Almanakh_ChDB__3

Ивнемкаждыйкто яизестьзрителей?». прозреваетсебясамого.

Теги:ИринаДенежкина,СергейШаргунов,ДенисКоваленко,АндрейКузечкин,ЛевОборин

Виталий Лехциер

ПОЭЗИЯ КАК CONDITIO HUMANA

17 лет назад, работая над кандидатской диссертацией по феноменологии художественногоопыта,янабрелназамечательнуюцитатуОктавиаПассаизегостатьи«Явлен- наятайна»:«Поэтическийопыт-опытоткрытиянашегоисконногоудела.Иэтооткрытие всегда выливается в творчество, в акт творения самих себя… открытие есть вместе с тем и созидание того, что будет открыто. И в этом смысле действительно можно сказать, не рискуявпастьвпротиворечие,чтопоэттворитбытие.Потомучтобытиенеданность…».

Искусство универсально в отношении experience, в нем находит свое осуществление вся палитра человеческого опыта: юмор, страх, отчаянье, эротика, абсурд, молитва, безумие. Но тогда, в эпоху своей кандидатской молодости, я вслед за Пассом считал, что никакая наука – ни психология, ни социология, ни риторика, ни стилистика, ни литературоведениевегоклассическомизводе –ничегонеговорятнамосутипоэтического,что нужны какие-то особые методы, чтобы получить доступ к этому невероятному переживанию,чтонужноочиститьегоотвсехпримесей,чтобызафиксироватьегомаксимально аутентично.Ядажепридумалтогда,чтопоэтическийопыт,художественноепереживание вообще в своем пределе есть своего рода опыт коллективного спасения, при котором спасается не только «автор», но также вещь и слово как полноправные участники этого «триалога», начинающие жить в нем полной и новой жизнью. Я и сейчас думаю, что поэзия – это странный, непонятный, неочевидный, местами смешной, ничего не гарантирующий, но, тем не менее, онтологически абсолютно подлинный способ производства нашегоприсутствия,этоприватизациясобственногосуществования,изъятиеегоизвсякихбезличностей,острое,болезненноеипотомунаиболееживоеощущениесобственной фактичности.

В свою очередь переживание собственной фактичности открывает мир с того места, которое ты занимаешь и который ты посредством каждого текста предлагаешь разделитьсдругими.

Однако спустя некоторое время мне стало понятно, что опыт таким рафинированным быть не может, что и рассматривать его нужно иначе, что он утоплен в социальные

131

контексты, воспроизводим или невоспроизводим благодаря социальным институтам, чтоонреактивенигетерогенен,чтоонизоморфентемилиинымобластямчеловеческой деятельности и культуры, что он образует различные формы жизни и практики, что, наконец, перефразируя У.Джеймса, мы можем говорить о многообразии поэтического опы- та. Поэзия столетиями настаивала на интимном характере взаимодействия читательтекст, на том, что в процессе этого взаимодействия происходит нечто крайне важное, судьбоносноеидлячеловека,идлякультурывцелом-поканебылавовторойполовине ХХ века оттеснена на задворки культуры агрессивным визуальным контентом и разного рода коллективными представлениями, маркетируемыми по законам рыночной эконо- мики. поэтическоесловоперестаетзвучать

самостоятельно оновспоминаетодревнихпомощниках музыке представлении

оновыходитсаудиенции читателястекстом ивозвращаетсявзал кпубликеждущей

чтобыейсделалихорошо оноперестаетбытьвнутреннейработой приватнымшепотом индивидуальнымусилием иперсональнойреакцией

оностановитсяколлективнымэффектом политическойбиографией субкультуройречевкой

Сегодня многие поэты – в частности Линор Горалик – спокойно соглашаются с тем тезисом, что поэзия маргинализировалась, что это должно побуждать к смирению, к корректировке слишком завышенных авторских социальных амбиций и ожиданий, тем более на фоне развития других, невербальных знаковых систем и на фоне продолжения антропогенеза,которыйещенеизвестнокчемуприведет.

