Ю.Я. Перепёлкин - История Древнего Египта

Глава 2. Старое царство

сушею на некую страну к северу от земли «тех, кто на песке». И этот поход тоже завершился полной победой: «перебиты были мятежники все из (числа) их».

Преемник Пйапи (Пйопе) I юный Мар-ни-риа (Ме-не-рэ) уделял, по-види­ мому, особое внимание югу. Он много ездил на южную окраину царства и принял там изъявления верности соседних эфиопских племен. Неугомонный полководец предшествующего царствования («Уни») возглавил теперь два мирных похода в Эфиопию: один — в каменоломни за гробом и пирамидным навершием для царя, другой — ради постройки судов из местного дерева, которое египтянам достави­ ли эфиопские вожди. При том же Мар-ни-рии (Ме-не-рэ) князь I верхнеегипет­ ской области Хуф-хара (Хирхуф) совершил одно и предпринял другое путеше­ ствие в Эфиопию. Во второе путешествие он успешно справился с миротворче­ ским заданием: нагнал одного из эфиопских вождей, шедшего войной на ливян, и «умиротворил его». За оба путешествия было приобретено немало ценного, но самым редкостным приобретением, сделанным во второй поход, был карлик, пред­ ставитель низкорослого племени, обитавшего где-то далеко на юге. Доставил Хуф-хара (Хирхуф) этого карлика уже новому царю, Пйапи (Пйопе) И, к вящей радости малолетнего властелителя.

Давние связи Египта с финикийским городом Гублой (Библос греков), по­ ставщиком отличного строевого леса, стали при VI царском доме как будто б осо­ бенно тесными. По крайней мере, из сосудов, заложенных в основание тамошнего храма и надписанных именами египетских царей, подавляющее большинство при­ надлежало VI царскому дому. На одном сосуде Пйапи (Пйопе) I назван притязательно «солнцем нагорий», т. е. чужеземных стран (все страны вне плос­ кой намывной земли египетской почитались ее жителями за «нагорья»). Один из домашних служащих князей I верхнеегипетской области плавал одиннадцать раз в Гублу и южное Красноморье.

Внушать иноземным народам страх перед египетским царем считалось одною из доблестей государственных мужей. Как долго удавалось такое устрашение, не совсем ясно. Неясно тоже, как обстояло дело с военными успехами при Пйапи (Пйопе) II. Он, правда, изобразил в поминальном храме у своей пирамиды плен­ ных ливиян и захваченные у них стада, однако царь всего-навсегда воспроизвел у себя изображения и надписи из чужого поминального храма — из храма царя V дома Сах-и-рии (Сех-и-рэ).

Итак, мы обозрели производственные возможности, общественный и государ­ ственный строй Старого царства и можем теперь подтвердить, что пирамиды вме­ сте с примыкающими к ним кладбищами поистине служат ярчайшим его выраже­ нием. Но одна из загадок, загаданных нам пирамидами, осталось никак нами не рассмотренной. Мы все толковали о том, как возникали пирамиды, но ничего не сказали о том, почему они и города мертвых при них вообще появились?

165

Ю. Я. Перепёлкин. История Древнего Египта

Неужели для того, чтоб похоронить властелителя, надо было напрячь все силы и возможности государства? Неужели, чтобы обезопасить царский труп от непро­ шенных посетителей, надо было возводить над ним с неслыханным совершенством целую рукотворную гору из граненого камня? Бесспорно, своею мощью или — что то же — мощью царя-строителя пирамиды должны были подавлять сознание подданных. Но непонятно, почему выражением и глашатаем самовластия стали надгробия, а не дворцы? Ведь во дворце царь обитал в полноте сил, здоровья и власти, тогда как в гробнице лежал беспомощный труп, зависевший в смысле за­ упокойной службы и самой сохранности от милости потомков и крепости камня. Но в то время, как пирамиды стоят поныне, от утлых дворцов из кирпича-сырца не осталось и следа. Видимо, для того, чтобы понять, почему мощь царя выражала его гробница, надо разобраться в умонастроении тогдашнего общества.

