Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

vectors_n_paradigms

.pdf
Скачиваний:
2
Добавлен:
26.01.2024
Размер:
2.98 Mб
Скачать

Векторы и парадигмы киргизской независимости

ставке правительства, издание указов, имеющих силу закона, неограниченные фактически основания для роспуска парламента и т.д. 2 февраля 2003 г. был проведен общенародный референдум по вопросам внесения изменений и дополнений в Конституцию Киргизской Республики. По его результатам Киргизия стала из президентской – президентско-парламентской республикой, а парламент – вновь однопалатным.

* * *

Обострение социально-политической обстановки, примером которого стали и Аксыйские события, приближение окончания третьего президентского срока и невозможность вновь баллотироваться по действующей конституции подтолкнули А. Акаева к решению вынести на референдум 2 февраля 2003 г. вопрос о доверии президенту и текст новой Конституции.

Постаксыйский период актуализировал – впервые, пожалуй, после 1990 года – и тематику межэтнических киргизско-узбекских взаимоотношений. В ответ на все более частое использование южными киргизскими политиками националистической риторики местная узбекская община мобилизовалась и выдвинула требования о предоставлении ей политических прав и представительства в государственных органах. Кроме того, представители узбекской общины заявили о необходимости внесения в конституцию поправки о придании узбекскому языку наравне с русским статуса официального. Правительство деликатно отказало этим требованиям, объяснив это той особенностью статуса русского языка, что он является «языком межнационального общения», то есть он универсален, а не просто является языком третьей по численности к этому времени русской этнической общины. Тем не менее, узбекская диаспора впервые поставила под сомнение выбранный изначально курс на пассивную поддержку президента Аскара Акаева. В 2003 г. в ходе опроса общественного мнения, проведенного Узбекским национально-культурным центром в городе Ош, было выявлено, что более 60% от принявших в нем участие 1436 этнических узбеков считают, что правительство мало сделало для них. Более 79% высказались за образование узбекской политической партии, а 78% посчитали, что узбекскому языку должен быть придан статус официального языка143.

Несмотря на это, по мере усиления конфронтации между президентом и оппозицией после Аксыйских событий лидеры узбекской общины продолжали оказывать поддержку президенту, эта поддержка даже усилилась, показав озабоченность узбекского населения националистическими заявлениями лидеров оппозиции А. Мадумарова и О. Текебаева. Сохранение верности президенту также было вызвано желанием защитить экономиче-

143 Мелвин Н. На пути к стабильному многонациональному Киргизстану: как устранить причины и разорвать порочный круг насилия// Проект «Центральная Евразия». – Вып. 3. – Март

2011. – С. 12-13.

109

Векторы и парадигмы киргизской независимости

ские достижения, которых ей удалось добиться за годы правления Акаева. Некоторые лидеры узбекской общины Ошской области присоединились к пропрезидентской партии «Алга, Киргизстан!». Но в то же время среди лидеров узбекской общины произошел определенный раскол, представители Джалалабада выдвинули перечень более радикальных требований, включая защиту национальных меньшинств.

После 2002 года началось активное формирование конгломерата противников Аскара Акаева по пресловутому региональному признаку, хотя, конечно, были и исключения. Это была коалиция обиженных чиновников, потерявших по вполне объективным причинам свои должности, либо в силу таких же объективных причин их не получившие.

Влюбомслучае,самымиактивнымиимногочисленнымипротивникамипрезидента Аскара Акаева стали южные, ошские и джалал-абадские кланы. Север Киргизии всегда исторически был включен в сферу интересов Казахстана и далееРоссии,тяготеякЮжномуУралуиСибири.Юг,какивсяФерганскаядолина, столь же традиционно сориентирован на Узбекистан (и, отчасти, на юг китайскогоСиньцзяна,чтобылоактуальновдосоветскийпериод).Примечательно,чтово всехслучаяхосуществлениягосударственныхпереворотоввформе«цветныхре- волюций»в2003-2005гг.–вГрузии,УкраинеиКиргизии–решающуюрольсы- гралименноэтнорегиональныйлиборегиональныйфактор.