Длясовременногороссийскогообщественногосознания,примерившегонасебяконсумеристские ценности, поэзия действительно оказывается чем-то избыточным, далеким от нужд повседневности. Девальвация поэтического слова в нашем общественном сознании во многом вызвана также тем культурным шоком, в котором оно оказалось, открывшимся миром культурной множественности и непрекращающимся информационным потоком. Общецивилизационные процессы эскалации коммуникаций, коммуникативногошума,невыносимойрецепторнойнагрузки,новогомедиаконтентатутрифмуются с нашими местными особенностями социальной эволюции от общества закрытого квсеещеоткрывающемуся.

В определенный момент поэтическое слово замкнулось на себя, в последние два десятилетияоносуществоваловвидесубкультуры,рассчитываялишьнаузкуюаудиторию литературных салонов и собратьев по цеху. Вместе с тем параллельно процессу эзотеризации поэзии происходило освоение ею пространства интернета, в результате чего мы сегодня имеем в сети огромное, почти необозримое множество авторов, поэтических

132

текстов, сайтов, комментариев, дискуссионных площадок вокруг поэзии, уже не контролируемых экспертными сообществами. Этот процесс показал, что запрос на поэтическое слово в обществе все-таки существует. Более того только за последние годы этот запрос вырос в разы, и поэзия резко изменила свой социальный статус, громко заявив о своей публичнойценности.

Поэтическиесловосегоднявыходитизтеникультурывомногомблагодаряеговключению в политические практики и прямые социальные действия. При этом есть ощущение какого-то закончившегося периода и вступления поэзии в новую фазу своего социального бытования, предполагающую новые гибридные формы, новые возможности, новые носители и средства порождения смысла. Неслучайно, что во многих экспертных средахвозникаетидеякаталогизациипоэтическихпрактикпоследнихдесятилетий.

НоясогласенсИльейКукулиным,чтопостмодернизмкаксостояниекультурыдалеко не исчерпан. Более того, постмодернизм как идеология равенства языков и культур, как идеологияненасилияипостпрогрессистскойаксиологии,признающейсамостоятельную ценность каждого этапа исторической действительности и каждого человека вообще, как внимание к другому, как безусловное превосходство этики над любой онтологией, какфилософиядиалогаикультурно-антропологическихразличий,неможетокончитсяв ближайшем времени, иначе мы все дружно войдем в стремительное пике мирового суи- цидаПоэзия. – это трудная, но освобождающая этическая работа. До тех пор пока мы все ещесуществаязыковые,речевые,лепечущие,бормочущие,покамывсееще«лепимопыт излепета»,покаязыкявляетсяуниверсальнымпосредникомнашегоопытамираинашего самопонимания, поэзия будет оставаться антропогенным опытом, составлять conditio Humana. Она будет помогать сопротивляться силам обобществления, клиширования, всем репрессивным машинкам культуры. Она будет производить субъективность поэта и читателя, разыгрывать конфигурации «я», предлагать идентичности, интенсифицироватьчувствособственногосуществования,порождатьсмыслыиоткрыватьмиры.

Пока мы говорим, пока мы в состоянии прислушиваться к чужим голосам, слышать друг друга, поэзия будет возможна, она будет возможна даже и тогда, когда реальность ей будет все жестче отказывать в праве на достойное место в наших головах и жизнях. Поэзия возможна после Холокоста и Гулага, после всех ужасов и страданий, поэзия – наша антроподицея, наше оправдание перед нами самими, антропологическая надежда, интеллектуальное наслаждение, физиологический и человеческий ресурс. Хотя, как философски заметил поэт Станислав Львовский в своей недавно вышедшей глубокой и экзистенциально-пронзительнойкнигестихов,-всененадолго.

Поэтические видеоопыты

НавопросыредактораотвечаетАндрейТавров

КакВыоцениваете,вцелом,появлениеновыхлитературныхмедиаформатов?

