Almanakh_ChDB__3

ливается как обязательное требование уяснения его смысла, обретает именно в восточнойкультуресвойсмысловойаналог.

Ещё одно замечание. Образ и звук при всей своей условности обнаруживают силу говорить от имени реальности, потому что человек, который их воспринимает, обладает большой привязанностью к тем вещам и событиям, которые через них передаются. Осознание условности связи звука и буквы, буквы и смысла, слова и образа, которому вомногоспособствуеттехническаяреволюция,естьпроцессвторогопорядка,егонельзя остановить, но его последствия могут сыграть с человеком жестокую шутку. При неправильном обучении и практике можно вовсе потеряться и решить, что всё относительно и в мире нет ничего, что можно было бы обозначить в качестве реальности, а не зеркал иллюзиона.Единственныйвыход,которыймаячитввидеальтернативы«освобождения» от наваждения виртуального мира и развиваемой здесь зависимости, связан с разрушением научно-технической цивилизации. Понятно, что выход тупиковый, как и продолжение «гонки вооружения», но, тем не менее, сигнализирующий о кризисе, требующий осознания всех тех настроек нашего сознания, которые осуществляют, замещают, провоцируютизобретенныечеловекоммедиа 5.

Слово образа и образ слова

Особое значение образа и имагинативного опыта для становления и успешного функционирования всего поля культуры, как видим, сегодня обнаруживается не только в характерном для современности тотальном присутствии образности, но и во внутреннем определении культурного поля и самого смысла через работу с образом. Недостаточно указать, впрочем, что в вопросе о слове мы наблюдаем образ как особую проекциюслова.Новаявиртуальнаяжизньсловаактуализируетдлясебявизуальныйпорядок, но как структуру того медиа, через который сам этот порядок образуется. Понятно, что вопрос о медиа не может быть разрешен в рамках этого наброска, но важно держать его в постоянном поле внимания. Это необходимо ещё и потому, что современные медиа берут на себя в отдельных случаях ещё и функцию генератора словесных текстов. Используя словарный запас языка, превосходящий любые человеческие возможности памяти, цифровые возможности изображения, современные технические устройства опережают человека если и не в осмысленности производимых комбинаций (хотя машинная программа сегодня успешно имитирует грамматические конструкции, создавая рекламную абракадабру из наиболее чаще запрашиваемых ключевых слов, пишет стихи и прочее) 6, то в их бесконечной вариативности. Задача состоит не в том, чтобы это множество определять как что-то, что может отменить собственно человеческое творчество и предложить новое измерение смысла. Однако их самоопределение на границе машинного формата производства текста, того, что традиционно имело и несло смысл, актуализирует двойноевидениелюбыхновообразований.

5 «Они не знают, что творят». Откровение незнания, осознание творения как встречи на ничьей землемедиа.

6 Гость последнего литературного фестиваля, Михаил Куртов, в своей работе о поэзии дорвеев обращаетнашевнимание,чтоперспективы«машинногосемантическогоанализатуманны.Еслиокажется, что машина способна определить смысл лишь как статистическое отношение (что, по большому счёту,будетозначатьпровалэффективнойавтоматическойфильтрации),тобудущееинтернета–это постепенное окружение и захват человеческих ресурсов бессмыслицей (не только в лице дорвеев, но и в лице ботов, орудующих на форумах, в блогах и социальных сетях), единственно которой они ибудутконструироватьсякакчеловеческие»(«Транслит»,#9.С.87).

211

Исполнение и изобретение

Вопрос, в чём дело, преследует всякого, кто пытается сегодня заглянуть за занавес видимости и неожиданно для себя обнаруживает всё неистовство её образов. Мы говорим о дихотомии слова и образа, видимого и невидимого, видимого и видящего как ди- хотомии видимого изримого в перспективе установления третьего, вспомним опять Ви-

7 Барт,Ролан.Литератураизначение.//Барт,Ролан.Избранныеработы. М.,1994.С.294.

212

рильо,горизонтавидимости,гдепроисходитихсмешениеиповторноеразличие.Всвоей новой телеэкраннной жизни, слово, возможно, впервые и явным образом проговаривается о том, что не могло найти достаточного объяснения в индивидуальности художника, получить раз и навсегда совершенного выражения, или исчерпать своего значения в интерпретации. Оно указывает на зону функционирования – свободного или модели- руемого–техбезличных«общих»природ,о«бытии»которыхговорилидревниекакохи- мерах и прочих монструозных сущностях и в которых многие платоновские идеи срастались в одно. Это место поверхности записи, её воспроизводства иисполнения, где можно предполагать стирание граней между пространством и временем, движущимся телом и пространственно-временной формой, и где любая интерпретация проявляет суть произведения,находяеёвтом,чтосоздаётсменуегосмыслов.