Путем распространения разнообразных информационных клише на протяжении всего постсоветского времени южным кланам создавался имидж самых обиженных и обделенных, и это при том, что реально именно они являются наиболее богатыми в республике. Именно южными кланами контролируется, в частности, незаконный транзит наркотиков через территориюреспубликиподобщимпатронажемташкентскихорганизованных преступных сообществ. По сути, одним из важнейших компонентов «южного протеста» стали действия альянса организованных преступных группировок юга Киргизии по вытеснению из экономического пространства северной Киргизии северо-киргизских и казахстанских (в первую очередь, шымкентских) организованных преступных группировок. Южные кланы и самые исламизированные, не случайно в ходе событий и на юге республики и позже в Бишкеке фиксировалось заметное возрастание активности партии «Хизб ут-Тахрир».

Разделение единой в советское время Ошской области на три самостоятельных – Баткенскую, Джалал-Абадскую и Ошскую – было попыткой раздробить южную элиту, но в результате она стала еще менее контролируемой, менее управляемой, значительная часть политической жизни перешла на неформальный уровень. И когда в рамках американской действующей внешнеполитической концепции «Большого Ближнего Востока» сформировалась потребность в смене руководства Киргизии, представители госдепартаментаиуправляемогогосструктурамиСШАсообществагражданских организаций США и ряда европейских стран легко нашли общие интересы с полуфеодальными криминализованными киргизскими кланами.

110

Векторы и парадигмы киргизской независимости

IV. В настойчивых объятиях геополитики

Многовекторность: эвфемизм Бжезинского или неизбежность

Развал Советского Союза одновременно был рубежом, означавшим начало перехода от двухполярной модели мира и сопутствующих ей вестфальско-потсдамких принципов на новый, во многом до сих пор не осмысленный, транзитный этап развития мировой системы международных отношений. Кардинально менялось все – начиная от регулятивной роли утвердившейся после 1945 года системы международного права, и заканчивая устоявшимися на тот момент представлениями о независимости, суверенитете.144

Впрочем, что-то оставалось и неизменным. Несмотря на неопределенность 1990-х, державы и их клиентела, сферы влияния держав и странысателлиты были и остаются фактами международной жизни. Уже в 2000-х становится очевидным: реалии трансформирующейся мировой системы международных отношений стремительно сокращают поле возможного маневрирования для политических элит постсоветских лимитрофов в их внешнеполитическом планировании. Это отчетливо было обозначено действиями России на Кавказе в августе 2008 г., свидетельствующими о том, что для Грузии время многовекторности ушло в прошлое.

И это – первая из парадигм, заставляющая подвергнуть сомнению возможность продолжения той политики широкого маневра, которая собственно понималась и понимается под «многовекторностью». Ситуация конфликта глобальных игроков – вот то поле, на котором происходит дальнейшее развитие и региональной подсистемы международных отношений.

Вторая из необходимых парадигм состоит в том, что для определения отвечающей истинным национальным интересам внешнеполитической стратегии, каждой из стран, не входящих в короткий список мировых центров силы, необходима объективная развернутая оценка сущностных региональных интересов каждого из внешних игроков.

144 Гибельмеждународногоправаи деградациямеждународныхинститутов, оказавшихсялибо втянутыми в реализацию политических планов отдельных государств (ООН), либо ставших инструментами вмешательства в дела суверенных государств (ОБСЕ) в 1990-х гг. публично не артикулировалась.Нонеобходимопризнать,чтопрецедентыиразвалаСССР,и,особенно,раздела Югославии, нерешаемость проблем Нагорного Карабаха, Приднестровья, позднее – признания независимости Косова, Абхазии и Южной Осетии, раздел Судана означали: международное право, изначально содержавшее в себе противоречие двух принципов – принципа территориальной целостности и принципа самоопределения – уже не способно выполнять роль правового регулятора международных отношений. Прецеденты передела границ и признания разнообразных сепаратистских проектов могут быть повторены в любом из регионов мира, включая и Центральную Азию, в этом контексте находятся и дискуссии (пока на уровне декларативном) о федерализации, либо даже о разделе Киргизии. См.: Князев А.А. «Многовекторность» внешней политики как атрибут переходного периода и как политический эвфемизм: естественные пределы в эпоху геоэкономики// Внешнеполитическая ориентация стран Центральной Азии в свете глобальной трансформации мировой системы международных отноше-

ний. – Бишкек, 2008. – С.39-44.