Древнеегипетское миропонимание мы застаем уже сложившимся, в виде сложного напластования представлений, возникших в разное время и в разных местах. Часто эти представления отдавали глубокой первобытностью — под стать народу, стоявшему лицом к лицу с неосвоенными силами природы. Но одна могу­ чая природная сила — великая река с намываемой и орошаемой его плодонос­ нейшей почвой поддалась освоению простейшими орудиями. И египетский народ на рубеже каменного и медного веков мог вырасти в сложное и противоречивое общество, потребовавшее сложного и сильного государства. Потому и староеги­ петское мировосприятие являло черты отнюдь не первобытные, да и само перво­ бытное, казалось бы, отвечавшее медно-каменному веку, было воспринято и пере­ работано совсем не по-первобытному.

Мир представлялся Старому царству поделенным на две половины, верхнюю и нижнюю, из которых одна была опрокинутым повторением другой. Если над землею простиралось небо — плоский потолок, закругленный по краю, то такое небо имелось и под нею, только в опрокинутом виде. Если по верхней поверхно­ сти земли люди ходили вверх головами, то по нижней ее поверхности приходилось ходить вниз головой. Главное отличие подземного мира от мира живых составлял царивший там мрак. Хотя небо, как и земля, имело двери и покоилось на устоях, оно мыслилось полным воды, по которой и плыли в своих ладьях светила. С во­ дою было и нижнее небо.

Всё видимое и невидимое, в том числе человек, представлялось целиком веще­ ственным. Душевная жизнь человека, равно как потусторонних существ, представ­ лялась деятельностью плотского нутра («утробы»), в первую очередь сердца. Мысленное содержание казалось настолько неотделимым от мыслящих органов, что поглощение сердец и внутренностей на том свете было в глазах староегипет­ ского колдуна равносильно усвоению заключенных внутри заклинаний.

Жреческий мыслитель Старого царства так описывал разумную деятельность

166

Глава 2. Старое царство

человека, через органы чувств получающего восприятия от окружающего, обдумы­ вающего их в уме и выражающего затем волеизъявления: «Видят глаза, слы­ шат уши, обоняет нос воздух; доводят они (до сведения) сердца; оно дает

выйти умозаключению (?) всякому; язык повторяет задуманное сердцем».

Представление о душевной деятельности как о свойстве тех или иных час­ тей тела нисколько не мешало наделять человека множеством душ: двойником (ку), проявлением (би), привидением (ах), мощью, именем (рин), тенью и т. д. При этом у одного и того же лица могло быть по нескольку, если только не по

многу, душ одного и того же рода («двойника», «проявления», «привидения»).

И воспринималась определенная душа то как единство, то как множество, и не только тогда, когда принадлежала такому «сверхъестественному» лицу, как царь, но — по меньшей мере, в случае двойника — даже у простых смертных. Души были, с одной стороны, тождественны с человеком или заключены в нем; с дру­ гой стороны, те же души были существами, находившимися вне его. Сделать чтонибудь «двойнику» значило сделать это человеку, «привидением» мог быть на­ зван он сам по смерти, «проявление» или «.иоа^ь» могли быть внутри его. Тем не

менее «двойник», «проявление», «привидение», «мощь» могли находиться позади

человека, умирая, он «отходил» к «двойнику» или «привидению», умершего пре­ провождали к его «проявлению», собственные «двойники» брали его за руку, «двойник» докладывал о нем, отличал его от его врагов и т. д., и т. д.

Души представлялись такими же вещественными, как сами люди. Так, у

«двойника» была плоть из мяса, он ел и мылся, «проявление» и «привидение»

могли быть съедены и т. п. Особенностью душ было то, что они были невидимы; одна тень была зрима да имя слышно. При все том, «проявление», видимо, прояв­ лялось в мире «живых» в сверхъестественной мощи — «проявлениях» — царя, также в виде «звезды живой» на небе, «привидение» виделось в числе незаходящих (северных) звезд.