Сегодня слово, как и любая вещь, экспонируется, причём на предельной скорости ( экспонированным значит набытьскоростисвета, бытьвтелепрезентированнымэтомсвете,бытьтеле-существующим, леприсутствующим),поэтому

электронные медиабытьвыявляютыставленными во многом объясняют разные способы исполнения слова реализуемоговмодусе(вос)произведениясловакакобъемаивременизаписи.Медиа перестают, бытьпростосредством,нодолжныбытьуличенывсоучастиивпроизведении смысла. В свою очередь, открытие медиа как ранее неосознаваемой территории слова указываетнанепроизвольностьзнака(привсейвидимойоткрытостиегосамомуразличномунаполнению),исполнениекоторогосмысломравнозначноего(из)обретению.

Любое изобретение предполагает обретение исхода нового из еще не-бывшего. Такой исход идёт навстречу какой-то нужде, отвечает какому-то запросу, определяется вкаком-тообращении,хотяимиинеобъясняется(новоеможетиневозникнуть).Вотли- чиеототкрытиятого,чтоужеитакестьисмыслкоторогоможетбесконечноуточняться, вводя сознание во всё новый и новый круг интерпретации, изобретение заявляет о себе в модусе установления смысла как абсолютно нового. Это значит, что любое изобретение предполагает своего рода встречное соглашение по поводу того нового, которое оно несёт. Но тогда соучастие медиа можно понимать как то, что обеспечивает установление любогознакавкачествезнакановогоизнакатакогосоглашения.Вэтомпланеоноиесть местовстречногооткровения,читай,исполнениязнакавегособственномсмысле.

Исполнение здесь предполагает из-вод, или ис-ход смысла, который, как сказал бы Деррида, «должен дождаться, пока его выскажут, или запишут, чтобы в себе поселиться и стать тем, чем в отличие от себя он является: смыслом» 8. Должное смысла выдаёт егообещание,носамоожиданиееговыраженияилизаписинегарантируетегозначение и будущее, которое не может быть никак известно, равно как и актуализация умалчивает о прошлой его жизни (по Деррида, смысл не существует ни до, ни после акта высказывания) 9. Исполнение знака, таким образом, предполагает его установление как знака такогосмысла,которыйзастаётсебянаграницепереходаизтого,чтосмыслнеесть,вто, чем он так и не становится, поскольку необходимо каждый раз заново определять его принадлежность. Само явление смысла кажется мимолётным, у него есть «время» отношениямеждутем,чтоимнебылоитем,чтоуженеесть,похоже,онданкакпостоянноотменяемая(либопрерываемая)формадлительностисвоегоприсутствия.

Исполнение как способ осуществления смысла (его отменяемого наличия) можно, темнеменее,вдвойномпорядкевидениязнака,пониматьвследзаКетиЧухровкак«про-

8 Деррида,Жак.Письмоиразличие.Спб,2000.С.18.

9 Понятно, что современная литература способствует осознанию этого акта письма, делая тайное явным,науровеньтехнологиитекста,однакоисполнениезнакаможетбытьпонятоикакпроцесс болееобщегопорядка,несводимыйтолькоклитературномуакту.