111

Векторы и парадигмы киргизской независимости

И, наконец, третья, и главная, из парадигм, которые с рубежа тысячелетия определяют и будут в обозримой перспективе определять развитие всех, без исключения, международных процессов. На известную дихото- мию«Север-Юг»накладываетсяновая,связаннаясростомглобальнойкон- куренции ведущих мировых центров силы за контроль над ресурсами вообще и над энергоресурсами в частности.145

Анализ современных глобальных международных процессов требует уже не только и не столько геополитического, сколько геоэкономического подхода: он становится актуальным в силу глобализации, означающей, помимо иного, крах алгоритмов и принципов взаимодействия государств, объясняемых в категориях геополитики. Новый уровень связей, взаимозависимостей, взаимопроникновений разрушает традиционные, присущие национальным государствам, способы и инструменты реализации интересов государства и капитала. Геоэкономическая парадигма ставит под вопрос состоятельность доктрины национальных интересов, сформулированной под эпоху геополитики, когда каждое государство в качестве приоритета реализовало, продвигало и защищало свои национальные интересы. Формирование «национальных государств» как основных субъектов человеческой истории – с их особым набором функций – было связано с зарождением и оформлением индустриальной формации, именно национальное государство стало квинтэссенцией индустриальной модели развития. Оно исчерпало ресурсы для своего воспроизводства по мере перехода общественного развития – в его глобальном измерении – в новую стадию: постиндустриальную.146

После развала СССР все без исключения бывшие республики, не задумываясь над геоэкономическим (да и геополитическим) смыслом своего движения, выбрали курс на тотальную интеграцию в мировое экономическое пространство. Предпринимались попытки осуществить свою государственную состоятельность в экономическом плане, совершить некий рывок, привлекая инвестиции со стороны глобальных центров силы.

* * *

Главным инициатором всех основных идей во внешней политике республики изначально был президент Аскар Акаев. При этом его внешнеполи-

145Князев А.А. «Многовекторность» внешней политики как атрибут переходного периода и как политический эвфемизм: естественные пределы в эпоху геоэкономики// Внешнеполитическая ориентация стран Центральной Азии в свете глобальной трансформации мировой системы международных отношений. – Бишкек, 2008. – С.39-44.

146В странах первичной индустриализации сложилась современная идеология либерализма, ограничивающая функции государства соблюдением системы прав личности и прав собственности и отрицающая необходимость и эффективность вмешательства государства в регулирование экономических процессов. Сегодня она уже малоэффективна и в странах устоявшейся демократии, и, тем более, в странах с неопределившимися парадигмами социально-экономического и политического развития.

112

Векторы и парадигмы киргизской независимости

тический курс был всегда ориентирован на максимальное сближение как со странами,которыесамипроявлялиинтерескКиргизии,такистемистранами,отношенияскоторымибыливажныдлясамойреспублики.Немаловажным фактором была реализация в условиях геополитического хаоса первого постсоветского времени концепции многовекторной ориентации, соблюдения баланса во взаимоотношениях с такими странами, как США, Россия и Китай, интересы которых в регионе совпадали очень нечасто. Достижения же Киргизии в двусторонних отношениях с Москвой, Вашингтоном и Пекином с точки зрения текущих интересов республики в первое десятилетие были бесспорны. С точки зрения практичности от такой политики Киргизия выигрывала довольно много, включая как преференции со стороны России и других стран СНГ, от Китая, так и определенные послабления от международных финансовых организаций. Было очевидно, что такая политика не может продолжаться бесконечно, но в условиях 1990-х годов она была для Киргизии, пожалуй, единственно верной. Особенно, учитывая то обстоятельство, что внешнеполитическое развитие Киргизстана началось в условиях фактического отсутствия инфраструктуры двухсторонних и многосторонних связей, самостоятельной дипломатической и кадровой школы. Кэтомустоитдобавитьресурснуюограниченность,препятствовавшуюэффективному решению сложных вопросов становления внешней политики. Несмотря на это, руководству страны удалось решить принципиально важную задачу – выработать основные внешнеполитические приоритеты страны и успешно предъявить их мировому сообществу.147

