане, он обливается по­ том и мучается, он говорит себе: какой мне от этого толк, и тут появляется полиция, в самый неподходящий момент. Он пугается до смерти, он терпеть не может по­ лицию, она ему осточертела, сплошные бедняки, он сует

патель должен ему, и удирает. Что делает полиция? Она отбирает деньги. Она могла бы оставить их покупателю, вдруг снова настанут хорошие времена, и Фишерле

возьмет их, так нет же, она находит книжника сумасшед­

шим. На такого человека, как этот книжник, говорит она, с такими большими деньгами и таким крошечным умишком, непременно нападут, его непременно ограбят; неприятностей не оберешься. Работы у нас хватает, так оставим лучше эти деньги себе, и они действительно оставляют их себе. Полиция крадет, а человек оставайся порядочным!

В разгар его гнева один полицейский, мимо которого он проходил, пристально посмотрел на Фишерле. Уйдя от него на почтительное расстояние, Фишерле дал волю своей ненависти к нему. Не хватало еще, чтобы эти воры не пустили его в Америку! Он решил еще до своего

отъезда отомстить полиции за преступление против собственности, которое та учинила над ним. Самое луч­ шее - щипать их скопом, пока не закричат. Он был убежден в том, что украденные деньги они разделили между собой. Было, скажем, две тысячи полицейских; значит, на каждого пришлось по целому шиллингу. Ни­ кто не сказал: «Нет! Я не возьму денег, потому что они украдены'» - как полагалось бы в полиции. Поэтому все были одинаково виноваты, и щипающий Фишерле не

щадил никого.

- Но не воображай теперь, что им больно! - ска­ зал он вдруг вслух.- Ты здесь, а они там. Что им твои щипки?

Вместо того чтобы совершать намеченные им для отъезда шаги, он часами слонялся по городу, без цели, обозленный, ища возможности наказать полицию. Обыч­

но при самом ничтожном намерении у него возникал

и славный план действий, а сейчас он был в растерян­

ности и потому постепенно отступался от самых жестких

своих требований. Он готов был даже отказаться от де­ нег, если только ему удастся отомстить. Он жертвовал двумя тысячами шиллингов чистоганом! Не нужны они

ему уже вовсе, он и в подарок их не возьмет, только

Полдень уже прошел, а он все еще ничего не ел от ненависти, и тут его взгляд упал на две большие вывески на одном доме. Одна гласила: Д-р Эрнст Флинк, женские болезни. Другая, сразу под ней, принадлежала некоему д-ру Максимилиану Бюхеру, невропатологу. «Вот сразу всё, что нужно вздорной бабе»,- подумал он, и тут ему вспомнился парижанин, брат Кина, наживший состоя­ ние гинекологией и затем перешедший на психиатрию. Он стал искать бумажку, на которую записал адрес этого знаменитого профессора, и действительно нашел ее у себя в кармане пиджака. На месте было и рекоменда­ тельное письмо, но с ним надо было сначала поехать в Париж. Это слишком далеко, а полиция тем временем пропьет денежки. Если он сам напишет брату письмо

иподпишется своей фамилией, этот барин спросит: «Фи­ шерле? Кто такой Фишерле?» - и стараться не станет. Ведь он человек с состоянием и ужасно горд. Профессор

исостояние сразу - тут нужно тонкое обхождение. Это не как в жизни, это уже как в шахматах. Если бы знать, играет ли профессор в шахматы, можно было бы подпи­ саться: «Фишерпе, чемпион мира по шахматам». Но с та­

кого человека станется, что он не поверит тебе. Через два месяца, побив как последнюю собаку и разгромив Капабланку, Фишерле пошлет всем выдающимся людям мира такую телеграмму: «Имею честь почтительно пред­ ставиться, новый чемпион мира по шахматам Зигфрид Фишер». Тут никаких сомнений не возникнет, это будут знать все, люди склонят головы, состоятельные профес­

сора в том числе, кто не поверит, попадет под суд за оскорбление, а послать настоящую телеграмму - об этом

он всю жизнь мечтал.