213

цедуру свершения, процедуру выбора и решимости производить в реальном времени некие действия, которые связаны с экзистенцией и зависят от неё, но уже не принадлежатей(выпалиизбытия)» 10.Выделимздесьпонятие«процедура».Процедурапредполагает установление отношения, которое реализует чье-то право на совершение действия (любое право, таким образом, отсылает к соглашению сторон отношения, которое и образуетего«субъектов»).Понятно,что«субъект»какбыобразуетсявсамомпредложении его новой языковой идиомы, он тот, кто, обнаружив в себе писателя, создаёт (выявляет) самого себя. Любое право нуждается в дополнительных процедурах по установлению своегозаконногооснования,ноегофиксацияздесьпостояннооткладывается.Процедура содержитещеитребованиенапроизведениенекоторогопорядкадействия.Можнопредставить себе вдохновенную запись, но для того, чтобы она что-то значила, потребуется соглашение между тем, кто записывает и тем, кто её читает. Именно медиа и заключает в себе возможность той отсроченной взаимности письма и чтения, которая потребует от человека в каждом новом письме и чтении нового собирания себя как третьего лица в диалоге творца и сотворенного, актуализации себя как двуличного свидетеля игры между явлением и исчезновением смысла, установление которого всегда запаздывает. Осознание этой игры идёт, как мы видели, ещё и через осознание границ своего оптического фокуса, закрепления нового опыта медиа-видения, разработки особых практик медиа-обучения. Эти практики включают в себя и (пере) (у)строение соответствующего медиа видения, и обретение способности выражать свою мысль на языке новых медиа, что потребует, в свою очередь, и нового мировоззрения, в котором мир открывается как история ответа на предзнаменование уже-наличествующего. Эти практики потребуют и формирования новых телесных и языковых привычек, в которые войдет как выработка на уровне жизненных проявлений и реакций автомата способности «жить» в новом виртуальном теле (своего и чужого) видения (телевидения), так и поиск освобождения оттаковойзависимости.

«Итак,немешалобысделатьвыбормеждуписьмомитанцем» 11.СпорФлоберасНицше,которыйпризывалтанцеватьпером,начтоФлоберрезоннозамечал,чтописатьидумать приходится сидя, склонившись над листком бумаги. Думать и писать можно и сидя перед экраном, на котором разыгрываются новые сюжеты словообразования. Перед видящем (всё, но по-иному) экраном. Эти сюжеты разнообразны 12, но, похоже, новое видение слова осуществляет себя в таком его медиа-наполнении, когда «сила» его смысла генерируется тем разыгрываемым со словом и как бы с его помощью , которое предлагают новые среды его сообщения и которое, в свою очередьп ставлением, эти среды выявляет.

10Чухров Кети. Быть и исполнять. Проект театра в философской критике искусства. СПб, 2011.

С.11.

11Деррида,Жак.Письмоиразличие.Спб,2000.С.41.

12Они обнаруживают себя и там, где осуществляется перенос текста из книги на экран электронного медиа, и там, где находим визуализацию слова, когда оно нечто передаёт в качестве своего изображения(слововрекламе,новостныхипрочихпрограммахтелевидения,визуальнойпоэзии),

итам,гдевстречаемзаписьзвучащейречи,которуюможнобесконечнопрослушивать,еёвидеоэк- спликации(видео-поэзия).

214

ДРАМА

«Безумец – это жертва восстания слов».

215

Сергей Давыдов 217

216

Сергей Давыдов

ЛЬВА ТОЛСТОГО, 49

Пьеса в трех действиях

Действующие лица:

Регина Алексеевна Маратова Степан Сергеевич Огибалов Полина – дочь Регины Алексеевны Павел – сын Степана Сергеевича Медсестра

Действие первое. Регина

Картина первая

Старая коммунальная квартира с высокими потолками и затхлым донельзя воздухом. Все вокруг пахнет пылью, пожелтевшей от времени бумагой, мебельным клеем. Полина стоит в коридоре: он заставлен тазами, швабрами, старой мебелью. То тут, то там торчат квитанции за квартплату, газеты, тряпки. Полина – женщина лет 35-ти, весьма обычной наружности. Полина заносит с собой большую дорожную сумку и коробку с новенькой хлебопечкой. Полина немного медлит, прежде чем войти. Полина ставит сумки, закуривает сигарету, пару раз стряхивает пепел в банку с бычками, делает глубокий вдох.

ПОЛИНА. (На выдохе). Здравствуй, мама. (Заходит в комнату Регины).

Картина вторая

Интерьер выдает в хозяйке захудалую интеллигентку. Темная комната увешана старыми фотографиями молодой Регины в бытность балерины. Свободное пространство отсутствует: его место занимают старомодные, нетипичные для советских времен кресла, финский торшер, швейная машинка «Зингер», холодильник «Саратов», новая, но заляпанная микроволновая печь и прочие мебель и бытовые устройства. Покосившаяся входная дверь в комнату находится напротив высокого, грязного, занавешенного скромными шторами окна. Подоконник завален книгами, газетами, заставлен горшками с чахлыми растениями. Слева от двери находится стол, накрытый клеенкой. На столе стоит электрическая конфорка и посуда. Регина сидит напротив окна в кресле качалке, накрытая пледом. Волосы Регины собраны в балетный пучок и заколоты шпильками с жемчугом. Полина аккуратно открывает дверь ключом и входит.