Старое царство не видело существенной разницы между людьми и богами, какими бы могущественными те ни казались. Полагали, что они тоже когда-то жили в мире и затем «отошли» ко своим «двойникам», имели плоть и веществен­ ные души, ели, пили, умащались, одевались. Подобно душам почивших людей, боги Старого царства плавали по небу звездами, и о небе пели, что оно взяло к себе всех богов с их ладьями, став тем, у кого тысяча «проявлений», т. е. звезд. Так же

и солнце представлялось «проявлением» — «восточным» или «сущим в крови

своей». О самом небе пели, что им обернулась «большая». И как умерший мог обернуться другим существом, так и его боги могли обернуться друг другом или оказаться частью тела или «именем» другого.

У Старого царства было очень много богов. У каждого города могло быть по нескольку местных божеств. И все эти городские и областные боги мыслились в

167

Ю. Я. Переп'ёлкин. История Древнего Египта

той или иной мере природными явлениями: небом, землею, светилами, воздухом, водами и т. д., что не препятствовало некоторым из них олицетворять одновре­ менно явления общественного порядка, например, луне Дхаути (Тховт), покрови­ телю города Хманы (Шмуна, Ермополя греков), почитаться за бога письменнос­ ти. Голым олицетворением общественных явлений были лишь очень немногие из староегипетских божеств, например, Муа (Мэ) — «Правда», или особая богиня счета, письма и строительства (Сешат).

Что удивительного, если в этом мире оборотней, среди очеловеченных и обо­ готворенных — так как неопознанных и неосвоенных — сил природы находили себе место на правах божеских образов, завещанных седой древностью, животные, растения, разные предметы. Так, у только что названного Дхаути (Тховта) было два животных образа: песьеголовой обезьяны (павиана) и голенастой птицы (ибиса), а солнце в его городе Ане (Оне, Илиополе греков) представлял камен­ ный столп. Большим значением в столичных Стенах Белых (Мемфисе греков) пользовался живой бык Хап (на греческий лад Апис).

В подобной обстановке могло привольно цвести пышным цветом и другое наследие первобытных времен — волшебство. Его представляли себе тоже как нечто вещественное — его можно было съесть, — и обладателя оно сопровож­ дало как особое существо или душа. Его же олицетворяли в виде человекоподоб­ ного бога по имени Хику (Хикэ) — «Волшебство». Перед волшебником долж­ ны были трястись небо и земля, он помыкал любыми из своих богов, даже самы­ ми главными, и грозил им, как последним смертным. Сверхъестественные суще­ ства, в том числе души, считались полными волшебством, но оно было вполне до­ ступно и людям. Было б, однако, неверно преувеличивать власть волшебства над умами.

Многие личные имена того времени (а имена часто имели определенный смысл) служили выражением личной набожности, иного отношения к своим бо­ гам, чем колдовское. Такие имена оттеняли принадлежность, служение тому или иному божеству, подачу им жизни и пищи, оказываемую им защиту, его приход на помощь, благосклонность, благое водительство.

Затем, такая наука, как врачевание, несомненно, связанная с волшебством, в корне все же определялась не им, а своим предметом. Хотя один и тот же врач мог представлять несколько ее отраслей, сами отрасли были четко разграничены по предмету лечения. Существовали врачи «утробные», глазные, зубные и т. д. Вообще врачебное дело было поставлено на широкую ногу: имелось многостепен­ ное начальство, в распоряжении придворных врачей было особое судно (еще около начала IV царского дома!), к определенной части населения бывал, повидимому, прикреплен особый врач (еще в то же далекое время!).

Старое царство отождествляло своих богов с природой. Поэтому всякое ум-

168

Глава 2. Старое царство

ствование о них было одновременно умствованием о природе, и всякое умствова­ ние о ней — умствованием о них.