Это дальнейшая технизация изначально живого процесса, которая может дать отдельныевыдающиесяобразцы,но,восновном,ведетк вырождению.Творчествоосуществимо =- в силу невероятной тонкости и силы потоков творения, которые проходят по медиатору-поэту–лишьтогда,когданенарушена,илинедоконцанарушена,ночувству-

133

ется,хотьиредуцированно,ноактуально–связьстрансцендентнымисточникомжизни. Эта непрерывающаяся связь позволяет осуществить два процесса, к которым призвана поэзия – ю конечных вещей, темных вещей, лживых вещей в человекедеформациюи ,–травматизацизаживление ран и исцеление души слушателя-участника, соприкосновение степредсловеснойапию , бесконечной собственной природой. Кино и фотография уже прошли этот путь. В кино были и Эйзенштейн и Тарковский, но на сегодня (и это закономерно) основное русло – глуповатый, блестяще и технически оснащенный Голливуд.Технизация(электронная,вт.ч.)навязываетсвоисобственныезаконы,авернеедает возможность задействовать всё менее творческие способности человека. Пьяному или одурманенному человеку всегда кажется, что он талант и Наполеон, по меньшей мере, Рембо – технизация также опьяняет. Поэтому мне трудно разделить энтузиазм, скажем, М.Эпштейнапоповодунаступлениявиртуальнойэрыискусства.

Расскажите, пожалуйста, об экранизации своей поэзии. Насколько для вашей поэти- ки стал органичным перевод её в видеоформу? Какие результаты Вы для себя, как поэта,

здесьполучили?

У меня не было перехода в видеоформу, были отдельные опыты. Лучший из клипов сделан мальчиками и девочками по 17-18 лет: «Человек – бабочка». Остальное, скорее, игранапонижение. Нанашемсайте«Гвидеон.ру»крутятсянесколькосотенпоэтических клипов, большинство из них – самоделки. Поэзия к ним не имеет отношения. Рейтинг клипов не связан с качеством поэзии. Поэтому речь о поэзии здесь вообще не идет. Идет речьжурналистскихвещах=-поразить,ошарашить,захватитьвнимание.

Изменяетлиэтотопытвашепониманиепоэзии?

Поэзия должна стоять в центре, а искусство видеоклипа должно быть искусством, а не«журналистикой»или«рекламой».Пониманиепоэзииуменяврезультатенеизменилось.

Позволиллиновыйопытрасширитьвозможностипоэтическогослова,илиженавы-

ходеВыполучилитолькоеговидеодубль?

Возможности поэтического слова только редуцируются, как это всегда бывает в пес- не,вопере.Либо–музыка,либопоэзия.Нокомпозитораммузыкавсегдаинтересней,чем слово,иусоздателейклиповнапервом месте,явнонепоэзия.Лучшийжеобразецпоэтического «видео-клипа» – чтение стихов Тарковского в «Сталкере». Там ничто ничему не мешает.Ещев«Зеркале»,конечно…

СобираетесьлиВывдальнейшемработатьвновомжанре?

А разве он новый?))) Думаю, что с хорошим мастером можно попробовать. Бывают неожиданныепопадания…

134

ПЕРЕВОДЫ

«Какая разница, выбирать ли, быть избранным, когда мы только и можем, что выбору подчиниться».

135

Andrew Zawacki 137 Leonard Schwartz 139 Simon Armitage 141 Rolf-Bernhard Essig 142 Hilde Domin 144 Joseph Camillo Kumbirai 148

136

Andrew Zawacki

Wherefrom the shadows that are forms

Escorting the immediate ornament of dream it lingered past the absence it invoked

like a thunderstorm, decisive in its indifference, that over a folded, unfamiliar premise

recast the decadent frieze allure had let go: sharpening of caution along a branch, expansion into dark, elaborate fields where, because it had not yet inquired, trees resisted wind that sounded of nothing, no place, nobody known,

already other than why it was setting out: closing in of clouds, forgotten forms, dusk erotic blue at the river’s inflection as if, by encountering its design,

and end was reached before the terms were met: across the outer suspicions of grass

teased by a wrapped, a razor moon heavier for its weight against a hill,

it stayed above an interior lit from within at the edge of sight: where we,

because we lived there, were never at home.