217

ПОЛИНА. (Не дождавшись реакции матери). Здравствуй, мама! РЕГИНА. (Оборачивается). Полиночка! Здравствуй, родная.

ПОЛИНА. (Окидывает пространство взглядом). И ты не хворай. (Ставит вещи около стола). А что так? Кругом Новый год, а ты без новогоднего настроения?

РЕГИНА. Да какое уж… Мне уже не до этого. Полиночка, не подашь стакан воды, доченька? (Берет стакан со стола).

ПОЛИНА. Он грязный. Я пойду, сполосну.

РЕГИНА. Не надо! Так просто налей воды из кастрюли и все. (Подходит к кастрюльке с кипяченой водой).

ПОЛИНА. Мы же с Петей тебе чайник электрический покупали. РЕГИНА. (Отмахивается).

ПОЛИНА. Мама, ну неужели так трудно пользоваться чайником? Охота тебе из кастрюли наливать, разливать, потом вытирать. А тут просто включаешь в розетку, и он подает всегда горячую воду.

РЕГИНА. Я в них не разбираюсь.

ПОЛИНА. А что там разбираться? Налил, поставил. А как вода закипит, он сам выключится.

Регина не отвечает. Полина подходит с водой и присаживается на корточки рядом с Региной.

ПОЛИНА. (Протягивая стакан). Как здоровье, мам? РЕГИНА. Да ноги болят. Все из-за сквозняка.

Полина срывается с места, щупает землю в горшках с растениями.

РЕГИНА. Алферова приходила: я ее попросила окна заткнуть. А она говорит, забиты. (Пожимает плечами). Даже не знаю, в чем дело.

ПОЛИНА. Дом старый, отовсюду дует. И штукатурка облупилась. (Набирает стакан воды и поливает растения).

РЕГИНА. Разводят не пойми как, вот и обваливается.

ПОЛИНА. Мама, да дом старый! Здесь все разваливается. Эх, сколько раз я тебе говорила: «Поехали к нам! Поехали!» Здесь же уже нельзя жить!

РЕГИНА. Пятьдесят лет прожила и доживу.

ПОЛИНА. Ты как ребенок. Маша и то больше понимает. А что если с тобой что-то случится? Ты вообще об остальных думаешь? Я не могу все время к тебе ездить.

РЕГИНА. Как будто ты это делаешь.

ПОЛИНА. (Хочет что-то сказать, но возвращается к своим делам). РЕГИНА. (С нарочитым жизнелюбием после паузы). Как Маруся поживает? ПОЛИНА. (Обиженно). В тебя пошла, все время пляшет.

РЕГИНА. (Мечтательно). Да, ее ждет большое будущее. Эх, как я раньше танцевала… Это сейчас ноги не работают, а тогда… Сколько кавалеров за мной ухлестывало! Помню, был

218

один Степа Огибалов, с «о» вместо «а». Я тогда училась, а он тоже был студентом. Я тогда с косами была, но худа-я! Как смерть! Его мама, Клавдия Алексеевна, интеллигентка, все откармливала меня. Я тогда впервые попробовала клубничное мороженное с сиропом в этих мельхиоровых чашечках (изображает чашки руками). Все замуж меня звал этот Степа. Говорил, жить без меня не может! (Опускает взгляд). Я тоже его любила. Старая стала, а до сих пор люблю. (Пауза). Он тогда все дарил мне подсвечники, все эти картины. Я говорила ему: «Степочка, прекрати! Они же собственность семьи, они же дорогие!», а он говорил, что в свое время на помойку выбрасывали их: ставить некуда было. Все было заставлено этой роскошью! А у нас такого никогда не было. На Марата, на Бронницкой жили зажиточно.

ПОЛИНА. А папу ты что же, не любила?

РЕГИНА. Почему же, любила. Но Степу любила больше. ПОЛИНА. (Сквозь обиду). Че ж за Степу то своего не вышла?

РЕГИНА. (Пожав плечами). Дура была. (Поворачивает взгляд на тумбочку). Дочка, не подашь коробочку? Вон, ту, со снежинкой.

Полина протягивает коробку. ПОЛИНА. Пойду, чаю поставлю.

Полина идет к шкафу, достает коробку с электрическим чайником, в который раз распаковывает ее и начинает приготовление чая. Регина тем временем открывает крышку коробки, кладет ее на пол и, словно ребенок, любуется игрушками.