Из подобных умственных построений самое широкое распространение по­ лучило учение, развитое в низовом городе солнца Ане (Оне, Илиополе греков). По этому учению мироздание представляло цепь порождений одними природны­ ми явлениями других. Посреди первобытных вод Науна (Нун) вознесся на хол­ ме верховный Атама (Атом), чьё имя могло толковаться как «всё». Из себя од­ ного Атама (Атом) произвел чету Шау (Шов) и Тфини (Тфэне), воздух и вла­ гу. От них родилась вторая чета Гиб (Кеб) и Ни (Нэ), земля и небо. Из любви к дочери-небу воздух встал сам и поместил всё под нею, подняв ее над головою и отделив таким образом от земли. К Атаме (Атому), его детям и внукам были присоединены еще две четы правнуков, порожденных землею и небом, Усири (Усире, по-гречески Осирис) и Иси (Эсе, по-гречески Исида), Сута (Сэт, по-гре­ чески «Сэтх») и Нибт-ха (Небт-хо, по-гречески Нефтис). Последние четверо были обязаны честью, выпавшею на их долю, не своему значению в природе, а месту в представлениях, связанных с загробным бытием. Все девять вместе со­ ставляли «девятку большую», что в (городе) Ане» — в отличие от другой — «девятки малой». Сам Атама (Атом) был отождествлен с городским богомсолнцем Рией (Рэ) под именем Риа-Атама (Pa-Атом). Играя созвучием слов и имен, солнце объявляли образующимся под именем Хапри, подымающимся под именем Рии (Рэ) и исчезающим из виду под именем Агамы (Атома). Каждый день солнце возрождалось снова в лоне своей матери-неба, и другим образом ут­ реннего солнца был «Хара (Хор) Небосклонный». Насколько, однако, отдельные образы солнца мыслились самостоятельными, видно по тому, что его суточное дви­ жение изображали как переезд Рии (Рэ) к Харе (Хору) Небосклонному и Хары (Хора) Небосклонного к Рии (Рэ).

Много отвлеченнее было учение, разработанное в столичном городе Стенах Белых (Мемфисе греков). Оно известно нам по распорядку храмового представ­ ления, переписанному с обветшалой рукописи на камень повелением эфиопского царя Египта Шабику (Шабако) (XXV царского дома). По языку и особеннос­ тям написания подлинник должен был быть Старого царства. Учение составляло вставку, читавшуюся в ходе действия, и служило возвеличению столицы и ее бога Птаха — в значительной мере за счет Агамы (Атома). По этому учению Птахом оборачивалось восемь божеств. Двое из них, Птах-Наун (Птах-Нун) и ПтахНауна (Птах-Навне), составляли чету первобытных вод и были отцом и матерью Агамы (Атома). Другой Птах — Птах великий представлял сердце и язык де­ вятки, Хару (Хора) и Дхаути (Тховта), которые вместе оказывались (оборачива­ лись) Атамой (Атомом). Сердце замышляло, язык приказывал задуманное. При этом учение прямо ссылалось на пример человеческой деятельности. Девятка

169

Ю. Я. Переп'елкин. История Древнего Египта

(надо полагать, без Атамы (Атома), поскольку он был сердцем и языком) служи­ ла зубами и губами в мировых устах, которые назвали имена всего. Тут же изла­ галось и другое представление о Птахе, по которому он, будучи тождественным со столичным богом земли (Тун), растит на себе деревья и камни. В конечном итоге Птах оказывался изначальным веществом — первобытной водою и почвою и вместе с тем мировым разумом (ведь сердце представлялось египтянам носителем сознания) и волеизъявлением (мировым языком).

Упор делался на представление о Птахе как мировом сердце и языке и де­ лался, наверное, неспроста. Главными жрецами Птаха в Стенах Белых (Мемфи­ се греков) были верховные руководители государственных мастеров, представляв­ шие сами «сердце» и «язык» своих производств. Нами уже была приведена ча­ стично ссылка учения на пример человеческой деятельности. Приведем ее теперь полностью — с заключительными словами: «Видят глаза, слышат уши, обоняет нос воздух; доводят они (до сведения) сердца; оно дает выйти умозаключению(?) всякому; язык повторяет задуманное сердцем. Так творится работа

всякая, мастерство всякое, творчество рук, хождение ног, движение члена вся­ кого согласно приказанию этому, измышленному сердцем, вышедшему с языка».