Так осуществится его месть. Он зашел в ближайшее почтовое отделение и потребовал три бланка для теле­ грамм, поскорее, пожалуйста, дело срочное. В бланках он разбирался. Он уже не раз их покупал, они были дешевы, и огромными буквами писал на них издеватель­ ский вызов тому или иному чемпиону мира. Эти велико­ лепные тексты вроде «Я презираю вас, урод!» или «По­ пробуйте со мной, если хватит смелости, урод вы эта­ кий': он читал вслух в «Небе», жалуясь на трусость

чемпионов, от которых никогда не приходило ответа. Во многом ему верили, но насчет телеграмм - нет, ведь

унего было слишком мало денег, чтобы послать хотя бы одну; поэтому его дразнили: он, мол, забыл или неверно указал адрес. Один добродушный католик обещал, что, как только он вознесется на настоящее небо, сбросит вниз письма, хранящиеся для Фишерле до востребования

усвятого Петра. «Если бы они знали, какую честную

с ним это жалкое отребье. Кем он был тогда? Ежеднев­ ным гостем в вертепе «У идеального неба». А кто он те­ перь? Теперь он посылает телеграмму професеору. Дело только за правильными словами. Лучше не называть соб­ ственного имени. Напишем так: «Брат спятил. Друг дома». Первый бланк выглядит теперь совсем недурно; вопрос в том, произведет ли «спятил» впечатление на психиатра. С этим он сталкивается каждый день, он ска­ жет себе: «А, ничего страшного» - и будет ждать, пока друг дома не протелеграфирует снова. для этого Фишер­

ле, во-первых, слишком дороги его деньги, во-вторых,

они у него не краденые, а в-третьих, это для него слиш­ ком долго. Опустив «друг дома» - это отдает излишней преданностью, заставляет ждать слишком многого,- он усиливает «спятил» словом «окончательно». На втором бланке значится: «Брат окончательно спятил». А кто под­ пишется? На телеграмму без подписи ни один человек с положением реагировать не станет. Существуют на све­ те клевета, шантаж и тому подобные профессии, гинеко­ лог на пенсии знает много чего. У Фишерле есть еще один бланк; досадуя на два испорченных, он задумчиво нацарапывает «Я окончательно спятил» на третьем. Про­ читав это, он приходит в восторг. Если человек пишет так о себе, ему надо верить, кто же станет так писать о себе? Он подписывается «Твой брат» и бежит с удав­

шимся посланием к окошку.

Чиновник, человек с червоточиной, качает головой. Всерьез это нельзя принять, а шуток он не понимает.

- Вы обязаны это принять! - требует Фишерле.­ Вам за это платят или мне?

Вдруг у него возникает опасение, что опороченные

люди не имеют права посылать телеграммы. Откуда чи­ новник знает его? Наверняка не по «Небу», а уж бланки­

то он всегда брал в других местах.

_ Это ничего не значит! - говорит чиновник и воз­ вращает телеграмму. Урод поднимает ему дух.- Нор­

мальный человек так не напишет.

_ То-то и оно! - кричит Фишерле.- Поэтому я и по­ сылаю телеграмму своему брату. Пусть он меня заберет!

Я сумасшедший!

_ Попрошу вас удалиться отсюда, сударь! - взъяряется чиновник, изо рта его уже летят брызги.

Толстяк в двух шубах, одна - подстежка из меха, дру­

гая - поверх нее, стоящий в ожидании позади Фишерле, находит потерю времени возмутительной, отталкивает карлика в сторону, грозит запертому за окошком чинов­

нику жалобой и заканчивает свою речь, за каждым словом которой кроется туго набитый бумажник, такой

фразой:

-Вы не имеете права не принимать телеграммы, по-

нятно? Вы - нет!

Чиновник умолкает, проглатывает свое право на разу­

мение и выполняет свою обязанность. Фишерле обсчи­ тывает его на один грош. Толстяк указывает карлику, которому он помог не из-за спешки, а из принципа, на

его ошибку.

_ Что вы говорите? - говорит Фишерле и исчезает. Выйдя, он видит, как телеграмму задерживают в нака­

зание за его проделку.

_ Из-за какого-то гроша, Фишерле,- упрекает он себя,- когда телеграмма стоит в двести шестьдесят семь

раз больше!

ОН возвращается, извиняется перед толстяком, он,

мол, неверно понял его, он плохо слышит, он свихнулся на правое ухо. ОН говорит еще что-то, чтобы хотя бы мысленно приблизиться к его бумажнику. Тут, как раз вовремя, он вспоминает свой скверный опыт, связанный с обладателями двойных шуб. Они не подпускают к себе

;,

,/ (

кодушно прощается и уходит. Он отказывается от бумаж­

ника, потому что его месть - в пути.