В работах ряда киргизстанских историков и политологов предлагается несколько вариантов периодизации внешней политики, основывающихся на тех или иных критериях. Есть мнение, что первый этап внешней политики Киргизстана охватывает 1991-1995 годы и характеризуется преимущественным сотрудничеством Киргизстана с развитыми странами Запада, соответственно, второй период начинается с 1996 года и характеризуется «поворотом» внешней политики Киргизстана на Восток – в сторону укрепления отношений со странами Юго-Восточной Азии.148 Аргументация такого деления просто неясна. Нуром Омаровым введена в научный оборот другая периодизация внешней политики Киргизстана, построенная на сравнительном анализе основных тенденций эволюции внешней политики, в которой новый (второй) этап реализации внешней политики начался 17 мая 1999 года, точкой отсчета предлагается заседание Совета безопасности Киргизской Республики, на котором была утверждена Концепция внешней поли-

147Омаров М.Н. Внешняя политика Киргизской Республики в эпоху «стратегической неопределенности». – Бишкек, 2005. – С. 27-41.

148Момошева Н.К. Основные аспекты становления внешней политики Киргизстана в 19911995 гг.//Вестник Киргизского Государственного Национального университета/Труды молодых ученых ЦМАНОП, Серия 5 (гуманитарные науки), в. 1, 2001. – С. 180-183.

113

Векторы и парадигмы киргизской независимости

тики государства.149 Принципиально же важной вехой, сущностно изменившей не только внешнюю политику Киргизии, но и всю суть ее развития, вехой, кардинально поменявшей большинство геополитических парадигм для всего международного сообщества, стал период 2001-2002 гг., когда на территории республики появились военные базы США и затем России.

По сути, «многовекторность» – как некий основополагающий принцип

– во внешней политике стран центральноазиатского региона всегда реализовалась не абсолютно, всегда с оговорками. Китай в начале 1990-х годов, занималоченьсдержаннуюпозициювотношениирегиона,скореезанимался изучением региона и своих возможностей в нем, осторожно оглядываясь на Россию. Российская политика была абсолютно неадекватна и запросам стран региона, и собственным российским национальным интересам, в лучшем случае в каких-то особых ситуациях была ситуативной, рефлекторной (например, по конфликту 1990-х гг. в Таджикистане, в Баткенских событиях в Киргизии в 1999-2000-м гг., на афганском направлении), понятие «системность» в этой политике отсутствовало по определению.

Вполнесистемнойицеленаправленнойизначальнобылатолькополитика США в регионе. И внешняя политика любой из стран региона в первую очередьбылаответомнаамериканскиеинициативы,этобылаполитикавзаимности, это был адекватный ответ на приглашение к диалогу. Взаимность проявлялась по отношению к тому, кто проявлял интерес. По большому счету, сутью внешней политики любой из стран региона, и исключением Киргизия не была, был диалог с США, хотя и с оглядкой на спонтанно проявляемые интересы других внешних центров силы, так или иначе присутствовавших в регионе. Договорно-правовую базу двусторонних отношений составляют более 20 соглашений, важнейшими из которых являются Соглашение о стимулировании инвестиций, подпи­санное в Вашингтоне 8 мая 1992 года и Соглашение о поощре­нии и взаимной защите капиталовложений (Вашингтон, 19 января 1993 года). Основой двусторонних отношений­ является Меморандум о взаимопонимании, подписанный Прави­тельствами Киргизской Республики и США 26 августа 1992 года.