Родственное учение о мироздании сложилось, должно быть, уже в давние времена в верхнеегипетском городе Хмане (Шмуне, Ермуполе греков) вокруг местного бога Дхаути (Тховта) и восьми первобытных природных сил. Намеки на это учение, притом на его наиболее отвлеченную часть, имеются в староегипет­ ских источниках. Вполне возможно, что столичное учение о Птахе вобрало в себя кое-что из этих верхнеегипетских представлений.

Но как ни умствовали в столице, затмить соседнего Рию-Атаму (Ра-Атома) и богу было не под силу. Когда при IV доме царская власть поднялась на верши­ ну мыслимого могущества, цари как будто б полностью убедились в своем сродстве солнцу. Хуф-и-хнама (Шуф-и-хнум, Хеопс греков) мнил себя небосклонным (т. е. солнцем) в своей пирамиде. Даже под конец Старого царства, в годы спа­ да царского самовластия, Пйапи (Пйопе) I был назван на своем гробе «богом большим, владыкою небосклона», «Харою (Хором) Небосклонным, владыкою неба». Три преемника Хуф-и-хнамы (Шуф-и-хнума) и большинство царей по­ следующих двух домов носили имена, сложенные в честь солнца^ Со времени IV царского дома цари прозывались «сынами солнца». Все пять первых царей V дома один за другим воздвигали солнцу по особому храму, и среди земельных и прочих царских пожалований храмам видное место занимали тогда пожалования солнцу.

Со времени последнего царя V дома Уннаса внутри пирамид на стенах хо­ дов и склепов стали начертывать заклинания, взятые из заупокойной службы и имевшие целью обезопасить и осчастливить царя по смерти. Во многих из них

170

Глава 2. Старое царство

нашла выражение мечта царей о посмертном плавании с солнцем. Но в могиль­ ном мраке у солнца имелся соперник.

Усири (Усире, по-гречески Осирис) был богом низового города Диды (Тэте, Бусирис греков), но был отождествлен с «Предстоятелем западных», т. е. умерших, богом верхнеегипетского города Абады (Эбота, Авидоса греков), где были гробницы правителей I царского дома. Поэтому Усири (Усире) стал также «владыкой Абады (Эбота)». На основании памятников Старого царства трудно уловить существо Усири (Усире) как силы природы. Однако некоторые надпи­ си намекают как будто б на воду половодья. По ним из Усири (Усире) истекают воды, он молод под именем своим «вода молодая (т. е. свежая)», он — ее пода­ тель, протоки и реки полны от очищения, происходящего от него, грядет половодье, идет наводнение, и его находят(?) на пашне, он погружается, но ему не дают уто­ нуть, убитого, его находят на берегу. И, действительно, не вода ли половодья лежа­ ла долго и неподвижно на пашнях, огороженных насыпями, мертвенная и в то же время живоносная, полная жизненных сил? И не она ли, уйдя (частично) в зем­ лю, выказывала оттуда свою живую силу в поднимающихся из земли ростках? Как бы то ни было, Усири (Усире) был живым трупом, и как таковой имел прямое от­ ношение к загробному бытию. В надписях пирамид он служит прообразом мерт­ вого царя.

Считалось, что Усири (Усире) был убит своим братом Сутой (Сэтом), а сын убитого Хара (Хор) не только отомстил братоубийце, но вкупе с прочею роднёю воссоединил и волшебными обрядами оживил отчий труп. Повторение тех же об­ рядов над царским трупом сулило ему, по мнению чародеев, ту же волшебную жизнь, какая была сообщена убиенному Усири (Усире). Правда, царственному мертвецу прозябание в преисподней в виде живого трупа было далеко не по вку­ су. Занесшись в мечтах на небо, венценосный покойник презрительно взирал сверху вниз «на голову Усири» и боялся даже наступить на гниль из его трупа. Жизнью для пирамидных надписей было небо, возврат к земле — ненавистной возможностью. Но, в конце концов, Усири (Усире) тоже имел доступ на небо и даже проявлялся там в виде большого созвездия (Ориона). Потому возможно было как-то сочетать оба круга представлений.