Тени откуда-то формой возникли

Провожая спонтанный орнамент сна задерживаешься в прошлом – отсутствующее заклиная гроза тверда в тотальном безразличье, владея скадчатым и непривычным,

способна переделать прелесть фриза декадентского: лишь увеличивая четкости в предверии извивов ветви и в расширеньи темноты детально проработанных полей там где исследовано не было ещё, деревья против ветра, что звучит из ничего – ни места, ни души не знает уже иное чем возникло в обозримом:

все ближе к облакам, к забытым формам, к вечерний грусти эротических изгибов рек, словно смещением и смешением их, как замыслов незавершенных не состоялось исполненье:

по внешнему подобию травы униженный укутанным серпом луны, отяжелевший на холмах как фоне, стояла в глубине и освещалась изнутри на еле видимом краю:

поскольку жили мы лишь там всегда, где мы не дома

никогда не дома мы, л.ишь там всегда где никогда.

Перевод Галарины

137

Откуда тени, что есть формы

В эскорте немедленного орнамента сна тянулось дольше отсутствия, вызывало как грозу, твердую в своем безразличии,

что над складчатым, незнакомым положением перекладывает ветхий фриз, что отпустили чары: острее осторожность вдоль ветки, вторжение во тьму, замысловатые поля, где, ведь пока не выяснено, деревья против ветра, что звучал ничем, нет места, никто неизвестен,

уже не за тем, для чего отправлялось, осада из облаков, забытые формы, заката эротичный синий на речном изгибе как будто, столкновением с замыслом, конец пришел до исполнения условий: по жалкому подобию травы снаружи оно осмеяно обернутым лезвием луны, все тяжелей по весу на холме,

стояло над глубиной, освещенной изнутри на краю видимого: где мы поскольку жили там, никогда не были дома.

Перевод А. Уланова, А.Бабичевой , Г.Заломкиной

138

Leonard Schwartz

***

So there is a lifting. It is in the listening.

Deep night almost dams up all color, Selene's elation at being prime bearer of differentiation but for the indistinct murmurs of

stars and that one red meteor.

No botany at all of course in a book without room for the forest we are all locked into and climbing. Unless I give things a little

nudge and enter the clearing in animal form, pieces of plant twined in my fur. But I haven't yet decided on a mode of travel.

By morning moss seeks me out to be its bearded shadow. Sign on the dotted soil if you want in on this thing. (The reeds

are everything, I swear it.)

Contractually sacred.

In the beginning is the old life.

***

И все-таки есть подъем. Он – в том, чтобы слушать.

Глубокая ночь почти сдерживает весь цвет и восторг Селены, первоначального носителя различий, кроме неразличимого шепота звезд и вон того красного метеора.

И никакой науки, само собой, в книге без пространства для леса, где все мы заперты, карабкаясь. Пока слегка не подтолкну события и не войду в просвет в животной форме, растения запутались в моей шерсти. Впрочем, я еще не решил, как путешествовать.

К утру мох ищет меня, чтобы я стал его косматой тенью. Хочешь присутствовать – поставь знак на пестрой земле. (Тростник – это все, клянусь.)

По договору свято.

В начале – прежняя жизнь.

Перевод Анастасии Бабичевой, Елены Зениной, Александра Уланова

139

***

I often see stars early in the morning.

They order me to surrender my keys and luggage.

If our plane takes off at 8 in the morning

will our souls still be able to escape our bodies at 8:26?

Some blossoms in the water do not reach the surface of the water but grow entirely under water.

The role of the root to know itself slenderly.

In the absence of a root an even more slender knowledge.

You want to have your Odysseus

And Ulysses it too.

I am both of your directions.

***

Я часто вижу звезды рано утром.

Они велят мне сдаться с ключами и багажом.

Если наш самолет вылетает в 8 утра будут ли наши души еще способны покинуть тела в 8.26?

Некоторые бутоны в воде не достигают поверхности воды но растут полностью под водой.

Роль корня – скудно знать себя.

В отсутствие корня знание еще более скудно.

Ты хочешь чтобы у тебя был свой Улисс и одиссеить тоже.

Я оба твоих направления.

Перевод Анастасии Бабичевой, Елены Зениной, Александра Уланова

140