В 1990-х гг. Россия и Китай не признавались геополитическими субъектами, участвующими в управлении глобальным политическим пространством. В сочетании с факторами субъективными – наличием или отсутствием собственных ресурсов, большей или меньшей талантливостью руководства – эта политика давала и временные позитивные результаты.

Удачно все происходило, например, в сфере пограничной охраны, где КиргизиейсразубылизбранпутьнепосредственногосотрудничествасРоссией, права и обязанности сторон были определены довольно быстро и в целом не подвергались сомнению, как с российской, так и с киргизской

149 Омаров Н.М. Международные отношения в эпоху глобального развития. – Бишкек: Наука и образование, 2003. – С. 253-255.

114

Векторы и парадигмы киргизской независимости

стороны. Для Киргизии это был, пожалуй, единственно возможный в то время способ охраны киргизско-китайской границы: иного республика не могла себе позволить в силу отсутствия финансовых и иных материальнотехнических возможностей, а также в силу отсутствия необходимого кадрового потенциала. При этом в базовом соглашении от 9 октября 1992 г. была заложена на перспективу вероятность передачи государственной границы российскими пограничниками под охрану формирующимся структурам пограничной охраны Киргизии, предусматривалось и сотрудничество в деле подготовки кадров специалистов для национальной службы пограничной охраны. «Мы пошли на то, чтобы делегировать большую часть полномочий по охране границ главному командованию погранвойск России, и считаем, что это единственно правильный путь. Это подтверждает и опыт охраны нашей границы. Мы сохранили весьма боеспособную группу пограничных войск, которая выполняет свои задачи на самом высоком уровне, практически на нашей границе нет щелей, нет окон, она, как говорится, на крепком замке. Кроме того, служба наших офицеров и солдат в группе российских погранвойск дает им очень много и в плане профессиональном, в человеческом. Так что у нас нет особых проблем с российскими пограничниками, мы находим общий язык»,150 – отмечал президент Киргизии Аскар Акаев. Соглашение между Российской Федерацией и Республикой Киргизстан о статусе пограничных войск Российской Федерации, находящихся на территории Республики Киргизстан, было подписано 9 октя-

бря 1992 г.

Соглашением предусматривалось, в частности, что «Группа пограничных войск Российской Федерации обеспечивает охрану государственной границы Киргизстана с Китаем. В выполнении других задач, не связанных с охраной государственной границы с Китаем (за исключением работ по ликвидации стихийных бедствий, аварий и катастроф), Группа Пограничных войск Российской Федерации не участвует». Соглашением устанавливалось, что в своей деятельности по охране государственной границы Группа пограничных войск Российской Федерации (ГПВ РФ) «руководствуется сохраняющими силу международными договорами бывшего СССР с Китаем, соглашениями по пограничным вопросам государств-участников СНГ, законами Республики Киргизстан, законом Союза ССР «О государственной границе СССР», законодательными и иными нормативными актами Российской Федерации в части, не противоречащей законодательству Республики Киргизстан». Соглашением регламентировались финансовые и имущественные взаимоотношения сторон в части охраны государственной границы, правовой статус военнослужащих

150 Кабар. – Бишкек, 1994. – 28 ноября.

115

Векторы и парадигмы киргизской независимости

Группы пограничных войск Российской Федерации, полномочия в осуществлении военнослужащими обязанностей по охране границы. В Соглашении специально оговаривалось, что «в интересах последовательного формирования собственных Пограничных войск Республики Киргизстан, Пограничные войска Российской Федерации по заказам и на договорной основе оказывают необходимую помощь, в том числе и в подготовке национальных кадров для Пограничных войск Республики Киргизстан. По мере создания собственных пограничных структур Республика Киргизстан по согласованию с Пограничными войсками Российской Федерации последовательно берет под свою охрану участки границы с Китаем, организуя их прикрытие в тесном взаимодействии с Пограничными войсками Российской Федерации».151