В итоге жизнь мертвеца в пирамиде превращалась в цепь пробуждений к жизни и уходов преимущественно на небо, к солнцу, луне, звездам (он сам обора­ чивался немеркнущей звездой), в вольготные «поля жертв» или «поля трост­ ника», где можно было даже пахать и жать. Но если не должен был гибнуть его дом на небе, то не уничтожался и его престол на земле. Мертвый царь утверждал дом свой посмертно и оберегал детей своих. Уходя и приходя с солнцем, он наве­ щал свои владения, сообщал и отнимал достоинства, причинял и устранял вред.

Говорили, правда, что на небо отходит «привидение», а труп — в землю, но

171

Ю . Я. Перепёлкин. История Древнего Египта

оживать каждый раз и вести с помощью своих душ таинственную жизнь должен был сам мертвец, т. е. его труп. Чтобы собрать свои кости и члены, умерший должен был найти их на месте. Отсюда забота о сохранности останков, привед­ шая к приготовлению нетленных трупов, знаменитых египетских мумий. В Ста­ ром царстве искусство приготовления их еще только начиналось.

Притязания на посмертное небожительство были свойственны не одним царям. Как ни скупы на слова заклинания, что начертаны в частных гробницах, по ним все-таки видно, что сановники часто мечтали не только о добром погре­ бении и сытных поминках, но также, совсем как цари, о плавании по небу и вос­ хождении к «богу большому». И долгое время выход из гробового склепа уво­ дил, как и из пирамид, на север — в общество незаходящих звезд. С середины V царского дома в гробничных заклинаниях начинают призывать Усири (Усире) — в ущерб старому кладбищенскому богу собакообразному Анапе (Анупу, по-гречески Анувису). При VI царском доме частное лицо иногда уже отожде­ ствляется волшебно с Усири (Усире) в виде «Усири (Усире) имя-рек», т. е.

«Усири (Усире) такой-то».

Но была еще другая жизнь у мертвеца в пирамиде. До очередного пробуж­ дения он почивал «у двойника своего». «Двойник» считался животворным нача­ лом, и соединение с ним означало жизнь. В поминальном храме у подножия пи­ рамиды стояли царские изваяния. В частных гробницах помещение с изваяния­ ми называли «двором двойника», так что «двойник» мыслился соединенным или тождественным с ними. Под конец Старого царства распространился обычай устраивать в городских храмах небольшие божницы царей, цариц, вельмож и их жен, где их изваяниям приносили жертвы, и такие божницы тоже назывались «дворами двойника». По существу «одушевленные» изваяния людей и храмовые идолы понимались на один лад. Об идолах жрецы Птаха учили: «Вошли боги в плоть свою из дерева всякого, камня всякого, глины всякой, вещи всякой, произрастающей на спине его (т. е. Птаха как тождественного с землею) и

явились тем».

Если «двойник» оборачивался изваянием, то оно должно было походить на изображенного, как походил на него сам «двойник». При III и IV царских домах это нередко понимали в смысле точного воспроизведения подлинника. Костистые лица изваяний первых царей Старого царства, горбоносый жирный царевич IV царского дома, каменные головы из склепов того же времени служат тому нагляд­ ными примерами. Но уже тогда и особенно позже, при V и VI царских домах, довольствовались и более условными подобиями. Лучшие их образцы сочетали жизненное правдоподобие с обобщенной благообразностью. Изваяния охотно раскрашивали в принятые цвета: обожженных солнцем мужчин — в красноватобурый, а женщин — в желтоватый цвет.