РЕГИНА. (Достав птичку). Эту птичку я знаю с самого раннего детства. Мне ее подружка подарила. Удивительно, единственное, что сохранилось из детства – мой самый любимый подарок. (Достает шарик). А этот шарик мне Степа сделал. Сам разрисовал. Я еще тогда посмеялась, сказала: «Какая нелепость дарить девушке бесполезную игрушку!».

Пауза.

РЕГИНА. У меня раньше было много игрушек. Все, что осталось, лежит в этой коробке. Однажды я, представь, несу коробку, когда ты еще маленькая была, и бах! спотыкаюсь. И все игрушки в дребезги! Эх, что могли, то и сберегли. (Поворачивает голову к дочери). А Маруся пусть танцует! Она умница, красавица. Театр – это незабываемо. Это совершенно особая жизнь, полная красоты. Видишь вон ту фотографию? (Указывает пальцем). Это я танцевала «Лебединое озеро».

Полина не оборачивается.

ПОЛИНА. (Разливая чай по чашкам). Ты просто была на замене.

РЕГИНА.(Сартистическимгонором).Ануичто?Затосолировала.Недолго,всегоодинспектакль, но я солировала, блистала в свете софитов. «Регина Маратова: прима-балерина!». Как же я надеялась, что ты тоже это испытаешь. Я верила, что ты станешь прекрасной артисткой.

ПОЛИНА. (Подходя к столу). Ну, может я и не солирую в Большом, но у меня есть свое дело, прекрасная дочь и полная любящая семья.

РЕГИНА. (Не дослушав дочь). Кто-то исписывается, кто-то изрисовывается, а я все еще танцую. Я не станцевалась! Эти… ноги, руки… Когда женщина танцует, она говорит о любви. Я все еще могу говорить о любви.

ПОЛИНА. Расскажи о том, как ты меня любишь.

219

РЕГИНА. Не расслышала.

ПОЛИНА. Я говорю, танцевать-то ты больше не можешь.

РЕГИНА. Зато душа не стареет, дочка. Ты поймешь. Мне всегда хотелось, чтобы не было смерти для меня. Чтобы потом, через много лет, люди смотрели на меня, и я все еще была для них жива. (Хмурится). Но я ошибалась. Счастье, любовь, красота не имеют памяти. Они мгновенны. И все, что тебе остается – это смотреть на старые пожелтевшие фотографии.

ПОЛИНА. И все же, есть любовь, которую проносишь через всю жизнь.

РЕГИНА. Да, есть… А знаешь что он мне говорил? Говорил, я как японский храм. (Смеется). Смешно, правда? Мол, смотришь на меня и справа, и слева, и видишь все новые оттенки или, как это, детали. Мол, жонглирую ими, как цветы в вазе меняю. Наверное, он думал, что я росу по утрам пью. Росинка – так он меня называл.

Пауза.

ПОЛИНА. Мама. РЕГИНА. Да…

ПОЛИНА. (Напряженно). Тебе чай с сахаром? РЕГИНА. А давай! Пусть задница старая слипнется! ПОЛИНА. (Наигранно смеется).

Пауза.

ПОЛИНА. Мама… РЕГИНА. Да…

ПОЛИНА. (Уставившись в стену перед собой). Мама, я люблю тебя.

Пауза.

ПОЛИНА. (Уверенно.) Я все равно люблю тебя.

Пауза.

РЕГИНА. А что, чай готов уже? У меня печенье там есть, вон, в шкафчике… ПОЛИНА. А ты меня любишь?

РЕГИНА. Да… Уф, что за вопрос? Конечно! ПОЛИНА. Ты ведь любишь меня любой, не так ли?

РЕГИНА. (Пытается повернуться). Доченька… Доченька, конечно я тебя люблю! ПОЛИНА. А почему же… Почему же ты никогда мне этого не говорила? РЕГИНА. Что ты как маленькая!

ПОЛИНА. Подожди! (Пауза). Почему… Почему я этого не помню? Вот, знаешь, как бы это глупо не было, но… Надо мной даже смеялись: семь пап на неделе. И ни одной мамы.

РЕГИНА. Ты хочешь сказать, что я тебя не любила?

ПОЛИНА. (С ненавистью). Да если б ты меня любила, то не жила бы я здесь, в этом клоповнике половину жизни! Если бы ты меня любила, то хоть иногда отрывалась бы от своих

220