Тот факт, что на охрану государственной границы суверенного и независимого Киргизстана заступили российские пограничники, не вызывал какой-либо отрицательной реакции со стороны общественности и политических кругов республики. Подавляющее большинство граждан республики, включая и ее руководителей, не усматривали в этом ущемления национального суверенитета. Председатель Законодательного Собрания Жогорку Кенеша Киргизской Республики Усуп Мукамбаев отмечал: «…надо хорошо усвоить: для создания своего собственного щита на границе у нашего молодого государства нет ни средств, ни людских ресурсов. Поэтому присутствие российских пограничников как гаранта нашей национальной безопасности нас не только устраивает, но и помогает значительно экономить средства, выделяемые на охрану государственной границы».152

ГПВ РФ в Киргизии была создана указом президента России Б. Ельцина (№ 1345-с от 8 ноября 1992 г.) и была сформирована к 12 декабря 1992 г. На январь 1995 г. ее структура выглядела следующим образом: пограничных отрядов (ПОГО) – 3, отдельных контрольнопропускных пунктов (ОКПП) – 1, отдельная авиационная эскадрилья (ОАЭ) – 1, частей обеспечения – 4. Для сравнения, ГПВ ФПС России в Республике Таджикистан включала в себя: оперативно-войсковой отдел (ОВО) – 1, ПОГО – 6, ОКПП – 3, отдельный авиационный полк (ОАП) –1, частей обеспечения – 4. В марте 1995 г. Указом президента РФ утверждено «Положение о Федеральной пограничной службе РФ», утвердившее, в частности, структуру и дислокацию частей и соединений ФПС РФ. Организационно ГПВ РФ состояла из трех по-

151Соглашение между Российской Федерацией и Республикой Киргизстан о статусе Пограничных войск Российской Федерации, находящихся на территории Республики Киргизстан от 9 октября 1992 г.

152Пограничник Содружества. – М., 1997. – № 3. – С.73.

116

Векторы и парадигмы киргизской независимости

граничных соединений, входивших до того в состав Краснознаменного Восточного округа: Ошского пограничного отряда, в/ч 2533 (на основе Ошского пограничного соединения, созданного в составе Восточного округа в июне 1967 г.); Каракольского пограничного отряда, в/ч 2058 (на основе Каракольского пограничного соединения, созданного в составе Восточного округа в октябре 1965 г.); Нарынского пограничного отряда, в/ч 2490 (на основе Нарынского пограничного соединения, созданного в октябре 1924 г.); а также отдельного контрольно-пропускного пункта «Бишкек»; управления Группы пограничных войск Российской Федерации; ряда других подразделений. Протяженность участка государственной границы Киргизии с КНР, принятого под охрану Группой пограничных войск РФ составляла 1011 км. Прохождение границы на этом участке было определено Санкт-Петербургским договором от 12 февраля 1881 г. и двумя протоколами: Кашгарским протоколом описания границы между Россией и Китаем от 25 ноября 1882 г.; Ново-Маргеланским протоколом от 22 мая 1884 г.153 Президент КР Аскар Акаев отмечал, что «именно сотрудничество, координация деятельности в сфере охраны общей границы СНГ идут, пожалуй, наиболее успешно и плодотворно».154

Присутствие российских пограничников в Киргизии завершилось в августе 1999 г. 21 августа 1998 г. было официально объявлено о преобразовании ГПВ ФПС РФ в Оперативную группу (ОГ) ФПС РФ.155 17 июля 1999 г. были подписаны соглашение между КР и РФ о сотрудничестве по пограничным вопросам, соглашение о порядке передачи Киргизской Республике под охрану участков ее государственной границы, охраняемых ФПС РФ, и ряд других документов. 28 июля 1999 г. начался процесс передачи участков государственной границы, завершившийся 26 августа 1999 г.156

На рубеже 1990-х – 2000-х годов ситуация в регионе изменилась. Изменилось позиционирование России – и не только в ближнем окружении,

153Князев А. К истории присутствия пограничных войск Федеральной пограничной службы Российской Федерации в Киргизской Республике// Вестник Киргизско-Российского Славянского университета. Т. 3, № 4. – Бишкек, 2003. – С. 32-33.