Чтобы достать фальшивый паспорт, он зашел в одно заведение, находившееся поблизости от «Неба», но куда более низкого пошиба. Оно называлось «У павиана»,

исамо это звериное название говорило о том, какие

чудовища сюда захаживали. Здесь у каЖдОГО была суди­ мость. Такой человек, как ассенизатор, с работой и хоро­ шей репутацией, «Павиана» избегал. Его жена, как он рассказывал в «Небе», развелась бы с ним, если бы от него только пахнуло «Павианом». Ни пенсионерки не было здесь, ни чемпиона, который побивал всех. Здесь выигрывал то один, то другой. Ум, который ВЫНУЖдает выигрывать, отсутствовал. Заведение находилось в подва­ ле, надо было спуститься на восемь ступенек, чтобы най­ ти дверь. Часть ее разбитого стекла была заклеена бума­ гой. На стенах висели порнографические женщины. Хозяйка <,Неба» ни за что не потерпела бы этого в своей приличной кофейне. Столешницы были из дерева; мра­ мор мало-псмалу растащили. Умерший арендатор всяче­ ски старался привлечь публику с постоянным заработ­ ком. Он обещал каждой даме за каждого приличного го­ стя, которого она приведет, по чашечке кофе бесплатно. Он заказал тогда красивую вывеску и окрестил свое заве­ дение «Разнообраэия ради». Его жена говорила: «Вывеска подходит И ко мне», она гонялась за разнообразием все время, и он умер от любовной тоски, потому что у него был аппендицит и дела шли так скверно. Как только он умер, жена заявила: <'"Павиан" мне нравится больше». Она извлекла на свет старую вывеску, и от доброй славы не осталось и памяти. Эта баба отменила даровой кофе, и с тех пор ни одна дорожившая собой дама не пересту­ пала порога ее подвала. Кто заходит сюда? Подделывате­ ли паспортов, бездомные, выдворенные, скрывающиеся от розыска, еврейская голь и всякая опасная шантрапа. В «Небе» иногда и появлялась полиция, сюда она не решалась совать нос. Для ареста одного бандита-убийцы, чувствовавшего себя в безопасности у хозяйки «Павиа­

Фишерле признавал, что «Небо» ему осточертело, но по сравнению с «Павианом» оно было чистым золотом. Когда он вошел, к нему бросились несколько мужчин, которых все боялись. Они гордо похлопали его со всех

сторон, выражая свою радость по поводу прихода столь редкого гостя. Хозяйки сейчас как раз нет, а то она вот уж обрадовалась бы. Полагали, что он пришел прямо из «Неба». Им было запрещено показываться в этом бла­ гословенном бабами месте. Они стали спрашивать о той, о другой. Фишерле врал во весь опор. Он не кичился и держался приветливо, за фальшивый паспорт он хотел выложить как можно меньше денег. Он подождал гово­ рить о своем деле, а то поднялась бы цена. Убедившись, что это он, его похлопали еще немножко: собственной рукой легче всего утвердить себя в своем мнении. Пусть он садится, раз уж зашел, пусть посидит. Такого благо­ родного коротышку нельзя отпускать сразу. Не обвалил­ ся ли уж потолок в «Небе»? В это опасное для жизни за­ ведение никто теперь не сунется. Полиции надо позабо­

титься, чтобы там сделали ремонт! Там бывает столько баб - куда им деться, если обвалится потолок?

Когда они уговаривали Фишерле взяться за это дело, в кофе, который кто-то подал ему, упал кусочек извест­ ки. ОН пил кофе и сожалел, что у него так мало времени. Он пришел проститься. Шахматный союз в Токио пред­ ложил ему место учителя шахматной игры.

- Токио находится в Японии. Я еду послезавтра. Дорога туда продлится полгода. Это для меня она про­ длится так долго. В каждом городе я буду выступать в турнире. Так я выколочу деньги из самой поездки.

гордится славой, которую он на своей шахматной доске донесет до Японии.

- И ты собираешься выехать уже послезавтра? Шестеро это сказали, а -остальные одновременно по­

думали то же. Они обращались к нему на «ты», хотя он был из «Неба», потому что жалели его за легковерие.

-У полиции ты ни шиша не получишь, это так же

верно, как то, что я ОТСИдел девять лет! - сказал один.

-Тебя еще и посадят за попытку к бегству!

-И в довершение всего они сообщат о твоих судимостях в Японию!

Глаза Фишерле наполнились слезами. Он отодвинул чашку с кофе и стал всхлипывать.

-Я зарежу эту банду! - говорил он в промежутках.­

Явсех зарежу!

Его жалели на все ладье сколько разного опыта, столько и мнений. Один знаменитый подделыватель пас­

портов заявил, что есть только одно спасение, и это­

он. С Фишерле он возьмет лишь половину цены, потому что Фишерле - это половина человека. В такую шутку он облек свое участие. Ни один из них не выжал бы из себя слова сочувствия. Фишерле улыбался сквозь слезы.

- Я знаю, ты знаменитость,- сказал ОН,- но паспор­ та, чтобы доехать до Японии, ты еще не делал, пока еще нет!

Подделыватель, прозванный «паспортистом», человек

с волнистыми волосами, черными как смоль, художник­ неудачник, сохранивший тщеславие еще со своих худож­

нических времен, возмущенно вскочил и прошипел:

-Мои паспорта доезжают и до Америки!