172

Глава 2. Старое царство

Родственные представления связывались с настенными, плоскими изображе­ ниями. В гробничной «приемной», куда приходили с приношениями, изображения на стенах располагались в определенном порядке относительно ложной двери, впадине в стене, откуда якобы появлялся мертвец. И на самих стенах пояса мел­ ких изображений «обозревало» обыкновенно огромное изображение хозяина гробницы. Предполагалось, что глядя на изображенные заупокойные обряды, бо­ гатые трапезы, производство и доставку приношений умерший действительно пе­ реживал изображенное. Кое-что из этого круга изображений можно было встре­ тить и на стенах царских поминальных храмов, но сообразно сану хозяина здесь много внимания было уделено общению его со своими богами, государственной и придворной жизни. Многое могло быть рассчитано и на возбуждение почтения у посетителей к почившему властелину.

Круг изображений в частных гробницах был более или менее определенным, хотя художнику и не возбранялось вносить от себя те или иные изменения или добавления, порою даже забавного порядка. Живость подачи до некоторой степе­ ни зависела от мастера, но больше всего ее, пожалуй, в изображениях необычных, когда художник не был связан готовым образцом. Военные изображения были исключительно редки в вельможеских гробницах. Одно такое изображение нахо­ дится в гробнице областного князя начала VI царского дома в Дешаше и посвя­ щено взятию египтянами ханаанской крепости. Тревога и отчаяние осажденных, материнская нежность полонянки переданы замечательно. В гробнице Анх-муа- храу (Анх-мэ-хроу) того же времени на изображении тоже незаурядном показа­ но горе осиротелых домочадцев — от самого бурного до мрачно-понурого. На обломке изображения, единственного в своем роде, представлены голодающие кочевники. Их крайнее измождение, полное бессилие мужчин по сравнению с женщинами, напрасные попытки обмануть голод и трогательная взаимопомощь переданы с жуткой достоверностью.

На рубеже III и IV царских домов еще были колебания относительно спо­ соба выполнения изображений на плоскости: колебались между живописью и раз­ ного рода резьбой. В годы строительства великих пирамид, в пору величавой каменной простоты настенным изображениям вообще не было места ни в гроб­ ницах, ни поминальных храмах. С возвратом к изобразительной отделке в конце IV — начале V царских домов окончательно остановились на изображениях плоско-выпуклых и расписанных, правда, отдавая предпочтение на открытых ме­ стах врезанному очерку с выпуклою резьбой внутри, а позже в замурованных склепах-подземельях — стенописи.

Если для призрачной жизни царского трупа нужен был склеп, а для «двой­ ника» был нужен поминальный храм, то кому было надобно чудовищное надгро­ бие — пирамида?

173

Ю . Я. Перепелкин. История Древнего Египта

Старому царству имя представлялось особой душой или сущностью. Мы име­ ли уже случай упомянуть об этом. Имя жило, ему могло быть плохо. Его можно было доставить, с ним вместе благоденствовать. Знание его давало власть над его носителем, почему выгодно было быть с сокровенным именем, неведомым даже родной матери. Но эта сущность обозначала личность, сохранение имени означа­ ло сохранение личности. И надписи пирамид говорят о вечности царя в прямой связи с сохранением имени. А трепетное памятование имени царя грядущими поколениями не означало ли продление его власти навеки?

«О, (царь) такой-то!

Живет имя твое во главе живых». «Восстань, (царь) такой-то на престоле твоем во главе живых! Страх твой это в сердцах их. Живет имя твое на земле.

Не погибнешь ты, не кончишься ты во веки вечные!»

Пирамиды VI царского дома содержат заклинания, которые можно было бы назвать службою пирамид:

«О, девятка (богов) большая, что в (городе) Ане (Оне, Илиополе)/

Да дадите вы крепким быть (царю) такому-то! Да дадите вы крепкой быть пирамиде этой

(царя) такого-то! работе его этой, во веки вечные,

как крепко имя Атамы (Атома), что во главе девятки большой!»

Следует одиннадцать заклинаний, построенных примерно по одному образцу:

«(Как) крепко имя такого-то (божества), (так) крепко имя такого-то (царя)

(раз просто:) (так) крепок такой-то (царь), (так) крепка пирамида эта такого-то царя, (так) крепка работа его эта равным образом во веки вечные!»

174