154Неверовский Е. В интересах охраны внешних границ Содружества// Пограничник Содружества. – М., 1997. – № 3. – С.26-27.

155Хотя изменения на государственной границе вызывали неоднозначные оценки среди специалистов и политиков. «С национальными погранвойсками мы несколько спешим. Еще нет соответствующей базы», – таково, например, было мнение консультанта-эксперта администрации президента КР, бывшего председателя КГБ Киргизской ССР генерала Джумабека Асанкулова. – Генерал Асанкулов: Главное – не раскачивать лодку// Утро Бишкека. – Бишкек, 1998.

– 24 сентября.

156Князев А. К истории присутствия пограничных войск Федеральной пограничной службы Российской Федерации в Киргизской Республике// Вестник Киргизско-Российского Славянского университета. Т. 3, № 4. – Бишкек, 2003. – С. 40-41.

117

Векторы и парадигмы киргизской независимости

но и в мире в целом. В политическом истеблишменте России обозначился некий имперский проект: не перестав быть рефлекторной, российская политика в Центральной Азии начала приобретать признаки системности, становиться программной. Утверждение в 2005 г. концепции суверенной демократии, как основополагающего принципа российской внутренней и внешней политики означало безусловную приоритетность суверенитета страны над всеми иными, в первую очередь – внешнеполитическими, константами. Это стало началом отказа от безоговорочного следования западным либерально-демократическим принципам в российской внешнеполитической стратегии.

Понимание суверенитета как политического синонима конкурентоспособности страны вообще, во многом предопределило и изменение российской внешней политики на пространстве СНГ. Позиция России по отношению к Узбекистану в его постандижанском конфликте с Западом, приостановка участия России в ДОВСЕ, общий рост российской активности на постсоветском пространстве в рамках СНГ, ЕврАзЭС, ОДКБ и ШОС, противодействие грузинской агрессии и последующее признание независимости Южной Осетии и Абхазии, ряд других знаковых внешнеполитических актов – прямые тому подтверждения. Объективно, ситуация, сложившаяся примерно к 2004-2005 гг. во внешнеполитическом позиционировании России, в частности – на западном направлении внешней политики и на ее южных рубежах, подталкивала Россию к смещению центра своих геополитических интересов в Азию.157

Стала заметна и динамичная активизация в регионе Китая. Проводя свою внешнюю политику по отношению к региону, Китай в основном придерживается традиционной для китайского государства сдержанной внешнеполитической тактики. Пекин, отстаивая свои интересы на международной политической арене, не проводит жесткого курса, предпочитая в ряде случаев выдержать тактическую паузу, действуя в отношении Центральной Азии довольно неординарными внешнеполитическими методами, приносящими Пекину стратегические дивиденды без обострения отношений с новыми государствами региона. Тем не менее, китайская центральноазиатская политика характеризовалась стремлением усилить свое влияние в регионе – прежде всего, путем мощной интенсификации экономических связей.158

157Князев А.А. Интеграционные проекты и геополитическое соперничество в Центральной Азии// Проекты сотрудничества и интеграции для Центральной Азии: сравнительный анализ, возможности и перспективы/ Под ред. А.А. Князева. – Бишкек, 2007. – С. 9-15.

158Знаковыми для политики Китая в Центральной Азии нужно считать утверждение в регионе прямого военного присутствия США (военные базы в Киргизии и Узбекистане, растущее военное сотрудничество США с Таджикистаном и Казахстаном), а также события марта 2005 г. в Киргизии. События в Киргизии в марте 2005 г. (и в Андижане в мае 2005 г.) ярко продемонстрировали вероятность того, что те или иные антиправительственные движения в Китае (уйгурские, тибетские и т.д.) получат поддержку извне: «Цветные революции» – это американ-

118